Глава 3
Припарковавшись возле морга, Гуров вошел в здание и, предъявив удостоверение, сказал, что ему нужно осмотреть труп Сергея Кравцова – полицейского, которого привезли вчера вечером с операции на стадионе.
Солидная корочка произвела нужное действие, и вскоре на железном столе перед ним лежало окоченевшее тело молодого мужчины с правильными и даже сейчас еще довольно приятными чертами лица. Портило его и вносило досадный диссонанс только небольшое круглое отверстие, расположенное настолько точно посередине лба, что казалось, как будто кто-то специально отмерял.
Кроме раны от пули, больше никаких изъянов на теле Кравцова не было. Осматривая труп, Гуров не обнаружил не только выраженных следов от побоев, но даже малейшего синяка или незначительной царапины. С учетом того, что стычка между полицейскими и болельщиками все-таки имела место, такая завидная целостность покровов казалась даже немного странной.
«Может быть, его уложили сразу, как только приехал, – размышлял Гуров, снова внимательно глядя на входное отверстие от пули. – Не дали поработать кулаками и нахватать напоследок синяков?»
Вокруг отверстия не наблюдалось следов ожога, как бывает, когда стреляют с близкого расстояния, и это только лишний раз подтверждало догадки Гурова о том, что убийцу не стоит искать среди группы, с которой дежурил Кравцов. Теперь полковник был почти уверен в том, что стрелок прятался за одним из домиков в парке и роковая пуля прилетела именно оттуда.
«Но мотив. Мотив! – снова и снова возвращалась мысль к самому загадочному пункту этого дела. – Кому и для чего могла понадобиться жизнь этого юного мальчика?»
Осмотрев труп, Гуров позвонил в лабораторию, чтобы узнать, есть ли результаты экспертизы. Парень, достававший для него труп из холодильника, рассказал, что пулю, которую он «самолично выковырял», еще утром отправили на исследование, и, не особенно надеясь на столь неслыханную оперативность экспертов, Гуров все-таки решил попытать счастья.
В лаборатории его многие знали и ответ на такой простой вопрос, как принадлежность пули, он всегда мог получить просто по телефону.
Но на сей раз все оказалось гораздо сложнее.
Набрав нужный номер, он услышал девичий, почти детский, голос, совершенно незнакомый. Поняв, что на телефон посадили новенькую, Гуров стал подробно объяснять, кто он и что ему нужно. Однако уже через десять минут бессмысленного и безрезультатного разговора он понял, что в деле ведения допросов какие-нибудь спецы из гестапо просто жалкие котята по сравнению с юной особой, которая сейчас беседовала с ним.
Подробнейшим образом расспросив о паспортных и некоторых личных данных, заставив продиктовать номер удостоверения, милая девушка закончила тем, что выразила сожаление по поводу того, что о пуле ничего сообщить не может, потому что это – закрытая информация.
– Хорошо, – теряя терпение, говорил Гуров. – Тогда позовите мне Мишу. Михаил Федоров, судмедэксперт. Он должен там где-нибудь находиться, поблизости.
– Я сейчас узнаю, – отчеканила трубка.
После этого в телефоне повисла пауза и висела так долго, что полковнику уже стало казаться, что это навсегда.
– К сожалению, Федорова сейчас нет, – минут через десять, уже почти потеряв надежду, вновь услышал он звонкий голосок.
– А где он? – удивленно спросил Гуров, зная дисциплинированность своего хорошего знакомого.
– К сожалению, не могу вам сказать. Это закрытая информация.
– Тьфу ты, черт! – с досадой сказал Гуров, нажимая на сброс. – Что это за автоответчик там у них такой появился? Нужно было самому ехать.
Но, взглянув на часы, он увидел, что рабочий день уже приближается к концу и по обычным дорожным пробкам он сейчас успеет доехать только в управление.
Сев за руль, Гуров завел двигатель и стартовал в направлении родной конторы, перебирая в уме и стараясь разложить по полочкам факты, которые удалось сегодня добыть.
Теперь он имел более-менее ясное представление о том, как развивались события на вчерашнем празднике бизнесмена, как пришел и ушел Котов и почему полиции снова не удалось его поймать. Хотя все это никак не выводило на тайного информатора, но смелость, с которой действовал бандит, со всей очевидностью показывала, что он чувствует за собой надежные тылы и уверен, что со всей возможной оперативностью всегда получит самые последние новости. А значит, его источник находится в самой непосредственной близости к расследованию и имеет свободный доступ к последним, самым свежим данным.
Разговор со Степановым просто необходим. В голове не укладывается, что «крысой» может оказаться именно он, но в таком деле ничего нельзя исключать. Кроме того, такой разговор может дать много дополнительной информации для размышления. Ведь в деле Котова и впрямь «засветилось» чуть ли не все управление. Мало ли кто мог оказаться стукачом.
Послушать, что скажет Леонид, задать некоторые наводящие вопросы, посмотреть, как отреагирует. Потом уже думать.
Только под каким соусом преподнести все это? Нельзя же просто так подойти и сказать: «А ну-ка, расскажи-ка мне, какие там у тебя последние новости по делу Котова?» С какой стати он, ни дня не участвовавший в этом деле, стал бы задавать подобный вопрос?
Но тут Гурову подумалось, что мысль о последних новостях, в общем-то, весьма недурна. О неудачной облаве наверняка уже известно всем, особенно если Полонский действительно подал жалобу. Под этим соусом обратиться к Степанову, начать разговор, выразить сочувствие. А там уж, слово за слово, дело пойдет само собой.
Довольный, что придумал подходящий предлог, Гуров затормозил возле управления и уже через несколько минут понял, что догадки о том, что неудача с Котовым сделалась притчей во языцех, как нельзя более справедливы.
Орлов рвал и метал, и уже в коридоре, несмотря на плотно прикрытую дверь «предбанника», можно было расслышать отдельные гневные выкрики.
Слушая истеричные вопли, доносившиеся из глубин кабинета, Гуров замешкался перед дверью, очень сомневаясь, стоит ли сейчас в нее заходить. Он хотел предупредить генерала, что его не будет на утренней планерке, но сейчас готов был изменить планы.
