Принимая Ветхий завет как Священное Писание, Церковь Христова следует воле Своего Основателя, Который говорил: «Не подумайте, что Я пришел упразднить Закон или Пророков» (Мф. 5, 17). В христианских храмах и доныне звучат слова древних мужей ветхозаветной Церкви, в частности 118–й псалом, этот вдохновенный гимн Закону (см. последование заупокойной утрени).

Во дни земной жизни Иисуса Христа библейский канон полностью еще не был установлен; в него входили только Закон и Пророки, а третья часть (Писания) была присоединена к Библии лишь в конце I века. Тем не менее, новозаветная Церковь включила в свой канон и этот более поздний раздел. Таким образом, состав Ветхого Завета в христианстве и иудаизме оказался общим.

Возникает, однако, вопрос: почему ап. Павел говорил (Гал 3, 23–25) что после явления в мир Христа «стража Закона» теряет прежнее значение? Некоторые богословы стремились доказать, что «апостол язычников», имея в виду свои миссионерские цели, внес в богооткровенную религию чуждый ей дух и идеи. Анализ источников Павловой мысли не подтвердил этого взгляда. Апостол отнюдь не собирался порывать с ветхозаветной традицией и подвергать сомнению ценность Библии, но, будучи учеником Гамалиила, он разделял веру раввинов в «век грядущий», который с приходом Мессии сменит «век сей» (см.: прот. Смирнов А. Мессианские ожидания и верования иудеев около времен Иисуса Христа. Казань, 1899, с. 214; Ringgren H.

Israelite Religion. London, 1966, p. 335).

Согласно ап. Павлу, старый синайский Закон был дан в виде системы повелений и запретов, поскольку являлся прежде всего воспитательным средством, «детоводителем ко Христу» (Гал. 3, 24). Закон лишь ставил «преграду» греху, не давая внутренних сил одолеть зло и приблизиться к Богу. Когда же наступил предсказанный Иеремией (гл. 31) Новый Завет, Бог даровал людям спасающую благодать через Иисуса Христа. Христос открыл путь к богосыновству, которого человек не мог достичь одним исполнением заповедей.

В полном соответствии с Ветхим Заветом Павел указывал, что основа праведности заключена не в Законе, а в вере, в безоговорочном доверии к Творцу. Именно эта вера сделала Авраама праотцем народа Божия (Гал 3,6–7). В Новом же Завете эта вера обращена на воплотившегося сына Божия.

Тот же ап. Павел утверждал, что вера без любви — «медь звенящая» (1 Кор. 13), между тем суть нравственных заповедей Закона заключена именно в любви человека к человеку.

Христиане, группировавшиеся вокруг ап. Иакова, Брата Господня, считали, что к крещению можно допускать лишь тех, кто формально принял иудаизм и соблюдает все его правила. Но тем самым они оказались строже фарисеев, которые не требовали этого от прозелитов (им было достаточно держаться только «Ноевых заповедей», Авод–Зара, 64 в; ср. Быт 9, 4). Апостольский собор в Иерусалиме отклонил требование консерваторов (Деян. 15, 1—29), предъявляемое к иноплеменникам. «Относительно же иудео–христиан предполагалось, что они по–прежнему будут исполнять закон Моисея» (Поснов М. История христианской Церкви. Брюссель, 1964, с. 67) [Показательно, что в тех случаях, когда языческие и иудейские обряды совпадали, христианские общины сохраняли ветхозаветные традиции. В частности, обрезание было древним обычаем Египта, и поэтому его не отменили в древневосточных церквах (у коптов, эфиопов, иаковитов).]

Ап. Павел следовал решению собора. Он выступал против тех, кто хотел навязать все ветхозаветные обычаи новообращенным из язычников, но отнюдь не зачеркивал сами эти обычаи (хотя стремился одухотворить их).

Утверждая, что Он пришел исполнить Закон, Христос не имел в виду простое выполнение заповедей. Слово πληρωσαι, употребленное в Евангелии (как и его арамейский эквивалент, происходящий от слова «mela»), имеет более емкий смысл: «наполнять», «восполнять», «давать полноту».

