Глава 37

Алиенора стояла на пристани Саутгемптона и готовилась отплыть в Германию. Часть первой, семидесятитысячной, выплаты отправилась к императору в сопровождении германских чиновников еще осенью, а теперь настало время ехать и ей с заложниками и остатком выплаты. Домой она вернется с Ричардом.

Дул сильный холодный ветер, но все же не штормовой. И он был попутным, что считалось добрым знаком: их плавание не будет долгим. Деньги и драгоценности разделили между несколькими кораблями на тот случай, если посреди моря их все-таки застигнет буря. Тогда не все собранные средства пойдут ко дну. Конечно, охранять несколько кораблей сложнее, чем один, но в людях она недостатка не испытывала.

Подростки, которые ехали с ней в качестве заложников, держались храбро и в то же время были охвачены волнением. Алиенора смотрела, как они собрались в кружок и что-то оживленно обсуждают, то и дело заливаясь смехом. То, что для нее – дело жизни и смерти и отчаянная попытка спасти своего ребенка, для них – необыкновенное приключение.

От Иоанна не было слышно ни слова. Она не ведала, где младший сын и что делает, как не знал этого никто другой. Известно было только, что он покинул Мальборо и переправился в Нормандию. Сегодня море было не слишком бурным, но в это время года погода отличается неустойчивостью, и новости с того берега приходили нерегулярно. Алиенора слышала, что Ричард писал Иоанну с распоряжением взять под командование ключевые крепости Нормандии и противостоять любым попыткам Филиппа Французского захватить их. Однако нормандцы не приняли брата короля – они отказались передавать свои крепости кому-либо, кроме самого Ричарда. После этого об Иоанне не было ни слуху ни духу.

К ней подошел внук Ричард, с розовым от ветра лицом и сияющими голубыми глазами.

– А хауберк дяди Ричарда не забыли упаковать? – спросил он.

– Разумеется, не забыли, – улыбнулась в ответ Алиенора. – Ведь это же часть короля как-никак.

Мальчик задумчиво прикусил нижнюю губу.

– Он накажет моего папу? – вдруг спросил он.

Алиенора положила руку ему на плечо:

– Пусть разбираются сами – твой отец и твой дядя. Было много недопонимания и ошибок с обеих сторон, но переживать об этом не твоя забота. – Ричард неуверенно кивнул, и чтобы поднять ему настроение, Алиенора пошутила: – Может, нам удастся продать одну из шляп графа Норфолка. Думаю, за нее дадут хорошую цену.

Бабушка и внук обменялись заговорщическими улыбками, глядя, как на пристань въезжает со своей свитой Роджер Биго, граф Норфолк. Он славился любовью к экстравагантным головным уборам, и репутация полностью оправдалась и на этот раз: пышное сооружение из алого бархата венчал плюмаж из павлиньих перьев. Кланяясь королеве, граф снял шляпу эффектным жестом.

– Милорд, превосходная шляпа, – отметила Алиенора.

Граф был не чужд самоиронии:

– Пусть уж лучше она сидит у меня на макушке, чем сомнется в багаже.

– А если ветром ее унесет в море? Тебе придется прыгать за ней!

– Она крепко сидит на голове – лучше, чем вимпл, на мой взгляд.

Алиенора рассмеялась его остроте.

– Плавание обещает быть недолгим. А когда мы окажемся на том берегу, будем надеяться на хорошую погоду и быстрые переговоры.

– Госпожа, со своей стороны я сделаю все, что в моих силах. – Теперь граф говорил серьезно.

– Знаю и благодарю тебя за это. – Алиеноре нравился Роджер Биго.

На него можно положиться, как и на Уильяма Маршала. Более сдержанный, чем Маршал, во всем, кроме головных уборов, он умел сохранять ясный ум и спокойствие при любых обстоятельствах. К тому же граф превосходно разбирался в законах и юридических тонкостях, именно поэтому он ехал с королевой в Германию.

Роджер галантно помог Алиеноре взойти на борт, и вновь она ощутила покачивание палубы под ногами. В число заложников был включен и Уолтер Кутанс. Он прибыл, закутанный в меха и сжимая епископский посох в руке, словно боевое оружие. Зимний ветер разрумянил его щеки и взбил седую бороду. С епископом шагал Болдуин де Бетюн, лорд Холдернесса, и еще несколько рыцарей. Одни из них останутся в Германии как залог второй выплаты, а другие вернутся в Англию, сопровождая короля и королеву.

