4

– Этот Си приперся к нам после обеда, – сказала Мэгги. – Помнить, он был с помощником, похожим на боксера. Во всяком случае, помощник выглядел куда симпатичнее патрона. От одного взгляда этого типа Си у меня мурашки по спине бегали.

– Помню, – ответила вытянувшаяся на раскладушке Лизбет. Она жила в комнате вместе с Мэгги. Было еще тепло, сквозь штору просвечивали лучи солнца. Лизбет была в трусах и лифчике; высокая, сильная, белокурая, атлетически сложенная, с правильными чертами лица, с широким лбом, с квадратным подбородком, она казалась очень красивым, умным и волевым парнем, который в последний момент, словно по ошибке, оказался девушкой. Даже массивная грудь ничуть не делала ее женственнее. Она приподнялась на локте и с видом завзятого курильщика дымила сигаретой, пристально глядя на Мэгги голубыми глазами.

– Прекрасно помню, – повторила она. – Арлетт пошла с ними в лабораторию. На ней был новый купальник, который отлично подчеркивал ее красивую фигуру. А мы с тобой дежурили на плотах в бассейне.

– Ну вот, как раз в тот день он и порвал с ней, – затараторила Мэгги. – Вернулся он поздно, очень поздно, выглядел мрачно и сказал: «Когда мисс Фергюсон снова будет звонить, отвечайте, что меня нет», Я встала, я едва сдержалась, чтобы не разулыбаться, и спросила: «На какой срок?» Он с безразличный видом повел бровями. «Ну все-таки, – настаивала я, – надо же мне знать, временная это инструкция или постоянная?» – «Сами увидите», – ответил он. И, взглянув на него, я сразу поняла, что все копчено. IIподставляешь, как я обрадовалась. Не знаю, что она ему сделала, но он был в бешенстве. Лишь позднее, думая над этим, я спрашивала себя, так ли уж он полезен, этот разрыв.

– Я тоже задаю себе этот вопрос, – подтвердила Лизбет.

Они переглянулись и замолчали, как будто сомневаясь, одно ли и то же они имеют в виду. Они даже перестали смотреть друг на друга. Прошло несколько секунд. Они напоминали осторожных кошек, которые, усаживаясь друг против друга, прячут когти, поджимают лапы и зажмуриваются.

– Того же мнения и Боб, – продолжала Мэгги. – Ты знаешь, как он проницателен, меня он понимает прежде, чем я рот открою. Просто невероятно, до какой степени мы понимаем друг друга, часто взгляда достаточно. В сущности, нам больше не нужны слова. Все это мне очень напоминает мои отношения с Джеймсом Дином. Бедняга Джеймс, я все еще вижу, как он молча сидит в старом кожаном кресле тетки Агаты в Денвере, глядя, на меня своими грустными глазами. Помнишь, какие у него были трогательные глаза, в них как бы сосредоточивалась вся скорбь мира. Что касается Боба, то с ним совсем другое дело. Он такой робкий, так страшится всякого проявления чувства, что я не знаю даже, смогу ли я объявить о нашей помолвке этим летом, как намечала раньше…

– А что, – удивилась Лизбет, – он действительно?..

– Да что ты, конечно, нет, – воскликнула Мэгги, повернув к Лизбет красноватое лицо и выпятив толстые, пухлые губы, – это вовсе не в жанре Боба, он даже ни разу не пытался меня поцеловать. Он так деликатен, никогда не позволит себе грубого жеста, он весь из полутонов и нюансов. Знаешь, как-то мы вдвоем гуляли по городу и глазели на витрины. Он обмер от восторга, увидев какую-то белую в черную полоску кофточку, и сказал: «Какая прелесть, чертовски хороша, я бы очень хотел такую купить». Я расхохоталась до колик: «Да ты что, Боб, тебе нравилось бы носить эту штуковину?» Знаешь, дорогая, он вспыхнул, покраснел до ушей и, отвернувшись, пробормотал; «Да нет, что ты, я думал о тебе, я подумал, что она тебе очень бы пошла». Я просто онемела, была совершенно потрясена. Ведь он намекнул на нашу совместную жизнь в будущем, когда мы поженимся. Я так разволновалась, что взяла его руку и, не говоря ни слова, сжала ее. Но даже это было для Боба слишком. Он высвободил руку и сухо сказал: «Что с тобой, Мэгги, да ты с ума сошла, что это на тебя нашло?» Он восхитителен, ты не находишь?

– Конечно, конечно, – согласилась Лизбет, потупив глаза и разглядывая свою сигарету. Капли пота сверкали у нее на лбу. В комнате не было кондиционирования. Она затянулась ментоловой сигаретой и, вздохнув, подумала: «Теперь она опять начнет мне рассказывать о Джеймсе Дине, и снова о Севилле, и еще о Бобе. Она спятила, у нее это настоящая болезнь. Если б она не была такой доброй, я бы просто возненавидела ее. Она такая страшная, меня от нее почти тошнит, мне всегда хочется взять носовой платок и протереть ей в уголках глаз».

