Мир принадлежит «жаворонкам». Они завоевали его еще в те далекие времена, когда придумали рабочий день с восьми до пяти, не оставив другим ни единого шанса. Сами посудите: ни один нормальный человек не сможет в восемь утра в понедельник выдать вдохновенную речь, впечатлить руководство идеальной аргументацией и замотивировать коллег на великие свершения. Ни один.

– Извините.

Я влетела в редакцию спустя десять минут после начала еженедельного собрания. Оливер уже что-то вещал перед зевавшими зрителями. В круге из стульев пустовало два места: рядом с главредом и справа от Диза. Рассудив, что из двух зол выбирают меньшее, я уселась сбоку от айтишника.

– А вы что здесь делаете? – шепнула я ему. По другую сторону от Диза сидела Каталина со стаканом кофе в руках.

Вместо ответа Диз молча кивнул на второе пустовавшее место… которое уже успел занять возникший из ниоткуда мессир Джонатан. Хорошее начало трудовой недели, ничего не скажешь.

– …И на этом я передаю слово представителю администрации, который лично будет курировать проект, – завершил свое выступление Ол.

Знать бы еще, о чем шла речь… Я успела расслышать словосочетания «трансформация информационного пространства», «актуализация информации» и «новый формат новостей», но это могло значить что угодно. Телефон в кармане завибрировал.

«Они хотят запустить, кроме ежемесячного журнала, сайт с ежедневными обновлениями».

Я бросила взгляд на Диза: тот еле заметно кивнул. Замечательно понедельник начинается. Ладно, были бы просто новости, но сайт…

«И вы не против?»

«Смотри».

– Одну секунду, – хмуро начала Каталина, перебивая секретаря ректора. – Я помню, что в моем контракте стоит «оказание любого рода помощи», я смирилась с тем, что мне приносят на починку чайники, я согласилась стряхнуть пыль с вашей базы поиска танцевальных партнеров, не знаю, какой укурок в каком десятилетии ее писал… Но вести для них сайт? На это я не подписывалась.

Все замерли, ожидая реакции мессира Джонатана, даже Ким, баюкавший фингал под левым глазом, отнял от щеки гелевый компресс и с любопытством посмотрел на колдуна.

– Плюс пятнадцать процентов к зарплате, – не моргнув глазом озвучил секретарь ректора.

– Вопрос снимается, – приняла предложение Лина.

Однако стороны быстро пришли к соглашению. Телефон у меня в руке снова подал сигнал.

«Бесполезно. Мессир Джонатан от идеи не отступится, а за прибавку Лина меня с костями сожрет».

Я усмехнулась. Важное уточнение, учитывая, что, кроме костей, там почти ничего и нет. Следом за первой пришла следующая эсэмэска.

«Ты оказалась права».

«В чем?»

«Те семнадцать смертей не были случайностью».

Я же говорила! И снова сообщение пришло еще до того, как я успела ответить.

«Все смерти в ГООУ тщательно документируются для Охотников. Время, место, причина, характер повреждений, действия, предпринятые для реанимации… Эти – нет».

Интересно. Что скрывал ГООУ? Я застучала пальцами по клавишам, но вежливое – и немного угрожающее – покашливание заставило меня прерваться.

– Мадемуазель Соколова, мы вам не мешаем?

Мессир Джонатан успел подняться со своего места и теперь возвышался надо мной. Прозрачные глаза неодобрительно смотрели на смартфон, зажатый в ладони.

– Простите.

– Ничего страшного. Мы только обсудим таймлайн проекта и схему взаимодействия ваших департаментов и более не будем вас задерживать. Судя по вашему виду, вам не терпится вернуться к своим рабочим обязанностям. Напомните мне, когда вы должны доделать новость о конкурсе?

– Сегодня.

Полурекламное сообщение о конкурсе на лучшую идею к двухсотлетию ГООУПиОАатСДиРН так и затерялось где-то на столе, написанное наполовину. Последнюю неделю мне было немного не до того, но я сомневалась, что смерть, не только предстоящая, но и случившаяся, может послужить для мессира Джонатана достаточным оправданием.

– Уверен, вы успеете передать мне его сегодня.

Я храбро улыбнулась ректорскому секретарю и убрала телефон в карман, показывая, что я вся внимание.

– Я заберу ее на пять минут, – Диз перехватил меня, когда все начали разбредаться по делам; Оливер, на ходу диктовавший мне список поручений, удивленно воззрился на нас, но протестовать не стал. – Пошли.

Я послушно засеменила следом, гадая, что ему удалось нарыть. Но, прежде чем я успела получить ответы, у Диза зазвонил телефон.

– Ты сегодня рано, крошка, – рассеянно ответил он, жестом показывая мне подняться наверх. – Да. Возможно. Почему бы и нет?

Крошка. Услышав знакомое обращение, я постаралась сделать вид, что меня тут и нет вовсе. Диз указал на дверь, ведущую из приемной IT дальше. Куда? В комнату отдыха? Диз придержал мне дверь, пропуская вперед.

– В среду могу. Нет, лучше сразу на факультете. Давай в пятой лаборатории. Нет, там никогда никого не бывает. Хорошо. И я тебя, крошка, – он хмыкнул, отключаясь.

– Почему в пятой лаборатории никого никогда нет? – не удержалась я от вопроса.

– Говорят, там когда-то погибла, выполняя домашнее задание, группа студентов. Щиты не выдержали экспериментального артефакта, с тех пор так и барахлят. Держи, – он кинул на стол передо мной пачку бумаг.

Я потянулась за верхним листком. Мария Амалия Нойфурт-Доллингер, ну и имя, почти как у прапрадедушки Рудольфа. Дата рождения: первое февраля тысяча семьсот девяносто восьмого года. Дата смерти: тысяча восемьсот шестнадцатый год, день не указан. Место смерти: ГООУПиОАатСДиРН. Причина смерти: несчастный случай. Два слова, никаких деталей.

– Личные дела?

– Они самые, – проворчал Диз. – Тебе повезло, что их все оцифровали, будь они в бумажном виде, даже ради тебя я бы за ними не полез.

– Что, боишься библиотечной пыли? – подначила я его.

– Аллергия.