Наконец прилив достиг высшей точки и начался отлив, корабли с деньгами и драгоценностями отчалили и поплыли в открытое море, пробираясь по темно-серым волнам. Алиенора сидела в укрытии, сооруженном на палубе, обложенная подушками и укутанная мехами. В руке она сжимала крест и страстно молила Бога о том, чтобы путешествие их прошло без помех и ее сын получил свободу.

Алиенора грела руки перед очагом в своих покоях в Шпайере. Она дрожала. Снаружи земля была твердой, как железо, с неба сыпалась перхотью мелкая снежная крупа, но не от холода била ее дрожь, а от волнения.

Крещение она встретила в усыпальнице трех царей в Кельне. Принеся в дар золото и ладан, она молилась там за возлюбленного сына среди горящих свечей. Теперь же прибыла в Шпайер. Хотя придворные встретили ее с почетом и окружили всяческим комфортом, император так и не дал ей аудиенции, и с Ричардом ей не позволили увидеться. В каком-то смысле она оказалась такой же узницей, как и ее сын. И вот сегодня ей обещали, что все изменится. Королева выбрала самое пышное платье и, зная, какое значение германцы придают внешнему виду, надела все свои драгоценности, многие из которых раньше принадлежали матери Генриха, императрице Матильде.

Пришла делегация придворных, чтобы сопроводить ее и свиту туда, где ожидал император. Алиенора расправила плечи и царственным, плавным шагом прошествовала в главный зал.

Там полыхали сотни свечей и трещал огонь в очаге невероятных размеров. Прекрасные ткани и гобелены закрывали стены и сохраняли тепло, и все равно путь к трону Генриха, установленному на возвышении, показался Алиеноре долгим и холодным. Император восседал в короне и полном облачении. Из-под нависающих век он внимательно наблюдал, как идет к нему английская королева-мать. Он змея, подумалось Алиеноре, всего лишь змея, спящая в расщелине под скалой. Но она знала, что ей положено делать, и перед ступенями, ведущими к трону, опустилась в глубоком поклоне.

Выдержав долгую паузу, которая подчеркивала его могущество и ее смиренную позу, император встал и сошел по ступеням, чтобы поднять ее на ноги и одарить поцелуем мира.

– Добро пожаловать, госпожа. Полагаю, вы довольны тем, как вас устроили? – Он указал ей на стул возле своего трона, более низкий и узкий.

– Довольны, сир, – ответила она сдержанно. – Нам предоставили все возможные удобства и оказывают всяческое гостеприимство.

Алиенора приняла из его рук украшенную драгоценными камнями чашу с вином и невольно прикинула, сколько она может стоить. В последние месяцы она могла думать лишь о том, сколько денег принесет тот или иной предмет при подсчете выкупа за свободу Ричарда. Пожалуй, эту чашу оценили бы марок в сто, не меньше.

– По правде говоря, сир, жизнь стала весьма утомительна для меня. Я старая женщина, перенесшая много горя. Надеюсь, у вас для меня есть хорошая новость, как вы писали, и я очень скоро увижу сына. В противном случае у меня разорвется сердце.

Генрих смотрел на нее оценивающим взглядом:

– Да, госпожа, я тоже на это надеюсь, но, увы, все не так просто, как может показаться на первый взгляд.

– Не понимаю. Что не просто? – Алиенора стиснула ножку чаши, и холодные грани драгоценных камней врезались ей в пальцы. – Мы выполнили все ваши условия и сделали все, о чем вы просили. А теперь вы изменяете своему слову и требуете от нас чего-то еще?

Он сидел с каменным лицом и водил указательным пальцем по губе. Облаченный в расшитые драгоценностями императорские одежды, он вдруг напомнил Алиеноре византийского царя, а она знала, как легко те изменяли своим словам.

– Госпожа, скажем так, ситуация осложнилась после того, как завершились наши с вами переговоры. Недавно я получил письмо от короля Франции и от вашего сына, графа Мортена.

У Алиеноры потемнело в глазах.

– Что? Могу я узнать, что было в том письме?

– Разумеется. – Он щелкнул пальцами, и из рядов прислуги выдвинулся писец, опустился на колени у ног Генриха и протянул ему лист пергамента, с которого свисали шнуры с обломанными печатями. – Прочитайте и сами поймете, перед какой дилеммой я поставлен.