– Кажется, – сказала она, садясь на кровать, – я сейчас надену купальник и сбегаю в бассейн окунуться.

– Иван будет к тебе приставать, – сказала Мэгги. – Знаешь, он действительно начинает вести себя неприлично, я уже не говорю об укусах и ударах хвостом. Ну конечно, он восхитителен, такой сильный, такой ласковый. Тем не менее как-то раз он взял в рот кою лодыжку. У него, ты знаешь, некоторая слабость ко мне. И больше он уже не хотел меня отпускать, я даже чуть было воды не наглоталась.

– Интересно, – перебила ее Лизбет, заводя правую руку за спину, чтобы расстегнуть лифчик, – не подготавливает ли себе Севилла еще одно разочарование, ожидая чуда от новой самки. В конце концов если сам Иван не сумеет перейти от слова к фразе, то не понимаю, в чем ему поможет «удачный брак». Это все равно, что думать, будто мужчина сразу делается умнее оттого, что взял женщину. Вообще-то обычно бывает как раз наоборот.

– Ой, Лизбет! – воскликнула Мэгги, отводя глаза. Ей не нравилось, когда Лизбет голая расхаживала по комнате. Лизбет была совершенно лишена стыда. Переодевая лифчик, она даже не прикрывала грудь.

– Лизбет, – продолжала Мэгги, – дело совсем не в этом. Севилла никогда не говорил ничего подобного. Он сказал, что самка позволила бы Ивану обрести уверенность в себе и усилила бы его творческие порывы.

– Вот именно, – подхватила Лизбет, – это точка зрения эгоиста. И вправду можно подумать, что женщина – инструмент, который должен помогать самцу в работе после того, как послужил ему для удовольствия. Вот увидишь, теперь, когда Севилла выпроводил свою светскую даму, он не замедлит заняться кем-либо из нас – Арлетт, Сюзи, мной, тобой (она прибавила «тобой» потому, что Мэгги смотрела на нее), чтобы, как он выражается, усилить свои творческие порывы. Обожаю этот эвфемизм, – усмехнулась она.

– Да что ты, – возмущенно перебила ее Мэгги, ее грубое обветренное лицо пылало от негодования, – ведь это же инстинкт женщины – помогать любимому мужчине! Я бы вышла за Севиллу, – ты, наверно, знаешь, что мы едва не поженились год назад, однако он никак не мог решиться. Видишь ли, в сущности, он очень робок. И с ним тоже надо было, чтобы я все взяла в свои руки. Но ты меня знаешь, терпеть не могу выглядеть так, будто я навязываюсь кому-нибудь. Так вот, если б я согласилась стать его женой, поверь мне, Лизбет, для меня было бы большим счастьем день и ночь работать на него.

– Ты и так довольно успешно это делаешь, – заметила Лизбет, – и Арлетт тоже, а у нее нет твоей физической выносливости. Она ему позволяет эксплуатировать себя, вот в чем правда. Она меня очень беспокоит, и ты тоже, – сразу же прибавила она, – вы обе с ума сошли с вашим Севиллой. А она такая прелестная, такая нежная, ее может ждать только разочарование.

– Ты ее очень любишь, ведь правда? – вдруг спросила Мэгги.

– Очень, – ответила Лизбет, и на ее честном, угловатом лице выступил легкий румянец, – она одна из самых привлекательных девушек, которых я вообще когда-либо встречала. И дело вовсе не в том, что она хорошенькая. Понимаешь, в ней есть какое-то очарование, какая-то тайна.

В дверь постучали, и голос Боба Мэннинга спросил:

– Мэгги, мне можно войти?

– Ну конечно, можно.

Он открыл дверь и застыл на пороге. Всякий раз он не просто входил в комнату, а появлялся в ней, как актер на сцене, – высокий, стройный, изящный, с темноволосой аристократической головой, с тонким с еле заметной горбинкой носом, с красивыми карими живыми глазами под черными ресницами, с гибкими руками и длинными тонкими пальцами (он никогда не опускал руки в карманы, никогда не клал ногу на ногу, когда садился, он всегда знал все: эзотерические романы, авангардистские фильмы, модную музыку, наиновейших поэтов).

– Черт возьми, – выругалась Лизбет, тщетно пытаясь застегнуть лифчик.

– Разреши, я тебе помогу, – с прелестной улыбкой предложил Боб. Сделав два больших шага, он оказался посреди комнаты, уверенно подтянул края лифчика и застегнул их. – У тебя прелестный купальник, – сказал он, склонив голову на плечо.

– На меня, знаешь, комплименты не действуют, – ответила Лизбет.

Он секунду подождал, почти актерским жестом поднял свою красивую голову, добрую секунду стоял неподвижно, выставив бедро и небрежно оперевшись рукой о стену, и потом мелодичным, как звук флейты, голосом сказал:

– Так вот, дорогие мои, я принес вам важную новость: только что прибыла супруга, которую профессор Севилла предназначает Ивану. Мы устраиваем ее в жилище будущего мужа, и я надеюсь, что из любви к Ивану и из уважения к его отцу Севилле вы соблаговолите присутствовать при этой церемонии. Кроме того, вот уже пять минут, как профессор весьма настойчиво требует вас к себе.

