ГЛАВА 2
Регина
Дыхание сбилось, сердце, кажется, замерло на бесконечно долгий и вместе с тем неописуемо краткий миг… миг вечности… миг перед смертью. Я ни о чем не думала в эти секунды, не вспоминала свою жизнь, не удивлялась поступку Дениса, больше не злилась на верлианцев, не молилась о чуде. Наступила абсолютная пустота в скованном от ужаса сознании.
Сейчас я умру!
В ушах свистит ветер, тело неумолимо и стремительно, рассекая воздух, несется вниз. Собственно, удар я даже не ощутила, не осознала, не успела. И боли как таковой — тоже. До такой степени стремительно все произошло. Падение резко оборвалось, и мгновенно наступила вечная темнота.
С резким удушающим хрипом я вскочила, судорожно ощупывая себя руками, сжимая горло в попытке заставить вдохнуть хоть глоток воздуха. Сердце зашлось в запредельном ритме. Меня колотило в приступе панической дрожи, холодный пот струился по спине. В этот момент я не понимала — жива ли, так как не чувствовала собственного тела.
Что это?! Я же не умерла? Ведь нет?
— Регина!!!
До моего парализованного животным страхом сознания добрался взволнованный голос, а тело ощутило резкий рывок чьих-то сильных рук.
Орино… Я, не задумываясь, инстинктивно жмусь к нему, желая спастись теплом его тела от холода смерти. В голове только дикий ужас. Это невыносимо — заново переживать собственную гибель. Ничего, кроме этого, я в данный момент не осознаю, не понимаю — где нахожусь, кто рядом со мной. Орино… Моя единственная опора в круговерти страшных воспоминаний, и я убегаю от дикого страха в его спасительные объятия.
— Я ум-м-мерла! — сквозь накатившие рыдания с трудом выговорила я, поднимая свое лицо навстречу его взгляду.
Орино напряженно всматривался в мое лицо, словно ища в нем что-то, понятное только ему. Потом вздохнул тяжело, обреченно.
— Это сон, просто страшный сон, — с напором и даже каким-то ожесточением принялся убеждать он. Сжал мои плечи и, словно заклиная, прошептал: — Ты жива. Все пройдет… со временем.
— Ты обещаешь? — недоверчиво, боясь отвести взгляд и снова провалиться в пережитый кошмар, невнятно прошептала я.
— Да. — Орино осторожно погладил меня по волосам. — Это пройдет. Спи! Не бойся.
Распахнув глаза, я первым делом тревожно посмотрела на другую половину верлианской тягучей кровати — туда, где спал Орино. Его нет. Облегчение испытала невероятное! Даже сон не избавил от страха и не притупил чувство опасности. Инстинкт самосохранения требовал каких-то спасительных действий, но я… Пока все произошедшее элементарно не укладывалось в голове. Да наяву ли случилось все это со мной? Может быть, проснусь и пойму, что это глупый кошмар, а мы с Орино вдвоем на Земле и…
Мысль о Земле как-то сразу отрезвила. Что-то нужно делать. Но что? И как? Ведь я нахожусь в странном закрытом помещении без возможности вырваться наружу. Орино кардинально сменил линию поведения. Стал вызывающе откровенным. Или просто стремится казаться таким? Провоцирует меня на что-то, делая отталкивающие заявления? Или я утешаю себя иллюзиями, и для него давно не имеют значения ни мои поступки, ни мое к нему отношение?
Надежда и невыразимое отчаяние боролись в душе. С одной стороны, хотелось просто лечь, закрыть глаза и умереть. После всего, что я увидела на Земле, поняла безразличие того, кого по-настоящему полюбила, как фактически потеряла все — маму, прошлое, настоящее, надежду на будущее и саму себя. Меня больше нет. Ни для кого, кроме Орино, меня не существует — он дал мне понять это. Стоит ли бороться за это существование, которое отныне уготовано мне? Может, лучше, как в том страшном и таком реалистичном сне? Возможно, это сон в руку?
Но тут же в душе поднялась волна ненависти к Орино. Оказалось, что до нее от любви так близко! И жить хотелось уже хотя бы для того, чтобы смешать ему все планы, не позволить торжествовать. Но что я могу сделать? И главное — как разобраться в таком противоречивом и невероятно опасном верлианце?