Неудачный звонок в лабораторию раздосадовал его, он надеялся уже сегодня узнать, из какого оружия стреляли в полицейского. Но поскольку это не удалось, Гуров хотел утром из дома ехать прямо в лабораторию, а уже оттуда – по всем остальным делам.
Но теперь, когда он стоял перед заветной дверью, внимая отзвукам начальственных эмоций, ему казалось, что не так уж много времени отнимет она, эта планерка.
– Проблемы? – послышалось за спиной.
Обернувшись, он увидел в нескольких шагах от себя следователя Степанова, направлявшегося, по-видимому, к той же двери в генеральский «предбанник».
– Похоже на то, – чуть усмехнувшись, ответил Гуров, подумав про себя, что на ловца и зверь. – А тебе, я смотрю, тоже не терпится попасть под горячую руку?
– А куда деваться – сам вызывал.
– Вызывал-то он, может быть, и вызывал, но торопиться-то зачем? – отговаривал от рокового шага Гуров. – Ты видишь – человек в расстройстве. Дай остыть.
– Какой толк? Он меня как раз по этому делу и вызывал, из-за которого он в расстройстве. Не сегодня, так завтра, а на орехи получить все равно придется.
– Надо же, как фатально! И что же это за дело такое роковое?
– Да все с Котовым с этим мучаюсь. Все никак словить его не удается. Да ты слышал, наверное.
– Неудачные облавы? Да, припоминаю, что-то говорили.
– Просто волшебство какое-то. Из рук уходит.
– Так он из-за этого так переживает? – кивнул Гуров на дверь.
– А из-за чего же еще? Котов вчера вечером должен был в гостях находиться у друга своего. Праздник у них там какой-то. Выехала группа брать его, а его уж и след простыл. Зато уж друг этот свои претензии по полной высказал. Похоже, даже прессу привлек.
– Тогда понятно, почему он так злится. Слушай, Леонид, а пойдем-ка мы отсюда за добра ума. Для чего нам эти стрессы? Рабочий день уже закончился, имеем полное право отдыхать.
– Но вызывал же, – неуверенно произнес Степанов, явно тоже не горевший желанием именно сейчас докладывать о текущем состоянии дел начальству.
– Так и придешь, если вызывал. Завтра. Утречком, с новыми силами, со свежей головой. Явишься, все как следует доложишь, объяснишь. И начальство поспокойнее будет. Внимательно тебя выслушает, на недостатки, если есть, укажет, достоинства, если имеются, оценит.
– Думаешь?
– Уверен.
Гуров сделал несколько шагов, отходя от роковой двери и как бы приглашая Степанова следовать за собой. Тот немного поколебался, но в итоге последовал благому примеру. Попадать под горячую руку начальству не хочется никому.
– Что, не ладится у тебя с этим Котовым? – исподволь начал Гуров.
– Еще как не ладится, – с сердцем ответил Степанов. – Просто тупик. А поначалу так хорошо пошло оно, это дело! Я даже удивлялся. То есть не то чтобы совсем проблем не было, но как-то так получалось, что каждая закавыка нас на новую ниточку выводила. Так что я теперь, считай, всю его подноготную знаю, все эти грязные делишки. И практически по каждому доказательная база имеется. Остался, можно сказать, пустяк – самого фигуранта перед судьями поставить. И вот поди ж ты! Как заговоренный – не дается в руки и все.
– А ты один, что ли, всем этим занимаешься?
– Нет, почему. Дают и помощь. Дело это когда начинали, так тут вообще пол-управления отметилось. Казалось, вот-вот, не сегодня завтра возьмем негодяя. А потом как-то на нет сошло. Улики все собрали, доказательства приобщили. Все, что могли, сделали. Незачем стало людей от других дел отвлекать. Только Ивлев со мной остался да Гриневич Николай. Если помощь требуется, они подключаются. Вот и эту операцию, у друга-то, втроем мы готовили. Больше и не знал никто. Кроме Орлова, разумеется. Даже оперативники. В последний момент задание им объяснили, перед выездом уже. И снова неудача. Просто волшебство какое-то!
– Ты, наверное, и сам не меньше генерала переживаешь?
– Еще бы! Конечно, расстраиваюсь. Столько работы, и все впустую. Расстроишься тут. У меня и у самого-то беда за бедой, а тут еще и это.
– Случилось что? – тут же откликнулся Гуров.
– Вовка у меня заболел, младший. Какие-то там с головным мозгом проблемы, омывающая жидкость не поступает.
– Давно болеет?
– Да уж который месяц. – Степанов задумался, потом добавил: – Считай, год почти. Да, практически целый год. Все мы с ним по больницам мыкаемся, и все без толку.
– Головной мозг – это серьезно, – сентенциозно проговорил Гуров.
– В том-то и дело, – расстроенно высказывал наболевшее Степанов. – И главное – сроду ничего такого у него не было. Пацан как пацан. Бегал, прыгал. А потом что-то хныкать начал, все голова у него болит. Ноет и ноет. Что делать – повел в поликлинику. Нашу, обычную. Где от всего лечат. Там, разумеется, ничего особенного не нашли. А он все ноет. Тогда уж мы с женой к специалистам обратились, по профилю. Там нам и объяснили все как есть. Еще, говорят, месяцок подождали бы, так и вообще…
Степанов не закончил фразу, но по выражению лица Гуров без труда догадался, о чем сказали ему врачи.
– Лечение-то назначили? – помолчав, спросил он.
– Назначили. И лечение, и операцию. Лекарства стоят, как машина хорошая, а после операции еще хуже стало. Теперь уж у наших делать боюсь, возил его на обследование в Германию. Там тоже настаивают на операции, да теперь и не одна уже нужна, оказывается, состояние ухудшилось. Снова деньги. А где их набрать столько, спрашивается?
– Да, за границей лечиться, наверное, дорого.
– Дорого – не то слово. А никуда не денешься. Я уж и сейчас весь в долгах как в шелках, а история-то, похоже, только начинается.
– Кредит взял?
– Нет, что ты! По кредитам сейчас такие проценты, это я вообще по миру пойду. Родственники помогают. Мои родители да жены. Перебиваемся кое-как.
– Тяжело.
– Никуда не денешься, – повторил Степанов, выходя из дверей управления на улицу.
