Глава восьмая
Российская Федерация, Тольятти – Москва
Средиземное море, борт ТАРК «Адмирал Невельской»
Наше время
Мягко ступая по грунту, Соколов осторожно заглянул в один открытый бокс, затем в соседний и, вернувшись к товарищам, доложил результаты разведки:
– Так, в ближнем боксе корячатся два молодых мужика – растачивают на токарном станке какую-то хреновину. По виду – обыкновенные работяги. А в соседнем боксе – том, что ближе к тупику, – действительно кто-то постреливает.
– Какие-нибудь малолетки обзавелись шпалером, заперлись и шмаляют, – предположил Жерин.
– Для таких пострелушек обычно выезжают за город. Отсюда до леса – рукой подать, – резонно заметил Костин.
– Может, у них фетиш на оружие, днем купили, вечером решили опробовать…
Группа рассредоточилась. Двое снова заняли позиции у главной «улицы», контролируя оба направления, остальные, приготовив оружие, расположились у ворот, из-за которых по-прежнему доносились резкие щелчки, похожие на выстрелы.
Соколов оглянулся на заместителя и отработанными жестами приказал действовать. Тот, прихватив с собой Тригунова, направился в соседний бокс, в недрах которого не прекращал работать токарный станок.
Вскоре спецназовцы вернулись, ведя с собой двух мужиков в грязных спецовках. Работяги и без того были растерянны, а при виде вооруженной до зубов компании амбалов и вовсе занервничали.
– Кто внутри этого запертого бокса? – негромко поинтересовался майор.
Один пожал плечами. Второй оказался более информированным и ответил:
– Кто сейчас внутри – не знаю, а хозяина зовут Слава. Иногда заходит ко мне за инструментом.
– Там бывает не только хозяин?
– Несколько раз видел незнакомых людей. Но кто такие – не спрашивал, – неопределенно ответил работяга.
Информация показалась интересной, и Соколов, переглянувшись с Костиным, произнес:
– Мы хотели бы взглянуть на этого Славу. Постучи и попроси, чтобы он открыл.
– А что я ему скажу?
– Он же брал у тебя инструменты?
– Да.
– Ну, так попроси, чтоб вернул. Дескать, стали нужны для работы.
Мужик поскреб испачканный подбородок, подошел к воротам и постучал.
Реакции не последовало. Изнутри по-прежнему продолжали доноситься редкие выстрелы.
Тогда Соколов дважды грохнул по воротам рукояткой пистолета, и выстрелы тут же прекратились.
– Кто? – послышался приглушенный мужской голос.
«Это он – Слава!» – многозначительно глянул на майора мужчина.
«Действуй!» – ответил таким же взглядом тот.
– Это я, Слава, твой сосед справа.
– Чего нужно?
– Ты набор экстракторов брал, помнишь?
– Ну да, брал.
– Вернуть бы надо! Мне они позарез нужны.
– Сейчас, подожди, – недовольно проворчали за закрытыми створками.
Через некоторое время лязгнула щеколда. Спецназовцы, все как один, направили стволы на ворота и приготовились.
Небольшая калитка в одной из створок приоткрылась, в образовавшейся щели показалась голова молодого мужчины.
Этого оказалось достаточно. Костин с Жериным мгновенно выволокли хозяина бокса наружу, скрутили и уложили на землю.
– Что за… – успел прохрипеть он, прежде чем широкая ладонь запечатала его уста.
Тригунов остался у перекрестка, поглядывая за центральной «улицей». Якушев контролировал соседей, Губин прижимал к земле Славика. А три офицера – Соколов, Костин и Жерин – ворвались внутрь подозрительного бокса.
Поначалу Соколова постигло разочарование, граничащее с отчаянием.
Бокс оказался пуст. Точнее, он был наполнен всяческим хламом, среди которого взгляд не выхватил ни одного подозрительного предмета. Вдоль стен стояли верстак, два металлических шкафа, стеллаж, стопка из разнокалиберных покрышек… Посередине зияла длинная смотровая яма. На потолке тускло горела единственная лампа дневного света.
«Ничего. И ни единого намека на то, зачем мы сюда прибыли, – проносились в голове Сергея невеселые мысли. – Но ведь кто-то здесь стрелял! Или мы ошиблись? Может, хозяин бокса просто выпрямлял молотком кузовную деталь? Вон и молоток на верстаке лежит, а рядом крышка багажника. Если он сейчас озвучит именно такую версию – придется отпустить и сваливать из гаражных боксов с пустыми руками…»
Он тяжело вздохнул, представляя, как придется извиняться перед Славой, а потом возвращаться в Москву и докладывать о результатах холостого рейда начальству. Но, глядя на потолок, вдруг подумал: «А почему здесь такое слабое освещение? Если хозяин действительно работал, правил крышку, то его явно недостаточно».
Соколов отстегнул от ремня фонарь, включил его и вновь принялся осматривать внутреннее убранство бокса. И только теперь узрел небольшую дверцу, устроенную в вертикальной стене смотровой ямы.