Он вручил письмо Алиеноре, а та передала его Уолтеру Кутансу.

В письме, адресованном императору Генриху, Филипп и Иоанн делали три предложения и выражали надежду, что хотя бы одно из них император примет. Первое состояло в выплате тысячи фунтов ежемесячно при условии, что он будет держать Ричарда в тюрьме. Если это императора не устраивает, тогда Филипп даст ему пятьдесят тысяч марок, а Иоанн – еще тридцать тысяч за то, чтобы Ричард оставался в плену до Михайлова дня. Третий вариант состоял в том, что Филипп и Иоанн дадут Генриху сто пятьдесят тысяч марок, если он согласится удерживать Ричарда еще двенадцать месяцев или передаст его им в руки.

Это было чудовищно. Алиенора чуть не умерла, пока слушала.

– Мне очень жаль, – с притворным сочувствием сказал Генрих, – но теперь-то вы понимаете, в чем мое затруднение? Это весьма соблазнительные предложения, так ведь?

Невероятным усилием воли Алиенора сохранила внешнее спокойствие.

– Это бесчестные предложения самого злостного рода, и я поражена тем, что вы вообще рассматриваете их. Я приехала к вам с чистым сердцем как скорбящая мать, привезла вам все нажитое за долгие годы добро ради освобождения сына, а вы обрекаете меня на новые муки, сообщая об этом письме.

– Показав его вам, я повел себя честно. Мог бы спрятать его от вас, но счел, что вам следует о нем знать.

– Не нужно было упоминать, что из-за этого письма вы не можете освободить моего сына на ранее оговоренных условиях. Вы могли бы сказать, что никогда не поддержите столь подлое предательство. Откуда моему старшему сыну взять такие деньги, если по вашей воле он не может попасть в Англию и в стратегически важные нормандские крепости? – спросила она. – Кстати, у Иоанна нет денег, что бы он ни обещал. Его обещания – дым на ветру, это говорю вам я, его мать. К тому же я тот человек, который контролирует его финансы. Может, вы и меня захотите пленить ради выкупа? Не протянуть ли мне руки, чтобы вам удобнее было надеть на меня кандалы? – Она поднялась и в самом деле вытянула к нему обе руки. Королева боролась за жизнь. Боролась за сына. – Я советую вам следовать условиям, о которых вы договорились со мной, потому что вы никогда не увидите тех денег, что они обещают вам. Если вы решите сесть за один стол с королем Франции, то с тем же успехом можете сесть за один стол с самим дьяволом.

Наступила тишина, только последние слова Алиеноры еще звенели в воздухе. Она стояла перед императором, все еще подставив ему обнаженные запястья.

– А сейчас, – произнесла она голосом, который прерывался от гнева, а не от слез, – приведите ко мне моего сына. Дайте мне увидеть его.

Генрих сначала растерялся от такой страстной речи, но потом ответил с ледяным высокомерием:

– Госпожа, конечно же, я позволю вам увидеть его, только сперва прошу вас побеседовать со мной наедине.

Алиенора стиснула зубы.

– Как пожелаете, сир, – выдавила она, справившись с чувствами.

Генрих вывел ее из зала в морозный январский вечер. Его люди следовали за ними на почтительном отдалении и все же достаточно близко, чтобы подскочить по первому зову. Император шел вперед до тех пор, пока они не оказались перед колодцем. Только там он остановился, выдыхая белый пар, и заглянул через край колодца внутрь, в гулкую темноту.

– Полагаю, вы гадаете, где же Ричард, – светским тоном бросил он. – Кто знает, может, он на дне этого колодца.

– Вы привели меня сюда ради бессмысленной игры. – Алиенора презирала его за это. – Вы прекрасно знаете, что в случае его гибели вы не получите выкуп.

Он вздернул светлую бровь:

– Я мог бы покалечить его, если бы захотел. Я мог бы сломать его правую руку. Это не нарушило бы условий сделки, правда?

Алиенора старалась не подать виду, что она в ужасе от того, что может сотворить этот злой, мстительный человек.

