Молоко. Запах подогретого молока был настойчив и неприятен.

Часовых было трое. Вернувшись в свое тело после разговора с цхаром, Яр, не открывая глаз, сразу почувствовал их присутствие. Двое молодых и один постарше, двое сидят, один прохаживается взад-вперед. Судя по их уверенному настроению, все вооружены.

Да. Запах металла и оружейного масла.

И еще от всех пахнет потом.

Тело Яра было пристегнуто к чему-то металлическому и холодному обычными пластиковыми наручниками. Он висел на руках, склонив голову на грудь. Ноги ему связать не догадались. «В конце концов, это же не вояки, а обычные обыватели», — подумал он. Было прохладно, пол под ногами был твердый и ровный, веяло сквозняком, и возникало ощущение, что он находится в каком-то большом помещении.

— Ц…

Произнесенный им звук был слышен только Яру. Он перестал что-либо чувствовать, ловя беззвучное эхо от стен. Да, нечто вроде прямоугольного ангара.

Слух Яра узким лучом медленно ощупывал помещение.

Дальше… Слева в закрытой комнате люди… Спят… Плохо спят…

Он почувствовал, как по спине течет струйка пота. Даже обучаясь вместе с ярранцами с детства, невозможно стать ярранцем самому. Но можно попробовать соединять умения Ярры и Земли. Яр внутренне улыбнулся. «Смерть — это родник». Ты прав, Батр Цхар. Своей жажды я не чую, но вот жажда других сгущается, словно капли в туче, готовой пролиться дождем. И первая капля готова упасть.

Совсем близко хлопнула дверь, и застучали, приближаясь, шаги. Еще один.

— Ну, как вы тут? Не курили, надеюсь?

Голос говорившего был полон старческой хрипоты и снисходительности, настоенной на многолетней привычке повелевать.

— Здесь не должно курить, и мы это помним.

Этот голос явно принадлежал уверенному в себе мужчине средних лет.

— Хорошо, хорошо… Как он?

Тычок чем-то твердым под ребра. Яр не пошевелился.

— Да что ему сделается… — произнес совсем рядом тонкий ломающийся голос.

Яр начал дышать чуть глубже, стараясь максимально насытить тело кислородом. Где-то бесконечно далеко ему слышались убеждающие кого-то интонации цхара. Убеждающие кого-то большого. Очень большого.

— Да ты!..

— Кто тебе разрешал его трогать?!..

Возгласы старших слились в один, а затем послышался звук пощечины.

— Сколько раз можно повторять, — старческий голос кипел злобой, — когда их найдут, на телах не должно быть ни единого лишнего синяка. Это несчастный случай! Флаер над озером потерял управление, двери заклинило, и все! Никаких следов побоев!

Старик с шумным звуком втянул слюну и продолжил:

— И я видел, Сашок, как ты на этих девок заглядывался! Только попробуй подойти к ним ближе чем на метр!

— Так все равно же… в озеро их… — забубнил обиженным баском Сашок.

— Я те дам все равно! Они все не отсюда, и поэтому все должно быть совершенно чисто, комар носу не подточит. Усек?

Новый звук оплеухи. Снова стук шагов и обрывки фраз вдалеке.

Яр открыл глаза и поднял голову. Картина, которую он построил на основе своих чувств, была верна. Это был довольно большой деревянный сарай, сквозь наметившиеся прорехи в потолке проглядывала металлическая кровля чердака. В углу столпилась ржавая сельхозтехника. Посредине помещения стоял гигантский блестящий бак из нержавейки, вроде винодельного чана, метра четыре высотой, с подогревом. Теплый запах молока, как понял Яр, доносился именно оттуда. Рядом с баком на суперсовременном вилочном погрузчике был укреплен большой деревянный крест из темного старого дерева, с которого свисали ремни для привязывания жертвы. Крест был пуст. «Пока пуст», — подумал Яр. Через дверь в правом углу в сарай по одному, по двое заходили люди: здесь были только мужчины. Обычные сельские жители в джинсах, сапогах, брезентиновых штормовках. Кое-кто был одет как на праздник: в потертые черные костюмы, начищенные ботинки, мягкие шляпы.