Негромкий мелодичный звук заставил вздрогнуть и отвлечься от тяжелых мыслей. Прислушавшись, я перевела взгляд на верлианское зеркало, которое, разгладившись, отобразило сосредоточенное лицо Орино. Легок на помине! Он был в своем кабинете, действительно на станции Службы времени. Хоть это правда.
Застыв под его пристальным взглядом, я дышала уже через раз. Он невозмутимо молчал, всматриваясь в мои глаза. Повисла пауза. Чувствуя, что еще немного и мое правое веко задергается, выдавая нервное напряжение, я терпеливо ждала чего угодно, но только не того, что услышала:
— Реши для себя, на что ты готова пойти ради возможности оказаться на свободе и прожить жизнь так, как захочешь!
Я опешила от этого вопроса, чувствуя, как непроизвольно широко распахнулись глаза.
— В моих силах отправить тебя в прошлое Земли. В то прошлое, когда ваша цивилизация обитала вне куполов. Там ты не будешь опасна для верлианцев, и если начнешь говорить о нас, никто тебе не поверит. Подумай!
Хищно улыбнувшись, Орино с наигранной нежностью продолжил, кардинально меняя тему:
— Появится желание поесть или помыться, коснись ладонью поверхности этого зеркала и вслух обозначь потребность. Я буду к вечеру…
Одарив напоследок холодным и жестким взглядом, он исчез, размытый пробежавшей по поверхности верлианского устройства рябью.
— Ненавижу! — громко прошипела я, в отчаянии и бессильном возмущении сжимая кулаки.
Зеркало мгновенно разгладилось, вновь явив мне голубокожее лицо Орино.
— Я все вижу и слышу. Ты находишься под постоянным контролем, — ехидно сообщил мне мой надсмотрщик и вновь пропал.
А я так и смотрела на мутную подвижную поверхность, пытаясь соотнести услышанное со своими намерениями. Он собирается торговаться со мной. Вот что означает изменение условий нашего договора. Хотя о чем я? Просто принудит с помощью шантажа. А я… Получается, мне есть еще что терять? Пожалуй, через пару-тройку лет в этой сфере я соглашусь на все ради свободы.
С тяжелым вздохом я встала с кровати. Беда бедой, но я еще жива, и в туалет хотелось по расписанию. И вообще надо уже что-то решить до наступления неминуемого, обещанного моим, так сказать, «повелителем». Следуя указанию Орино, я осторожно прикоснулась к текучей поверхности верлианского зеркала.
— Регина?
Немедленно прозвучал голос невидимого Орино.
— Мыться и есть хочу, — нейтральным тоном, отчаянно скрывая злость, произнесла я. Надо вживаться в роль подопытной человечки. Хотя бы внешне.
Тут же в стене рядом образовался прямоугольный проход, заглянув в который я обнаружила купальню. А из стены рядом с кроватью выдвинулся небольшой круглый стол, на котором находилась герметично укрытая еда. Решив, что и без благодарности он обойдется, я не спеша отправилась мыться. Сначала приведу себя в порядок, а потом поем.
Спешить некуда — теперь это основной закон моей жизни. Определенно, такого унизительного существования я долго не выдержу. Так он меня быстро продавит на все необходимые ему решения.
Я на треть наполнила верлианскую гладкую впадину водой. Обессиленно сев на дно, принялась смотреть на неприятно обволакивающую тело жидкость. Вода. Как много ее, оказывается, на Земле. Нет! Нельзя сейчас думать об этом. Если хочу выжить, как-то вырваться из этого плена, надо блокировать мысли о прошлом и зубами вцепиться в настоящее. Можно сделать вид, что смирилась, и ждать подходящего момента, чтобы спастись. Не только Орино способен носить маску! А куда я отсюда денусь? Я просто не представляю, каким способом отсюда можно сбежать.
Прижавшись к бортику, я тихо плакала, вспоминая полет на Верлинею, заботу, которую проявлял Орино во время моей болезни, его внимание в период совместного отдыха. А наши ночи! На душе стало невыразимо горько. Насколько же я заблуждалась, не осознавая, что под этой личиной скрывается монстр, влекомый ко мне с единственной целью. Верлианское помешательство на детях наверняка имеет какой-то смысл. Но мне не легче от мысли, что я живу лишь для того, чтобы осуществить сумасшедшее желание этого инопланетянина — стать матерью его ребенка.