Пожелав ему удачи и мужества в борьбе с навалившимися бедами, Гуров попрощался и, сев в машину, завел двигатель.
Но трогаться с места он не спешил.
Не особенно продолжительный разговор со Степановым дал несколько интересных фактов, которые хотелось обдумать.
Во-первых, обращало на себя внимание удивительное совпадение по времени периода, когда дело Котова находилось в разработке Степанова и болезни его сына. Ведь и сам он только что сказал, что поначалу работа по Котову шла очень бойко. Но с течением времени все как-то разладилось, и стабильные неудачи начались как раз тогда, когда болезнь ребенка стала прогрессировать и потребовались большие деньги на лечение и операции.
«Значит, у родственников занимал, – думал Гуров. – Да, конечно, это не проверишь. Тем более что какую-то сумму действительно занимал наверняка. Вот только – какую? Всю целиком, которая была нужна, или все-таки немного поменьше?»
После разговора со Степановым, в котором не прозвучало ни одной фальшивой ноты, Гурову было еще сложнее подозревать этого человека, так искренне переживавшего из-за неудач по делу Котова, в каких-то нечистоплотных тайных играх. Но факты, как всегда, упрямо стояли на своем.
Конечно, Степанов был человеком порядочным и имел безупречную репутацию, но перспектива похоронить восьмилетнего сына кого угодно может заставить отступить от принципов.
Нет, Степанова пока рано сбрасывать со счетов. Он ведет это дело, он в курсе всех малейших нюансов, и именно к нему в первую очередь попадает вся информация, в том числе и от секретного «человечка» в ближайшем окружении Котова, о котором говорил ему Орлов. Степанов имеет возможность, а главное – причину работать «и нашим и вашим». А следовательно, он остается в списке подозреваемых.
Но теперь этот список расширился.
Гуров помнил, как в утреннем разговоре Орлов с сердцем жаловался, что операция сорвалась, несмотря на то что готовили ее всего лишь три человека. Теперь, когда Степанов назвал ему своих бессменных помощников и даже подтвердил слова генерала о том, что последнее задержание они готовили втроем, полковник решил, что необходимо поработать и с ними.
Впрочем, по поводу одного из этих двоих он практически не сомневался.
Иван Иванович Ивлев, «трижды И», как называли его многие, работал в управлении, кажется, с момента его создания. Практически во всех наиболее примечательных делах он участвовал лично, остальные знал наперечет, как свои пять пальцев и для многих сотрудников, особенно для новичков, был чем-то вроде ходячей энциклопедии. Несмотря на почтенный возраст, его память твердо хранила бесчисленное множество событий и дат. Поэтому, вместо того чтобы часами рыться в старых делах, отыскивая нужный факт или подходящий прецедент, многие предпочитали обратиться к «трижды И», зная, что могут практически моментально получить исчерпывающий ответ на все вопросы.
В то, что коварным перебежчиком может оказаться Ивлев, Гуров не поверил бы никогда. Но поскольку он работал в самом непосредственном контакте со Степановым и вторым следователем, о котором полковник практически ничего не знал, разговор с ним мог оказаться весьма полезным. Ивлев был наблюдателен и, раз увидев или услышав, хорошо запоминал информацию. Он мог подсказать что-то такое, что даст в руки нужную ниточку и поможет выйти на тайного врага.
Вторая фамилия, названная Леонидом, Гурову ни о чем не говорила. Гриневич работал в управлении недавно, полковник ни разу не пересекался с ним и не имел представления о том, что это был за человек.
«Нужно будет спросить у Стаса, – нажав наконец на педаль газа, подумал он. – Тот, кажется, работал с ним».
Вечерние магистрали, как обычно, были переполнены желающими поскорее попасть с работы домой, и поскольку этого хотелось всем сразу, скорости передвижения были минимальными. На каждом светофоре Гуров застревал почти по полчаса.
Добравшись наконец домой, он понял, что пришел первым, и вспомнил, что у жены сегодня вечерний спектакль. Обследовав холодильник, Гуров обнаружил овощное рагу и котлеты и, совершенно довольный жизнью, поставил все это разогреваться на плиту. Только сейчас он по-настоящему ощутил, что выражение «волчий голод» возникло не на пустом месте.
Перекусив и посмотрев новости по телевизору, Гуров засел за компьютер.
Неудобно было расспрашивать у Степанова о подробностях загадочной болезни его сына и, не имея внятного представления о том, стоимость какого именно лечения он хочет узнать, Гуров переходил с сайта на сайт, изучая услуги, цены и с изумлением открывая для себя замысловатые термины, которыми обозначались те или иные проблемы со здоровьем.
Через некоторое время он уже довольно сносно ориентировался в том, что предлагали потенциальным пациентам зарубежные клиники для устранения проблем в такой сложной и загадочной сфере, как человеческий мозг.
– Да, с заработной платы следователя на это не накопить, – под впечатлением от увиденного незаметно для себя вслух проговорил Гуров.
– Что? – донеслось из коридора. – Ты мне что-то говоришь?
– Маша! – поднимаясь с места, чтобы встретить жену, говорил полковник. – А я тут увлекся, даже не слышал, как ты вошла. Как прошел спектакль?
– Прошло замечательно! А ты, кажется, грел котлеты? Я отсюда чувствую запах. Сейчас, кажется, слона съела бы.
– Да, я подогрел. Тоже пришел голодный. Садись, поухаживаю за тобой.
На следующее утро, недолго поколебавшись перед выбором, Гуров решил ехать в лабораторию, несмотря на то что так и не предупредил вчера генерала о своем возможном отсутствии на планерке.
Застать на рабочем месте Мишу Федорова – давнего знакомого и толкового специалиста – вероятнее всего, было именно утром. Поэтому, даже учитывая возможное недовольство со стороны непосредственного начальника, Гуров не стал отступать от ранее намеченных планов.
Федоров был довольно наблюдательным человеком и, кроме формальных результатов экспертизы, всегда мог сообщить что-то дополнительное и полезное для дела. Еще не зная, кому именно из экспертов досталась интересующая его пуля, разговор с Федоровым Гуров все равно считал отнюдь не лишним. В таком бесперспективном случае, как убийство Сергея Кравцова, любая дополнительная информация была на вес золота.