Я оставила шутку без ответа и продолжила листать распечатки. Двадцать случаев в восемьсот шестнадцатом. Двадцать – сто лет спустя. И везде отсутствовали точные данные о смерти, как Диз и сказал. Я нахмурилась, читая список по второму разу. Маги, фейри, полудница, гоблин… Создавалось впечатление, что список собрали случайно. Сорок существ, общим у которых были только неясные обстоятельства кончины. Первую двадцатку связывал еще возраст: восемнадцать лет. Но это просто потому, что в год основания из студентов в ГООУ находились только первокурсники. Уже сто лет спустя в этот список попали и двадцатилетние. Я потерла виски. Новые таблетки, которые дал Сереш, лучше помогали от приступов, но блокировали магию гораздо сильнее. Результатом были заторможенность и совершенно ватная голова. Оцепенение походило на эффект от сильного обезболивающего и очень мешало думать.

Дело было не в виде: кроме демонов из Ада и тех, в кого превращались маги после смерти, тут были представлены чуть ли не все распространенные «породы» гени. Не в даре. Не в специальности. Не во внешности и не в дате рождения. Не в принадлежности к роду, здесь были и аристократы, и бедняки. Хотя… Я задержалась взглядом на строчке «семья».

– У них у всех не было близких родственников…

– Верно. Довольно редкий у вас случай, чтобы никого из семьи не осталось.

Сироты… Я скривилась от появившегося во рту горького привкуса. Двадцать человек, погибших при странных обстоятельствах. Двадцать детей, за которых некому было заступиться, которых никто не хватится. Бросьте в меня камень, если это совпадение.

– Можешь посмотреть, у кого сейчас в ГООУ нет родных?

Во взгляде Диза промелькнуло одобрение. Ничего не говоря, он достал из ящика еще один список. Что, все это время он ждал, пока я догадаюсь? Не мог сразу сказать? Я взяла распечатки в руки. В отличие от предыдущих дел, эти были с фотографиями. Я пролистнула и вздрогнула, увидев свое лицо. Странно. Где они взяли этот снимок? Не из паспорта, это точно. Сама я им фотографий тоже не отправляла. Кадр был не студийным: я смотрела куда-то вбок, губа нервно закушена. Белая блузка и синий жакет, который я в последний раз надевала на экзамен по русскому… Откуда они взяли это фото? Но главный вопрос сейчас заключался в другом.

– Почему я в списке? Я не сирота.

– Если твои родители, как ты утверждаешь, обычные люди, то на них легко можно повлиять. Мгновенное воздействие, и они даже не вспомнят, что у них была дочь.

Может, оно и к лучшему… На этот раз, впрочем, известие о грозящей мне опасности не произвело на меня особого впечатления. Видимо, уже набоялась. Да и никакая предполагаемая угроза не сравнится с практически наступившей смертью. Я хмыкнула. Предсказание баньши, «скорее всего, ты умрешь» Сереша и теперь это – попадание в список потенциальных жертв высшего образования. Я еще никогда не была так популярна.

А еще я, пожалуй, немного поспешила с паническими воплями. Вот теперь можно кричать «Мы все умрем!».

Потому что это было правдой.

– Ты в порядке? – поинтересовался Диз.

– Конечно.

А вот остальные… Я пересчитала листки. Двадцать девять потенциальных кандидатов. Двадцать восемь, не считая меня. И, скорее всего, две трети из них умрут в этом году. Все сходилось. Ритуал, проводящийся каждые сто лет. Таинственные смерти, скрываемые ГООУ – только вот почему? Утаивали ли они имена жертв от Охотников или покрывали тех? Ведь всем в ГООУ на самом деле заправляла именно «Хантерс Инкорпорейтед». Меня затошнило. Мало того, что все мы были здесь заложниками… Но раньше, по крайней мере, я считала, что мы в относительной (не считая смертельной казни за заваленный экзамен, пошедшего не так алхимического опыта и пары-тройки сумасшедших демонов) безопасности. О том, что университет может приносить бедных детей в жертву бог знает чему, я и подумать не могла.

– Это бесчеловечно…

Но они и не были людьми.

В горле пересохло, когда я осознала всю серьезность ситуации. Двадцать восемь человек, не подозревающих о том, что их ждет. И мы с Дизом, единственные, кто хоть на шаг подобрался к скрываемой мессиром Джонатаном и ректором правде. Кажется, на этот раз я подставила его гораздо крупнее. Если мессир Джонатан узнает, что Диз смотрел в личных делах… Я не дам за его жизнь и ломаного гроша.

Впрочем, почему единственные?

– Ты сумел узнать, кто отправляет письма?

Если мы были на верном пути, то существовал еще один человек (человек ли?), знавший о ритуале.

– Нет… – Диз замолчал, подбирая слова. – Если просто и понятно, то отправителя не существует. Письма возникали из ниоткуда в ящике адресата.

– Разве такое возможно?

– Такое не должно быть возможно. Но мы в ГООУ. Кто знает…

Неожиданный поворот. Если Диз был вынужден признаться в собственном бессилии… Кем же был наш аноним? И какие цели он преследовал? Помочь нам раскрыть, что здесь происходит? Или это ловушка, в которую я благополучно попала? Не зря все-таки Макс говорил мне держаться подальше от писем и не устраивать любительских расследований.

Макс… Было ли ему известно о ритуале? Принадлежа Охотникам, он многое о них знал. Мне стало страшно. Глупо и иррационально, но человек, с которым я была вместе все эти месяцы, на мгновение показался чужим.

И что теперь делать? Я снова взялась просматривать анкеты, пусть даже только для того, чтобы отвлечься и успокоиться. Бенджамин Кроуфус, капитан волейбольной команды факультета астрономии. На фото – перебитый нос и улыбка в тридцать два зуба. Эрни Лайер, русые волосы заплетены в две косички, как у Пеппи Длинныйчулок. Станислаус Амброз, первое место в рейтинге студентов алхимического факультета… Со следующей страницы на меня хмуро смотрела знакомая мне баньши.

Люси Макмиллан. Девятнадцать лет, второй курс. Родители – единственная семья – погибли в автокатастрофе прошлым летом.

Соседка Райли, запустившая в меня при последней встрече кружкой.

Кажется, теперь я знала причину ее мрачного настроения.

– Уходи! – донеслось из-за закрытой двери.

Не впечатленная таким радушным приемом, я вновь забарабанила по фанерке.

– Я могу так продолжать весь день, – честно предупредила я, – а потом вернется Райли и все равно впустит меня.

Угроза возымела действие. За стеной послышались тихие шаги, после чего дверь распахнулась.

– Убирайся!

Баньши выглядела плохо. Веснушки казались каплями засохшей крови на белой как мел коже. Кудри, собранные в неаккуратный пучок, были лишены привычного цвета и словно припорошены пылью. Мешковатый джемпер, линялые джинсы, отсутствие макияжа – но самым страшным был взгляд. Пустой. Мертвый.