Может быть, я не первая? И верлианцы похищали с этой целью и других земных женщин? Что, если есть и дети, рожденные в таких связях? Какие они и зачем они верлианцам?
Даже думать об этом было страшно. Пока же нужно было учиться — ждать, терпеть, разбираться. Надеяться, в конце концов.
Сколько времени я проплакала, не знаю. Сидела, погрузившись в размышления, пока не замерзла в остывшей воде. А когда вылезла, так и не помывшись, поклялась себе: чего бы ни добивался от меня Орино, он ничего не получит. Терять мне уже нечего, я справлюсь с любым давлением. Я выдержу все.
До его прихода я пребывала в состоянии смиренного ожидания: немного поела, бродила из спальни в купальню и обратно (проход не закрылся, как я опасалась), лежала на кровати, бесцельно уставившись в потолок.
Орино возник неожиданно, застыл на месте, всматриваясь в мое лицо невозмутимым взглядом. А я даже не перевела на него взгляд, продолжая пялиться вверх. Оказалось, что на фоне абсолютной безнадежности и беспросветного одиночества появление психопата не вызвало у меня никаких эмоций.
— Регина, — до Орино, видимо, что-то дошло, — не стоит предаваться отчаянию. Повторяю, у тебя есть шанс покинуть это место и даже оказаться в тех условиях, которые для любого землянина сейчас являются недостижимыми.
Хотелось в ответ возразить, что не такие уж они недостижимые, как оказалось. Всего-то и надо — выйти за пределы любого городского купола. Но я промолчала. К чему сейчас спорить об этом? Выждав немного и так и не дождавшись от меня никакой реакции (я ничего нового для себя не услышала, все эти возможные варианты не впечатляли, зато заоблачная цена — очень!), Орино приблизился и жестко продолжил:
— По большому счету мне и согласие твое не нужно, смогу и без него обойтись. Просто хотел отблагодарить тебя таким образом.
«Ну спасибо! Снести бы еще и эту благодарность…» — подумала и снова промолчала, по-прежнему всматриваясь в потолок. Депрессия усиливалась с каждым его словом.
— Если ты полагаешь, что тебе будет сложно смириться с прошлым, чтобы продолжить жить в другом времени, то гарантирую — такой проблемы перед тобой не возникнет. Все воспоминания будут стерты. Ты просто начнешь жизнь заново.
Ага! Одна, в неизвестном месте и в возрасте тридцати с лишним лет. Как заманчиво! Такие пряники… Когда же в ход пойдет кнут?
Орино, присев на край кровати, рывком притянул меня ближе и, склонившись так, чтобы перекрыть мне всякий обзор, уставился в глаза ледяным взором своих неземных глаз. Не сопротивляясь, пассивно продолжая лежать, я прикрыла веки.
Мне безразлично! Это не было бравадой, я действительно так сейчас чувствовала. Нельзя долго находиться в состоянии эмоционального перегрева, в какой-то момент обязательно перегоришь.
— Вставай!
Он резко отстранился и вновь потянул меня за руку, вынуждая подняться.
Продолжая придерживать рукой укрывающую меня простыню, я застыла рядом с кроватью, безразлично уставившись на противоположную стену. Орино отступил, кажется, направившись к зеркалу. Внезапно в стене, на которую я смотрела, возник еще один проем. Он подтолкнул меня к нему. Я сделала шаг, другой и потрясенно остановилась, оказавшись в новом помещении.
Верлианская лаборатория. Множество отсеков, на стене какие-то устройства явно научно-медицинского характера, странные водяные пузыри разных объемов, висящие прямо в воздухе, более привычные моему пониманию пробирки, инструменты и техника в углу. Язык мгновенно отнялся от ужаса.
— У меня есть теория, — позволив мне в полной мере осмотреть эту «камеру пыток», выдержанно сообщил Орино, — что зачатие не происходит из-за несоответствия внутренней среды твоей системы размножения и моей. Чего-то недостает. Именно этот неизвестный фактор препятствует осуществлению зачатия. Но я выясню причину, я буду пытаться вновь и вновь.