В двух шагах от Яра стоял красный как рак и длинный как жердь испуганный парень лет двадцати. В руках его было старое огнестрельное ружье. Вокруг парня нервно прохаживался высокий худой старик в джинсовом костюме с седым ежиком волос и явно ждал повода закатить своему подопечному еще одну пощечину. Чуть в стороне поочередно глядели то на Яра, то друг на друга лысый толстяк в пиджаке с протертыми локтями и мальчишка лет пятнадцати. Толстяк сжимал темную от пота рукоятку гражданского станнера, оружия, внешне выглядевшего как армейский мини-лучевик «Тесла-А», но по своей мощности малопригодного для чего-то более серьезного, чем оборона от бродячих собак.

Пластиковые наручники на запястьях Яра крепились к двум трубам на стене сарая, он дернул за них, закряхтел и энергичным кхеканьем прочистил горло.

— Интересно, — сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно, — карает ли Господь за ошибки любящих его и уверенных в правоте своей сильнее, нежели грешников, не ведающих, что творят?

Оба парня и толстяк вылупили на него глаза, а старик, чуть прищурив глаза, двинулся к Яру скользящей походкой. Сейчас он напоминал изготовившуюся к атаке ирканскую лавовую змею, готовую прыгнуть из бурлящего раскаленной магмой гейзера на лицо незадачливому охотнику.

— Не тебе, языческое мурло, рассуждать об этих материях, — сказал старик вежливо и зло. Его рука исчезла под полой куртки и вернулась с зажатым в кулаке широким лезвием охотничьего ножа. — Лучше скажи-ка, псих, рассказывал ты кому-нибудь о Лиде и о мальчике, кроме команды вашего корабля?

— Никому, кого вы могли бы знать.

Лезвие стало приближаться к глазам Яра.

— Кому я мог успеть сообщить?

Лезвие остановилось.

— Верно, псих. — Старик ухмыльнулся, оглядываясь на подходивших мужчин. — Все вы становитесь шелковыми, когда жизнь за шкирку возьмет.

— Вы тоже станете шелковым, когда ваши… — Яр поднял глаза к потолку, подбирая нужное слово, — …ваши односельчане поймут, что вы, скажу мягко, ошибаетесь в том, что творите. Когда они поймут, что детей приносили в жертву не Богу, а вашей ошибке, думаю, вы станете похожи на шелковые лоскуты. И это случится очень скоро, дед Сергей.

Старик, как и ожидал Яр, не разозлился. Вызвать гнев профессионального политика или проповедника не так-то просто.

— Я же говорю, не тебе об этом судить. Ты не в кладовке со своими друзьями по единственной причине — я хочу, чтобы ты сам почувствовал, насколько ты ошибаешься, пытаясь идти на поводу этой курицы-мамаши и пытаясь помешать нам. Этот человек пытается обвинять нас в жестокости. — Дед Сергей обвел глазами окружившую их кольцом молча сопящую паству. — Он не понимает… — Голос проповедника взлетел под крышу сарая вместе с воздетым кверху пальцем — …что пытается встать не на нашем пути, а на пути Бога! И эта попытка смешна.

Толпа притихла и слушала. Некоторые смотрели на Яра сочувственно, но во взглядах большинства сквозила неприкрытая неприязнь. Среди обступивших его он заметил одного из полицейских.

— Бог словно колесо, под которое ты сам кладешь свою шею, словно овца, подставляющая горло под нож, ибо в том ее предназначение. Разве не был полон решимости Авраам принести в жертву сына своего Иакова, когда Бог пожелал испытать силу его веры?

Мужчины вокруг закрестились. Теперь, когда его окружала толпа, Яру была видна только верхняя часть деревянного креста, укрепленного на погрузчике. В момент паузы в речи деда Сергея он услышал щелканье пряжек, и на фоне верхушки креста мелькнуло бледноватое отрешенное лицо Игорька.