– Или я мог бы выбить ему все зубы, так что ему нечем было бы жевать мясо за столом, и все равно я получил бы выкуп. – Он бросил на нее цепкий взгляд. – Или, допустим, взять хотя бы вас, госпожа. Вы можете упасть в колодец, и разве кто-либо вправе будет что-то заподозрить? Возможно, там, внизу, вы повстречаетесь наконец с Ричардом? А сокровища и заложников я получу и в таком случае. – Генрих обернулся на мужчин, стоящих чуть поодаль как стена. Один из них вытянул наполовину меч из ножен, и Алиенора увидела, как блеснуло лезвие.

Но королева твердо решила не поддаваться. Ее покойный супруг Генрих часто проделывал с ней такое, и она сумела выстоять и даже пережила его на этом свете. Только тогда Алиенора была моложе, а теперь, казалось, каждый год из прожитых семидесяти давит ей на плечи. И ей было страшно.

– Вы не знаете, что я могу сделать. – Император пристально посмотрел на нее, потом повернулся и пошел прочь от колодца к одной из ближайших дверей. – Вы хотели видеть сына? Позвольте же мне исполнить ваше желание. – По движению его руки один из стражников отпер тяжелую деревянную дверь, за которой начинались ступеньки.

Пока Алиенора поднималась вслед за Генрихом по узкой спирали лестницы, она готовила себя к тому, что увидит Ричарда в лохмотьях, прикованным к стене, среди шныряющих повсюду крыс. Однако за очередной охраняемой дверью обнаружилась хорошо обставленная комната с жарким огнем в очаге и гобеленами на стенах. Ричард стоял лицом к двери и, очевидно, слышал их приближающиеся шаги, потому что был напряжен и держал сжатые кулаки наготове. С несказанным облегчением Алиенора убедилась, что сын выглядит здоровым, хотя и слегка побледневшим, а его жилище, пусть не роскошное, все же вполне удобное. Она выдохнула его имя, но броситься к нему навстречу не смогла – путь ей преградили императорские стражники.

Генрих обратился к Ричарду:

– К вам посетитель, которого вы, должно быть, хотели видеть. Но сначала, как вы клялись, положите руку на стол.

Ричард исполнил этот приказ, и Генрих вытащил кинжал и нацелил его на запястье пленника.

– Нет! – выкрикнула Алиенора. – Заклинаю всеми святыми, умоляю – нет!

Генрих грозно прищурился на нее. Ричард хранил молчание, и только стиснутые челюсти выдавали его напряжение.

Император медленно отвел кинжал, но в ножны не спрятал:

– Если хоть что-нибудь произойдет до тех пор, пока не выплачен выкуп, тогда я исполню свою угрозу. Даже не пытайтесь обмануть меня или что-то затевать, потому что я все узнаю, и вам придется заплатить за это. – Он подал сигнал, и солдаты расступились. – Можете побеседовать с сыном, госпожа. За вами придут через некоторое время. – И он ушел, оставив у двери двоих стражников.

Алиенора, не помня себя, пересекла комнату и припала к Ричарду, повторяя его имя, плача, гладя его по волосам и прикасаясь к лицу. Ей нужно было ощутить его физическое присутствие, чтобы наконец поверить, что он настоящий, а не плод ее воображения.

– Мама, все хорошо, – приговаривал Ричард. – Он просто любит порисоваться. Чем бы он ни грозил, какие бы сцены ни разыгрывал, сейчас весь христианский мир следит за ним, и больше всего Генрих хочет получить свой выкуп и поскорее избавиться от меня.

– А это все никак не происходит! – воскликнула она с отчаянием. – Сколько раз я писала папе римскому, но тот ничего не делает! И теперь мы тут как в ловушке.

Ричард нежно встряхнул ее за плечи:

– Я изучил императора. Ему нравится играть с людьми, для него это любимая забава, в этом он видит свое могущество. Сейчас он растягивает удовольствие как может. Не стоит переживать об этом ни минуты.

Отстранившись, Алиенора вытерла рукавом мокрые щеки.

– Я думала, что никогда тебя не увижу, – пробормотала она со слезами в голосе. – Иногда казалось, что тебя уже нет в живых.

– У Генриха духу не хватит убить меня. – Он увлек мать к скамье перед камином. – Не отрицаю, временами я впадал в отчаяние и мой хозяин не всегда был любезен, хотя в удобствах мне не отказывали. Но питать свою слабость он мог только тем, что я ему показываю, а я вел себя осторожно. Меня он так и не понял за все это время.