Если чувствуешь чужую смерть, свою ты тоже не пропустишь.

– Ты знаешь, верно? Райли сказала, ты уже месяц не ходишь на занятия.

– Чего тебе?

Люси смерила меня своим фирменным взглядом, но на этот раз меня не проняло. В выражении ее лица сквозило отчаяние – и усталость, как у человека, у которого нет сил больше бороться и который почти смирился с безвыходностью своего положения. Я ужаснулась: неужели я тоже так смотрелась со стороны?

– Когда… – было сложно подобрать слова. – Когда это случится?

Баньши скривилась.

– Тебя еще переживу. Зачем пришла?

Напоминание о скорой смерти отозвалось болезненным уколом. Значит, мне осталось меньше времени… Подразумевало ли это, что я умру по другой причине, не связанной с ритуалом? Или жертвоприношения проводились не единовременно?

– Как это произойдет?

Дверь начала закрываться, я поспешила просунуть туфлю в проем.

– Подожди! – я достала из сумки распечатки. – Можешь сказать, кто из них тоже умрет?

Я протянула листы ей, но Люси не приняла их. Белыми лепестками бумаги упали на пол.

– Я похожа на экстрасенсов из телевизора, которые по фото определяют, жив человек или нет? – она снова попыталась захлопнуть дверь. – Проваливай!

– Можешь хотя бы объяснить, почему ты меня ненавидишь? Что я тебе сделала? Впрочем, не важно. Дело не во мне. Двадцать человек погибнет, и я даже не знаю кто! Их нужно спасти. Пожалуйста…

Помоги мне.

На секунду баньши перестала тянуть дверь на себя.

– И что ты для этого сделаешь?

Я не знала. Мне было всего восемнадцать – неподходящий возраст для спасения человечества, что бы ни говорила поп-культура. Ни опыта, ни идей, ни полезных знаний. Ни сил, чтобы справиться с этим кошмаром. А никого взрослее я не могла привлечь к этому делу, потому что…

Потому что, скорее всего, именно они убивали студентов.

– Ты находишься в подпространстве, из которого выйти без разрешения ректора невозможно. Отсюда не сбежать, здесь не спрятаться. Как ты кого собираешься спасать? Особенно, – презрительно фыркнула она, – когда сама к тому времени выберешь легкий выход. Спрашиваешь, почему я тебя ненавижу? Потому что у тебя был выбор. У меня его нет.

Серьезно? Когда же, интересно, мне его дали? Когда я попала в ГООУ? Или когда изуродовала свои руки? Ладно, к последнему, возможно, в какой-то мере привели мои поступки, но…

– Ты ошибаешься. Я не…

– Все предрешено, – оборвала меня Люси. – Ты ничего не изменишь.

Дверь громко хлопнула, оставляя меня в коридоре в одиночестве. Тяжело вздохнув, я опустилась на корточки, чтобы собрать распечатки.

Возможно, баньши была права. Но я должна была попытаться.

Странное ощущение, когда понимаешь, что без тебя этот мир не исчезнет. Не остановит свой ход, никто не оглянется, чтобы узнать, что с тобой случилось. Тебя скоро не станет, но для остальных ровным счетом ничего не изменится. Преподаватели будут все так же читать лекции, а прилежные отличники с первого ряда – их записывать. В столовой каждый день будет выстраиваться очередь к Рене, виртуозно раскатывающему пиццу прямо у тебя на глазах, а на газоне под окнами главного общежития кто-то обязательно устроит пикник на клетчатом пледе. И не только в ГООУ – на далеком голубом шарике жизнь продолжит идти своим чередом.

Еще удивительнее было осознавать, что дело не только в тебе. Даже смерть двадцати человек почти никто не заметит. Солнце все так же будет вставать на востоке, в университете все так же будут идти занятия, а некоторые первокурсницы все так же будут на них опаздывать.

Еще раз проверив, все ли взяла, и заправив за ухо отросшую челку, я подхватила сумку и выскочила за дверь – чуть не столкнувшись нос к носу с темнокожей девушкой, стоявшей за порогом.

– Софии еще нет…

– Я к Софии… – одновременно со мной начала она и запнулась.

– Знаю.

Мара первой отвела взгляд. Я же посторонилась, пропуская ее внутрь.

– Можешь подождать ее здесь, – предложила я. – Не знаю, правда, когда она вернется…

Соседка все еще не разговаривала со мной. Если мне удавалось застать ее в комнате, она игнорировала все мои попытки извиниться. И я понимала, что, по большому счету, она просто копировала мою же модель поведения, но… Сначала это безумно бесило – натыкаться на выстроенную ею стену отчуждения. Хотелось кричать, заставить ее выслушать. Но в последнее время я даже была этому рада. Возможно, одним человеком, который не обратит внимания на мою смерть, будет больше.

Так лучше.

– Мне нужно идти. В холодильнике стоял сок, вообще бери, что найдешь…

Неловкость между нами не исчезала. Я не представляла, как следует вести себя с персонификацией своих ночных кошмаров – буквально выражаясь. Но видеть ее монстром после рассказанной Дизом истории не получалось. Я чувствовала себя виноватой, но… Как извиниться за то, что между нами произошло? О таких случаях не писала ни одна книга по этикету. С другой стороны, иного шанса у меня, может, не будет. Лучше как-нибудь сделать это сейчас, чем упустить возможность.

– Я хотела попросить прощения. – Я уже взялась за дверную ручку, но обернулась. – Я не знала… о том, что случилось с твоим отцом. Если бы мне было известно, я никогда бы не позволила Максу привести тебя. Правда.

Сага, склонившаяся над мольбертом, сделала вид, что очень заинтересовалась картиной. Кто знает, может, действительно заинтересовалась: она училась на скульптора, София – на художника. Общие интересы, ничего удивительного, что они подружились.

– Макс сказал? – сухо спросила она.

Я покачала головой.

– Тогда кто? – поинтересовалась мара, не иначе как спиной увидевшая это движение.

– Не имеет значения. – Диза я тоже выдавать не собиралась. – Просто… извини? Или не извиняй. И… – Интересно, Сага уже знала о моем состоянии? По нашей сделке одна моя ночь в неделю все еще принадлежала ей. Диз говорил, что мар интересует страх, а не сны, которые его вызывают, но что она видела из моих кошмаров? – Береги Софию, ладно?

Потому что я не смогла. Будучи, как обычно, хреновой подругой, я подвела ее. А скоро подведу еще больше. Я посмотрела на часы и издала смешок.

– А теперь я действительно опаздываю. Надо бежать.