Ветхозаветный Закон дан в перспективе Обетования. После того как оно совершилось, Закон не отменяется, но получает через Мессию окончательную полноту. В частности, это находит свое отражение в переносе центра тяжести на этический смысл предписаний, хотя сами предписания не упраздняются для израильтян. «Кто, — говорит Христос, — упразднит одну из заповедей этих малейших и научит так людей, малейшим будет назван в Царстве Небесном, а кто исполнит и научит, тот великим будет назван в Царстве Небесном» (Мф. 5, 19).

Но, повторяем, Христос обращал главное внимание не на внешнюю сторону заповедей, а на их внутреннее содержание и на их нравственную природу (см. Мф. 15, 1–9). По выражению св. Григория Богослова, Он «убеждал восстать от буквы и последовать духу» (Слово, 37). Это особенно ясно видно из ответа Христа на вопрос о главной заповеди Закона и из Его наставления богатому юноше (Мф. 22, 34–40; Мк. 10, 19).

Хотя в иудаизме периода Второго храма царила вера в абсолютную ценность ритуальных уставов Торы, ее толкование, данное Христом, не было совершенно чуждо традиции книжников. Достаточно вспомнить афоризм Гиллеля: «Не делай другим того, чего не желаешь себе — в этом весь Закон, остальное только комментарий» (Шаббат, 31а). Другой учитель говорил: «Все равно, много ли выполняет кто или мало — достаточно, если сердце его обращено к Богу» (Менахот 110а). В трактате Макот (24) сказано, что 613 заповедей Закона Давид свел к одиннадцати, Исайя к шести, Михей — к трем, а Аввакум к одной: «Праведный верой жив будет».

Такой «избирательный» подход к Торе наводит на мысль, что не все в букве Закона следует считать вечным. Но ни раввины, ни большинство раннехристианских богословов не решались сделать этого последнего вывода. Между тем слова Христа (Мф. 19, 8) о Моисее, который дал правило о разводе, уступая «жестокосердию» людей, показывают, что Он подразумевал участие временных, частных соображений в составлении Торы. Иными словами, Библия по своему происхождению имеет двойственный богочеловеческий характер. Высший божественный Закон (любовь к Богу и человеку) и «комментарий к нему», порожденный обстоятельствами времени, далеко не равноценны.

В согласии с Евангелием и ап. Павел говорит не столько об «отмене» прежних заповедей, сколько о переходе священной истории на новую ступень. Причем переход этот сохранил в целости единую ткань веры и Предания, единый путь Завета, начавшегося с Авраама. На каждом этапе становилось все яснее, что верность Закону не есть лишь соблюдение культового регламента, а выражение любви к Богу и человеку.

«Новый Завет, — говорил бл. Августин, — скрывается в Ветхом, Ветхий открывается в Новом» (На 1 Кор. 6). Религия Библии, в отличие от большинства верований древнего мира, имеет характер динамического учения. Стержневой ее вектор нацелен на грядущее. Она вся в движении, в надежде, в ожидании прихода полного и совершенного Завета с Богом. Эта религия не умещается в границах одного народа, одной культуры. Родившись в изолированном от язычников очаге, она рано или поздно должна была выйти за его пределы, вопреки всем усилиям консерваторов. «Я сделаю тебя светом народов, чтобы спасение Мое дошло до краев земли», — говорит Господь Своему Служителю (Ис. 49, 6).

Но если Евангелие было органическим «восполнением» и завершением библейской веры, почему духовные наставники иудеев не захотели принять его? Кто из них и почему стремился отсечь Ветхий Завет от Нового?

Из Евангелий можно вынести впечатление, что наиболее активными противниками Христа были фарисеи. Это часто вызывало недоумения; ведь даже еврейские историки от А. Гейгера (1857) до Д. Флюссера (1968) признавали, что именно фарисеи стояли к учению Христа ближе других религиозных группировок: саддукеев, зелотов, ессеев.