Алиенора взяла сына за руку и, когда тот сел рядом с ней, переплела свои пальцы с его пальцами – теплыми, длинными, крепкими. Ей хотелось напитаться его жизненной силой.

– После всего, что я выстрадала по воле твоего отца, меня приводит в ужас мысль, что кто-то из моих детей томится в тюрьме.

– Теперь мне стало понятнее, как тяжело тебе пришлось в Солсбери и Винчестере, мама, это уж точно, – чуть улыбаясь, заметил Ричард.

– Я писала папе, но можно было не утруждать себя сочинением тех посланий. Целестин стар, как усыпальница, и боится пойти против императора.

– На него я не рассчитывал. Но ты, мама, поистине волшебница, коли сумела собрать выкуп.

Она впервые улыбнулась с момента их встречи:

– Я бы сдвинула горы, чтобы спасти тебя. Ты это знаешь. – Руки у Алиеноры по-прежнему дрожали. Ричард по сравнению с ней казался удивительно спокойным. Она догадывалась, что ему это спокойствие стоило немалых усилий. – Однако этого может быть недостаточно.

– Из-за Иоанна?

– Ты уже знаешь? – удивилась она.

На лице Ричарда отразилось отвращение.

– О да, Генрих показал мне письмо вчера за ужином, надеясь, должно быть, что моя реакция станет для него лучшим угощением. Но он сильно просчитался.

Сердце Алиеноры разрывалось от боли и гнева.

– Не могу поверить, что Иоанн способен на такое предательство. И ради чего? Он немного выгадает в любом случае. Филипп Французский на что угодно пойдет, лишь бы вбить клин между вами, и сумел так обольстить Иоанна, что тот совсем запутался и ступил на тропу предательства. – Она опустила взгляд на свои руки. – Думать по-другому слишком мучительно, а я так устала.

Ричард крепко обнял ее, желая подбодрить:

– Мы перейдем этот мост, когда окажемся перед ним. Потом решим, что делать с Иоанном. – Он презрительно скривил губы. – Брат не устоит против меня, да и Филипп тоже. Я наведу порядок, как только вернусь домой. Генрих любит играть в игры, но он не Господь Бог. Откуда Иоанн возьмет деньги, которые обещает? Солому в золото превратит?

– Но сколько еще Генрих будет тянуть с решением?

– Вряд ли долго. Леопольд Австрийский требует свою долю, а он ждать не любит. К тому же, как я уже говорил, глаза всего христианского мира направлены на императора. И самое главное, ему нужны деньги, получить же их он сможет только после того, как отпустит меня.

– Он захочет получить больше.

– Несомненно, – согласился Ричард. – Будь его воля, мы бы уехали отсюда голыми.

– Или вовсе не уехали бы.

Ричард отрицательно замотал головой:

– Нет же, за ним ведь все сейчас наблюдают. Если бы Генрих собирался убить меня, то сделал бы это сразу. Первые дни были для меня самыми опасными. Мама, он вызывает у меня настороженность, но не страх. И Бог все видит. – Он вдруг резко замолчал и опустил голову. – Я не попал в Иерусалим, – признался он едва слышно. – Мы подошли на расстояние в восемь миль, город был хорошо виден, но я закрыл глаза, чтобы не смотреть на то, что не могу спасти. Если бы у меня было достаточно людей и если бы мои союзники не оказались все предателями и трусами, мы бы победили. – Его лицо исказила гримаса страдания. – Возможно, мой плен – наказание за то, что я подвел Господа.

– Нет! – с жаром воскликнула Алиенора. – Никогда так не думай. Ты не подвел Господа – в отличие от тех, кто захватил тебя в плен. Они настоящие злодеи. И будут наказаны, когда предстанут перед троном Господа. Ты же опять наденешь свою корону и будешь очищен от этой грязи, которая на самом деле позорит не тебя, а других.

Ричард потер ладонями лицо:

– Первое, что я сделаю, когда получу свободу, это проведу в Англии церемонию ношения короны. И проеду по всей стране, чтобы показать, что все еще жив. Ты поедешь вместе со мной, мама, и тоже будешь в короне.

Алиенора вспыхнула от удовольствия, хотя и заметила, что в плане имеется большое упущение.

– А как же Беренгария?

Ричард ответил довольно бесстрастно:

– Ты занималась сбором денег на мой выкуп. Ты приехала сюда, чтобы заплатить его и добиться моего освобождения. Тебя должны прославлять за то, что ты сделала и вынесла. У Беренгарии это все еще впереди.