– Ты что, не мог об этом раньше сказать? – спросила Лизбет, поводя своими широкими плечами.

Нервная, встревоженная, с любопытством оглядываясь и стараясь не упускать из виду ничего из того, что происходило вокруг, дельфинка лежала на носилках. Носилки раскачивались на тросе, на котором е помощью лебедки их опускали в бассейн. Иван настороженно застыл в другом конце бассейна на глубине примерно в метр, лишь его хвостовой плавник чу и заметно подрагивал. Голова его была поднята, и он гибким, сильным движением поворачивал ее то влево, та вправо, стараясь поочередно каждым глазом рассмотреть дельфинку. Одновременно он издавал какие-то перемежаемые паузами свисты, усиливаемые на берегу громкоговорителем. Дельфинка еще не ответила ему ни одним звуком – наверное, потому, что ее беспокоило это висячее положение и раскачивание; однако ее веки, которые почти не двигались, когда Иван мол чал, вздрагивали, как только раздавались его свисты.

В белых полотняных брюках и спортивной рубашке, по-юношески стройный, с черными как смоль волосами и живыми, нетерпеливыми черными глазами Севилла стоял справа от лебедки. По обе стороны от него находились Питер и Майкл, оба выше его на целую голову. Парни, блондин Питер и шатен Майкл, были в плавках, оба атлетически сложены, загорелые, непринужденные, с коротко подстриженными волосами, с ямочками в уголках губ. Ослепительно улыбаясь, они выглядели удивительно здоровыми, ухоженными, преисполненными сознания своей ответственности.

Как только Лизбет и Мэгги появились на пороге барака – за ними высилась фигура Боба, – Севилла нетерпеливым жестом сделал им знак приблизиться. Лизбет и Боб прибавили шагу, а Мэгги побежала, она смутно чувствовала себя виноватой оттого, что заметила рядом с парнями Сюзи и Арлетт. Все сотрудники были в сборе.

– Я собрал вас, – начал Севилла, весело глядя на них черными глазами, – потому что мне не хотелось бы повторять ошибку, которую я допустил с Миной. Помните, я был так уверен, что Мина уживется с Иваном, что даже не подумал с самого начала организовать наблюдение за парой. Последствия вам известны: мы так и не узнали, что произошло между ними ночью. Одним словом, истинная причина их разрыва осталась неизвестной. На этот раз мы будем предусмотрительнее и организуем сменное дежурство, днем и ночью. Когда стемнеет, бассейн будет освещаться рефлекторами. Я вас разбил на группы по два человека. Наблюдая за парой, один – на поверхности, другой – через иллюминатор на дне бассейна, дежурные смогут общаться по телефону и записывать свои наблюдения на магнитофон. У каждого будет кинокамера. Группа будет сменяться через два часа.

Вот расписание, – продолжал Севилла, вынимая из кармана листок. – С 18 до 20 на поверхности – Сюзи, у иллюминатора – Питер; с 20 до 22 на поверхности Майкл, у иллюминатора – Лизбет; с 22 до 24 на поверхности – Мэгги, у иллюминатора – Боб; с 0 до 2 на поверхности – Арлетт, у иллюминатора – я; с 2 до 4 на поверхности – Сюзи, у иллюминатора – Питер и так далее. Я предусмотрел дежурство до завтрашнего полудня, но, возможно, мы должны будем его продлить. Мэгги вывесит расписание на доску.

Он выдержал паузу и спросил:

– Есть какие-нибудь вопросы?

Сюзи подняла руку, и Севилла дружески взглянул на нее. Вместе с Майклом и Арлетт она принадлежала к трем лучшим людям лаборатории. Сюзи – худенькая блондинка с тем безукоризненным профилем, который иногда может свидетельствовать о снобизме и высокомерии, но у нее благодаря выражению глаз производил милое впечатление искренности.

– Я полагаю, – сказала она, – что пленка для перезарядки кинокамер и магнитофонов заготовлены.

– Я поручил Питеру этим заняться.

– И Питер уже занялся, – подхватил Питер.

Он, улыбаясь, посмотрел на Сюзи, и она улыбнулась в ответ. Наступила тишина. Вдруг Лизбет заговорила с каким-то вызовом в голосе:

– Я обратила внимание, что каждая группа состоит из парня и девушки…

– Почему бы нет? – спросил Севилла, подняв свои густые черные брови.

– И что в общем девушку вы поставили на поверхности, а парня – у иллюминатора.

– В отношении вас это не совсем верно, Лиэбет. Вас я поставил у иллюминатора.

– Однако это верно в отношении трех других девушек, – продолжала Лизбет с таким видом, словно она хотела предъявить Севилле обвинение.

Севилла взглянул на свой листок.

– Да, верно. И что же?

– Пост у иллюминатора ответственнее, чем пост на поверхности, и мне интересно знать, не продиктован ли ваш выбор антифеминистскими предрассудками.

– Что вы, нисколько, – улыбнулся Севилла. – Я и не подозревал, что во мне таится подобный предрассудок. Я должен был назначить на пост у иллюминатора парней и себя только потому, что дежурить там чуточку труднее, чем на поверхности.