– Андрюха, ну-ка проверь, что там, – приказал он Жерину.
Тот нырнул в яму, встал сбоку от дверцы. Одной рукой приготовил пистолет, другой схватился за неприметную ручку и, потянув за нее, осторожно приоткрыл.
Из образовавшейся щели брызнул яркий свет.
«А вот это интересно», – отметил про себя майор и тоже спрыгнул в яму. Его примеру последовал Костин. Прикрывая друг друга, они проникли в помещение…
Под боксом спецназовцы нашли несколько больших комнат. В самой первой хозяин обустроил тир: шкафчик с оружием и боеприпасами, мишени, пулеуловитель.
Ну, а дальше последовало одно открытие за другим. Длинный коридор вел из тира под соседние боксы. Слева располагалось несколько пустых камер, в которых, по предположению Соколова, временно содержались пропадавшие горожане. Далее они обнаружили помещение со специальными холодильниками, хирургический кабинет и еще три комнаты. Одна из них находилась рядом с хирургической, в ней хранился медицинский инструмент. В другой было смонтировано оборудование, обеспечивающее нужную температуру и влажность. А в третьей стоял ужасный запах, исходивший из пяти пластиковых бочек.
– Фу, что за вонь?! – прикрыв нос рукавом, направился к бочкам Жерин.
Сняв с одной из них крышку, он проглотил вставший в горле ком и забористо выругался. Бочка была почти доверху заполнена человеческими останками.
– На выход, парни! – скомандовал Соколов.
Поднявшись в бокс, он приказал Губину настроить «шарманку» и доложить командованию о страшной находке.
* * *
Володя Губин окончил Калининградское инженерное училище и в группу Соколова попал случайно – благодаря счастливому стечению обстоятельств. Генерал Кузенко искал для группы хорошего связиста, а коллега сосватал ему инженера-подрывника.
– На кой мне подрывник? – попытался возразить тот. – Мои ребята сами взорвут что угодно – без чьей-либо помощи!
– Он на все руки мастер. Настоящий уникум! Специальность у него по диплому – «инженер-подрывник», а радиодело – для души, хобби. Да только это хобби на таком высочайшем уровне, что любой профессионал позавидует.
В общем, вызвали, побеседовали. И определили на трехмесячный испытательный срок к Соколову. Оказалось, действительно уникальный специалист. Любое сломанное радиопередающее устройство мог разобрать, отремонтировать, собрать и настроить в полевых условиях.
После первой же серьезной операции, когда осколком гранаты разворотило станцию спутниковой связи, а Владимиру удалось ее оживить, Соколов сам попросил Кузенко оставить в группе этого талантливого парня.
Его оставили и даже присвоили очередное звание. Сидя за столом, где группа отмечала это событие, Губин посмеивался и рассказывал о себе:
– В детстве родители заставляли меня заниматься скрипкой. Мало того что я ходил в музыкальную школу по этому инструменту, так они еще и на дом приглашали учителя – сухого очкарика из филармонии. Я его жутко не любил. Нет, он не бил меня тростью смычка по спине, не орал и не задавал жутко сложных по исполнению упражнений. Просто после каждого занятия родители с трепетом ожидали его оценки, а он бросал: «Бесполезно…» Родителей это расстраивало. Они принимались читать мне нотации, напоминая о том, что настоящая музыка – это труд, и если я хочу чего-то добиться в этой жизни, то должен трудиться с утра и до вечера.
– А ты? – любопытствовали новые товарищи.
– А я хотел побыстрее отделаться от очкарика, сесть за стол, включить паяльник и продолжить работу над своей мечтой.
– Что за мечта? Если не секрет, конечно…
– Да какой уж там секрет! – отмахивался он. И продолжал рассказ: – В восемь лет я прочитал в журнале о том, как молодой парень из Америки соорудил у себя дома настоящий кинотеатр. Сейчас этому никто не удивится, а тогда это звучало как сенсация. Дома и вдруг – настоящий кинотеатр! Я решил сделать нечто подобное, только лучше. Но моя мечта так и осталась бы мечтой, если бы папа не привез мне в подарок из командировки радиоконструктор – огромный набор всевозможных деталей и модулей. Я уже тогда проявлял к этому интерес, вот он и решил меня побаловать. Получив в свое распоряжение этот отличный набор, я приступил к работе. Конечно, там многого не хватало – приходилось копить деньги и втихаря от родителей докупать недостающее в специализированных магазинах.
– Сколько же тебе тогда было лет? – удивленно спросил Соколов.
– Чуть меньше десяти, – запросто ответил новоиспеченный старший лейтенант. – И работать над проектом пришлось около двух лет.
– Почему же так долго?
– Потому что сразу после основной школы я шел в музыкальную. Вернувшись домой, обедал и музицировал с очкариком. Потом садился за уроки. И только перед сном у меня появлялись полтора часа свободного времени. Имелась еще одна серьезная причина – у меня был скудный бюджет.