Рассматривая этот вопрос, с одной стороны, следует учесть обстановку, в которой писались Евангелия. Именно в те годы, после войны с Римом, саддукеи, зелоты и ессеи исчезли с исторической сцены. Единственными представителями иудаизма в момент, когда христианство стало от него отделяться, оказались фарисеи. Отсюда естественное смещение акцентов, поставившее их на первое место среди врагов Христа.

С другой же стороны, Новый Завет рисует картину более сложную, чем кажется на первый взгляд.

Мы узнаем, что Иисус не раз бывал гостем в домах фарисеев (Лк. 7, 36; 11, 37; 14, 1) и часто вел с ними беседы о вере (Мф. 22, 34–45; Мк. 12, 28—34; Лк. 11, 37), что было бы невозможно в случае непримиримой конфронтации. Из зелотов, примкнувших к ученикам Христа, назван только Симон (один из Двенадцати), а о последователях ессейства и саддукеях, которые бы пошли за Ним, не говорится ни слова. Зато мы знаем, что фарисеем был Никодим и, быть может, Иосиф Аримафейский, а Деяния прямо упоминают о христианах из фарисеев (15, 5).

Когда ап. Павел прибыл в 58 году в Иерусалим, ему сказали: «Видишь, брат, какое множество уверовавших среди иудеев, и все они — ревнители закона» (Деян. 21, 20). По–видимому, речь шла также об обращенных фарисеях.

В отличие от саддукейской иерархии, глава фарисеев Гамалиил рекомендовал относиться терпимо к новому учению (Деян. 5, 34 сл.). Это произошло в 30 или 31 году. Сложилась легенда, что Гамалиил стал позднее христианином.

Сам ап. Павел в прошлом принадлежал к фарисеям, и они же встали на защиту апостола, когда зелоты поклялись убить его (Деян. 23, 6—10). Все это объясняется тем, что «по характеру благочестия первые христиане были близки с фарисеями» (еп. Кассиан. Христос и первое христианское поколение. Париж, 1950, с. 140).

Из Евангелий, Флавия и Талмуда вытекает, что председателем Синедриона был первосвященник и что в нем господствовали саддукеи (Мф. 26, 57; Мк. 14, 53; Лк. 22, 66; Ин. 18, 13–14; Флавий. Против Апиона, II, 23; ср. Деян. 5, 17). Следовательно, в истории Страстей речь идет не о том Синедрионе, который возглавлялся Гамалиилом (коллегий с этим названием было в Иудее много — см.: Флавий. Арх. XIV, 5, 4). Талмуд говорит и о таком Синедрионе, руководство которым принадлежало богословам. Во дни земной жизни Христа главами его были Гиллель, его сын Симон (иногда отождествляемый с праведным Симеоном Евангелия) и его внук Гамалиил (Хагига, II, 2). Последний являлся «наси» («князем») Синедриона в 30 году. Но если бы именно он вынес смертный приговор Христу, ап. Павел не стал бы в тоне уважения говорить о Гамалииле как о своем учителе (Деян. 22, 3).

На основании всех этих данных проф. Московской Духовной Академии Д. Хвольсон еще в прошлом веке пришел к выводу: «Синедрион, приговоривший Иисуса Христа к смерти, был не фарисейский, но состоял из саддукеев; по крайней мере, последние были тогда в Синедрионе лицами, задающими тон, от которых зависело решение» (Хвольсон Д. Последняя пасхальная вечеря Иисуса Христа и дата Его смерти. — ХЧ, Т. II, 1875, с. 51—52). Это мнение косвенно подтверждается тем, что в рассказе о Страстях после Гефсимании фарисеи больше не фигурируют; вся инициатива оказывается в руках первосвященника и его партии.