– В таком случае, – допытывалась Лизбет, – почему вы назначили меня к иллюминатору?

– Помилуйте, Лизбет, вы не можете одновременно упрекать меня в том, что я плохо отношусь к женщинам, раз назначил трех девушек дежурить на поверхности, и несправедливо отношусь к вам, поставив вас к иллюминатору. Надо выбирать.

Все заулыбались, а Лизбет, ни на кого не глядя, сказала:

– В таком случае я выбрала и повторяю свой вопрос: почему единственная девушка, назначенная вами к иллюминатору, – это я?

Севилла поднял руки и с раздражением ответил:

– Да не знаю, просто случайность.

– В психологии, – поучительно заметила Лизбет, – нет случайностей, а есть лишь бессознательные побуждения.

– Ну что ж, – живо вмешалась в разговор Арлетт, – предположим, что мистер Севилла назначил вас к иллюминатору из-за бессознательного уважения к вашим физическим данным.

Все снова заулыбались. Лизбет укоризненно взглянула на Арлетт, глаза ее наполнились слезами, она отвернулась и с обиженным видом замолчала. Какое-то мгновенье Севилла внимательно смотрел на нее, потом оглядел своих сотрудников и спокойно предложил:

– Если вы сами хотите изменить состав групп, то я, разумеется, даю вам полную свободу.

– Я ничего не имею против состава группы, – злобно огрызнулась Лизбет. – Мне совершенно безразлично, с кем быть: с X, Y или Z.

Она повернулась спиной к группе и уставилась на барак с таким видом, словно ей стало неинтересно все то, что должно было произойти в бассейне.

– Прежде чем мы пустим эту молодую даму в воду, – заговорил Севилла, – я хочу прибавить вот что: не думайте, что вы обязаны держаться официального и натянутого тона, раз ваши наблюдения будут записаны на магнитофон. Выражайтесь с полнейшей естественностью и свободой. Говорите абсолютно все, что хотите сказать. При всех обстоятельствах эти пленки останутся в лаборатории. И если мы из них извлечем впоследствии какие-нибудь заметки, мы сделаем все необходимые сокращения. В конце концов мы сейчас занимаемся изучением поведения дельфинов, и очень возможно, что непроизвольное наблюдение кого-либо из вас даст кое-что для нашего анализа. Начнем, Майкл. Пора представить Ивану его будущую супругу.

– Вы нам не назвали ее имени, – заметила Мэгги.

– А ведь в самом деле, – всплеснул руками Севилла. Он поднялся я, улыбаясь, обратился к Лизбет. – Лизбет, чтобы доказать вам, что никакого заговора против женского пола и вас не было, я прошу вас дать имя жене Ивана.

Лизбет обернулась и посмотрела ему в лицо.

– Вы говорите так, – с горечью сказала она, – будто я страдаю манией преследования.

– Нисколько, – ответил Севилла. – Я не думала так истолковывать ваши слова.

– И как же вы их истолковываете? – с вызовом спросила она.

Севилла всплеснул руками:

– Да никак не истолковываю!

Стало тихо, и Мэгги энергично попросила:

– Послушай, Лизбет, не заводи все сначала. Бедное животное ждет, поторопись дать имя.

– Назовем ее Бесси, – угрюмо предложила Лизбет.

МАШИНОПИСНАЯ КОПИЯ СТЕНОГРАММЫ НАБЛЮДЕНИЯ ЗА ИВАНОМ И БЕССИ, СДЕЛАННАЯ С МАГНИТОФОННОЙ ЛЕНТЫ.

Сюзи. Говорит «верх». 18.05. Бесси с помощью лебедки опускают в воду. Иван не шевелится. Майкл входит в воду и освобождает ее грудные плавники из отверстий, проделанных в полотне носилок. Бесси разрешает это делать. Она выглядит спокойной и больше не проявляет волнения.

Питер. Говорит «дно». 18.10. Алло, Сюзи, ты меня слышишь?

Сюзи. Да.

Питер. Я отлично вижу Бесси, но где Иван? В поле моего зрения его нет.

Сюзи. Он справа от тебя, в самом углу. Не двигается. Рассматривает Бесси. (Пауза). Сколько на твоих?

Питер. 18.11.

Сюзи. Поставлю свои часы по твоим. Слышишь свисты? Он свистит, а она отвечает.

Питер. Отсюда не слышно. Зато я очень хорошо вижу Бесси. По-моему, она меньше и короче Ивана. Она не шелохнется, только выгибает спину, чтобы набрать воздуха. Ясно, что она позволит Ивану приблизиться, но сама первого шага не сделает. (Пауза). В ее глазах светится женское коварство.

Сюзи. О, Питер! (Смеется.)

Питер. 18.15. Я хотел бы, чтоб он решился. Что он делает?

Сюзи. Смотрит на нее то правым, то левым глазом и свистит. (Пауза). Он шевелится. 18.16.

Питер. Ага, я его вижу! Он проплыл в двух метрах от Бесси, обогнул и начал кружить возле нее. Она не двигается.