Утренний автомобильный поток, несмотря на традиционную плотность, двигался немного быстрее вечернего, и меньше чем через час Гуров уже входил в знакомое здание.
– Да не та это, я тебе говорю! – услышал он еще в коридоре. – Что ж я, пули от пули не отличу?
Голос был знакомым, и, подумав, что и на этот раз зверь вышел на ловца, Гуров вошел в небольшую комнатку, где обычно «квартировал» Федоров, если находился в лаборатории.
– Здравствуй, Миша, – протягивая руку для рукопожатия, произнес он. – По какому поводу шум?
– Да потому что никакого терпения уже не хватает! – возмущенно говорил Федоров, провожая глазами кого-то из коллег, поспешивших воспользоваться случаем и убраться от греха подальше. – Не лаборатория, а шарашкина контора какая-то. Улики скоро по жребию будем распределять – какая к какому делу.
– Перепутали что-то?
– Да уж надеюсь, что не специально подменили, – искрился сарказмом Федоров. – Пуля с убийства. Вчера была от снайперской винтовки, а сегодня оказалась от револьвера.
– Вот те на!
– Я тоже удивился. Немного.
– А может, ты сам перепутал? Может, просто смотрел невнимательно?
– И этот туда же! – снова начиная заводиться, возмущенно восклицал Федоров. – Я что, по-вашему, школьник вчерашний? Или глухослепой? Я сколько лет на экспертизе? Я этих пуль видел – миллион! Смотрел я тебе невнимательно. Да я хоть бы и вообще на нее не смотрел – и тут бы ничего не перепутал. В таких-то пустяках ошибаться. Что я вам – новичок безмозглый?
– Ладно-ладно, успокойся, – примирительно говорил Гуров. – Никто на твою репутацию не посягает. Наверное, действительно как-нибудь перепутали.
– Вот-вот. А через несколько дней окажется, что в каких-нибудь разборках в подворотне стреляли из снайперской винтовки.
– А эта пуля была не с разборок?
– Хм, – неожиданно задумался Федоров. – В каком-то смысле и эта с разборок, но в том деле, если я правильно понял, огнестрельного вообще не применялось, так что тут снайпер вполне вероятен. Группа выезжала болельщиков после футбольного матча успокаивать. И в результате одного из своих недосчитались.
Поняв, о каком деле идет речь, Гуров даже немного растерялся от того, как неожиданно и кардинально может развернуть весь ход расследования эта новая информация.
– Так, значит, пуля с убийства на стадионе была от снайперской винтовки? – немного помолчав, спросил он.
– Именно! И не нужно говорить мне, что я перепутал. Конечно, вчера я только мельком глянул – срочно нужно было на кражу выезжать. Но мне и этого вполне достаточно. Говорю же, я этих пуль видел без счету, мне не нужно принюхиваться, чтобы определить, от чего какая.
– То есть ты думаешь, что полицейского, выехавшего «успокаивать» болельщиков, подстрелил снайпер? – настойчиво повторял Гуров, добиваясь, чтобы в ответе на ключевой вопрос не было ни малейшей неясности.
– Я ничего не думаю. Я говорю о том, что у меня перед глазами. Как говорится, что вижу, то пою. Пуля эта была от снайперской винтовки, и если кто-то ее куда-то заныкал по своей халатности и безалаберности, то револьверную мне подсовывать незачем. Да ладно, ну ее, пулю эту, – успокаиваясь, говорил Михаил. – Только время отнимаю у тебя. Ты ведь тоже, наверное, не просто так разгуливаешь, наверное, по делу пришел?
– И как раз вот по этому самому, так что время ты у меня не отнимаешь, а наоборот, как всегда, сообщил много ценного и познавательного.
– Вот оно что! Значит, это тебе поручили загадку разгадывать?
– Мне.
– Да, случай странный. Парень-то этот, полицейский, похоже, самым рядовым сотрудником был. А снайпер – это серьезно. Рядовых снайперам не заказывают. Нестыковочка.
– То-то и оно. Так ты уверен? Именно – от снайперской винтовки? – еще раз повторил Гуров.
– Да я тебе чем хочешь клянусь! Даже не сомневайся! Вот погоди, пройдет денька два, она еще в каком-нибудь другом деле всплывет. Там, где револьверная должна быть. В этом бардаке еще и не такое случается.
Выйдя на улицу, Гуров медленно шел к машине, переваривая новую информацию и стараясь привести в порядок хаотический поток мыслей, нахлынувших после того, как он узнал, из какого оружия была выпущена пуля, убившая рядового полицейского Сергея Кравцова.
«И так аккуратно – прямо посередине лба!» – вспомнились ему слова Крячко, и воображение услужливо представило неподвижные черты молодого лица с такой же аккуратной, в самом центре, прямо над переносицей, дыркой.
Итак, что же получается? Котова во всех его передвижениях прикрывает снайпер, и снайпер же уложил наповал Кравцова.
Припомнив, как еще недавно сам удивлялся тому, что от стадиона, где бушевали фанаты, до ресторана, где праздновал Полонский, совсем небольшое расстояние, Гуров только сейчас понял, что этот факт может иметь решающее значение. Если снайпер в этих делах один и тот же, у него была вполне реальная возможность даже пешком дойти до стадиона, пока Котов общался со старым другом, и, сделав свое дело, спокойно вернуться обратно в ресторан, где к тому времени наверняка уже обсудили все насущные вопросы.
Дополнительно эту догадку подтверждало то, что загадочный «битюг» с чемоданом, о котором Гурову рассказал наблюдательный рыбак, поспешно удалялся с места действия в направлении автостоянки. А именно там проходила дорога, по которой Гуров ехал в ресторан.
Длинный, чем-то напоминавший скрипичный футляр, чемодан вполне мог быть вместилищем для снайперской винтовки, и, размышляя об этом, Гуров не переставал удивляться тому, как все неожиданно сходится.
Даже временные показатели, которые с такой пунктуальностью озвучивал бдительный Николай, только лишний раз свидетельствуют, что тайные гости Полонского имели полную возможность во время своего визита провернуть эту небольшую дополнительную операцию.