– Ну, так сделал? – заинтересованно спросил Костин.
– В общем, да. Но в выходной день, когда планировался первый пробный сеанс практически готового кинотеатра, у меня сгорела одна из важнейших микросхем. Это была настоящая трагедия, потому что стоила она немало, и оставшихся у меня денег на покупку новой катастрофически не хватало. Помню, я вышел из дома и словно в тумане побрел в сторону магазина радиодеталей. Я столько раз представлял, как включу собранный своими руками проектор, как его плотный яркий луч растечется по висящей на стене простыне. Как по экрану побегут титры, оживут динамики и… начнется фильм, записанный в электронной памяти моего устройства. И вдруг в самый последний момент – такой облом. Это было ужасно.
– Да, неприятная история, – согласился Якушев. – На этом история закончилась?
– До финала еще далеко, – загадочно улыбнулся Губин. – Я дошел до магазина, повздыхал у витрины, где лежала новая микросхема, и, едва ли не со слезами на глазах, вышел на улицу. Вдруг над ухом проскрипел знакомый голос: «Чего это ты здесь делаешь, Володя?» Передо мной стоял очкарик со скрипичным футляром под мышкой. Я был настолько подавлен, что не мог выдавить ни слова. Он заметил мое состояние, забеспокоился. «Могу ли, – спрашивает, – чем-то тебе помочь?» Я возьми и ляпни: «Можете. Дайте взаймы…» И называю недостающую сумму – деньги, к слову, по тем временам приличные.
– Неужели дал? – едва ли не шепотом спросил Жерин.
– Представьте, да. Чем полностью перевернул мое о нем представление. Пожав его сухую ладонь, я бросился в магазин. А спустя минуту бежал домой, зажав в руке заветную микросхему…
Рассказ молодого коллеги настолько заинтриговал опытных спецназовцев, что те, забыв про разлитую по стаканам водку, сидели и ждали его развязки.
– Ну?! Запустил кино?! – с нетерпением спрашивал Тригунов.
Володька мотнул головой:
– Едва я успел впаять микросхему на место сгоревшей, как во всем доме отключили свет.
– Вот всегда так в нашей стране! – бухнул кулачищем по столу Жерин. – То свет на самом интересном месте вырубят, то сетевой кабель порвут, то презервативов в кармане нет!..
– А потом, когда свет дали, – получилось? – поинтересовался Соколов.
– Когда я в полной темноте сидел над своим детищем, во входную дверь квартиры кто-то тихо постучал. Мне было все равно, кто пришел, – я ждал, когда в сети снова появится электричество. В квартире долгое время было тихо. А потом в мою комнату вошли родители; у мамы в руке была свеча, у папы – фонарик. За их спинами я узнал сухощавую фигуру моего учителя музыки. Папа молчал, а мама строгим голосом потребовала объяснить, с какой целью я взял в долг у преподавателя деньги. Я не хотел ничего говорить и даже мысленно поклялся ни за что не выдавать своих планов. Чем бы мне это ни грозило. В комнате было темно, и стояла напряженная тишина. Не знаю, чем бы это закончилось, но в зале загорелся свет, а в моей комнате вдруг заработал проектор. Плотный яркий луч растекся по висящей на стене простыне. По экрану поплыли титры, ожили динамики от старого музыкального центра и… начался фильм, записанный в электронной памяти моего устройства. Трое взрослых стояли в дверях и в полном изумлении смотрели на это чудо. Потом очкарик пролепетал: «Володя, если у тебя такой талант, то зачем ты растрачиваешь свое драгоценное время на занятие скрипкой?!» После этого случая мы с родителями стали регулярно смотреть фильмы. Мне разрешили забросить занятия музыкой, а папа сам предложил покупать необходимые радиодетали.
Губин умолк, а в комнате еще несколько секунд было тихо. Как когда-то в его детской комнате.
Потом Жерин обнял старлея и воскликнул:
– Молоток, пацан! И родители у тебя – что надо!
Сразу покинуть подземные боксы группе не удалось. После доклада Соколова по станции спутниковой связи московское начальство приказало оставаться на месте до прибытия сотрудников местного УФСБ. Пришлось ждать, заняв на всякий случай круговую оборону – ведь мало кто догадывался, на какие «подвиги» были способны отморозки, промышлявшие добычей донорских органов.
Через полчаса в подземный тупичок прибыла группа офицеров ФСБ Тольятти. Еще через час подоспели сотрудники из Самары. Майор вторично связался с шефом и наконец получил разрешение покинуть волжский город и возвращаться в Москву.
В подземелье остались две оперативные группы, приступившие к осмотру и изучению бокса, к допросам соседей и прочим мероприятиям доследственного характера. Спецназовцы вышли на свежий воздух, забрали спрятанные в кустах вещички, переоделись в цивильное.
Их задача была успешно выполнена. Они не спеша прогулялись по ночному городу, распугивая своим видом встречавшихся прохожих. Дошли до стоянки администрации, где их дожидались скучавшие водители, закинули шмотки в багажники, выкурили по сигарете. И тронулись в обратный путь.