Однако, невозможно отрицать, что фарисеи энергично противодействовали Христу еще в Галилее, а многие из них желали Его гибели. И впоследствии они же углубили конфликт между христианством и иудаизмом. Как верно замечает один исследователь, «если бы не фарисеи, Церковь не встретила бы на своем пути оппозицию или встретила бы лишь незначительную» (Herford R. T. The Pharisees, 1924, p. 213).

В поисках подоплеки этой враждебности нужно хотя бы кратко коснуться истории и доктрины фарисеев.

Как было уже сказано выше, фарисейский союз (хабурот, товарищество) основали блюстители благочестия, которые противились эллинистическому влиянию, проникшему в Иудею. Тогда оно вызывало тревогу во многих странах. У римлян борьбу с эллинизмом возглавил Катон, а в Палестине — хасиды [т. е. поборники благочестия]. «Крепить ограду вокруг Законов» — таков был девиз хасидов (Авот, 1, 1). «При всем том, — замечает православный историк М. Поснов, — «ограда» вышла настолько высока, что закрыла собой Закон; благодаря ей Закон оказался как бы под спудом. Это направление отчасти напоминает наше славянофильство с его презрением к «гнилому Западу» » (Поснов М. Иудейство. Киев, 1906, с. 167).

После победы Хасмонеев их светская политика вызвала недовольство хасидов, а вскоре (ок. 130 г.) часть их выделилась в обособленную общину, которую народ стал называть фарисейской (арам. перушайя — отделившиеся). В 88 году до н. э. царь Яннай жестоко подавил восстание, возглавленное фарисеями, но при царице Александре (78–69 гг. до н. э.) фарисеи добились признания и заняли важные места при дворе. В правление Ирода Великого им снова пришлось отойти в тень. Они оказывали царю пассивное сопротивление, не пожелали присягать Августу и пророчили конец династии Ирода, называя его самого «рабом Хасмонеев».

Первая половина I века н. э. была временем внешнего господством саддукеев (см.: Арфаскадов Ф. Иерусалимский Синедрион. Казань, 1903, с. 111). Впрочем, влияние фарисеев продолжало расти и после войны с Римом они окончательно взяли под контроль духовную жизнь народа.

Не сохранилось ни одного произведения, которое можно было бы с уверенностью приписать автору–фарисею. Многие ученые связывают с фарисейской средой 2 Книгу Маккавеев, Псалмы Соломона и 3 Книгу Эзры (Ездры). Во всяком случае, в них отразились воззрения, которые обычно приписывают фарисеям (см.: Cazelles H.

Naissance de l’Eglise. Paris, 1968, p.56).

«Фарисеи, — пишет Иосиф Флавий, — слывут точнейшими толкователями Закона… Они ставят все в зависимость от Бога и судьбы и учат, что хотя человеку предоставлена свобода выбора между честными и бесчестными поступками, но что и в этом участвует предопределение судьбы. Души, по их мнению, бессмертны, но только души добрых переселяются по их смерти в другие тела, а души злых обречены на вечные муки… Фарисеи сильно преданы друг другу и, действуя соединенными силами, стремятся к общему благу» (Иуд. война, II, 8). «Фарисеи ведут строгий образ жизни и отказываются от всяких удовольствий. Всему тому, что разум признает за благо, они следуют, считая разум лучшим охранителем во всех желаниях. Они выделяются своим почтительным отношением к людям престарелым [Речь идет о «старцах», или «отцах», — см. ниже]; и отнюдь не осмеливаются противоречить их предначертаниям… Фарисеи верят в бессмертие души и что за гробом людей ожидают Суд и награда за добродетель и возмездие за преступность при жизни; грешники подвергаются вечному заключению, а добродетельные люди имеют возможность вновь воскреснуть. Благодаря этому они имеют чрезвычайное влияние на народ, и все священнодействия, связанные с молитвами и принесением жертв, происходят только с их разрешения. Таким образом, отдельные общины засвидетельствовали их добродетель, так как все были убеждены, что фарисеи на деле и на словах стремятся к наиболее высокому» (Арх. XVIII, 1, 3). «Фарисеи возложили на народ много законов из преданий старцев, которые не записаны в Законе Моисеевом» (Арх. XIII, 10, 6).