Котов провел в гостях около часа и все это время, очевидно, никуда не выходил из помещения, в котором располагался «Овидий». А следовательно, в услугах снайпера он в течение этого времени не нуждался, и тот мог спокойно заняться полицейским.
Имея возможность оперативно получать, по-видимому, любую информацию, Котов вполне мог знать, что Кравцов окажется на стадионе в то самое время, когда сам он будет неподалеку в ресторане. Отправить снайпера, чтобы он, пользуясь поздним временем, попытался незаметно устранить ненужного человека, тоже не такая уж головоломная задача. И, как показало дальнейшее, она была успешно решена. Профессиональный стрелок не промахнулся, и полицейский убит.
Но зачем?!
Инстинкт подсказывал Гурову, что догадки верны и что между этими делами действительно есть связь, но в чем она заключается и чем мог помешать солидному, не разменивающемуся по мелочам Котову рядовой, незнакомый полицейский, – этого Гуров пока не мог представить даже в воображении.
Где и каким образом могли они пересечься? Чем умудрился насолить Котову Кравцов? Насолить до такой степени, что тот захотел лишить его жизни?
На эти вопросы у Гурова пока ответов не было.
Зато после визита в лабораторию открывались новые обстоятельства, породившие новые вопросы.
Ясно, что история с пулей – не случайность и ничего там никто не путал. Пуля от снайперской винтовки пускай и косвенно, и неявно, но все же может обнаружить связь с Котовым, а тому, совершенно очевидно, ничего такого не нужно.
Улику подменили намеренно, и, выяснив, кто это сделал, он выйдет на информатора, который работает на Котова. Это Гуров понимал хорошо, но пока неясно было, как именно он сумеет это выяснить.
Ни одно серьезное расследование не обходилось без помощи экспертов, и Гуров прекрасно знал, что не он один имеет тесные контакты с лабораторией. Кто угодно, тот же Степанов, мог зайти сюда вчера для решения какого-нибудь насущного вопроса, вполне вероятно, даже совершенно реального, и совершить подмену. Для посторонних это здание было закрыто по определению, и поскольку доступ сюда имели только свои, то и улики далеко не всегда хранились за семью печатями. Тем более с такого рядового, ничем не примечательного на вид дела, как несчастный случай во время разгона футбольных фанатов.
Федоров торопился на очередной вызов и вполне мог оставить пакетик с пулей даже просто на столе. Кто позарится на рядовой вещдок? Это же не драгоценности с ограбления века.
И тут Гурову вдруг пришло в голову, что проще и удобнее всего было подменить пулю самому Михаилу. Правда, тогда не совсем понятно, для чего раздувать из этой подмены историю. Впрочем, что же тут непонятного? Ведь пулю эту видел не только он. Вполне могли найтись и другие люди, способные определить, из какого оружия она была выпущена.
Устранить «неудобную» улику, а потом разыграть неподдельное возмущение по поводу подмены, которую сам же и совершил, – в этом не было ничего такого уж сложного или невероятного.
«Нет, это уже чересчур, – думал Гуров, садясь в машину. – Это я так скоро самого себя подозревать начну. Нужно, чтобы все это как-то устаканилось, пришло в систему. Нужен перерыв. Съезжу-ка я лучше с «волшебным тенором» переговорю».
Потратив около часа на традиционно радующую периодическими пробками дорогу, Гуров притормозил возле знаменитого училища имени Гнесиных, где, если верить Азимову, на втором курсе обучался вокалу талантливый племянник Полонского.
Войдя в здание, он решил, не мудрствуя лукаво, воспользоваться преимуществами, которые давала профессия, и поиск нужного ему человека обставить официально и по-деловому.
Очень скоро выяснилось, что в выборе стратегии он не ошибся. Должностное удостоверение произвело магическое действие, и уже минут через десять расторопная девушка из деканата буквально за руку подвела к нему высокого белокурого парня с приятными чертами лица и доброжелательной улыбкой.
– Что, меня снова арестовывать пришли? – с интересом оглядывая Гурова, как будто надеясь прочитать на нем какие-то тайные письмена, осведомился он.
– Нет, как раз наоборот, – улыбнувшись в ответ, произнес полковник. – Евгений Березин, если не ошибаюсь?
– Да, это я.
– Я провожу проверку по жалобе господина Полонского. Это ваш родственник, не так ли?
– Да, это мой дядя. Самых честных правил, – хохотнул Березин.
– Если я правильно понял, вчера на праздничном вечере, который он устраивал, вас действительно пытались задержать. Причем безо всяких на то оснований. Поэтому я решил встретиться с вами как с одним из пострадавших и узнать, не желаете ли вы со своей стороны подать жалобу или добавить что-то по этому делу.
– Я?! – Изумление юноши было совершенно непритворным.
– Почему нет? Ведь вам действительно нанесли моральный ущерб, пытались незаконно арестовать.
– Да, но, в общем-то, я не имею претензий. Было даже забавно.
– В самом деле? Приятно встретиться с таким оптимистичным взглядом на вещи. Скажите, а вот этот костюм, Арлекина, – это была ваша собственная идея одеться так?
– Нет, что вы! Я вообще не собирался рядиться в костюмы. Тем более мне предстояло петь там. Хотел одеться как следует, прилично. Смокинг, рубашка белая. Как полагается для выступлений.
– Но в результате оделись все-таки Арлекином?
– Это все дядя Вадя!
– Дядя Вадя?
– Да, Полонский. Я его с детства так зову. Это он меня уговорил. Сказал, что хочет устроить какой-то карнавальный сюрприз. Что я должен нарядиться в этого Арлекина и до поры до времени не высовываться, а когда нужно будет выходить, он скажет. Дескать, я же все равно арию циркача буду петь, так оно даже и лучше будет, чем в смокинге. Я там мистера Икс исполнял. Дядя Вадя сказал, что как раз в образе.
– Как интересно! И что же это был за сюрприз, который он хотел устроить?
– Не знаю. Я битый час в какой-то каморке просидел, на втором этаже там, в этом «Овидии», а когда наконец вышел, почти сразу полиция приехала.
– Арестовывать вас?