Я закрыла дверь за собой, прежде чем Сага успела ответить. Странно, но на душе стало немного спокойнее. Не то чтобы мое раскаяние что-то изменило, но я была рада, что сказала эти слова вслух.

Корпус, в котором проходили практические занятия по «магически активным биологическим добавкам» (я начинала разделять точку зрения, что «зельеварение» звучало куда правдоподобнее), стоял как раз напротив артефакторного факультета. Райли собиралась прийти сюда из-за какого-то очередного эксперимента, а я давно пообещала составить ей компанию – и набрать дополнительные баллы взамен тех, что потеряла, сбежав с лекции. Однако, покрутив головой, выяснила, что рыжей нигде нет. Написав ей сообщение и получив ответ, что ее задерживают, я пожала плечами и направилась к похожему на протестантскую церковь зданию. Сходства добавляли черные мраморные таблички в траве под цветущей вишней. «В память об Эндрю», «Вечная память Б. Ж. Семенову, профессору кафедры МАБД»… Похоже, зельеварение было не менее опасным делом, чем алхимия и артефакторика. Поднявшись на второй этаж, я обнаружила нужный кабинет, поприветствовала собравшихся там студентов и бросила сумку на стол у окна. Поразмыслив, опять взглянула на часы и направилась в кладовку.

Valeriana officinalis, paeonia anomala, leonurus cardiaca, humulus lupulus… Может, я ничего и не смыслила в зельеварении, но сообразить успокоительный отвар могла. Хорошая на самом деле идея, давно надо было что-то такое сварганить. Просить Сереша об успокоительных я не стала: он мне вообще лекарства отказывался выписывать, мотивируя тем, что не знал, как поведет себя в сочетании с ними драконья кровь, я и на пластырь-то его с трудом уговорила. А успокоить нервы мне не помешает. Выбирая между пустырником и марьиным корнем, я плюнула и взяла себе все. Будет коктейль. Здравый смысл подсказывал, что после подобных действий на экранах и появляется надпись «Не повторяйте трюк дома», но я рассудила, что беспокоиться о таких мелочах мне уже поздно.

Притащив из кладовки корневища, шишки и порошки, я поставила все на водяную баню и посмотрела в окно. А вот и Райли… Я нахмурилась. Кого я точно не ожидала увидеть рядом с ней, так это Диза. Но с крыльца они спустились вместе, о чем-то оживленно споря. «Оживленно», конечно, относилось большей частью к рыжей, а Диз ей просто позволял выпустить пар. Даже отсюда можно было разглядеть снисходительную усмешку на его лице. Высказав ему наконец все, что накипело, Райли пошла в мою сторону, а айтишник так и остался стоять, тотчас уткнувшись носом в экран смартфона. Кого-то ждал?

Ждал. Не прошло и минуты, как из артефакторного корпуса вышла брюнетка в синем платье. Никак специально подобранном под цвет глаз. Я сразу узнала ее. Эрика.

– Привет! – пристроилась рядом со мной Райли. – Прости, задержалась, групповые проекты – это Ад, ненавижу их. И его. Просто невыносимо: сначала назначить встречу в лаборатории без щитов, а потом заявлять, что мы не будем пробовать на практике, это небезопасно! И то тоже не будем, и третье…

– Пятая лаборатория? – сочувствующе переспросила я.

Выходит, Диз тогда разговаривал по телефону с Райли и ее называл крошкой? Он мог – он ко всему, что вызывало у него симпатию и было хотя бы отдаленно женского пола (включая, по непонятной мне причине, массивный компьютер родом из шестидесятых), так обращался. От сердца отлегло, и я тут же мысленно отругала себя за эту реакцию. Сколько можно так жить, Наташа?

– Ты тоже про нее слышала? – неизвестно чему обрадовалась рыжая. – Да она набирает известность! Может, нам скоро ее починят, не знаю, почему давно это не сделали… На что смотрим?

Райли перегнулась через меня и оперлась ладонью на подоконник.

– Бедняга, – вздохнула она.

– Кто?

Не Диза же она жалела?

– Эрика.

Я удивилась.

– Ты с ней знакома?

– Она тоже учится у нас на первом курсе. А что? – наконец заметила мой интерес к ней Райли.

– Какая она?

Я все-таки не удержалась и спросила. Какой-то части меня, откровенно недоброй, было бы приятно услышать, что я не угадала и на самом деле она была хорошо притворяющейся стервой, а не милой девушкой, какой мне показалась. Но я подозревала, что не ошиблась.

– Замечательная, – расплылась в улыбке Райли, подтверждая мое мнение. – Знаешь, бывают такие люди, которые заходят в комнату, и ее будто освещает солнце? Она классная. Всегда поможет, всегда поддержит. Потому ее и жалко. Влюбиться в демона… Ты поступила умнее, когда выбрала Макса.

Я поступила гораздо глупее. Но не стала озвучивать эту мысль и спросила:

– Почему жалко? Они встречаются. Чего в этом плохого?

– Он ее бросит, когда она ему надоест.

Мой жизненный опыт позволял сказать, что так поступали не только демоны.

– Вдруг не бросит? Ты сама сказала, что она хорошая.

– А кто тебе сказал, что ему нужна хорошая? – задала неожиданно мудрый вопрос Райли. Мне это казалось очевидным: будь я мужчиной, выбрала бы какую-то такую. Милую. Спокойную. Без кучи тараканов и безумной драмы… – Но я больше не хочу говорить об этом уроде. Дал же профессор партнера… И то, что он второй в рейтинге, совсем не повод совать мне его в пару! Что в кастрюльке? Какой-то рецепт с алхимии?

Она настороженно принюхалась, а я задумалась, не оскорбиться ли. Согласна, запах шел тот еще, но это не повод вспоминать алхимиков!

– Очень смешно. Это просто травы. От нервов.

– Поделишься? – снова вздохнула она.

– А у тебя что стряслось?

Рыжая с мрачным видом швырнула сумку на стол. От удара застежка распахнулась, и розовый блеск для губ укатился к моей разделочной доске. Я подобрала его и протянула рыжей.

– Дэйв, – наконец призналась она. – Он сказал, что я слишком спешу.

По крайней мере, в ее жизни не случилось ничего непоправимого. Уже хорошо. Плохо, что разговор повернул на чувства, а я в этой теме разбиралась примерно как рыба в экономике. Или просто как в экономике, которую я сдала с трудом и помощью Макса.