Даже саддукеи, по словам Флавия, когда находились у власти, «придерживались, хотя и неохотно и вынужденно, того, что говорили фарисеи, ибо в противном случае народ не потерпел бы их» (Арх. XVIII, 1, 4); фарисеи «имели притязание на особое благоволение Всевышнего. В полном подчинении у этой секты были женщины» (Арх. XVII, 2, 4). Число фарисеев Иосиф определяет в 6000 (Там же).

При оценке характеристики Флавия следует помнить, что сам историк был фарисеем и что он стилизовал своих единомышленников под одну из греческих философских школ. Новый Завет говорит о взглядах фарисеев кратко, но более объективно, чем Флавий. Сказано, что они верили в Воскресение из мертвых, посмертное воздаяния, в ангелов и авторитет «старцев» (Мф. 15, 1 сл.; Деян. 23, 8).

Талмуд, созданный раввинами–таннаями, содержит данные о фарисействе, в целом вполне совпадающие со свидетельствами, приведенными у Флавия и в Новом Завете (см.: Поснов М. Иудейство, с. 137). Причем сообщения талмудистов нередко содержат критические замечания в адрес тех фарисеев, которых они называют «крашеными». Например, в трактате Сота (2 в) приводятся слова царя: «Бойся имеющих вид фарисеев, которые набожны подобно фарисеям, но поступают беззаконно».

Некоторые скудные сведения о фарисеях есть у раннехристианских писателей, в частности, у св. Епифания. Он подчеркивает аскетические упражнения, принятые у фарисеев, и склонность многих из них к астрологии (Епифаний. Панарион, I, с. 73—78 (русск.пер.); см. также: Finkelstein A. The Pharisees, v. 1–2, 1961).

Из вышеприведенных показаний источников неясно, почему фарисеи заняли враждебную позицию в отношении к проповеди Иисуса Христа. Факт этот объясняли по–разному.

1. Некоторые историки думают, что причиной был Его отказ от вооруженной борьбы с язычниками. Но хорошо известно, что и сами фарисеи были противниками восстания (Флавий И. Иудейская война, II, 17, 3). Если христиане, как только вспыхнула война, удалились в Пеллу, за Иордан, то и фарисеи в свою очередь покинули Иерусалим и вскоре образовали собственный религиозный центр в Ямнии.

2. Мог ли быть причиной антагонизма национальный вопрос? Маловероятно. Гиллель и другие фарисеи считали необходимым привлекать к вере прозелитов. Они вели широкую проповедь за рубежами страны, о чем говорит Сам Христос (Мф. 23, 15).

3. Будучи аскетами, фарисеи осуждали образ жизни Иисуса. Но это едва ли могло стать главным поводом для разрыва. Ведь и Иоанн Креститель, невзирая на свой аскетизм, тоже не был признан фарисеями.

4. Догматические истины, признаваемые фарисеями (единобожие, вера в библейское Откровение, в Воскресение, Суд, Мессию и бытие духовного мира), были признаны и в христианстве. Что же касается учения о судьбе, то его скорее всего приписал фарисеям Флавий, который сближал их со стоиками. Точку зрения фарисеев выразил рабби Акиба (Авот, III, 12), говоря: «Все предусмотрено Богом, но человеку дана свобода». Эту концепцию нельзя рассматривать как чуждую христианству (см.: Скарданицкий Г.

Фарисеи и саддукеи как выразители состояния религиозной жизни иудейства перед явлением Христа. Киев, 1905, с. 83).

5. Нравственные воззрения фарисеев, если судить по текстам Талмуда, в целом были близки к евангельским [мнение, согласно которому авторы Талмуда черпали из Евангелия, представляется весьма маловероятным, если учесть, что талмудическая письменность возникла в эпоху резкого разрыва с христианством] Перевороту же, который был произведен Христом в отношении между Богом и человеком, подготовило почву все развитие ветхозаветной религии. Поэтому Иисус говорит апостолам: «Я послал вас жать то, над чем вы не трудились: другие потрудились, и вы вошли в труд их» (Ин. 4, 38).