Во внедорожниках распределились точно так же, как и по пути в Тольятти. За окнами опять была ночь, дорога радовала неплотным трафиком. В общем, все мелочи в точности повторяли предыдущую поездку, за исключением одной: Жерин на этот раз крепко спал. Отдохнуть за прошедшие сутки не удалось, народ подустал. Не спали только водитель и Соколов.
Майор пытался отключиться, да не выходило – в голову лезли тревожные мысли. То вспоминалась страшная картина бочек с человеческими останками, то представлялась реакция тольяттинцев, которым вскоре предстояло узнать горькую правду о пропавших близких.
Соколов повидал за свою жизнь многое. И жестокость, и кровь, и смерть товарищей. Но найденное в подземном боксе все же повергло в шок. «Как такое возможно? – размышлял он, глядя на бегущее навстречу дорожное полотно. – Почему кто-то решает, что он может вершить суд над человеческой жизнью? Выбрал на улице жертву, схватил, насильно привез в подземелье, усыпил и расчленил на части. Органы выгодно продал, остальное вывез в безлюдное местечко, закопал. И все. Как будто и не было человека. А ведь до этого страшного дня человек спокойно жил, ходил по городу, общался с родней и друзьями, работал или учился, строил планы на будущее… Дикость! Деградировали до Средневековья!
Группа пересекла МКАД в одиннадцать утра. Соколов без задней мысли набрал на сотовом номер шефа.
– Доброе утро, товарищ генерал, – сказал он. – Въехали в Москву. Прошу разрешения развезти парней по домам.
– Развези, а сам приезжай ко мне в Управление, – внезапно приказал тот.
– Есть прибыть в Управление, – пробормотал майор. Отключив телефон, он в недоумении оглянулся на заместителя: – Кажется, шеф опять изобретает нам работу.
– Назначил свидание? – зевнул тот.
– Ну да.
– Покой нам только снится. Что, где и когда – не сказал?
– Ты же его знаешь. О самом главном узнаем за час до вылета. Или выезда.
– Это точно…
Сонные парни один за другим покидали внедорожники и шли по домам отсыпаться в нормальных условиях. А Соколов сидел справа от водителя и гадал, с какой целью его позвал к себе шеф.
По большому счету генерал Кузенко был отличным мужиком. Но если кто-то попадал под его плохое настроение и горячую руку, то… В общем, идя на встречу с ним, желательно всегда иметь при себе все необходимое: виски, веревку, мыло и завещание.
Через два часа обе машины подъехали к Управлению.
– Ребята, сдайте в арсенал наше оружие, – попросил Соколов водителей. – Меня шеф к себе требует.
– Сделаем, – махнул рукой один из прапорщиков.
Майор поднялся на третий этаж и, постучав в дверь с табличкой «Генерал-майор Кузенко А.Г.», заглянул в кабинет:
– Разрешите?
– Проходи, садись, – кивнул на стул генерал.
Командир группы устроился напротив начальственного места и приготовился к докладу. Обычно после каждой командировки Андрей Георгиевич с дотошностью практикующего хирурга выспрашивал о каждой детали прошедшей операции.
Однако к сему часу он уже владел информацией об операции в Тольятти и ограничился парой общих вопросов:
– Доехали нормально?
– Так точно. Всех развез по домам. Отдыхают.
– Сам-то здорово устал?
– Нет. Только спать хочется.
– Ясно, – кивнул шеф.
Подняв телефонную трубку, он попросил принести две чашки крепкого кофе. После чего спросил:
– Сколько тебе и твоим ребятам нужно, чтобы прийти в себя перед следующей операцией?
– Трое суток, – не раздумывая, ответил майор.
– Имей совесть, – улыбнулся генерал. – Вы в Тольятти пробыли чуть более двенадцати часов, из которых десять проторчали в кустах.
– Откуда вы знаете про кусты?
– Я все знаю. В общем, так: группа отдыхает до завтрашнего утра, ровно в половине одиннадцатого вас ждет самолет.
– И куда? – мрачно поинтересовался Анатолий.
– Сначала в Сирию – на авиабазу Хмеймим.
– Там же работает группа Жилина, – удивился Соколов.
– Ну, во-первых, половина его группы уже в России, а вторая половина вместе с Жилиным успела провернуть три операции. Пора дать им передышку. Во-вторых, ты не дослушал.
– То есть Хмеймим – не конечная точка?
– Нет, не конечная. На аэродроме базы твоя группа пересядет в «вертушку», которая перебросит вас на атомный крейсер «Адмирал Невельской».
«Это еще зачем?!» – едва не вырвалось из уст майора. От нарушения субординации спасла врожденная вежливость. Он промолчал, продолжая удивленно пялиться на шефа.
Тот смилостивился и перешел к подробностям:
– В общем, ситуация следующая. О гибели колонны с гуманитарной помощью ты, полагаю, слышал.
– Так точно.