– Что, уже успела отметить его во всех соцсетях как своего парня и нащелкать с ним десяток селфи для инстаграма? Сколько у вас было, два свидания? Три? – Еще больше поспешить она могла, разве что если бы специально познакомила с ним своего бывшего. Райли посмотрела на меня пристыженно и уязвленно. – Прости.

– Ты тоже считаешь, что я спешу?

Зная рыжую, я подозревала, что она развила космическую скорость, а не просто поторопилась. Но вслух я этого не произнесла. Поняв все без слов, крафтер опустила подбородок на сложенные замком ладони и уставилась на газовую конфорку.

– О нем я тоже не хочу говорить, – решила она, помолчав секунд тридцать. – И вообще, пошел он! Я хочу развеяться. На кулинарном факультете сегодня вечером зачет, обещают дегустацию коктейлей, пойдем со мной?

Я улыбнулась, извиняясь.

– Не могу.

– Макс, – поняла неправильно Райли.

Не Макс. С понедельника я избегала его. Знала, что, посмотрев в его глаза, не удержусь от вопроса. И боялась ответа.

– Просто дела.

На самом деле утром мне позвонил Сереш и попросил прийти. Но об этом я рассказать не могла. Пусть и хотела: до следующей нашей встречи оставалось еще несколько дней, и возможные причины, заставившие Сереша ее перенести, вызывали тихую панику.

Закатив глаза и пожаловавшись потолку на неблагодарную подругу (я была с ней совершенно согласна), Райли начала доставать из сумочки пузырьки да скляночки. Обычные ее мечтательность с рассеянностью уступили место сосредоточенности, и я невольно залюбовалась. Что мне нравилось в магах, так это то, что они были очень рассудочны. Никакая влюбленность не заставит Райли забыть о деле. Макс никогда не поставит чувства над долгом. Я их не осуждала и понимала, потому что – большей частью – сама была такой же.

Может, во мне не так и много было от человека?

– Чем теперь занимаешься?

У рыжей всегда имелось столько идей и проектов, что за ними было сложно уследить. Но, как выяснилось, некоторые занимали ее дольше других…

– Помнишь тот телепортирующий артефакт из прошлого семестра? – оживилась Райли. Я кивнула: ощущения после него было сложно забыть. – Для порталов чаще используют амулеты, но что, если сделать зелье?

– Выпил – и растворился в воздухе? Звучит не очень удобно. Тару с собой все время носить, и пока проглотишь…

– Но в некоторые места с амулетом не пройдешь, сразу засекут, – возразила рыжая. – И убьют. – Спрашивать, что за сборища она посещала, мне сразу расхотелось. – Идея сама по себе не так безумна, в древности для телепортации часто использовали тинктуры, а для межпространственных переходов до сих пор их готовят, артефакты действуют только в пределах одного измерения…

Мне оставалось только кивать в такт ее речи – сама виновата: поинтересовавшись, напросилась на лекцию. А когда я на секунду выглянула за окно, там уже никого не было.

Ночью я обнаружила себя на кухне общежития. Безо всяких преувеличений, сама не знала, как здесь оказалась. После встречи с Серешем я долго бродила по кампусу, пытаясь что-нибудь решить. И в итоге оказалась не у себя в комнате, не у Максовой двери, а… тут.

«Мы можем поговорить?»

Я все-таки написала ему. Долго не решалась – чай в кружке успел остыть, – но в итоге отправила сообщение. Ответа не было. Я закусила губу. Конечно, в такой час он наверняка уже спал… Или был с Эрикой, и тогда моя эсэмэска тоже пришлась не ко времени.

Глупость какая – снова и снова рассчитывать на него.

Я сполоснула кружку и уже направилась к двери, как из коридора послышались шаги. Не глядя на меня, Диз достал из сушки чашки, включил кофемашину и, когда та закончила гудеть, пошел с ними за стойку. Устало потер лицо, достал очки и зевнул. Все-таки спал. Я уставилась на крупную вязку и растянутые, доходившие до самых пальцев рукава его кардигана. Лишь бы не смотреть на лицо.

– А я была уверена, что в твоем гардеробе есть только рубашки и толстовки, – вырвалось у меня.

– Словно этого для жизни недостаточно, – отхлебнул он из кружки. – О чем ты хотела поговорить?

Я обхватила чашку руками. Свежесваренный кофе обжигал пальцы даже сквозь фарфоровые стенки.

– Просто ты сказал, что, если я передумаю, ты рядом, и…

Диз опять сцедил зевок в кулак.

– И я здесь. Нельзя перейти сразу к делу?

Очень вежливо. Он бы еще на часы посмотрел!

– Нельзя. Я же девушка, – огрызнулась я. – Не могу без прелюдий.

С другой стороны, он действительно был рядом. Даже в пять утра. Я смягчилась.

– Можно задать тебе вопрос? Личный. – Наверное, это грустно, но больше мне не с кем было посоветоваться. Никто не знал, каково это. – Мне предложили ограничители. На постоянной основе.

Когда я пришла к Серешу, он протянул мне распечатанный мелким шрифтом договор – листки до сих пор лежали в моей сумке.

«Я не говорю, что они помогут, – предупредил он меня, – гиперсенситивность у тебя не от ихора. Но ты ничего не почувствуешь. А это уже некоторое облегчение, разве не так?»

Так, наверное. Но отчего-то я не спешила расписываться. Знаю, сама просила их оставить, но… В последние несколько дней, с новыми таблетками, мир был словно укутан в толстый слой ваты. А я… потеряла что-то очень важное. Что-то, про что даже не знала, что мне оно нужно.

Девушки имеют право на непоследовательность. Особенно когда реальность воспринимается как под анестезией.

Диз кинул на меня странный взгляд. Пытался понять, откуда взялась эта тема? Не вину же чувствовал, в самом деле…

– Все так плохо?

Да. Нет. Я не знала.

Даже не была уверена, можно ли оценивать происходившее со мной по такой шкале.

– Все иначе.

С блокаторами было бы легче. Часть меня все еще хотела испытать пьянящую силу, как в ночь Самайна. Другая мечтала освободиться от этой жажды и видела в браслетах для себя выход.

– Если бы… – в горле неожиданно пересохло. – Если бы у тебя был выбор…

– Ты имеешь в виду это?

Он расстегнул один из браслетов и аккуратно положил его на стол. Под ним обнаружилось узкое запястье, испещренное вязью белых шрамов – сдерживавшие магию знаки не всегда наносили на металл, считалось, что вырезать их прямо на жертве будет вернее. У меня на глазах они истончились, исчезая как круги с поверхности воды, пока на их месте не осталась нетронутая лезвием кожа. Не иллюзия, я бы заметила. Они и в самом деле исчезли. Но как?..