6. Едва ли будет верным считать, что фарисеев вооружило против Иисуса только то, что Он провозгласил Себя Мессией. Во–первых, Он сделал это не сразу, а во–вторых, само это притязание не считалось преступным (см.:  Herford R. T. Judaism in the New Testament Period, p. 214).

Так, рабби Акиба считал Мессией главу восстания Бар–Кохбу, но никто не вменил ему это в вину. Отказ видеть в Назарянине обетованного Мессию вытекал у фарисеев из неприятия Его как Учителя.

Показательно, что во время суда над Христом было настолько трудно найти против Него улики, что обвинителям пришлось искажать Его слова (Мф. 26, 59—61; ср. Ин. 2, 19). Когда же они говорили: «У нас есть Закон, и по Закону Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божиим», они лгали. Закон не предусматривал подобного случая. Сыном Божиим было принято именовать и Израиль, и его царя, и Мессию (см.: Ос. 11, 1; 2 Цар 7, 14; Пс 2, 7; 88, 27; 3 Езд 7, 29).

Следовательно, приговор не был законным, а его предрешили заранее.

Тайна Воплощения и Богочеловечества сначала была приоткрыта Христом только для ближайших Его учеников, но и они долгое время не могли осмыслить ее. В глазах уверовавших в Него Иисус был сначала «святым Божиим», Пророком, Мессией, избавителем Израиля.

Скрывая Свое мессианство от законников, Иисус облегчил им возможность увидеть в Нем хотя бы Пророка. И они сделали выбор уже в этот первый период Его проповеди. Фарисеи не пожелали примириться с мыслью, что безвестный Галилеянин может быть Посланником Божиим. Но этот отказ все же не давал им права считать Иисуса достойным смерти.

7. Евангелисты упоминают о трех главных упреках, которые фарисеи бросали Иисусу: общение с грешниками, нарушение субботы и Его свободный взгляд на «предания старцев».

Первое обвинение Христос отклонил, ссылаясь на слова пророка Осии: «Милосердия хочу, а не жертвы». Что касается субботы, то нет никаких оснований думать, что Спаситель был намерен отрицать ее как таковую. Он лишь указывал, что помощь ближнему есть святое дело, которому не может помешать даже субботний покой. Поскольку и среди раввинов далеко не все придерживались крайнего ригоризма в этом вопросе, было бы рискованно преувеличивать его роль в расхождении христианства и иудаизма. Тем более, что сам принцип посвящать один день недели Богу в Церкви сохранился.

Наиболее острую полемику вызывали слова Христа, сказанные по поводу «преданий старцев». Фарисеи верили в устную Тору, данную некогда Моисею и хранимую учителями на протяжении веков (Авот, 1, 1). Саддукеи были в этом отношении их антиподами: они считались только с буквой Библии, преимущественно Торы.

Сущность фарисейского учения о Предании заключалась в том, что, кроме Книги, в Церкви продолжает действовать Дух Божий, Который проявляется через наставников, или «отцов». Живая преемственная связь между ними позволяет ощущать актуальность Слова Божия во все времена (см.: Herford R. T. The Pharisees, p. 66).

Отрицал ли Христос этот взгляд? Поддерживал ли в противовес ему саддукейскую точку зрения? Ответ дает один, но весьма показательный пример. В священных книгах, канонизированных к тому времени, не было ясно выраженного учения о воскресении мертвых. Книга Даниила, где провозглашено это учение, еще не входила в канон. Следовательно, говоря о воскресении, Христос признавал доктрину, содержащуюся в церковном Предании. Принцип Предания был впоследствии усвоен и христианством. По справедливому замечанию католического богослова Л. Буйе, как Новый Завет «не может быть понят в отрыве от Ветхого, так и новозаветное Предание не может быть отделяемо от Предания ветхозаветного… Источник познания Слова Божия, как бы погруженного в самую жизнь народа Божия, — источник, который есть Предание, начал течь вовсе не только после пришествия Христа, так же точно, как и тот другой источник, которым являются боговдохновенные тексты, — раз эти последние вытекают из Предания, а при этом начали накапливаться задолго до Христа» (Буйе Л.