– Точно! – широко и открыто улыбнулся Березин, для которого это выходящее из ряда вон происшествие, похоже, действительно было чем-то вроде забавы. – Все разволновались, расстроились. Дядя Вадя, так тот просто из себя вышел. Так что сюрприз в этот раз не удался.
Задав еще несколько незначительных вопросов и получив повторные заверения в том, что Березин действительно не хочет подавать жалобу, Гуров вернулся к машине.
«Да нет, милый мальчик, – размышлял полковник, как бы мысленно продолжая беседу. – Похоже, он именно удался твоему дяде, этот сюрприз».
Теперь картина полностью прояснилась, и трюк, с помощью которого Полонскому и Котову удалось обвести вокруг пальца полицию, лежал перед Гуровым как на ладони.
Зная, что полицейские должны будут удостовериться в том, что Котов действительно прибыл в «Овидий», зная, что после этого понадобится еще какое-то время, чтобы группа прибыла на место, преступник спокойно отправляется в гости к старому другу, не меняя своих планов, совершенно уверенный, что у него будет достаточно времени, чтобы обсудить все насущные вопросы.
Владислав Полонский, уже подготовивший двойника в виде одетого в точно такой же костюм племянника, со своей стороны тоже мог не волноваться. Нет никаких сомнений, что все «отходные пути» до последних мелочей были продуманы заранее и Котов воспользовался ими еще до того, как полицейские вошли в ресторан. Из окон второго этажа «Овидия» наверняка отлично просматривались все подъездные пути, и закадычным друзьям, вполне возможно, даже не пришлось специально оставлять кого-то «на карауле».
Увидев, что полицейские прибыли и направляются в банкетный зал, Котов, наверняка давно уже переоблачившийся в обычную одежду, покинул здание.
В то время как второй Арлекин вынужден был доказывать полицейским, что он не верблюд, первый благополучно исчез в неизвестном направлении. И сейчас, даже выяснив для себя все нюансы подстроенной Полонским каверзы, Гуров все равно не имеет ответа на вопрос – в каком именно.
Из всех присутствовавших на празднике продолжение этой истории знает, наверное, только сам Владислав Игоревич, а он уж точно ничего не расскажет.
«Дело ясное, что дело темное, – без оптимизма думал Гуров, понимая, что, так хорошо выяснив все второстепенные подробности, он и сейчас практически ничего не знает о главном. – Как Котов связывается со своим информатором? Насколько близко находится этот человек к расследованию? И при чем здесь юный мальчик, так некстати выехавший на рядовое происшествие, оказавшееся для него роковым?»
Гуров завел двигатель и поехал в управление. Нужно было поговорить со Стасом и попытаться выяснить, известна ли внешность снайпера, который прикрывал Котова. Если описание совпадет с человеком, которого обрисовал ему торговавший сушеной рыбой дед, можно будет уже не сомневаться, что дело об убитом полицейском и тайное поручение, которое дал ему генерал Орлов, каким-то непостижимым образом связаны между собой. А если это так, то в беседе с ребятами из группы, в которой работал Кравцов, ему предстоит задать много новых и интересных вопросов.
Снова около часа промаявшись в городских пробках, Гуров с чувством глубокого облегчения припарковался возле родных стен. Подходя к входной двери, он еще на улице услышал чей-то голос и чуть лоб в лоб не столкнулся со спешившим куда-то Степановым.
– Да не было меня в тот момент! – убеждал он кого-то, говоря в телефонную трубку. – В лабораторию я ездил, нужно было выяснить кое-что. Да нельзя было позвонить! Ехать нужно было. Мне заключение нужно было срочно, вчера, а сами они только сегодня отправили бы.
На секунду прервавшись, Степанов кивнул Гурову и продолжил свой путь, не зная, какую беду навлек на себя этими немногими и на первый взгляд совсем незначительными фразами.
Сам же Гуров даже приостановился, поняв, что снова подтвердились худшие подозрения и что Степанов, как оказалось, действительно ездивший вчера в лабораторию, вполне мог подменить пулю.
«Неужели он? – все еще не в силах поверить думал Гуров, поднимаясь к себе в кабинет. – В голове не укладывается».
По-видимому, этот день самой судьбой предназначен был для приятных встреч, так как еще на подходе к рабочему месту он увидел решительно вышагивающего по коридору Орлова.
– Почему на планерке не был? – начальственно сдвинув брови, сразу с главного начал генерал.
– Ездил по вашему поручению, – находчиво ответил Гуров.
– Вот оно что! А трудовая дисциплина теперь, значит, побоку? Так выходит?
– Нет, но мне нужно было рано утром быть на месте, поэтому пришлось в этот раз немного нарушить дисциплину, – пытался аргументировать Гуров, видя, что начальство не в духе и вставать в позу сейчас не следует.
– А предупредить нельзя было? – утихая, уже более миролюбиво проговорил Орлов. – Зайди-ка на минуту.
Пропустив Гурова в кабинет и плотно прикрыв за собой дверь, он совсем другим тоном спросил:
– Новости есть?
Почти физически ощущая напряжение, исходившее из очей генерала, двумя острыми пиками вонзившихся сейчас ему в лицо, Гуров понял, что тот действительно не на шутку расстроен всем происходящим.
– Пока немного, – правдиво ответил он. – Как Котов ушел с вечеринки, мне ясно, но куда – неизвестно, и на того, кто сливает ему информацию, я пока не вышел. Есть несколько предположений, но нужно проверять.
– Что, никаких зацепок?
– Пока очень мало. Полонский использовал прием с двойником, вторым Арлекином нарядил своего племянника. Я думал, что через него удастся выйти на какую-нибудь интересную информацию, но его, похоже, использовали вслепую, так что здесь пусто.
– Ясно. Что ж, работай, Лев, работай, времени у тебя немного. Тут у нас еще кое-что готовится, и если уж в этот раз… Впрочем, пока рано говорить. Что там по полицейскому этому? Есть какие-то мысли?
– По полицейскому много удивительного, но я еще по Котову хотел спросить. Вы говорили, что эту операцию в ресторане готовили три человека. Первый, я так понимаю, Степанов, он ведь ведет это дело. А остальные двое?
– Еще работал Ивлев, ты его знаешь. И еще один молодой парень. Недавно у нас, но очень толковый. Гриневич Николай. Может, слышал?