– В моем детстве было слишком много запертых дверей, – медленно произнес он. – С тех пор я не люблю замки, которые не могу открыть.

Я понимала, о чем он говорил. Ограничители наденут на меня Охотники. И только они смогут их снять. Готова ли я довериться им настолько, чтобы предположить, что они не используют эту власть против меня?

– И потом, ты не продержишься долго. Тебе уже объясняли, что магия – это часть тебя?

Без которой я вполне могла бы обойтись.

– Я помню, какой ты была второго сентября. И после. Напуганной. Растерянной. Ты чувствовала, что с тобой что-то не так, но не знала что, – и тебе было страшно. А теперь ты хочешь отсечь гораздо большую часть себя, чем пара воспоминаний.

– Магия – не часть меня. Она другая. Она…

Как можно было объяснить, что она жила сама по себе? То нападение на Сереша, когда он надел на меня браслеты, было явным тому подтверждением. Она мыслила иначе, поступала…

– Не так, как поступила бы ты? – к счастью, он меня и без слов понял. – Или не так, как тебя учили, что правильно поступать?

Беру свои слова обратно.

– Я ее не контролирую.

– А ее и не надо контролировать. Ты же не контролируешь свою жизнь?

Я пристыженно промолчала. Именно этим я постоянно занималась.

– Каждый вдох, каждый выдох? Это уже не жизнь, а существование. Магия – это ты. И она никогда не совершит того, чего бы ты не решила.

В таком случае это делало меня далеко не самым хорошим человеком.

– Это уже проблема не с тобой, а с твоей самооценкой. Подожди…

Он достал телефон и тяжело вздохнул. Прежде чем он убрал его, я успела заметить странную вязь. Кто-то писал ему письма на рума.

– Снова приглашение домой?

– Скорее, повестка в суд. Король хочет меня видеть, – Диз перегнулся через стойку и перетащил мою чашку к себе. Ну да, я же все равно не выпила кофе. – Хорошо, что я его видеть не хочу.

Гаап мог хотеть его к себе лишь по одной причине. Из-за меня.

– Это серьезно?

– Нет, – Диз пожал плечами в ответ на мой недоверчивый взгляд. – Я в ГООУ. Все студенты находятся под юрисдикцией университета.

Под юрисдикцией стремного университета, который, возможно, приносит этих самых студентов в жертву неизвестно кому, хотела я добавить. Но не стала. Сотовый Диза снова подал сигнал.

– Ты всегда пользуешься такой популярностью по ночам? В смысле… – я стушевалась. – Я тебя не отвлекаю? Тебе не нужно быть сейчас где-то еще?

Айтишник, прочитав сообщение, встал из-за стойки. Из кухонного шкафа появился термос, с которым он вновь пошел к кофеавтомату… Я с недоумением следила за приготовлениями.

– Ты не отвлекаешь. Но мне действительно нужно быть где-то еще. Как думаешь, Жако сильно обидится, если я одолжу его фотоаппарат?

– Нет, – учитывая, что в шкафу в редакции лежало восемь зеркалок, я сомневалась, что здоровяк заметит отсутствие одной из них. – А зачем тебе?

На мгновение демон замер, словно размышляя, раскрыть мне секрет или нет.

– Хочешь увидеть нечто волшебное?

– Мы в ГООУ, – напомнила я. – Здесь волшебство стоит в расписании, минимум три пары в неделю.

Диз задумался.

– В таком случае хочешь, я покажу тебе кое-что настоящее?

Я не спешила соглашаться.

– Что?

– Увидишь.

– За окном темно, – проворчала я, – ничего я не увижу.

– Скоро рассветет, – отмахнулся от моего аргумента Диз. – Пошли. Тебе понравится.

– И ты все равно не скажешь, о чем речь?

– Не скажу, – подтвердил он.

Поняв, что ему все-таки удалось меня заинтриговать, айтишник сунул мне в руки термос с кофе.

– Ненавижу сюрпризы, – пробурчала я, но термос все же взяла.

После редакции Диз направился в сторону алхимического факультета, но, не доходя до вольера с драконами, свернул в сторону. Я семенила следом.

– Ты все равно не выйдешь отсюда, – не выдержала я после получаса блужданий по пустыне. – Я пыталась. Пространство закольцовано, подойдешь близко к Границе, оно поведет тебя обратно.

– В мыслях не было.

Тогда куда мы шли?

– Я тебя так достала, что ты решил убить меня и спрятать тело где подальше? – спросила я, когда местность вокруг окончательно перестала казаться знакомой.

Мы подходили к краю. На ровной линейке ландшафта начали появляться первые намеки на возвышенность, вдалеке показались скалы. И направлялись мы к одной из них.

– Не глупи, – Диз только посмеивался над предположениями, которые я выдавала всю дорогу. – И полезай.

Я смерила возвышавшуюся передо мной метров на десять скалу оценивающим взглядом. Серьезно? Как он себе это представлял? Или я похожа на альпиниста?

– Здесь даже пятилетка залезет, а он ниже тебя будет. Давай.

А как насчет джентльменской помощи?

– У меня на плече камера стоимостью в несколько тысяч евро.

Галантность умерла, уступив место практичности. О времена, о нравы. Я вздохнула. По крайней мере, у меня забрали термос (и кому-то он, как и фотоаппарат, совершенно не помешал забраться наверх – мог бы получше отговорку придумать). Примериваясь к камню, схватилась рукой за выступ…

Когда я – позорно медленно – добралась наконец до относительно плоского верха, Диз что-то увлеченно печатал на телефоне. Я отряхнула рубашку и села на краю. Расстояние от обутых в балетки ног до земли впечатляло, поэтому я поспешила перевести взгляд подальше. Отсюда не было видно ГООУ – только ближе к горизонту появившееся в небе солнце освещало кособокий силуэт алхимического корпуса да особняк криптозоологического факультета рядом с ним. А перед нами простиралась пустыня: пыль, песок, потрескавшаяся глинистая почва и редкие колючки, цеплявшиеся по дороге за джинсы.

– Это и есть твое настоящее?

Потому что выглядело довольно уныло. Диз сверился с часами, открутил крышку с термоса, наполнил ее кофе и подал мне.

– Подожди еще две минуты.

Сперва я не поняла, что происходит. Все началось на востоке. Сиреневая волна дошла до корпуса алхимии, обогнула его и растеклась по пустыне. На лавандовом ковре стали появляться желтые кляксы, склон слева от нас окрасился в нежно-розовый оттенок. Я посмотрела вниз: красочное цунами дошло до нашего насеста и разбилось о него, оставляя за собой разноцветные брызги.