— Или ты думаешь, — налившиеся кровью глаза деда Сергея неукротимо сверлили глазами Яра, — что мне не жалко собственного внука? Думаешь, я засомневался бы умереть вместо него и скрыл бы, если бы раны Христовы открылись на моих руках? Ты считаешь, что мы позволяем себе что-то иное, кроме как выполнить волю Создателя? Показать ему, что, как повелось издревле, от святых Кирилла и Мефодия, и до дней сегодняшних мы готовы к жертве во имя и славу Господа, кровью и молоком подтверждая силу нашей веры?

В толпе вновь закрестились, а Яр подумал, что ему повезло. Специально забалтывать старика, чтобы потянуть время, не понадобилось. Напротив, дед Сергей пользовался разговором с пленником-иноверцем как поводом для проповеди, которая должна укрепить веру жителей Макеевки в то, что подобное жертвоприношение — единственно возможный и правильный вариант действий.

— Пойми, — голос деда Сергея стал тих и почти мягок, — раны Игорька в нужный час станут кровоточить сами, а мы всего лишь облегчим его страдания и скроем жертву от нехристей и язычников вроде тебя. От тех, кто не способен осознать величие сей жертвы. Кто не способен понять, что этот мальчик выходит на подвиг, равный библейскому.

Яр сглотнул слюну и громким трезвым голосом произнес:

— То есть если бы тебе и всем вам явился ангел, как он явился Аврааму, и воззвал к вам, и остановил руку с жертвенным ножом, то вы бы прислушались к его голосу?

Дед Сергей развел руки и все тем же ласковым тоном ответил:

— Конечно! Как можем мы ослушаться воли Господа, которую он выражает через слуг своих!

Яр удовлетворенно кивнул.

— То есть, если бы вы поняли, что ваше жертвоприношение не угодно Богу, или жертва бессмысленна, вы бы не стали…

Он не успел договорить фразу, когда увидел мелькнувшее в глазах деда Сергея беспокойство. Видимо, он сообразил, что планировавшийся перед жертвоприношением диспут принимает странный оборот, и бросил быстрый взгляд на стоящего неподалеку полицейского, который тут же выступил вперед.

— К чему нам эти споры с язычником? Почему мы должны перед ним объясняться? Это наша вера и наши обычаи!

«Верно!.. Ни к чему это!..» — зашумела толпа.

— Начнем же обряд! — провозгласил дед Сергей.

«Начнем!.. Во славу Божию!.. Да свершится воля Его!..» — зашумело вокруг.

— А этот сам виноват, что сунул нос не в свое дело, — сказал полицейский и моментально вставил в рот Яру пластиковый кляп-распорку.

Зашипела пневмосистема погрузчика, и крест с привязанным к нему ремнями Игорьком вознесся над толпой. Второй полицейский в кабине погрузчика ловко орудовал джойстиком, вытягивая металлическую шею машины в ее полную длину. Крест с мальчиком поднялся метров на семь над человеческими головами и медленно поплыл в сторону, пока не завис над баком с молоком. Лицо Игорька по-прежнему было бледным и отрешенным. Воцарилась тишина. Все чего-то ждали.

Яр подумал, что если цхар успел довести до конца обещанное, то времени на вмешательство некоего deus ex machine остается совсем немного. Он постарался что-нибудь услышать, но все было тщетно. Ни единого знака со стороны духов… И ни малейшего признака появления полицейского спецназа, готовящегося выломать дверь. Только едва слышные постанывания приходящих в себя в кладовке. Впрочем, о беловодской полиции у Яра сложилось вполне определенное мнение, и ему оставалось только просить духов о помощи и ждать чуда. Он подумал, что пластиковый наручник на левой кисти руки не слишком прочен, и, когда все будут достаточно увлечены церемонией, можно будет попробовать рвануть его, повиснув всем телом…

Тем временем на передавленных ремнями разбинтованных руках мальчика стигматы открылись вновь, и первые темно-красные капли сорвались вниз с обеих рук почти одновременно. Яр насторожился: ему послышался еле слышный царапающий звук.