– Нет. Поэтому и хотел спросить. Человек новый, не проверенный. Стоило ли подключать его к такому делу? Тем более если есть подозрение, что уходит информация.
– Думаешь – он? – сразу насторожился Орлов.
– Нет. Я с ним еще не разговаривал, так что ничего пока не думаю. Просто интересуюсь. К чему такой риск?
– Как тебе сказать? – задумался Орлов. – Насчет риска – не знаю. Колю я подключил уже после того, как провалы эти начали у нас случаться. Честно говоря, как раз из соображений риск понизить. Думал, может, у Степанова глаз уже замылился, – сколько он с этим Котом возится. Может, не замечает чего, поэтому и пошли у нас неудачи. А Коля человек новый, свежий. И мозги у него на месте, это уж практикой доказано. Так что я его, наоборот, в видах усиления привлек.
– Значит, он появился уже после того, как начались неудачи?
– После. Я тогда так и думал, что это – именно неудачи, даже в мыслях не держал, что просто сдает нас всех кто-то со всеми потрохами. А потом уж подумалось и об этом. Так что, ищи, Лев. На тебя вся надежда. И времени мало у тебя, об этом помни. Знаешь ты, когда настоящий карнавал в Венеции начинается? Вот к этому сроку должен успеть. Ступай.
Слегка озадаченный последними весьма загадочными словами генерала, Гуров вышел в коридор и направился к двери своего кабинета.
– Получил на орехи? – радостно проговорил, едва увидев его, чем-то очень довольный Крячко.
– А ты подслушивал, что ли?
– Нечего и подслушивать было. На весь коридор вопли неслись про трудовую дисциплину.
– Не волнуйся. Я отбился и вышел с честью.
– Да я и не волнуюсь. Чего волноваться? Понятно – расстроен старик. И так провал за провалом с этим Котом, так еще и жаловаться на нас вздумали. Самих бы их сюда, узнали бы, что почем.
– По крайней мере, в этот раз хоть снайпер никого не уложил, – постарался вывести на нужную тему Гуров.
– Это ты прав, – отозвался Крячко. – Потери, как говорится, только моральные.
– А известно хоть, какой он из себя, этот снайпер? Может, он тоже – сплошная фикция?
– Нет, про снайпера информация точная, – сразу став серьезным, проговорил Крячко. – Это и оперативными данными подтверждается, да и парня того, что погиб-то, помнишь, я тебе говорил? У него ведь пулю именно от снайперской винтовки нашли, а не какую-нибудь.
– То есть все про этого снайпера слышали, но никто его не видел?
– Выходит так.
– А экспертизу случайно не Федоров делал? – озаренный внезапной мыслью, спросил Гуров. – А то он у нас, как выяснилось, по пулям большой специалист.
– Да, кажется, он. А что, хвастался тебе?
– Был грех. Недавно разговаривал с ним, так вышло, что ему и равных нет. Я, говорит, пули эти с закрытыми глазами классифицировать могу.
– Это он может, – усмехнулся Крячко.
Между тем Гуров, пораженный неожиданной догадкой, думал о том, что его недавнее предположение о причастности Федорова, поначалу казавшееся таким нелепым, может быть, отнюдь не лишено основания. Если он участвовал в деле Котова как эксперт, он вполне мог располагать оперативной информацией.
Федоров со всеми знаком, ему доверяют. Задать тот или иной наводящий вопрос, ненавязчиво и невзначай, в разговоре, вот, например, как сам он сейчас задает такие же вопросы Крячко, – в этом не было ничего сложного и сверхъестественного. И так же, как Стас, доверяя ему, Гурову, спокойно проговаривается о том и о сем, не делая из оперативных данных особого секрета, так и любой другой, доверяя Михаилу, легко мог сболтнуть что-то лишнее и, сам того не ведая, обречь на очередную неудачу все старания коллег схватить-таки неуловимого Кота.
«Если ту давнюю экспертизу делал Федоров, он, разумеется, знал, какие именно пули использует снайпер Котова, – думал Гуров. – И по каким-то причинам он мог желать скрыть тот факт, что в Кравцова стреляли точно такими же. По чьему-то заданию или по собственной инициативе – это уже вопрос второй. Поскольку и эта экспертиза досталась именно ему, подменить пулю – пара пустяков, а раздуть после этого скандал, свалив все на какого-то неизвестного, – дело техники».
Круг подозреваемых расширялся, и Гуров печально констатировал, что в качестве наиболее вероятных кандидатов в него входят действительно самые проверенные и надежные, те, кому безоговорочно доверяешь и на кого не подумал бы никогда.
Противно. Не зря плевался Орлов, давая ему это «деликатное» поручение.
– Да, запутанное дело с этим Котовым, – медленно, стараясь казаться безразличным, проговорил Гуров. – А сам-то ты по какому поводу там «засветился»? Тоже в захватах участвовал?
– Хочешь сказать – поэтому они и провалились? – хохотнул Крячко, не подозревая, что надавил на самую больную мозоль.
«Вот еще только тебя не хватало мне в этом списке», – с досадой подумал Гуров и отвернулся к окну, поняв, что выражение лица может выдать его.
– Да нет, облавы я не готовил, – не подозревая, какие бури бушуют сейчас в душе друга, спокойно продолжал Крячко. – Я больше со следственной частью контактировал. У него ведь в свое время поле деятельности очень широкое было, у Андрюши-то. И рэкет, и наркота, и просто ограбления. Про мелочи, типа контрабанды, уж и не говорю. Несколько убийств на нем числится. В общем, послужной список богатый. И так получилось, что несколько дел, которые у меня в разработке были, пересеклись с этой его насыщенной биографией.
– Вот оно что.
– Да. И не только мои дела. Он со многими пересекался. Говорю же – чуть не все управление участвовало. И главное, хитрый он, этот Кот. Вроде смотришь, и тут – он, и там – он. Везде наследил. А прижать его к ногтю не получается. Везде он – посредник, все у него чужими руками через третьих лиц делается, нигде он сам лично не участвует. Ни в чем не замешан, ни в чем не виновен. Я думаю, с Лени бедного семь потов сошло, пока он доказательную базу собирал.