О Библии и Евангелии. Пер. с франц. Брюссель, 1965, с. 214).

Иисус Христос признавал не только требования Закона, но в целом одобрил и формы благочестия, установленные Преданием [(на с. 420) Отметим, в частности, некоторые из элементов христианской практики, пришедшие в нее из иудаизма: день, посвященный Богу; цикл «подвижных» праздников; богослужение, включающее проповедь, ектении и псалмопение; утренние и вечерние молитвы, молитвы после родов и «воцерковление» (посвящение Богу) младенцев; бракосочетание, основанное на Быт. 2, 23—24; почитание святых (в Ветхом Завете — Моисея и Илии); сложная система богослужения и обрядов (ср. Типикон, Кормчую и т. п.); пожертвования на церковные нужды, отлучение, благословение людей, плодов, трапезы; освящение различных предметов, ритуальные жесты (воздевание рук, удары в грудь, которые приняты в западной церковной практике); священные обеты, посты, дни покаяния, очистительные молитвы и т. д. Все эти аспекты религиозной жизни основаны не только на Писании, но и на Предании Ветхого (а вслед за ним и Нового) Завета.] «Если праведность ваша, — говорил Он ученикам, — не будет больше праведности книжников и фарисеев, не войдете в Царство Божие» (Мф. 5, 20).

Если о некоторых частных сторонах «галахи» Христос высказывал мнения, расходившиеся с понятиями большинства раввинов, Он следовал их же собственному правилу. Весь Талмуд наполнен разноречивыми суждениями мудрецов по многим предметам веры и обряда. Споры между ними доходили до жестоких столкновений. Но сторонники противоположных взглядов были в равной степени почитаемы всем народом.

8. Наконец, последнее. Христос мог навлечь (и навлек) на Себя ненависть фарисеев Своими обличениями (Мф. 23; Мк. 12, 38—40; Лк. 11, 38—52). Однако, подобные обличения считались в Израиле допустимыми. Тому пример проповедь пророков. И позже в иудаизме мы находим выпады против святош, которые носили лицемерную личину набожности. Раввин Иошуа бен Ханания говорил: «Глупый ханжа, хитрый нечестивец, женщина–фарисейка и удары фарисеев губят мир» (Сота, III, 4). «Лицемеры, по мнению другого учителя, заслуживают обличения, так как оскорбляют имя Божие» (Иома, 5). Следовательно, речи Христа люди могли понимать как направленные против дурных представителей фарисейства. Заметим, что Он осуждал не учение фарисеев, а их грехи : «Все, что они скажут вам, исполняйте и храните, по делам же их не поступайте» (Мф. 23, 3).

Итак, при наличии доброй воли у фарисеев было достаточно оснований принять Иисуса Христа или хотя бы отнестись к Его учению сочувственно. Как мы видели, в какой–то мере это и произошло. Однако подавляющая часть фарисеев стала его недругами.

В чем же причина?

Остается предположить, что сам дух Христовой свободы был невыносим для людей, культивировавших каноны, ритуалы, уставы. Кроме того, фарисеи смотрели на себя как на непогрешимых стражей правоверия. В лице Иисуса они увидели соперника, который, по их мнению, не имел прав на учительство. Авторитетным для законников был лишь тот, кто вышел из их школ, кто получил санкцию церковных наставников. Иисус же говорил только от Своего лица, говорил «со властью»; Он не являлся учеником «старцев» и толковал Тору, не ссылаясь на «святых отцов» иудаизма. Это сразу возбудило подозрения, которые не замедлили перейти во враждебность.