В этот момент высокий голос Игорька заполнил все помещение:

— Я был меньший между братьями моими и юнейший в доме отца моего; пас овец отца моего…

Люди вокруг чана с молоком одновременно вздохнули, готовясь подхватить псалом, когда услышанный Яром посторонний звук, сначала едва заметный скрежет, мгновенно усилившийся и перешедший в треск, заставил их вместо пения встревоженно вскрикнуть. Земля под ногами дрогнула, и по бетонному полу пошли трещины, со стропил посыпалась пыль. Второй и третий толчки были такими мощными, что люди попадали на пол, кто-то заорал и кинулся к закрытым дверям сарая.

Скрежет металла усилился и стал невыносимо громким. Бока чана из нержавейки содрогнулись и пошли складками. Через рваные трещины в металле брызнули вялые струйки молока.

Игорек, видимо ничего не осознававший и продолжавший петь, опустил глаза вниз, и его псалом перешел в отчаянный вопль.

В следующий момент послышался тупой удар. Бак раскололся сразу на несколько частей, так, словно внутри была бомба. Куски металла, пролетев над головами лежавших на полу, с треском врезались в деревянные доски стен. Пол сарая должно было захлестнуть разлившееся молоко из лопнувшего бака, но этого не случилось.

Посреди металлических обломков клубилось нечто белое и бесформенное. Молоко словно превратилось в желеобразную быстро меняющуюся массу. И эта масса была живой, непрерывно трансформируясь, выпуская в разные стороны белые струящиеся щупальца и ложноножки.

Всеобщий панический крик и начавшееся бегство были прерваны голосом, зазвучавшим ни на одном из известных Яру языков исследованной Вселенной голосом, трубящим в голове каждого присутствовавшего, голосом, заставившим всех остаться на месте.

«Нет… Не теперь! Вы сами разбудили меня, и теперь я буду говорить с вами».

Существо выпрямилось в полный рост, приняв вид человекообразной двуногой фигуры без лица, с гипертрофированной утолщенной головой, упираясь ею в потолок.

«Я… всегда… был… здесь…»

(Яр подпрыгнул и всем весом дернул за наручник на левой руке. Пластик затрещал, но не поддался.)

«Когда те, кто был раньше вас… и из кого выросли вы… когда они пришли сюда, я не хотел, чтобы они оставались здесь… Но… они убедили…»

Гигантское белое существо в центре ангара превратилась в крест с повисшей на нем мужской фигурой с искаженным бородатым лицом.

— Матерь Божья!.. Святой Кирилл!.. — прохрипел кто-то из распростертых на засыпанном штукатуркой и мусором бетонном полу.

«Они убедили меня смертью одного из них… это было давно…»

Белый крест оплыл, словно сгоревшая свеча.

«Я дал им и вам то, что было нужно, чтобы ваши дни и дни ваших детенышей были долгими…»

Существо вновь превратилось в бесформенный клубящийся ком.

«И теперь я хочу только одного… Покоя…»

Ком растекся, словно готовясь превратиться в молоко, из которого состоял изначально, но тут же мгновенно начал собираться обратно.

«Я терплю до поры вас и тех, кто был до вас… ваших гремящих и плохо пахнущих слуг… потому что я сплю…»

Белая фигура начала принимать зловещие очертания гигантской ящерицы.

«И я хочу спать дальше!.. Каждый из вашего народа умирает в свой час, час, назначенный не вами… Но мне мешают крики от намеренного умерщвления ваших детенышей, крик их крови, льющейся в молоко!..»

Теперь в центре зала стоял на задних лапах, оскалив зубастую пасть, огромный бескрылый белый дракон. В расцветке фигуры появился второй цвет: тончайшие алые контуры белых, словно покрытых бельмами драконьих глаз, прорисованные кровью мальчика, успевшей упасть в бак с молоком.

«Ваши нелепые ритуалы несут мне плохие сны… Я хотел позвать его, того, кто умеет слышать и говорить…»

Наручники Яра с жалким треском лопнули, и огромная когтистая лапа подняла его в воздух.

«…чтобы он объяснил вам это… И я позвал его. Но вы глухи! Вы не желаете слушать никого, кроме самих себя!»