– Но ведь ты говорил, что Степанов не один по этому делу работает, помощников ему дают, – поспешил Гуров воспользоваться возможностью выйти на интересующую его тему.
– Дают. Только толку от них, похоже, немного, от помощников этих. Там дедок этот, «трижды И», легенда наша ходячая. Так от него, я думаю, только легендами и разживешься. Конечно, старые дела и все прецеденты он назубок знает, но в оперативной работе его давно уже не используют. И без толку, да и совесть не позволяет. Что человека мучить на старости лет? Он уж свое отпахал, пускай отдыхает.
– А что, кроме Ивлева, и помощников не нашлось?
– Да нет, отирается там еще один. Молодой. Он сначала просто обычным следаком трудился. И тоже вот так вот вышло – какие-то дела у него с Котовым пересеклись. А потом начальство отметило, повысили до «важняка». Теперь вот вплотную начал по Котову работать. Параллельно, так сказать, с основной деятельностью.
– Это кто? Я его знаю? – делая вид, что лишь из вежливости поддерживает разговор, спрашивал Гуров.
– А кто тебя знает, чего ты там знаешь, – улыбнулся Крячко. – Кажется, Гриневич его фамилия. Слышал про такого? Я с ним пару раз сталкивался. Вот как раз по Котову тоже. Не знаю, ощущения двойственные. Скользкий тип.
Крячко еще что-то говорил о своих впечатлениях по поводу Гриневича, но Гуров слушал уже невнимательно. Новая информация, которую, сам того не подозревая, сообщил ему друг и коллега, снова разворачивала весь ход дела на сто восемьдесят градусов.
После уверений Орлова в том, что Гриневич подключился к расследованию по Котову уже после того, как начались фатальные неудачи с его поимкой, Гуров уже не рассматривал эту фамилию в качестве возможного дополнения в список подозреваемых и почти забыл о ней. Но из слов Стаса следовало, что Гриневич соприкасался с этим расследованием гораздо раньше, и это в корне меняло ситуацию.
Молодой и, возможно, не слишком опытный сотрудник – классическая кандидатура для вербовки. У Кота, на тот момент, по-видимому, все еще имевшего «широкое поле деятельности», наверняка были связи в очень разных сферах. На Гриневича могли выйти, банально предложив денег, и совершенно не факт, что он, отбиваясь руками и ногами, стал бы отказываться.
А потом, позже, когда он перешел на следующую ступень карьерной лестницы и вплотную стал работать по делу Котова, его услуги приобрели сугубую ценность.
– Значит, ты говоришь – скользкий тип? – додумывая свою мысль, вслух произнес Гуров.
– А? – недоуменно уставился на него Крячко, давно уже говоривший совсем о другом. – Ты это о чем?
– Да вот, о Гриневиче об этом. Говоришь, он тебе не понравился?
– Гриневич? – будто вспоминая, задумчиво ответил Стас. – Как сказать? Не то чтобы совсем уж не понравился, а так как-то. Есть в нем что-то неопределенное. Непонятное что-то.
Еще немного поболтав о пустяках, Крячко взглянул на часы и, подскочив как ужаленный, умчался в неизвестном направлении, на ходу крича, что из-за Гурова, все время отвлекающего его пустыми разговорами, он снова опоздал на важную встречу.
Сам же Гуров не спешил.
Чем дальше он продвигался, выполняя секретное поручение Орлова, тем тяжелее становилось у него на душе. Вот и сейчас, когда Стас, сам того не подозревая, подтвердил самые неприятные его догадки, Гуров сидел, погруженный в мрачные мысли, не имея ни малейшего желания продолжать этот рабочий день, приносивший только плохие новости.
Стрелки на часах приближались к двум, и полковник решил зайти в буфет. Есть не хотелось, но стакан горячего чая сейчас бы не помешал.
Заперев кабинет, он шел по коридору, обдумывая, что еще предстоит сделать.
По плану следующим пунктом повестки дня должен был стать разговор с коллегами убитого полицейского. Необходимо было разузнать о том, какие взаимоотношения были у Кравцова с товарищами, и как-нибудь ненавязчиво выяснить мотивы возможных разногласий.
Но, прихлебывая сладкий чай и закусывая бутербродом, Гуров, вместо того чтобы мысленно намечать план предстоящей беседы, продолжал думать о разговоре с Крячко и о тех неутешительных выводах, которые из него следовали.
Увы, все сводилось к тому, что главными кандидатами на роль тайного информатора преступников оказывались следователь с огромным опытом и безупречным послужным списком и медэксперт, не менее опытный, высочайшего класса профессионал. Оба работали в управлении с незапамятных времен, обоих Гуров знал лично и обоим безоговорочно доверял.
«У Степанова очень весомый мотив – серьезная болезнь сына, требующая больших денег, – размышлял Гуров. – Он с самого начала в этом деле, как главный следователь. имеет всю информацию и соответственно может ее передать. А главное – вчера он был в лаборатории. В тот самый день, когда пропала пуля».
Какие мотивы могли быть у Федорова, пока неясно, но зато совершенно очевидно было то, что и он имел довольно свободный доступ к информации по делу Котова, участвуя в нем как эксперт. И разумеется, ему проще всех было подменить пулю.
Третий кандидат пока был под вопросом, и, не поговорив с ним, не составив для себя представления о том, что это за личность, Гуров не хотел делать каких-то скоропалительных заключений. Но слова Стаса твердо отложились в его сознании. Гриневич работал по Котову еще до того, как его перевели на особо важные дела и официально назначили в помощь Степанову. Он молод и в управлении не так давно. Ни устойчивых дружеских связей, ни каких-то внутренних корпоративных обязательств он здесь пока не наработал, а следовательно, вероятность «уйти на сторону» в его случае довольно велика.
«Нужно посмотреть дело, – резюмировал Гуров, допивая чай. – Проанализировать три предыдущих провала и посмотреть, куда это выведет. Операцию в ресторане в принципе мог «сдать» любой из этих троих. Степанов и Гриневич, по словам того же Орлова, непосредственно готовили задержание. Федоров активно контактирует с Леонидом, так что, несмотря на всю сугубую секретность, тоже мог знать. Нужно посмотреть дело».