– По данным начальника разведки авиабазы подполковника Суслова, погибли не все. Четверо наших военнослужащих бесследно исчезли – на месте гибели колонны их тел не обнаружено. На поиски был отправлен Жилин с тремя его парнями. У селения Джир-эль-Гам им удалось захватить боевика и провести допрос с пристрастием. В результате выяснились весьма интересные вещи…
Соколов внимательно слушал, не сводя глаз с генерала.
– …В селении постоянно проживает часть банды известного полевого командира Самира Абуда. Небольшая группа из восьми боевиков занимается похищением людей. Похищенных содержат в подвале дома. Сформировав партию в два десятка человек, везут ее на автомобилях в Турцию.
– А потом? – прищурился Соколов.
– Из Турции похищенных людей переправляют на лодках в Грецию, – продолжил генерал. – Из Греции проселочными дорогами доставляют в Албанию, а оттуда – в Косово.
Раздался стук в дверь, и в кабинет вошел помощник, неся в руках поднос с кофейником, двумя чашками и сахарницей. Он поставил его на стол и снова направился к дверям.
Дождавшись его ухода, Соколов поинтересовался:
– Что же с ними делают в Косове?
– Подробностей захваченный боевик не знал, как не владел и информацией о точных маршрутах, именах исполнителей и координатах конечного пункта в Косово.
– Так чем же в таком случае может помочь моя группа? – развел руками майор. – Не искать же преступников по всей территории бывшей Югославии!
Андрей Георгиевич разлил по чашкам горячий кофе, по кабинету тотчас распространился приятный аромат.
– Приняв на борт твою группу, крейсер «Невельской» возьмет курс на Ионическое море, – сделав первый глоток, сказал он. – Пока он дойдет до пролива Отранто, воды которого омывают берега Албании, мы попытаемся выяснить подробности. Возможно, накрытая вами в Тольятти лаборатория тоже имеет отношение к данной цепочке. Сейчас владелец бокса – некий Вячеслав – уже дает показания сотрудникам ФСБ.
– Это понятно. Но не ясно, что нам делать дальше в этом… в проливе Отранто.
– Когда мы проясним ситуацию, та же «вертушка» под покровом ночи перебросит твою группу в Сербию. С сербскими спецслужбами у нас налажены тесные контакты – они помогут вам перебраться в Косово, где вы разворошите осиное гнездо и попытаетесь спасти четверых наших сограждан.
– Вы уверены, что они попали в лапы работорговцев?
– Все факты упрямо говорят об этом.
– Неслабая задачка, – качнул головой Соколов.
– Так у нас слабых не бывает, – улыбнулся генерал.
Допив кофе, он встал, подошел к шкафу, открыл дверку и подцепил бутылку коньяка с двумя рюмками.
– Давай по глотку за вашу удачную работу на родине самых надежных в мире автомобилей…
– …Я, знаешь ли, вырос в те времена, когда буханка хлеба стоила восемнадцать копеек, чиновников за взятки расстреливали, а простой народ верил новостям Первого канала, – посмеивался самый возрастной спецназовец группы – прапорщик Алексей Якушев. – А сейчас что происходит?
– Что? – нехотя сквозь сон вопрошал Сашка Тригунов.
– Сейчас наворовал денег больше других – и все, типа, стал аристократом, «белой костью». Но природу-то не обманешь. Нутро-то с изнанкой остаются прежними – гнилыми, вороватыми и подленькими…
Алексей Якушев слыл дисциплинированным и серьезным мужиком, на которого можно было положиться в любом деле. Основательный, дотошный в делах, касающихся службы. Парни относились к нему уважительно.
Родом он был из глухой сибирской деревни, от которой ныне остались лишь погост да воспоминания. С юности ходил с отцом на пушного зверя, рыбачил, во всем помогал по хозяйству.
Отслужив армию, Леха поначалу вернулся домой, но вскоре понял, что ловить ему в деревне нечего. Ни работы, ни перспектив на будущее. А жить одной охотой и рыбалкой – занятие на любителя. Надо заметить, что в те далекие времена все люди в Российской Федерации делились исключительно на две категории. Первая пахла дорогим парфюмом и столь же дорогой натуральной кожей. Вторая – безнадегой и голодом. До первой Леха дотянуться не мог при всем желании. Во вторую ему страсть как не хотелось.
Поразмыслив над сложившейся ситуацией, он отправился в районный военкомат и, подписав контракт, вернулся в ряды Российской армии, попав служить в гарнизон близ знакомого областного города. Благодаря старательности и умению пахать быстро получил погоны прапорщика, женился, получил небольшую квартирку и, как говорится, был доволен всем.
Однако армия – организация неспокойная и часто практикующая ротацию кадров. В один прекрасный день Алексею объявили, что переводят его на новое место службы. А именно – в дальний засекреченный гарнизон, затерянный среди болот и лесов. Два десятка пятиэтажек, школа, детский сад, больничка и два магазина. Все это за высоким забором, тщательно опутанным колючей проволокой, выходить за который разрешалось только с рапортом в кармане, подписанным самим командиром. В общем, натуральная тюрьма.