– Она…

– Цветет.

Пустыня действительно расцвела. Меньше чем за минуту. Ладонь, которой я держалась за холодный камень, кольнуло, и я поспешила ее отдернуть. В узкой расщелине на моих глазах вырос шипастый колокольчик. Я провела пальцем по бархатистому лепестку.

– Как такое возможно?

Мне вспомнился Свен, рассказывавший в прошлом семестре о пустыне. О том, как, в отличие от нормальной земли, в Эль-Ниньо она расцветала моментально и всего на пару часов. Тогда было невозможно в это поверить, но сейчас я видела все собственными глазами.

– Никто не знает. В проект это не закладывалось, она сама так решила. Никто даже понять не может, по какому принципу она выбирает время для цветения.

– Как тогда ты…

– Иногда бывает удобно иметь в друзьях предсказателя.

– А откуда…

Я замолчала в восхищении. Какая разница, откуда он знал про проект и остальное? Если тебе дарят чудо, не всегда нужно выспрашивать, как оно появилось. А это было именно чудо. Попавшее из сказки в наш кошмарный мирок. Хотелось отблагодарить Диза, но я не знала, как объяснить словами то, что сейчас чувствовала. Простого «спасибо» было явно недостаточно. Зрелище завораживало. На месте пустой, мертвой почвы раскинулось сиреневое полотно. Даже цепочка наших следов в рыжеватой пыли затерялась под лепестками цветов. Волшебство… Или нет. Было в этом что-то дикое, безудержное. Живое.

Настоящее.

Диз перестал фотографировать и сел рядом, свесив ноги. На секунду я отвлеклась от открывавшегося со скалы вида и обернулась – только чтобы замереть, обнаружив его гораздо ближе, чем ожидала. И смотрел он не на пустыню.

– Красиво, правда? – улыбнулась я, пытаясь скрыть смущение.

Это было преуменьшением. Поразительно. Удивительно. Невероятно. Ничего из вышеперечисленного не могло в полноте описать то, что я сейчас видела.

– Красиво, – согласился со мной Диз.

Медленно и осторожно он протянул руку, чтобы убрать волосы с моего лица. Длинные пальцы аккуратно заправили прядь за ухо и спустились ниже, повторяя очертания скулы. Взялись за крышку от термоса, вынули ее из моих рук и отставили в сторону. Я знала, что сейчас произойдет. Еще до того, как его ладонь легла мне на затылок. И не думала сопротивляться, сама подалась навстречу, но в последний момент…

– А как же Эрика? – прошептала я.

– А как же Макс?

Вопрос отрезвил не хуже пощечины. Я отшатнулась, чуть не теряя равновесие и хватаясь за камень. Случайно сминая распустившийся на скале цветок.

Дело было не в осуждении, которого я не услышала. Диз спросил равнодушно (демон, что с него взять!), спросил только потому, что я открыла рот первой. Дело было в том, что я чуть не совершила.

Не ожидала, что окажусь способна на такое предательство.

Как оказалось, я вообще слишком хорошо о себе думала.

– Ты прав, – я постаралась взять себя в руки.

В конце концов, я вовремя остановилась.

Меня вовремя остановили. Большая разница.

Диз нарушил повисшее между нами неловкое молчание первым:

– Хочешь вернуться в общежитие?

Я покосилась на него. Спокойный, будто ничего не случилось. Хотя, с его точки зрения, вполне вероятно, ничего и не произошло.

– Я бы хотела еще немного тут посидеть, если ты не против.

Пусть волшебство момента и рассыпалось прахом от столкновения с реальностью, панорама все равно открывалась восхитительная. Диз кивнул. Больше он не проронил ни слова. Ни пока сидел рядом – теперь уже не отрывая взгляда от пустыни, ни пока цветы один за другим исчезали, усыхая на глазах и смешиваясь с рыже-бурой пылью, ни пока мы шли к общежитию…

– Что вчера сказал Сереш?

Я не услышала вопроса. Макс повторил.

– Что с тобой? Ты сама не своя.

«Утром я чуть не изменила тебе и очень из-за этого переживаю».

Так прозвучал бы честный ответ. Но не лучший для продолжения нормального разговора.

– Все в порядке. День просто был долгим.

И начался он еще вчера. Чтобы продолжиться цветущей пустыней и – я машинально провела пальцами по губам – почти поцелуем.

До сегодняшнего утра я считала, что это нормально – состоять с кем-то в отношениях, не будучи в него влюбленной. Нормально до тех пор, пока ты не переступаешь черту, пока от мыслей не переходишь к действиям (ведь думать о ком-то – это еще не измена), пока твердо знаешь, что между тобой и тем, из-за кого все это началось, никогда ничего не может случиться…

Глупость.

Какой же я была дурой.

Это не разумно, как сказала Райли, – выбрать безопасный вариант. Это трусливо и подло. И совершенно нечестно. Макс не заслужил такого обращения.

Мы сидели на перилах одной из многочисленных террас ботанического сада. Я нервно теребила пластиковую крышку на стаканчике с кофе и боялась заговорить первой – одновременно понимая, что от этой беседы никуда не деться. Под ногами у нас простирался розовый сад ГООУПиОАатСДиРН. Нежная «Джульетта» и красная ланкастерская роза, генетически выведенные «Аплодисменты» и махровая «Полька», двухцветная «Осирия» и пестрая «Абракадабра»… Казалось, в ГООУ были собраны все сорта мира – и это я еще не начала перечислять созданные магическим путем. Живые изгороди, покрытые бутонами вьющихся роз, превращали сад в настоящий лабиринт, узкие дорожки которого следовали сложному геометрическому узору, прежде чем свернуться в центре в клубок. Аромат цветов чувствовался даже здесь, на террасе…

И душил. От тяжелого сладкого запаха раскалывалась голова, а кофе не мог перебить его. Боль стучала в висках, заставляя щуриться – но и без нее вид сада откровенно напрягал.

Как я не замечала этого раньше? Все было идеально. Травинка к травинке, листик к листику, на гравии видны четкие параллельные полосы от грабель, все сорта строго учтены и подписаны. Красные к красным, гибридные к гибридным, здесь царил его величество порядок. А жизни не было. Сад сотворили с особой тщательностью и осторожностью, прямо как наши с Максом отношения. Сотканные из негласных правил и ритуалов, которые никто из нас не хотел нарушать.