Сюзи. Круги все уже и уже.

Питер. Проплывая перед иллюминатором, он заслоняет ее от меня. Нет, постой, нагнувшись, я могу ее видеть. Она, не двигаясь, украдкой следит за ним. (Пауза).

Сюзи. 18.20. Мне начинают надоедать эти круги. Столько условностей!

Питер. 18.22. Я ее сфотографировал. Надеюсь, будет видно, как она украдкой его разглядывает.

Сюзи. Внимание! Он перестает кружить и устраивается рядом с ней, «борт к борту». Они словно два корабля, в паре стоящие на якоре. 18.25.

Питер. Бесси частично загораживает от меня своего партнера. Но я различаю за ее хвостом хвост Ивана. Его голова на одном уровне с головой Бесси?

Сюзи. Да.

Питер. Значит, он явно больше ее. Я ее вижу отлично. Она моргает.

Сюзи. Ты шутишь?

Питер. Нисколько. Я говорю то, что вижу: она моргает. А что делает он?

Сюзи. Трется головой о ее голову. Сейчас сфотографирую. Не успела. Она уплывает.

Питер. Прекрасно вижу ее. Она удаляется от него. Иван не двигается.

Сюзи. Он не двигается, но визжит. Недоволен.

Питер. Что это за взвизги?

Сюзи. Короткие, резкие, пронзительные. Он зовет ее. Вид у него не слишком бодрый. Она возвращается. 18.30. Он прижимается к ней боком.

Питер. Я их прекрасно вижу. Иван почти уткнулся в стекло иллюминатора. Бесси – позади него. Иван смотрит на меня. Я бы сказал, что он мне почти подмигивает! Фотографирую. Мне хотелось бы заснять ото его выражение.

Сюзи. Уплывают вместе.

Питер. Я их больше не вижу.

Сюзи. Они плавают вдоль стенок бассейна, по часовой стрелке. 18.35.

Питер. Вижу, как они проплывают.

Сюзи. Он пристроился между бортом бассейна и Бесси, наверно, для того, чтобы предохранить ее от удара о стенки. Он, должно быть, думает, что бассейн известен ей не так хорошо, как ему.

Питер. Да, по-моему, ты права. Он держится чуть впереди нее. У него такой вид, будто он защищает и ведет ее.

Сюзи. Интересно, когда они кончат кружить? Выключаю магнитофон.

Питер. Я тоже.

Сюзи. Говорит «верх». Питер, включаю магнитофон.

Питер. О’кэй.

Сюзи. 18.45. Они все еще кружат. Это может продлиться долго.

Питер. Они свистят?

Сюзи. Да, не переставая.

Питер. В общем они «прогуливаются» и болтают. Кто-нибудь из них свистит чаще?

Сюзи. Да, Иван. Она свистит совсем редко.

Питер. Вывод ясен: он заигрывает с ней, а она слушает.

Сюзи (смеется). Выключаю магнитофон.

Питер. И я.

Сюзи. Говорит «верх», пускаю магнитофон, чтобы записать свой вызов. 19.45.

Питер. Тоже. Я умираю от скуки и, что уж совсем плохо, хочу есть. Они кружат час десять минут. Он все еще свистит?

Сюзи. Свистит. Я выключаю магнитофон. Но ты можешь продолжать разговор со мной.

Питер. О’кэй.

Сюзи. Говорит «верх». Передаю тебе Майкла. 20 часов.

Питер. Я зайду за тобой в столовую, как только придет Лизбет. Алло, Майкл, ты будешь разочарован. Они кружат уже час двадцать пять минут. Прямо стайеры какие-то, а не новобрачные…

Майкл (смеется). Ничего интересного?

Питер. Вначале было очень интересно. Особенно сближение. Вот и Лизбет. Передаю ее тебе.

Лизбет. Говорит «дно». Что нового?

Майкл. Говорит «верх». По словам Питера, они так кружат уже час двадцать пять минут.

Лизбет. Забавно. (Пауза).

Майкл. Они милые, у них вид давних приятелей.

Лизбет. У меня от них голова кругом идет. Надеюсь, что они не будут кружить так все два часа. (Пауза). Выключаю магнитофон.

Майкл. И я.

Лизбет. Говорит «дно». 20.25.

Майкл. Говорит «верх».

Лизбет. Иван рванулся вперед, и она его догнала.

Майкл. Наблюдение подтвердилось. Они слегка оживились. Этот круг уже не был, как вначале, неторопливой прогулочкой. (Пауза). Небо прояснилось, луна. Совсем тепло.

Лизбет. Тебе повезло.

Майкл. Если хочешь, можем поменяться. Я встану у иллюминатора, а ты на мое место.

Лизбет. Ценю твой такт, но мне и здесь совсем неплохо.

Майкл. Говорит «верх». Алло, Лизбет, включаю магнитофон. 20.30.

Лизбет. Я тоже.

Майкл. Мне кажется, что Иван принял позу S.

Лизбет. Я ничего не видела.

Майкл. Я мог ошибиться. Это произошло очень быстро.