Леха приуныл, так как широкая сибирская душа требовала относительной свободы. Особенно если рядом тайга, в ней бродят ничейные дикие звери, а дома имеется хорошее охотничье ружьишко. Но охота в этих местах тоже была запрещена. Как и все остальное.
И тогда он стал писать рапорты с просьбой перевести его в любую горячую точку. Причем заканчивал каждый рапорт лаконичной припиской о том, что с детских лет является отличным охотником и попадает белке в глаз даже глубокой ночью.
Один из рапортов каким-то чудом попал к Кузенко. Тот ознакомился с ним и поинтересовался у Соколова, не нужен ли ему снайпер из числа сибирских охотников. «Присылайте – посмотрим», – ответил Анатолий. Якушева вызвали в Москву, протестировали и отправили на основную базу к Соколову. Пообщавшись с ним и проверив навыки на полигоне, майор согласился взять его в группу. И ни разу потом не пожалел.
Небольшой реактивный самолет, принадлежащий Министерству обороны, летел над облаками. Высоко стоящее солнце заглядывало в иллюминаторы левого борта. До посадки на сирийской авиабазе оставалось более двух часов.
Соколов сидел во втором ряду кресел рядом с Костиным. Заместитель храпел, как Илья Муромец, мешая командиру отключиться, и ему приходилось прислушиваться к разговорам своих подчиненных…
– …Так и я, считай, родился в те времена, – говорил Сашка Тригунов. – Правда, страны той больше нет, город и улицу переименовали. Школу, в которой я исправно отучился десять лет, отдали под офисы, а мой техникум сначала перепрофилировали, потом вообще закрыли. Кажись, жизнь заметает за мной все следы.
– И не говори! Новости вообще невозможно слушать. Убийства, ДТП, взрывы, пожары, насилие, – перечислил Якушев.
– Шел две тысячи шестнадцатый год, – торжественно произнес Жерин. – За окном падали снег, нефть, рубль, мосты, балконы и лифты.
– Не, я в принципе журналистов понимаю, – посмеявшись над шуткой, снова заговорил Сашка. – О чем им еще вещать, если в стране действительно почти не происходит позитива? Ни гигантских строек, ни прорывов в науке, ни побед в космосе и спорте. Разве что армия чуток приподнялась с колен, а остальное…
…Через два часа самолет произвел посадку на аэродроме авиабазы Хмеймим. За время службы в Управлении спецмероприятий группе Соколова довелось здесь побывать не раз. Они успели привыкнуть к местному распорядку и к постоянной духоте, обжились в гостевом модуле. В последний раз участвовали в сирийской операции около двух месяцев назад.
К остановившемуся на стоянке самолету живо подрулили автобус с «уазиком». Спускавшуюся по трапу группу встретил давний знакомец – подполковник Суслов.
Поздоровавшись с каждым, он сказал:
– Извините, парни, но отдых с горячим обедом в этот раз не предлагаю. Велено обеспечить вашу пересадку на корабельный вертолет.
– Он уже прибыл? – спросил Соколов.
– Да, полчаса назад. Техники заканчивают его заправку.
Молодые солдаты шустро перегружали снаряжение группы из багажного отсека в автобус.
– Подробности по Косову не выяснили?
– Москва пока молчит.
– Жилин вернулся?
– Да. Отсыпаются парни.
– А ты? Ты же вроде с ними был.
– Мне, Толя, спать некогда. Вот провожу вас и попробую вздремнуть. В рабочем кабинете.
– Ну, передавай им от нас привет.
– Передам…
Группа загрузилась в автобус, Суслов запрыгнул в него последним. Проехав метров пятьсот по перрону, он подрулил к корабельному вертолету «Ка-27».
Командир экипажа – молодой капитан – шагнул к Суслову и доложил:
– Товарищ подполковник, экипаж и вертолет к вылету готовы.
Суслов и командир группы поздоровались с летчиками, и спецназовцы начали загружаться в вертолет.
Забравшись в тесную грузовую кабину, Соколов с интересом осмотрелся. Ранее ему часто приходилось перемещаться в пространстве посредством полетов на аппаратах тяжелее воздуха, но в чреве «камовского» вертолета он оказался впервые.
Это был поисково-спасательный «Ка-27ПС» – без противолодочного или какого-либо другого оборудования, размещенного в фюзеляже. Пустой, относительно легкий и очень мощный вертолет с прекрасной скоростью и тяговооруженностью. Вдоль обоих бортов располагались откидные сиденья, а снаружи над широкой сдвижной дверью была смонтирована штанга подъемной лебедки. Экипаж состоял из трех человек: пилота, штурмана и бортового техника. Все были одеты в легкие комбинезоны, поверх которых виднелись оранжевые спасательные пояса с чехлами надувных поплавков.
Парни заняли свои места в пилотской кабине, надели на головы светлые защитные шлемы. Стоящий рядом автомобиль с генератором выпустил клуб дыма и загудел, обеспечивая вертолет электроэнергией для запуска.