Крепко, но удивительно осторожно сжавшая Яра драконья лапа подняла его почти к самому потолку ангара, он повернул голову и увидел, что Игорек, свесив голову, висит на кресте, глаза его закрыты, а стигматы на руках больше не кровоточат.

«Вы готовы на все, чтобы делать так, как вам нравится, но я хочу, чтобы вы помнили…»

Вторая лапа дракона махнула, и стоявший в куче прочей ржавевшей в ангаре техники старый бульдозер, кувырнувшись в воздухе, проломил стену сарая и с грохотом упал где-то снаружи.

«…что вы здесь только гости!..»

Потом драконья лапа сжала крест с обмякшим телом мальчика и, отделив от изогнутой шеи погрузчика, бережно положила на пол. Яра опустило неподалеку. Он пошатнулся и, опершись на руку, сел на бетонный пол и поднял глаза.

Вместо дракона в нескольких метрах над землей висело туманное облако. В его очертаниях Яр угадал город. И этот город был ему знаком. Постепенно сквозь дымку прорисовывались и становились все более узнаваемы колокольни и небоскребы Царьграда.

«И если вы и дальше будете мешать мне спать…»

Словно от внезапного толчка город начал рушиться.

«…Я угомоню вас… и заставлю замолчать…»

Яр подумал: интересно, слышит ли каждый в голове свою версию того, что говорит это существо? Или же оно просто воспользовалось словарным запасом первого попавшегося человека, например Игорька?

«…Теперь вы знаете, что это не пустая угроза, и проявите свое уважение не глупыми ритуалами, но отсутствием жертв. И помните…»

Молочное облако превратилось в неясную многоногую и многорукую фигуру.

Яр подумал, что, возможно, это первоначальный облик этого существа.

«…Что Хозяин здесь — Я!!!..»

Голос в голове приобрел нестерпимую громкость гневного вопля.

Обломки бака с автоподогревом со стуком разлетелись в разные стороны, через мгновение многорукая фигура рухнула вниз и разбилась потоками белой жидкости, которая с журчанием принялась стекать в длинную широкую трещину, пересекшую весь пол ангара и щели поменьше.

Испуганные люди, распростертые на полу, в мокрой от молока и засыпанной мусором одежде, вяло шевелились. Кто-то закрывал руками уши, кто-то едва слышно молился, кто-то в голос рыдал.

Яр, переступая через лежащих, подошел к кресту, отстегнул ремни и похлопал Игорька по щекам. Наблюдая, как мальчик открывает глаза и недоуменно оглядывается вокруг, Яр едва не пропустил шорох за спиной. Он вовремя обернулся. Дед Сергей подбирался к нему знакомой скользящей походкой, в руке его плясал охотничий нож.

— Это ты… — язык его заплетался как у пьяного, — это ты вызвал этого дьявола!

— Нет, он не дьявол. — Яр покачал головой. — Это Хозяин Беловодья. И вы видели, что ждет эту планету, если вы продолжите убивать детей с талантами психотехника.

— Психотехника?..

Яр обернулся.

Игорек приподнялся на локте и пытливо смотрел на Яра. Тот кивнул.

— Твои стигматы — знак призвания. Ты можешь стать хорошим психотехником… Когда вырастешь. Если захочешь, конечно. Как бы это ни коробило твоих односельчан.

Говоря с мальчиком, Яр почувствовал движение старика, и еще до того, как зрачки Игорька расширились, и тот что-то предостерегающе крикнул, Яр отшатнулся с линии атаки. Поймав худое запястье деда Сергея, он дернул его на себя, одновременно несильно стукнув его широким носком ярранского ботинка в солнечное сплетение. Старик с икающим звуком выдохнул и обмяк. Выпавший из руки клинок глухо звякнул о бетон. Обшарив его карманы, Яр нашел ключи и бросил удивленно оглядывавшемуся по сторонам мальчику.

— Там в кладовке твоя мама и мои друзья. Выпусти их.

Сквозь дыру в стене, образовавшуюся от выкинутого наружу бульдозера, темно-синее ночное небо Беловодья подмигивало Яру маленькой зеленой звездой.