— Это просто невозможно. — Слова Орино не оставили меня равнодушной, подарив внезапную надежду. Только бы еще объяснить ему все… — Ты помешался на этой идее, но по факту мы — представители разных видов. У нас просто не может появиться общее потомство. Когда ты наконец поймешь, что я не способна стать матерью твоего ребенка?
Орино поморщился и с удивившим меня снисхождением ответил медленно, словно решая в голове сложную задачу:
— Ошибаешься ты. И, к сожалению, не способна осознать это. Как и все вы, люди. Вы навязали себе нелепые ограничения, установили потолок — ваши законы. Вы не развиваетесь, остановились в прогрессе и топчетесь на одном месте. Более того — вы деградируете. Если бы вы учились познавать себя, слышать мир вокруг, то знали бы: все мы, в сущности, одно и то же — материя и энергия. И форма не имеет значения, важна лишь суть. Нет понятия «вид», это вы установили себе границы дозволенного. На самом же деле, объединившись, мы способны породить нечто новое. Новую жизнь, в основе которой все та же общая материя, облеченная в привычную моему сознанию форму. Но процессом зарождения должно управлять желание обоих, в одиночку я не справляюсь.
— Что за абсурд? — Злость снова возвращалась ко мне. — Это высшая генная инженерия? Силой разума управлять процессом зачатия, заодно комплектуя новый организм конкретным набором генов? Программировать пол, степень развития, возможности? Ты в попытках убеждения дошел до таких смехотворных сказок? И не смей говорить мне, что вы и мы — одно и то же. Никогда ты не убедишь меня в этом! В вас вообще нет ничего человечного. Живого! Вы — холодные и бесчувственные тритоны!
Орино глубоко вздохнул с видом существа, взявшегося за непосильное дело.
— Опять ты сводишь все к форме. Внешняя оболочка — это иллюзия, маска, которую можно трансформировать по желанию. А эмоции вообще напрасная трата энергии. Впрочем, винить тебя нельзя, ты — плод своей цивилизации. Я пытался низвести все до понятного тебе уровня, решил, что, пребывая в комфортном эмоциональном состоянии, ты позволишь своему сознанию переориентироваться на нужный мне процесс. И пусть неосознанно, но оно начнет стимулировать зачатие. Однако постоянно чего-то недоставало, тебя не покидало внутреннее напряжение. А при стрессе организм не настроен на размножение. Иначе ты бы рассказала мне о веществе, препятствующем зачатию. Сама стремилась бы избавиться от него.
— Это ты о любви?! — Я ушам своим не верила. Что для меня было невероятным чувством, для Орино — лишь подходящим для его цели эмоциональным состоянием. — Естественно, недоставало! Как ни пытался ты меня обмануть, в глубине души я чувствовала, знала, что твое отношение лицемерно.
— Я очень старался!
Орино потряс меня этим признанием. Прозвучало это так, словно он действовал мне во благо. А я еще и недовольна!
— Заставлял себя мыслить на вашем уровне, в какой-то мере стать человеком. Провел почти год рядом с тобой, надев маску одного из вас.
— Фу! — перебила я, морщась от отвращения. — Ты — человеком?!
Кажется, я его задела. Нахмурившись, Орино отступил на пару шагов и вдруг стал меняться. Прямо на глазах! Видоизменялись очертания фигуры, черты лица, цвет кожи. Дышать мне стало трудно — это спазм сдавил грудь. Спустя несколько минут напротив меня стоял… человек. Мужчина, более высокий и крепкий, чем большинство землян, но с безэмоциональным взглядом Орино.
Пытаясь сделать вдох, я снова и снова беззвучно открывала рот, медленно оседая на пол. Происходящее стало пределом — мой мозг отказывался воспринимать увиденное.
— Так понятнее?
Перехватив меня рукой, этот «человек» склонился, нависнув сверху.
— Сознание, в основе которого лежит энергия, управляет материей. Можно как угодно видоизменять свое тело. Стать зверем, если его масса примерно соответствует твоей. Да кем угодно. Внешне высшие верлианцы и люди очень похожи, поэтому трансформация такая быстрая. При более радикальных изменениях, как у нас при смене ступени, требуется больше времени и процесс болезненнее. Но это тоже возможно, если на то есть личная воля. Вы просто не способны осознать и принять это знание о мире. Вы переполнены иллюзиями и заблуждениями. На самом деле все очень просто.