Которые окутывали сетями, связывали по рукам и ногам, не давали дышать. Я перехватила стакан покрепче. Что бы ни было между мной и Дизом, оно возникло само по себе. Внезапно, застав меня врасплох, пробуждая старые страхи. Чувство не было ни красивым, ни чистым, ни правильным… Но оно было настоящим – по крайней мере, с моей стороны. И я ничего не смогла с ним сделать. Похоже, сердце не перекроить по чертежам и лекалам.

С Максом… все было сконструировано. И, как выяснилось, нежизнеспособно. Я подняла на него взгляд и тут же опустила обратно. Макс смотрел на меня, и в выражении его лица явно читалось беспокойство. А я…

Обманывала его все эти месяцы. С той самой ночи в ноябре, когда из-за бессонницы пришла на кухню. И поняла, что больше всего на свете боюсь и больше всего на свете мечтаю о том, что сейчас сюда придет Диз. С той самой ночи, когда, осознав это, я пошла к Максу с бутылкой текилы, потому что отвлечься и забыть казалось тогда хорошим планом.

Нет, еще раньше. Я врала с той самой минуты, когда пригласила его на свидание.

Эту вину так просто не загладишь. Если ее вообще можно искупить. Но иного выхода из сложившейся ситуации я не видела. Ошибки следует исправлять. Каким бы болезненным ни был процесс.

И как бы плохо я ни сделала человеку, которому меньше всего на свете хотела причинить боль.

Только я уже ее причинила. И с этим ничего не смогу поделать. Я все-таки нашла силы, чтобы посмотреть в светлые глаза. Еще вчера я боялась спросить, знает ли он о жертвоприношениях в ГООУ, и увидеть в них подтверждение своим догадкам. Сегодня права задавать подобные вопросы у меня уже не было.

Эта тайна останется с тобой, Макс. Как и другие твои секреты.

Я выдохнула, сжимая в руках картонный стаканчик. Пусть этот разговор и необходим, легким он не будет.

– Макс… Нам надо поговорить.

«Ты будешь засыпать с улыбкой на губах. Сон укрепит тебя, ты станешь рассуждать мудро. А прогнать меня ты уже не сумеешь. Беречь твой сон буду я…»

Переворачивая пожелтевшую от времени страницу «Мастера и Маргариты», я покосилась на Диза. Тот опять задремал посреди лекции, откинулся на спинку стула и натянул капюшон толстовки посильнее. А я вспоминала. Прошлый семестр. Разговоры на пустой кухне. Кубик льда на ладони. Фланелевую рубашку под щекой. Тогда он охранял мой сон, как он заявлял, вовсе не из благородства, но…

Прогнать я его тоже не сумею.

Даже не захочу.

Главное, чтобы и он меня не прогнал. Потому что выбор теперь за ним.

Я свой уже сделала.

«Не иди к нему», – попросил меня Макс вчера. Я тогда смотрела на побелевшие костяшки его пальцев и чувствовала, как мне нестерпимо стыдно. Но делать вид, что не знаю, о ком речь, не стала. Хотя бы это я ему была должна.

Прости, Макс. Не смогу.

«К кому угодно, но не к нему. Он не полюбит тебя. Бросит, когда ему наскучишь. И что будет с тобой тогда?»

Я отдавала себе в этом отчет. Демоны не любят, все мне повторяли. Только это ничего не меняло. Для меня – нет. Забавно, как, пытаясь объяснить Карис любовь, я ни одним словом не упомянула взаимность. Зато вспомнила про «вопреки», которых в нашем с Дизом случае было более чем достаточно. Я усмехнулась. Что просила, то и получила.

А что будет потом… Возможно, у меня не будет этого «потом». Но теперь у меня появился шанс на «сейчас». Если я только найду способ, как сказать это Дизу…

Потому что пока я не представляла, как все это можно облечь в слова.

«Я знаю, ты говорил, что тебе нравится Эрика, но помнишь, в прошлом семестре я тебе тогда сказала «нет»? Я передумала. И ты, конечно, не обязан ничего по этому поводу делать, но подумай, ладно? Только не очень долго, а то я тут умираю и вечно ждать не смогу…»

Ну уж нет. Особенно последняя часть. Никто не захочет связываться с умирающей девочкой. Смерть имеет такой эффект – она вызывает брезгливость. И желание держаться от нее подальше.

Лекция закончилась, а я так ничего и не придумала. Недовольно нахмурившись, я ткнула Диза карандашом в бок.

– Уже все? – хрипло спросил он, потягиваясь на стуле.

– Да. И если бы ты слушал, узнал бы много нового.

– Успею, – айтишник сцедил зевок в кулак и полез под стол за сумкой.

– Уверен? Нам задание сдавать через две недели. Ты хотя бы начал читать? Скажи, что ты начал читать!

– Успею, – повторил он.

– Диз!

На его лице появилась легкомысленная ухмылка. Я подавила в себе желание улыбнуться в ответ и поджала губы.

– Не все же тебе забывать о совместных проектах, – справедливо заметил он. – Я начал читать, – признался он, когда мы спускались по лестнице.

– И?..

– Ты живешь в очень странной стране. Даже Ад логичнее того, что там описывается.

– Я живу в нормальной стране, – пробурчала я. Нашел, с чем сравнивать! – Это прошлое, сейчас все сильно изменилось. В лучшую сторону.

Диз насмешливо изогнул бровь.

– Уверена?

– Конечно! По семейной статистике, в СССР меня бы либо уже расстреляли, либо посадили. А я, как видишь, еще жива.

Ненадолго, правда. Но к политическим причинам это не имело никакого отношения.

– Никогда бы не подумал, что у тебя в предках одни преступники. За что их так сурово?

– За их предков, – начала перечислять я, – за фамилию, за антисоветское поведение…

– Антисоветское поведение?

– Один из прадедушек по пьяни на памятник залез.

– Серьезное преступление, – согласился Диз.

– Даже не думай смеяться! – предупредила я, сама едва сдерживая улыбку. – Это трагическая история!

Он издал тихий смешок, и я уже развернулась, чтобы высказать все по поводу неуважения к чужим семейным преданиям… Не успела. Только заметила изменившееся выражение его лица и почувствовала пальцы на своем локте. Дальше все произошло слишком быстро.

Я едва услышала его – тихий звук, похожий на рвущуюся леску. В воздухе пахнуло пылью и озоном одновременно. Запахи казались приглушенными из-за блокаторов. А потом…

Чернеющая от пальцев вверх кожа.

Воздух, острыми осколками режущий горло.

И темнота. За какую-то пару секунд мир сузился до точки, а затем и вовсе пропал.

Кажется, навсегда.