Сейчас не время было расспрашивать об их отношениях. Очевидно, пока им не удалось зачать ребенка, что стало большим разочарованием для Алиеноры.

– Ты должен послать за ней, как только мы выберемся отсюда.

Ричард ответил коротко:

– Непременно.

Холодный ответ и недовольное выражение лица сына говорили о том, что эту тему лучше не развивать. Да и возможности такой у Алиеноры не было, потому что за ней прибыли стражники, чтобы проводить обратно к свите. Она еще раз обняла сына, вдохнула напоследок его запах.

– Я скоро опять увижусь с тобой, – пообещала она ему. – Чего бы мне это ни стоило, я добьюсь твоей свободы любой ценой.

Три недели спустя Алиенора вместе с Ричардом и своей свитой прибыла в Майнц для того, чтобы узнать о результатах неспешных раздумий императора о размере выкупа. Это были еще три недели, в течение которых Англия и Нормандия могли провалиться в пропасть, а король и королева-мать не в силах были ничего поделать. Им оставалось только надеяться на людей, которым Алиенора поручила управлять государством от их имени.

Генрих смотрел на Алиенору и Ричарда через широкий стол, накрытый белой скатертью. Выглядел он как кот, только что слизавший сливки со своих усов, и рот его кривился в снисходительной усмешке. В покои лился бледный свет февраля; солнце уже рассылало лучи, однако тепла в них было мало. У Алиеноры закололо в пальцах, пока она отогревала их перед очагом. Она видела, как Уильям Лонгчамп пытается найти для подагрических суставов менее болезненное положение. Поездка из Шпайера в Майнц для многих оказалась нелегким испытанием.

Наконец разлили по кубкам вино, и все приготовились к битве. Алиенора расправила рукава, сложила ладони на столе и посмотрела на Генриха.

– Итак, – начала она, – услышим ли мы сейчас о том, что сын мой будет отпущен на свободу, или вы заставите нас ждать еще месяц?

Генрих продолжал улыбаться и поглядывать на своих лордов.

– Я искренне надеюсь, госпожа, что к концу дня все будет решено. В предвкушении этого я уже велел готовить лошадей и багаж.

– Это замечательная новость, сир. Давайте же немедленно приступим к делу.

– Разумеется, госпожа, но сначала один маленький момент. – Он махнул клерку, и тот принес ему кусок пергамента с болтающимися на шнурах печатями. Алиенора напряглась, узнав письмо от Иоанна и Филиппа Французского. – Тот факт, что мне было сделано вот это предложение, свидетельствует о том, что для некоторых людей крайне важно, чтобы король Ричард оставался моим гостем как можно дольше. Для вас это означает, что я вам нужен как союзник.

Ричард прищурился.

– Естественно, – сказал он с сарказмом. – Не могу представить ничего более ужасного, чем числить вас среди врагов.

– Вот именно, – как ни в чем не бывало согласился Генрих.

– Сколько? – потребовала прямого ответа Алиенора.

Генрих изобразил оскобленную невинность:

– Чтобы заложить длительные дружеские отношения между королем Англии и мною, я желаю сделать вашего сына своим вассалом, правящим страной от моего имени, и получать от него пять тысяч марок ежегодно. По-моему, это справедливо.

Алиенора не шевельнулась, хотя в душе у нее вскипела ярость. Лицо Ричарда покрыл пунцовый румянец, на шее выступили вены, как будто он задыхался.

Первым нарушил молчание Уильям Лонгчамп:

– Милорд, это жесткие условия. И они добавляются к тем, что вы уже выставили нам и которые мы согласились честно выполнить.

– Обстоятельства изменились, – хмыкнул Генрих. – То, что было правильным вчера, завтра или на следующей неделе окажется ошибкой. Я требую эти новые уступки как доказательство вашей доброй воли и как гарантию того, что и дальше мы будем союзниками. Король Франции обещает щедро заплатить за мою поддержку.

– Но никогда не заплатит, как вам хорошо известно, – вставил Уолтер Кутанс.

– Тем не менее он сделал предложение, причем вместе с братом короля Ричарда, и это значит, что вам придется договариваться со мной. Союз будет заключен, как только вы согласитесь исполнить мою маленькую просьбу.