Не с моей точки зрения! Глядя на Орино, я силилась понять — не сон ли это. Что, если я все же погибла? И нахожусь сейчас в каком-то невероятном мире, где возможны такие чудеса? Рука неосознанно устремилась вверх, коснувшись щеки Орино. Я желала удостовериться в его реальности, почувствовать.
— Как же просто!
Глаза человека, в которого превратился Орино, распахнулись.
— Так вот он — ответ! Все так элементарно, а мне и в голову не приходило. Мы же не привыкли придавать значение оболочке… Ну скажи же!
Чуть повернув голову, он уткнулся в мою ладонь носом и шумно выдохнул.
Так по-человечески, так естественно! Застигнутая врасплох этой мыслью, я как ошпаренная отдернула руку.
— Скажи, явись я к тебе человеком, все было бы иначе? Ты заведомо верила бы мне, сама искала бы оправдания моим недостаткам, любила бы вопреки всему? И, вероятнее всего, была бы сейчас беременна…
Орино выглядел расстроенным. Сжав ладонями голову в таком узнаваемом и понятном мне — ну просто человеческом! — жесте, он присел на пол рядом. Мы оба забыли о месте, где находились, и о цели, что привела нас сюда. Обоим только что стало ясно все. Стали понятны все наши ошибки.
— Да… — Мой ответ прозвучал жалко.
Я не могла еще принять того, что мне открылось, но спорить с очевидным бессмысленно: люди во всем исходят из поверхностных суждений. Мы существуем в мире иллюзий. Внутреннюю суть придумываем себе сами, дорисовываем ее и для окружающего мира. Встреть я его таким, как он выглядел сейчас, легко покорилась бы его обаянию и силе. А значит…
— Что будет теперь? — Мой собственный голос звучал устало и обреченно. — Ты заблокируешь все воспоминания о нашей встрече и познакомишься со мной вновь? Как… человек?
Я достаточно узнала Орино, чтобы понимать — он не отступит. А теперь верлианец знает верный способ добиться своего. И я бессильна помешать ему.
Орино, как мне показалось, нервно усмехнулся. Какое-то время он сидел неподвижно, все так же сжимая голову ладонями и уставившись взглядом в пол.
— Нет, — изумил он меня ответом.
Поднявшись, Орино стал преображаться, возвращая привычный верлианский облик.
— Я не буду блокировать твои воспоминания.
Такого ответа я не ожидала, поэтому в растерянности приняла поддержку Орино, поднимаясь следом. Взгляд не отрывался от его лица.
— И?
— И… Это даже хорошо, что мы поговорили.
Едва я уверенно встала на ноги, Орино шагнул к какому-то оборудованию, тем самым напомнив, где мы находимся. Коснувшись рукой крошечной струйки воды, что извивалась рядом, он продолжил:
— Теперь будет проще понимать намерения друг друга. Я предложил тебе решение: свобода в обмен на помощь.
Возвращения к утреннему предложению я не ожидала. В горле встал ком, затруднив дыхание. Все даже хуже, чем я думала. Он одержим! Как же надо хотеть ребенка, чтобы подчинить этой цели собственную жизнь, чтобы сломать столько чужих?
А я… Что ж, я и в самом деле лишь расходный материал, аналог искусственной пробирки, нужный только на время.
— Почему именно я? Ты же должен понимать, что я тебя ненавижу. Как бы ни было неэффективно мое сознание, сейчас оно подчинено одной цели: воспрепятствовать тебе. Зачем тебе это? Попробуй с другой женщиной, теперь ты знаешь верный способ.
Орино стоял ко мне спиной и молчал. Фигура его словно окаменела, выдавая скрытое напряжение. Сегодня не только у меня день разочарований и признания ошибок!
— Нет, — обернувшись, все же ответил он. Во взгляде зеленых глаз верлианца была пустота. — Именно ты, Регина. Поэтому решайся.
С силой зажмурив глаза, я попыталась сдержать слезы. Какой смысл плакать? Его это не тронет. Ведь эмоции — пустая трата энергии. И что бы ни утверждало его сознание — мы совершенно разные, и нам не дано понять друг друга.
