Сегодня, Господи, мы идем к Тебе, к Твоей Святой Чаше, к Твоей Тайной Вечере.

Нам надо всем сердцем ощутить, пережить важность этого момента, когда сам Господь незримо и в то же время зримо — в Святой Трапезе — приходит к нам, нас к Себе приближает, нас с Собой соединяет и освящает! Это великий праздник, особенно если мы с вами можем свое сердце так настроить, чтобы услышать голос Божий, почувствовать близость Христа–Спасителя.

Все, как в той притче, когда господин собрал по улицам всякий сброд и всех пригласил к себе — вот это мы и есть. Так мы и должны себя чувствовать — что мы избраны и призваны, потому что Господь нас призвал и избрал, а не потому что мы этого заслужили.

Что же Он хочет сделать с нами? Хочет нас исцелить, исцелить от главной болезни, которая называется «себялюбие». Она коренится в самых глубинах сатанинских! Потому что, как говорит нам Новый Завет, «Сначала дьявол согрешил». Что значит «согрешил»? Что он, какую-то заповедь нарушил? Нет. Он себя противопоставил Богу. Вот это и есть себялюбие, когда душа замыкается в себе, хочет жить для себя и в себе. Это начало демонского, черного, сатанинского восстания против Бога. Отсюда пошло все остальное зло, и человек легко ему поддался! И мы в своей малой, может быть, жалкой, но все равно своей жизни повторяем это сатанинское падение. Потому что себялюбие стоит у нас в основе всего. Вот давайте подумаем: молимся (даже молимся!)— для себя, всегда прося что-нибудь; общаемся, дружим, имеем семью, имеем близких — и все опять «я» и «я», и для себя; что-нибудь делаем, даже нужное, — и опять на первом месте «я», и «для себя»; когда приходится нам решать, как поступить, мы прежде всего делаем выбор в пользу того, как будет лучше «для меня».

Себялюбие постепенно делает человека слепым и глухим к окружающему миру; сердце его черствеет, в его душе становится сумрачно и смрадно, как в комнате, которая долго была заперта и где были забиты ставни, в комнате, которая никогда не проветривалась и где всегда было душно, темно и пустынно. Вот что значит «себялюбие». И так трудно из этого вырваться, что многие из нас даже привыкают к этому. Как человек, работающий в какой-либо мастерской, где всегда отвратительно пахнет чем-нибудь (краской, бензином или еще чем-нибудь), привыкает к этим запахам, и ему кажется, что уже так и надо, так и мы в затхлой комнате своей души, запертой со всех сторон, закрытой от всего мира, начинаем привыкать. И не только привыкать! Мы уже начинаем испытывать некоторого рода удовольствие от того, что спрятались в себя, как улитка в раковину, и там сидим. И так привыкаем, что нам становится уже трудно оттуда вылезти! От малейшего столкновения с миром мы съеживаемся, оно вызывает у нас желание опять заползти в свою раковину.

Несовершенная, жалкая картина. Не такими ведь создал нас Господь! Не этого хотел от нас. Мы как бы прячемся, скорчиваемся, мы становимся подобны нерожденному младенцу, который, как вы знаете, находится в утробе матери в скрюченном состоянии. Но то младенец в утробе матери, а мы, родившиеся, тоже ходим, скрючив спину, согнув голову, ничего вокруг себя не видя, не слыша. Вот уж поистине плохое детство, плохое возвращение к самому своему началу.

Проверьте свое сердце, проверьте свою совесть, вспомните все свои отношения — и вы увидите, что внутри вас тяжело движется как бы такая машина, подобная танку, на которой написано: «Я должна (я должен) себя утверждать». И это на первом месте. Мы должны признаться, что это, конечно, уродство, это болезнь души! В этом мы как бы копируем сатану, а ведь нам Господь сказал, чтобы мы подражали Ему, потому что мы не по образу и подобию дьявола созданы, а по образу и подобию Божию.

Вот с этим мы сегодня и пришли. Смотрите, какая разница: вот Господь, Который отдает Свое сердце! Он живет в каждом из нас! Он хочет, чтобы каждая душа жила и получила спасение, чтобы каждая душа к Нему пришла. Он как бы забыл о Себе! Он говорит: «Я творю не Свою волю, но волю Отца!» Значит, Он как человек — открыт Отцу Небесному, как Бог — открыт нам. И вот перед Ним стоим мы: занятые только собой, своими мыслями, думами о себе, любованием собой, превозношением себя, поиском того, как мне спокойней и удобней. Какая разница! Как не похожи мы действительно на нашего Господа, на нашего Небесного Отца. И это не только беда нашей жизни и души, но и позорное свидетельство перед миром!

Есть известная история, как один человек, большой любитель музыки, узнал, что где-то живет сын Моцарта, знаменитого композитора. Он приехал, чтобы с ним познакомиться, и нашел серого бездарного человека. И он сказал: нет, не похож он на отца. Но тут уж вины нет, какой родился, такой есть. Но мы-то должны быть похожи на своего Отца Небесного, это и от нас зависит! А люди ведь на нас смотрят как на детей Небесного Отца, Который любит мир! Который так возлюбил мир, что сам Себя отдал, чтоб мы были живы! А мы как бы вопреки Его любви находимся в болоте самолюбия, себялюбия, в болоте эгоизма.

Можно ли из этого вырваться? Кажется, что невозможно. Еще раз повторю. Молитва у нас чаще всего состоит из «дай! защити! огради! сохрани!» Это неплохо, конечно, но у нас получается так, что кроме этого ничего нет. Рассказывали про одного человека, который забыл «Отче наш», все забыл, но только одно прошение помнил: «хлеб наш насущный даждь нам днесь»; вот это «даждь нам» он запомнил. Но мы-то должны помнить, что молитва «Отче наш», которую Господь нам заповедал, начинается вовсе не с «дай!», а с прославления имени Божия, с нашего глубокого желания, чтобы исполнилась Его воля, а не наша: «Да будет воля Твоя… да приидет Царствие Твое… да святится имя Твое»…, а потом уже «дай». Значит, это проникает и в молитву. Это проникает и в нашу веру, которая иногда смутно, неясно, но все-таки полна корысти: что Ты мне, Господи, пошлешь, все для меня! Я — и Бог, Который мне помогает… Временные создания, живущие на земле мгновения по сравнению с вечностью, — мы как бы делаем себя центром мира.

Всегда нужно помнить о том, что это безнадежный тупик! Что это ход, из которого нет уже никакого выхода. Что это тюрьма, глубокая духовная и душевная болезнь, ведущая к извращению образа и подобия Божия в человеке.

Октябрь 1987