Толпы слушателей, окружавшие Христа, вызывали у фарисеев зависть (Мф. 27, 18; ср. Деян. 5, 17). Поэтому они ревниво следили за Ним, стараясь найти в его поступках то или иное нарушение Закона. Они строили гробницы пророкам, но, когда среди них во плоти явился истинный Пророк, они не поверили Ему и тем более не захотели узнать в Нем Мессию.

После Пятидесятницы 30 года в Иерусалиме начался стремительный рост христианства. Фарисеи с тревогой могли убедиться, что по числу приверженцев «назаряне» уже обогнали их самих (Деян. 2, 41 и 4, 4 насчитывают 8000 христиан Палестины, тогда как фарисеев, согласно Флавию, было всего 6000). Многие фарисеи поколебались, а некоторые даже примкнули к новому учению. Их примеру последовало значительное число иудейских священников (Деян. 6, 7) [Некоторые историки предполагают, что среди этих священников были и представители ессейского ордена] Репрессивные меры против христианства продолжали применять лишь саддукеи и иродиане (Деян. 4, 5 сл.; 12, 1 сл.). Когда первосвященник Ханан (сын того, кто осудил Христа) приговорил в 62 году Иакова, Брата Господня, к смерти, по словам Флавия, «все усерднейшие и лучшие законоведы наши, бывшие в городе (т. е. фарисеи. — А.М.), отнеслись к этому постановлению неприязненно. Они тайно послали к царю с просьбою запретить Ханану подобные мероприятия на будущее время и указали на то, что и теперь он поступил неправильно» (Флавий И. Арх. XIX, 9, 1). В результате Ханан был смещен с должности.

Однако с началом войны против Рима положение в корне изменилось. Почти все саддукеи пали жертвой народного восстания. Кумраниты рассеялись Фарисеи и христиане покинули Иерусалим. В 70 году гибель Храма и оккупация страны армией Тита поставили иудейство на грань полной катастрофы. Перед ее лицом фарисеи Ямнии приняли на себя ответственность за сохранение нации и религии. Они отказались от прозелитизма и удвоили усилия по возведению «ограды» вокруг Закона. В замкнутости — религиозной, культурной и бытовой — они видели единственный путь спасения.

Борьба за единство исключала возможность каких—либо течений внутри иудаизма. Это окончательно определило отношение фарисеев к христианам. На исходе столетия Гамалиил Второй объявил, что «Иисус свел Израиля с пути» (Сота, 47а). Последователи Назарянина стали именоваться не иначе как еретиками [Таков примерно смысл термина «миним», которым в Талмуде обозначаются христиане. Болезненность этого разрыва с иудаизмом остро чувствуется в Евангелии от Иоанна, написанном как раз в то время] Тем временем христианская Церковь Израиля, во исполнение пророчеств, уже принесла Благую Весть, а вместе с ней и Библию в языческий мир. Те же иудеи, которые подчинились Ямнийскому центру, отвергли христианство и остались в изоляции от всего мира.

Как и все, что происходило в священной истории, трагедия, разыгравшаяся две тысячи лет назад по вине церковных вождей Израиля, имеет универсальное значение.

Читая сегодня грозные речи Иисуса, направленные против фарисеев и книжников, многие христиане усыпляют свою совесть, думая, что они относятся лишь к верхушке иудейского общества I века. Но тогда за этими речами остался бы только исторический, преходящий смысл. Между тем каждое их слово полностью приложимо к недостойным представителям любой религии или церкви, к их самодовольству, ханжеству, консерватизму, обрядоверию. Законники и клерикалы всех мастей легко превращались в гонителей. Вспомним хотя бы участь Афанасия Великого и Златоуста, Савонаролы и Гуса, митрополита Филиппа и многих других, кто прошел свой крестный путь по воле «лжебратий». Извращение веры, гордыня, дух культового формализма, расчеты «задобрить» Бога исполнением внешних уставов живучи, как и все человеческие грехи. Древних фарисеев больше нет, но отнюдь не умерло само «фарисейство».