Вот загудела первая турбина, лопасти винтов медленно пошли по кругу…
Вероятно, руководитель полетов разрешил пилоту взлет с места. «Кашка» не стала выруливать по магистральной дорожке, а сразу оторвалась от бетонной стоянки, пару секунд повисела на высоте пяти-шести метров и, наклонив нос, начала набирать высоту с разгоном скорости.
Соколов от кого-то слышал, будто вертолеты – это души погибших танков. Такие же тесные, не слишком скоростные, тряские, но при этом умеющие летать. «Ка-27» майору понравился. Маневренностью, быстротой, рвущейся наружу мощью. Правда, внутри машина оказалась слишком шумной – прямо над головой неистово грохотал и звенел шестеренками главный редуктор, а чуть ближе к носу «пели» турбины двух двигателей.
Крейсер «Адмирал Невельской» стоял на рейде в семидесяти километрах от берега, поэтому перелет занял около двадцати минут, после чего «вертушка» приступила к снижению. Впереди – посреди бескрайней морской глади – показался впечатляющий по размерам корабль. Уменьшая скорость, «Ка-27» осторожно приближался к площадке, расположенной на корме. Надстройки и мачты постепенно увеличивались в размерах, ветер крепчал и становился непредсказуем – вертолет сильно болтало из стороны в сторону…
Наконец основные колеса шасси коснулись противоскользящей пеньковой сетки, натянутой поверх довольно широкой площадки. Тут же – еще до остановки винтов – подскочил корабельный технический персонал, проворно закрепивший на боках машины швартовые тросы. Сначала смолкли турбины двигателей, а затем и редуктор. Лопасти по инерции прочертили еще пяток кругов и замерли. Спецназовцы завозились, подбирая шмотки и покидая тесную кабину.
– Вот мы и на месте, – констатировал Жерин.
– Да, Андрюха, – поддержал его Костин. – Опять качка и прием пищи по распорядку.
– Опять истошные вопли вахтенных по трансляции и дикий визг звонков в коридорах, – добавил Губин, закидывая на плечо ранец.
– И полная неопределенность со сроками командировки, – подытожил Соколов.
Спецназовцам предстояло прожить на крейсере пару дней, пока он снимется с рейда, возьмет нужный курс и «доедет» до пролива, омывающего берега Албании. А пока местное начальство поселило их в трех двухместных каютах, расположенных в офицерском коридоре второй палубы.
Это были стандартные каюты для офицерского плавсостава: две койки – одна над другой, единственный круглый иллюминатор, закрываемый так называемой «броняшкой», пара платяных шкафов, рундук, умывальник, письменный стол, кресло. И две лампочки под плафонами на светло-бежевом потолке. Уныло, скромно, тесно. Но жить можно.
Распределив оружие и вещички по шкафам, майор вздохнул и подошел к иллюминатору.
До самого горизонта виднелось только море. Лишь где-то вдали высился горб возвышенности на сирийском берегу, а левее – километрах в пяти от крейсера – дышал черным дымом «Адмирал Кузнецов».
– Все чадит? – с улыбкой спросил Костин.
Во всех подобных случаях они селились вместе – в гостиницах, модулях, каютах. Разница в возрасте была небольшой, оба окончили Рязанское училище, оба служили в одной десантной бригаде. Характеры и темпераменты тоже были схожи, потому и ладили.
Соколов перевел взгляд на черный дымок, исходящий из надстройки «Кузнецова», тянущийся по-над гладью моря и растворявшийся в небесной голубизне.
– Ты тоже эксплуатируешь тему про «старые корабли»? – не оборачиваясь, улыбнулся майор.
– Почему эксплуатирую? Я скорее констатирую. Дымит же, аки паровоз на угле. Интересно, на чем работают его машины? На сырой нефти, что ли?
– На мазуте они работают, Владик. А когда паровые турбины корабля разогреваются мазутом, то из трубы бывает дым. И ничего странного в этом нет – таким же образом устроена большая часть мирового флота. Вот «Адмирал Невельской» не чадит, потому что у него ядерная энергетическая установка. Не чадят корабли на дизельных двигателях.
– Год назад мы сидели на дизеле, – вспомнил капитан.
– Верно. На БПК «Североморск».
– Слушай, а ты раньше бывал на атомных кораблях? Я, например, впервые попал.
– Довелось зависнуть на пару недель на «Петре Великом».
– Он такой же?
– Да, они одного проекта – «1144».
– Значит, похожи?
– Как две капли воды.
– Сводишь на экскурсию? А то я один заблужусь, и вам придется меня неделю искать.
– Свожу. Вот пригласят на ужин и прогуляемся…
В сравнении с БПК или простым ракетным крейсером, ТАРКР «Адмирал Невельской» действительно был огромен. Полное водоизмещение двадцать шесть тысяч тонн, длина – двести пятьдесят метров, ширина – двадцать восемь с половиной, осадка – более девяти. Мощность двигательной установки – сто сорок тысяч лошадиных сил. Скорость хода – тридцать два узла и неограниченная дальность действия на реакторе. Экипаж – около восьмисот человек.
