Деревня наша стоит неподалеку от тракта Архангельск – Вологда. Черемух в ней!.. Когда цветут – изб не видно.

Сейчас-то черемуху вроде собирать не принято, а до войны, когда мы девками были, много ее собирали. А потом сушили, толкли в ступах, просеивали через решето, полученную муку заваривали и пироги пекли. Не пироги, а объеденье!

Поспеет черемуха – мы с подружкой моей Марусей возьмем холщовые сумки и с утра до вечера лазим по деревьям, что тот Маугли.

И вот один раз сидим мы с Марусей на черемухе, она на самый верх забралась – там ягод много. Ноги Маруся широко расставила – с сука на сук, качается на вершине, едва-едва держится.

И тут откуда ни возьмись – парни верхом на лошадях. Из другого колхоза парни, не наши.

– Угостите, – кричат, – черемухой!

А мы им:

– Фигушки, езжайте дальше!

Нет, парни остановились, и один из них идет под черемуху. Голову поднял да и глядит на нас. А мы тогда ведь без трусиков ходили, в одних платьях. Я подол-то подобрала, села на сук. А Маруся стоит на своих сучьях с раздвинутыми ногами. А парень глядит вверх и все у нее под платьем видит. А нам ведь уж по шестнадцать годов, считай, было. Стыдно ведь.

Маруся чуть не плачет:

– Уйди, не гляди!

А парень, как к одному месту прирос, глядит – оторваться не может.

Маруся тогда взяла, да со страху и брызнула на него. Оттуда, из подола… Парню на лицо попало, на плечи… Он смутился, побежал.

И так уж получилось потом, что Маруся за того самого парня замуж вышла. После войны уже, как он с фронта пришел. Потом шутила моя подружка:

– Я пометила своего мужика. Видали, как собаки да кошки все свое метят? Помеченный-то он никуда от меня не ушел. Даже через шесть годочков…