Алиенора сделала глубокий вдох и распрямила ладони на столе. Возрастные пятна усыпали кожу, отчего ее руки стали похожими на побуревшие осенние листья, но на пальцах ярко сверкали золотые кольца власти.

– Просим у вас пару минут, чтобы посоветоваться и подумать, сир.

Генрих ответил с любезной улыбочкой:

– Как пожелаете, – и вышел из комнаты со своими придворными.

Ричард шумно выдохнул:

– Он хочет, чтобы я опустился перед ним на колени, будто я его вассал! – Пылающим взором он уставился на мать и двух епископов. – Я долго терпел его игры, уловки и ложь, но всему есть предел. Все, с меня хватит!

Алиенора дотянулась до его руки:

– Мы все возмущены. Но нельзя остановиться, когда до нашей цели рукой подать.

– Возможно, это пустая угроза. Ему просто нравится смотреть, как мы будем барахтаться, – предположил Кутанс. – С другой стороны, мы не можем рисковать, когда на кону стоит так много.

Ричард скривился, будто глотнул уксуса:

– Я не склонюсь перед этим человеком. Это будет унижением.

Алиенора крепче сжала руку сына:

– Тебя ничто не унизит. Но чтобы уехать отсюда, ты должен сделать все, что потребуется. В душе ты и сам это понимаешь. И примерно то же самое сказал мне, когда мы увиделись в Шпайере в первый раз. – Ричард судорожно сглотнул. Алиенора продолжала убеждать: – Об этом никто не узнает. Исключение составят только твои родственники или проверенные сторонники, и все они поклянутся молчать. Пусть Генрих получит все, что хочет, а все произошедшее здесь сотрется из памяти, как только ты покинешь эти стены. Сколько стоит твоя гордость? Я прошла через ад, чтобы вернуть тебя. Неужели все мои усилия были напрасны? – Ее умоляющий взгляд не отпускал его глаза ни на миг. – Что хорошего в том, чтобы иметь львиное сердце, если не можешь рычать?

Ричард долго хмурился, но в конце концов вздохнул:

– Ладно, мама, раз ты так просишь об этом. Только ради тебя.

Алиенора испытала такое облегчение, что даже всхлипнула. Вот и хорошо, что Ричард может притвориться, будто соглашается из-за ее уговоров, словно это лишь уступка женщине, матери и королеве, выступающей в обычной своей роли миротворца. Если вся ответственность на ней, тогда его честь пострадает не так сильно.

На следующий день Ричард встал на колено перед Генрихом, пока тот в полном императорском облачении восседал на троне. Он вложил ладони в руки императора и поклялся быть его вассалом. Слова, слетающие с губ Ричарда, звучали вызывающе, и поцелуй мира, которым обменялись мужчины, был больше похож на клеймо, скрепляющее договор.

После церемонии оммажа состоялся пышный пир. По числу блюд, изысканным скатертям и столовым приборам Алиенора поняла, что праздничная трапеза готовилась заранее. Генрих с самого начала был уверен, что Ричард капитулирует. Среди кубков и чаш она узнала несколько своих, переданных Генриху как часть выкупа, однако вид сохраняла невозмутимый.

На следующее же утро Алиенора и Ричард покинули императорский двор, оставив там несколько заложников как гарантию того, что остаток выкупа будет заплачен. Но никого из детей в числе заложников не было: император великодушно повелел, чтобы все они вернулись домой. На прощание он подарил путешественникам лошадей, мешки с провизией, хорошие плащи и другие предметы одежды, словно англичане были его дорогими гостями и под его кровом никому из них не грозила смертельная опасность.

Императорский дворец они покидали в приподнятом настроении, однако при этом понимали, что в любой момент за ними могут пустить погоню и вновь захватить в плен. В первые часы пути страх не отпускал их. Но вот они свернули на Кельн, небо над ними было ясным, воздух наполняли весенние запахи. Алиенора чувствовала себя так, словно спускалась в ад и вытащила Ричарда из пасти самого дьявола. Она была совершенно без сил, в голове звенела пустота, все резервы ее организма были исчерпаны, за что впоследствии придется платить. Еще чуть-чуть, твердила она себе, вот только увижу, как Ричард вновь займет королевский трон, только дождусь, чтобы сыновья помирились, и тогда можно будет удалиться на покой и закрыть дверь всему миру, за исключением малого числа избранных гостей.