Лизбет. Действительно.

Майкл. Наверное, выгибание тела буквой 5 требует от дельфина громадного напряжения мышц.

Лизбет. Интересно, сколько секунд он может выдержать эту позу?

Майкл. Я засек время: 2, 8 секунды.

Лизбет. Я его сфотографировала. Я заметила, член прижал грудные плавники к телу.

Майкл. Я в этом не уверен. (Пауза).

Лизбет. Они снова начинают кружиться. Останавливаю магнитофон.

Майкл. Я тоже.

Лизбет. Говорит «дно». 20.45. Ты видишь Ивана?

Майкл. Очень плохо.

Лизбет. Он устроился под Бесси, его голова на уровне ее грудных плавников.

Майкл. Я не вижу Ивана. Весен заслоняет его от меня.

Лизбет. Майкл?

Майкл. Что?

Лизбет. Как странно! Она плавником гладит его по голове.

Майкл. Ты уверена?

Лизбет. Абсолютно. Подожди, сфотографирую. Готово!

Майкл. Ты видишь его глаза?

Лизбет. Он их закрывает. Произносит ли он какие-нибудь звуки?

Майкл. Нет, никаких. Я отошел в сторону, лег на живот, и мне удалось ее увидеть. Она ласкает его с большой нежностью. Это очень трогательно, по-моему, того гляди он начнет мурлыкать.

Лизбет. Ты становишься сентиментальным.

Майкл. Нет, но я удивлен. Признаться, я не ожидал от животных такой нежности.

Лизбет. Не вижу причин умиляться. (Пауза). Они снова заводят свой хоровод. Выключаю магнитофон.

Майкл. И я.

Лизбет. Говорит «дно». 21.30. Я насчитала три позы S.

Майкл. Правильно. Их продолжительность: 2, 4; 2, 6; 3 секунды. В 21.25 он укусил ее за хвост.

Лизбет. Этого я не заметила. Внимание! Он плывет над ней.

Майкл. Нагнувшись, я их вижу, но не очень хорошо. Что он делает?

Лизбет. Все то же самое, хотя на этот раз роли переменились. Теперь уже он ласкает ей голову плавниками.

Майкл. В их безумии есть логика.

Лизбет. Я это где-то слышала.

Майкл. Это из «Гамлета».

Лизбет. Она очень возбуждена. О, именно этого я и ожидала, она уплывает.

Майкл. Он ее преследует.

Лизбет. Новая ласка.

Майкл. Она мне показалась не совсем понятной. Что же произошло?

Лизбет. Догнав ее, он нырнул под нее, перевернулся на спину и, проплывая мимо, потерся о ее тело. После чего снова принял нормальное положение.

Майкл. Ласка, по-моему, почти акробатическая.

Лизбет. Внимание, Бесси опять уплывает.

Майкл. Вероятно, для того, чтобы побудить его начать все сначала. Наклоняюсь, чтобы попытаться что-нибудь разглядеть.

Лизбет. Готово.

Майкл. На этот раз и я видел. Как изящно он переворачивается, чтоб потереться о ее тело. Очень красиво, очень гибко.

Лизбет. Я сфотографировала.

Майкл. Она опять уплывает, входит во вкус.

Лизбет. А он опять за свое.

Майкл. Похоже, ритм убыстряется. Какая энергия! Они неутомимы. Какая физическая мощь в любви дельфинов!

Лизбет. Майкл!

Майкл. Что?

Лизбет. Передаю тебе Боба.

Майкл. Уже!

Боб. Ты мне можешь коротко сказать, что у них произошло?

Майкл. Позы S, ласки, укусы, соприкосновения.

Боб. Ничего определенного?

Майкл. Ничего. Передаю тебе Мэгги. Вы пришли вовремя, это становится интересным.

Мэгги. Говорит «верх». Боб, 22.03. Мои часы точные.

Боб. Я сверил свои.

Мэгги. У меня к тебе просьба. Это очень мило со стороны Севиллы поставить и меня на дежурство. Но ведь я же не зоолог. Ты мне объяснишь, если я чего-нибудь не пойму?

Боб. Конечно.

Мэгги. Что делает Иван? Из-за волн я его почти не вяжу.

Боб. Он под Бесси и кусает ей хвост. Теперь он его отпустил я взял в рот ее правый грудной плавник.

Мэгги. Мне кажется, что Бесси поворачивает в сторону шею, чтобы попытаться схватить его за хвост.

Боб. Точно. Он ее отпускает, ныряет, широко открывает рот. Смотри! Он закрывает ее рот своим ртом.

Мэгги. Я думаю, что таким манером он просто затыкает ей рот. (Смеется.)

Боб. Издает ли он какие-нибудь звуки?

Мэгги. Самые разные: тявканье, свисты, кряканье и моментами даже что-то напоминающее взрыв смеха.

Боб. Он выпускает ее, отплывает. Нет, это была хитрость; он возвращается… Он снова хватает ее спин-ной плавник, а сейчас его отпускает и кусает ее за хвост.

Мэгги. Ей удалось сделать с ним то же самое.