— Судьба тебя накажет! — кажется, вслух сдавленно простонала я, цепляясь за последнюю надежду хоть как-то всколыхнуть его эмоции.
— Судьба? — спокойно переспросил он. — У нас нет такого понятия. Или можно сказать иначе: я сам ее делаю. И сделаю! Уже и инкубатор для зародыша приготовил.
Голубокожая рука махнула в сторону замеченных мною пузырей.
Меня реально будут использовать, но совсем не так, как я предполагала изначально. Еще хуже…
— Выбор за тобой. Ты можешь облегчить мне работу, добровольно согласившись помогать, и получить в обмен шанс жить дальше, или я буду вынужден принудить тебя, — четко и уверенно выговаривая слова, поставил меня перед фактом мой бывший возлюбленный, а сейчас — незнакомец, которого я, оказывается, никогда толком и не знала.
— Я хочу умереть, — снова прозвучала глубинная мысль, озвученная надломленным шепотом.
— Такой вариант не предусмотрен. Пока. Потом — как пожелаешь, — спокойно возразил Орино. — Решай!
В душе все словно заледенело. Если у тебя нет ни прошлого и настоящего, ни сил и возможностей изменить ситуацию, что тогда остается? Только надежда на лучшие перемены в будущем, а в моем случае — ждать чуда. Буду верить, что ничего у него не получится. В противном случае останется лишь убеждать себя, если он так хочет этого ребенка, значит, станет достойным отцом. Мне было смертельно холодно и одиноко, сил бороться не осталось.
— Я согласна, — невидящим взглядом уставившись в стену, прошептала я бесчувственными губами. — Буду помогать, и… я хочу оказаться среди подобных мне людей, пусть даже и в прошлом.
Главное, как можно дальше от тебя!
Повисла пауза. Орино конечно же прекрасно расслышал мой ответ, но комментировать его не спешил. Мы так и стояли в окружающей нас тишине — я, обреченно уставившись на безликую поверхность стены, он…
Он стоял чуть в стороне от меня. Ощутив его ладони на своих плечах, я даже не шелохнулась, готовая ко всему. Я сделала свой выбор. Он меня сломил. Так легко и быстро…
— Завтра начнем. Возьму генетический материал и буду пробовать, — осторожно разворачивая меня в направлении спальни, спокойно предупредил Орино. — А сейчас пойдем, тебе надо поужинать. И уже поздно, пора спать.
— Я не устала.
Безразличная, будто мертвая, я не испытала никаких эмоций от его слов. В душе звенели холодные льдинки, мерно стукаясь друг о друга.
Как ни старался Орино убедить меня поесть, ему это не удалось. Мне просто кусок не лез в горло, сразу делалось плохо. В итоге, ограничившись тем, что заставил меня выпить какой-то питательный напиток, он отстал.
Спали мы опять вместе. Вернее, лежали рядом. Я заснуть не могла и продолжала привычно вглядываться в уже изученный мною до мельчайшей черточки потолок. Почему не спал Орино, мне было неинтересно, с сегодняшнего дня он перестал существовать для меня. Нет! Раньше… Когда погубил Дениса на моих глазах.
Поэтому, почувствовав прикосновение его рук, плавно избавляющих меня от простыни, я тоже никак не отреагировала. Он молча продолжал дотрагиваться, причем с очевидными намерениями. А я, безвольно обмякнув, воспринимала происходящее между нами безразлично, отстраненно и безжизненно. С одной стороны, я вроде бы видела, что вот сейчас он ласкает губами мой живот, одновременно сминая руками грудь, но при этом не ощущала его прикосновений, никаких эмоций не возникало в душе — ни ненависти, ни удовольствия. Я словно превратилась в бесплотную сущность, утратившую связь с собственным телом. Оно стало просто оболочкой. В каком-то смысле тоже тюрьмой.
Орино по-прежнему молчал. Говорили его руки, губы, тело, но я не слышала больше этого «голоса любви». Потому что любви и не было, был лишь обман. Только в самом конце, тяжело прижавшись лбом к моему плечу, он едва слышно и надломленно шепнул:
— Регина…
И все. Я же видела лишь потолок, слышала только тишину. В какой-то момент усталость взяла свое, и я уснула, безразличная и к тому, как выгляжу со стороны, и к тому, что ожидало меня завтра.