Тяжелый атомный ракетный крейсер обладал и внушительным вооружением. Зенитно-ракетные комплексы С-300 «Форт-М» и «Оса-М», артиллерия, торпеды, мины, противокорабельный ракетный комплекс П-700 «Гранит», авианосная группа из трех вертолетов «Ка-27». Короче говоря, плавающая крепость, способная потрепать нервы целой эскадре противника.
Служба на военном корабле всегда была хлопотной, напряженной, а временами, когда что-то выходило из строя или шло не по плану, – нервной.
Срочникам – матросам и старшинам – приходилось туго, ибо для них перечень судовых развлечений стремился к нулю. Если корабль стоял у «стенки», то в выходные «особо одаренные» шли в увольнение. Остальным «светила» помывка в бане, а вечером часок свободного времени в кубрике и просмотр кинофильма.
Мичманы обитали в четырехместных каютах и уже имели возможность разбавлять скудное личное время на свое усмотрение.
Младшие офицеры жили по двое и освежали свое бытие телевизорами, плеерами, ноутбуками и прочими замечательными вещицами, способными раскрасить серые будни во все цвета радуги.
Старший комсостав кучковался в своем коридорчике. Каждый проживал в отдельной каюте и устраивал быт на свой вкус. Кто-то в свободное от вахты время отсыпался, кто-то смотрел фильмы, кто-то читал книги, кормил семечками ручного хомяка или разговаривал с умным попугаем, содержание которого сравнимо с обслуживанием «Боинга».
Но имелось на всех кораблях нечто, негласно объединяющее всех моряков в единое братство. Этим нечто был спирт, который на флоте называли «шилом».
Находясь в пункте базирования, каждая служба исправно пополняла его запасы. Особенно тщательно это делалось перед боевым походом, ибо любой выход в море мог затянуться на долгие месяцы.
Во-первых, его успешно употребляли внутрь, дабы расслабиться и хотя бы в фантазиях перенестись с железной коробки в более приличные условия. К примеру, на Канарские острова. Или в березовую рощу посреди средней полосы России.
Во-вторых, «шило» в военной среде было единственной устойчивой валютой. Эквивалентом простых товарно-денежных отношений между членами экипажа корабля, а иногда и между экипажами двух кораблей.
Рубль, как денежная единица, не котировался, и виноват в этом был тот, кто довел инфляцию в нашей стране до неприличных масштабов. Между «шилом» и рублем лежала целая пропасть, в которой значились вино, тушенка, сгущенка, вобла и еще с полдюжины товаров из корабельных кладовых.
К доллару с евро относились презрительно, и причина крылась вовсе не в патриотизме. Просто другую «валюту» в любой подходящий момент можно было выпить или съесть. А что делать с зелеными или розовыми бумажками? Хранить в тумбочке до возвращения к «стенке» базы было боязно из-за постоянно меняющегося курса. Вот и не доверяли им моряки.
«Шила» на корабле имелось много. Поменьше, конечно, чем на подлодках – подводники в этом плане считались зажиточными буржуа. Однако «Адмирал Невельской» имел атомную энергетическую установку, а там, где идет процесс деления атомов, спирт всегда течет бурной речкой. Месячная норма официального расхода по регламентирующим документам превышала полтонны, не считая чистейшего медицинского спирта, которым обеспечивался немалый медицинский блок. Одним словом, подводникам завидовали, а моряков «Невельского» провожали почтительными взглядами.
За «шило» договаривались о полной замене на вахте, о ремонте оборудования. В обмен на него можно было запастись продуктами или обзавестись новой формой с вещевого склада.
На военных кораблях за его хранение всегда отвечал старший помощник командира, но напрямую к старпому практически не обращались. Спасительный горячительный напиток просили у помощника командира по снабжению, у механика, минера, начальника радиотехнической службы, начальника связи и других «проспиртованных» офицеров.
Спецназовцы ничего и ни у кого просить не собирались. Тот короткий срок, на который судьба забросила их на крейсер, они намеревались обойтись собственными запасами. Для подобных случаев в группе имелся свой «старший помощник», отвечавший за закупку и хранение «огненной воды». И им, конечно же, был капитан Жерин.
– Вам сколько на вечерок? – звякнув дорожной сумкой, заглянул в каюту командира группы Андрюха.
Соколов с Костиным переглянулись.
– Давай пару, – неопределенно сказал майор.
Жерин отработанным движением выудил из недр сумки две бутылки хорошей водки и сунул их под подушку нижней кровати.
– Закуска нужна? – спросил он.
– Своя имеется, – ответил Владислав.
– Смотрите, а то у нас полно.
– Спасибо, кормилец, – поблагодарил Соколов. И предупредил: – Аккуратнее там, не «светитесь» в коридорах и на палубе.
– Обижаешь, начальник!..