Боб (смеется). Они не хотят отпускать друг друга; они вихрем кружатся в воде, как кетчеры. Ты видела, как дерутся дельфины-самцы?

Мэгги. Нет.

Боб. У них те же захваты, только укусы настоящие. Они наносят друг другу страшные раны; через несколько минут вода краснеет от крови.

Мэгги. Я не вижу крови.

Боб. Крови нет, но, когда они проплывают близко от иллюминатора, я все-таки различаю на плавниках следы укусов.

Мэгги. Кажется, они успокаиваются. Плавают вокруг бассейна, Бесси ближе к центру.

Боб. Они восстанавливают силы после своего кетча. (Пауза). Выключаю магнитофон.

Мэгги. Я тоже.

Боб. Говорит «дно». 22.15. Иван проскользнул под Бесси и краешком плавника ласкает ее.

Мэгги. Они вновь кусают друг друга. Разве мы снова должны описывать все эти укусы? Ведь они совершенно одинаковые.

Боб. Нет. Они опять начинают кружить. Это возврат к спокойствию. Спокойные фазы чередуются с минусами исступления. Выключаю магнитофон ж выкурю сигарету.

Мэгги. Говорит «верх». 23.35. Они опять начинают волноваться.

Боб. Да, вижу. Бесси проскальзывает под Ивана. Иван останавливается. У него эрекция. Фотографирую. Ведь я впервые наблюдаю эрекцию у дельфина так отчетливо, с такого близкого расстояния.

Мэгги. Они опять начинают кружить. Может быть, она считает, что он мало за лей ухаживал?

Боб. Ну, это уж вольное толкование. Они успокоились. Я воспользуюсь этим, чтобы выключить магнитофон и сходить за сигаретами. У меня их совсем не осталось.

Мэгги. О’кэй.

Боб. Говорит «дно». 23.50. Новый сеанс «та, укусов и щипков. Описывать его мы не будем, но а засеку его продолжительность.

Мэгги. По-моему, периоды затишья гораздо продолжительнее напряженных моментов.

Боб. Конечно. Иначе бы они вымотались.

Мэгги. В некотором смысле смотреть на все это очень приятно. Они выглядят такими довольными! Кажется, будто они смеются.

Боб. Опять вольное толкование.

Мэгги. Разве они не ведут себя еще неистовее, чем только что? Разве все не едет крещендо?

Боб. По-моему, да, но это трудно измерить.

Мэгги. Какая энергия! Подумать только, что уже полночь и что этот сеанс длится уже шесть часов! Жизнеспособность этих животных невероятна. Боб, передаю тебе Арлетт.

Арлетт. Боб? Не смогли бы вы коротко изложить мне ваши наблюдения?

Боб. Извините, я уже рассказываю о них мистеру Севилле.

Севилла. Говорит «дно». 0.03.

Арлетт. Говорит «верх». 0.03.

Севилла. «Сеанс» укусов начался в 22.45. Эрекция – в 23.50, но спаривания не произошло,

Арлетт. Начались ли у них прыжки?

Севилла. Нет, еще нет. Только ласки и укусы. (Пауза). Издают ли они какие-нибудь звуки?

Арлетт. Множество. Непрерывно.

Севилла. Различаете ли вы у Ивана английские слова?

Арлетт. Нет, не различаю.

Севилла. Как бы вы определили эти звуки?

Арлетт. С фонетической точки зрения?

Севилла. Нет, с человеческой. По аналогии.

Арлетт. Я сказала бы, что это крики восторга. Конечно, это произвольное толкование.

Севилла. Вы знаете мою точку зрения. Нельзя априори отказываться от антропоморфистской интерпретации. Ошибочно видеть в человеке существо, по самой своей природе отличное от высших млекопитающих. Только гордыня человека, этого выскочки, заставляет его так думать: (Пауза). 0.10. Успокаиваются. Сеанс борьбы и укусов продолжался 20 минут.

Арлетт. Какая жизнеспособность!

Севилла. Да, великолепно! Если судить с этой точки зрений, то выродился именно человек. (Пауза). Признаться, я волнуюсь. Боюсь, ничего не выйдет.

Арлетт. Для страха нет никаких оснований. Иван покорится инстинкту.

Севилла. Не покорился же он инстинкту, когда был с Миной. Надо помнить, что Иван – дельфин, воспитанный людьми. И быть может, он уже слишком скован. Вы не представляете, как я на себя зол за то, что не организовал наблюдение, когда мы подсадили к нему Мину. Я думал, что успех обеспечен. Это была ошибка. Эротика у дельфина, вероятно, так же сложна, как и эротика у человека, теперь я убежден в этом.

Арлетт. Если мы допустили ошибку, то по крайней мере она нас кое-чему научила. Стоит ли мне вам напоминать, что «успех – это ряд преодоленных неудач»?

Севилла (смеется). Вы меня дразните!.. У них затишье. Выключаю магнитофон.

Арлетт. Говорит «верх». 1.05. Они начинают волноваться.

Севилла. Да, вижу. Думаю, что теперь дело пойдет.

Арлетт. Почему?

Севилла. Они подружились. В минуты затишья это заметно.

Арлетт. Они вновь приходят в неистовство.

Севилла. Да, он отплывает и бросается на нее, будто хочет удариться головой об ее голову.

Арлетт. Так же, как они убивают акул?

Севилла. Да. Но при спаривании танец смерти становится игрой. Видели? В самый последний момент он ловко увернулся и использовал весь свой пыл на то, чтобы потереться о нее всем телом.

Арлетт. Интересно, что произошло бы, если бы она одновременно увернулась в ту же сторону.

Севилла. Этого бояться нечего. Это неистовство изумительно контролируется. Смотрите! Он начинает снова.

Арлетт. Очень бурная ласка.

Севилла. Да. Просто выпад. Убийственный выпад, завершающийся лаской.

Арлетт. И какой лаской! Того гляди искры посыплются.

Севилла. Вы обратили внимание, что при соприкосновении он поворачивается на бок? По-моему, скоро начнутся прыжки.

Арлетт. Смотрите! Она тоже разгоняется и бросается ему навстречу!

Севилла. По-моему, она жаждет удвоить силу соприкосновения.

Арлетт. Или просто более активно помочь ему.

Севилла. Я сфотографировал. Когда начнутся прыжки, не забудьте о вашей камере.

Арлетт. Не забуду. Готовится новый выпад. (Она смеется.) Меня восхищает, с какой напускной ленью они уплывают в свои углы перед новым выпадом.

Севилла. Да… Они и очень возбуждены и очень расслаблены.

Арлетт. Они снова бросаются друг к другу.

Севилла. Они буквально набрасываются друг на друга. Кончится тем, что вы увидите ваши искры…

Арлетт. Я их сфотографировала.

Севилла. Все повторяется. Они расходятся по своим углам, как боксеры.

Арлетт. Они неутомимы! Ой, смотрите! Она выпрыгивает в воздух.

Севилла. Вижу. В момент, когда он собирался к ней, прикоснуться, она ускользнула. Выскочила из воды.

Арлетт. Зачем ей это?

Севилла. Просто для разнообразия. Когда она опускается в воду, он устраивается так, чтобы быть в месте падения и потереться о нее во время ее погружения.

Арлетт. По-моему, эта ласка гораздо сильнее.

Севилла. Тем более что он-то плывет снизу вверх. Они сходятся посредине. Как в танце. Это очень красиво.

Арлетт. Мне ничего не видно из-за брызг. Бесси меня обрызгала.

Севилла. Хотите к иллюминатору? Я вас заменю наверху.

Арлетт. Нет, нет. Фотографируйте подводный танец. У вас снимки выходят лучше, чем у меня. А потом у меня перед вами одно преимущество: я слышу крики.

Севилла. Что за крики?

Арлетт. Исступленного восторга.

Севилла. Они возвращаются в свои углы.

Арлетт. Я готовлю кинокамеру. (Пауза). Великолепно! Они оба прыгнули. Ой!

Севилла. Что случилось?

Арлетт. Окатили меня с головы до ног. С меня ручьи текут,

Севилла. Скорее ступайте переоденьтесь.

Арлетт. Нет, нет! Ни за что на свете. Вы видите их? Видите их головы? Они смеются. Хохочут от восторга. У них такой счастливый вид, что мне хочется быть на их месте.

Севилла. У меня мелькнула та же мысль. (Пауза). 1.25. Уже 20 минут, как они выдерживают этот пароксизм. У них железные сердца в стальные мускулы!

Арлетт. Они начинают кусаться.

Севилла. Приближается заключительная фаза. Обычно сразу после прыжков и самых резких соприкосновений происходит случка.

Арлетт. Они всплывают, чтобы набрать воздуха. Сейчас начнут все снова.

Севилла. Да.

Арлетт. На моих 1.35. Вы сделали снимки?

Севилла. Нет, пока нет. Хотите прийти сюда, ко мне?

Арлетт. Иду.

Севилла. Возьмите мой хронометр. Вы умеете им пользоваться?

Арлетт. Да. (Пауза).

Севилла. Иван начинает опять. Снова частые контакты. (Пауза). Готово. Наконец-то!

Арлетт. 1.46.

Севилла. Я сделал хорошие снимки. Они снова начинают плавать вокруг бассейна, счастливые и веселые. Что за животные! Я устал больше их.

Арлетт. Я тоже.

Севилла. И к тому же вы до нитки промокли!

Арлетт. Побегу переоденусь и приготовлю вам чашку кофе.

Севилла. А я пока разбужу Питера и Сюзи.

Арлетт. Я прямо с ног валюсь. (Смеется.)

Севилла. Вы великолепны. Ореол волос делает вас похожей на Венеру, выходящую из вены морской… Знаете, на Венеру Боттичелли…

Арлетт. О, спасибо, спасибо! Какой милый комплимент! Одно по крайней мере у меня с ней общее: я тоже вся мокрая!

Севилла. Бегите переодеваться. За это время я как раз и сварю кофе. Мне очень нужна чашка кофе.

Арлетт. Мне тоже. А еще мне хочется говорить, говорить…