Глава 23

Долгие жаркие дни лета двор проводил в королевском дворце в Вудстоке. Генрих позволил Алиеноре остаться при нем и больше не упоминал о Саруме. Каждое написанное королевой или королеве письмо, каждая хартия, засвидетельствованная ею, проверялись либо им самим, либо его доверенными лицами, но в домашних делах она пользовалась относительной свободой. Алиенора наставляла внуков, принимала визиты священнослужителей и навещала баронесс. Генрих ослабил ее узы, тем не менее она знала, что малейшее движение в направлении дел политических немедленно повлечет за собой урезание дарованных свобод.

Однажды после обеда королева отправилась в садовую беседку со своими дамами, чтобы полюбоваться цветущими растениями. Ее дочь Иоанна прислала с Сицилии кусты роз с соцветиями густо-красного цвета с кремовыми и золотыми прожилками. Многочисленные пышные цветки напоминали Алиеноре южные сады ее молодости, с той лишь разницей, что в Вудстоке розы окружала влажная английская зелень. Через сад протекал прозрачный ручей, берущий начало в природном источнике, и дети с удовольствием играли и брызгались в воде.

Рядом с Алиенорой сидела Изабелла де Варенн и наблюдала за одним маленьким мальчиком. Она почти не сводила с него печальных глаз. Алиенора проследила за взглядом подруги и увидела, что объектом ее внимания является Ричард, сын Иоанна. Мальчик увлеченно запускал игрушечный кораблик вниз по течению и рассказывал сам себе длинную, запутанную историю о моряках с этого судна.

– Наш внук – славный мальчик, – заметила Алиенора.

– Вы правы, – сдержанно отозвалась Изабелла.

Алиенора довольно долго не виделась с Изабеллой и теперь чувствовала, что между ними возникло отчуждение. Ребенок объединил их по крови, но разъединил в другом отношении: Изабелла всегда будет винить Иоанна в том, что произошло с Беллой, тогда как Алиенора отнюдь не считала Беллу невинной простушкой, сбитой с пути истинного. Вот и встали между давними подругами вина и обвинение, а еще глубокое сожаление о том, что они никогда не смогут вернуть то, что утеряно.

К Ричарду подошел Уилл, незаконнорожденный сын Генриха. У него тоже была маленькая лодочка, и вскоре мальчики с удвоенным азартом продолжили игру.

– Как дела у Беллы? – спросила Алиенора. – Привыкает ли к замужней жизни?

– Ее муж добр к ней, а она преданная жена, – отделалась общими фразами подруга.

– А как поживает Амлен?

Изабелла едва заметно пожала плечами:

– Трудно сказать. Он снова разговаривает с Беллой, но она обманула его доверие, и это уже не исправить, как вы сами хорошо знаете. И мне он тоже больше не доверяет… – Она закусила губу и отвернулась.

Алиенора заметила, что к ним через сад направляется Амлен собственной персоной. С годами он и Генрих стали больше походить друг на друга, и на мгновение ей показалось, что плотный мужчина с золотистыми волосами, присыпанными солью седины, и в зеленой котте – это ее супруг. А угрюмое выражение лица – точь-в-точь как у короля.

– Госпожа, король желает видеть вас, – без предисловия сообщил Амлен. – Получены новости из Парижа.

У Алиеноры зашумело в ушах. Раз за ней послали Амлена, значит новость важная, а судя по его мрачному тону – недобрая. Несмотря на зной, ей стало холодно. Она отложила рукоделие и поднялась, жестом велев Изабелле сопровождать ее.

Дамы проследовали за Амленом через сад. Теперь жаркий воздух, настоянный на аромате роз, казался удушающим, а болтовня придворных неподалеку звучала не более осмысленно, чем воробьиный щебет.

Генрих был в своих покоях и сидел в кресле, в котором обычно занимался государственными делами, но почему-то ссутулился, словно из него выбили жизнь. Одной рукой он закрыл лоб и глаза, а второй держался за живот. Сбоку от кресла стоял облаченный в красное священник, а в отдалении переминался с ноги на ногу гонец с пятнистым спаниелем на поводке. Мойси, отметила про себя королева.

– Что случилось? – спросила она.

Генрих медленно убрал от лица руку и уставился на нее тусклым взглядом:

– Жоффруа мертв. – Слова падали, как камни. – Его затоптала лошадь на турнире в Париже.

– Нет! – Алиенора окаменела. – Нет! – В ней жил только взгляд, который метался между скорбными лицами в поисках выхода. – Как?

– Удар по голове, госпожа, копытом лошади, вставшей на дыбы, – ответил священник. – В тот раз он надел только подшлемник. Король Франции в отчаянии. Такая трагедия. Примите мои соболезнования.

Слова-камни падали в ее череп-пещеру и рассыпались дробным эхом.

– Он не мог умереть! Это невозможно! Что он делал в Париже? Его там вообще не могло быть!

– Что делают мои сыновья, как только оказываются предоставлены сами себе? – сипло пробормотал Генрих. – Устраивают заговоры. Никаких других причин ехать в Париж у него не было.

– Госпожа, его похоронили со всеми почестями в новом кафедральном соборе Парижской Богоматери, – добавил священник. – Его гробницу перед главным алтарем посетил король Филипп и даровал собору четырех капелланов во спасение души графа Бретани.

Генрих вскочил на ноги и встал в столбе света, льющегося из окна, но никакой цели в его движении не было.

– А поскольку души тех, кто участвует в турнирах, прокляты, то могу ли я поверить, будто в Париж он приехал просто помахать копьем? Стали бы его хоронить перед главным алтарем, если его конец действительно был таким? В этой истории о состязании не все сходится. Не сомневаюсь, что в Париже он занимался куда более гнусными делами, чем турнир. И это ли не повод возрадоваться. Как вы думаете? – Он отвернулся от окна, и больше его глаза не казались тусклыми – они горели огнем боли.

Сосущая пустота внутри обратилась пропастью. Пол полетел ей навстречу – это ноги перестали держать ее. Она услышала испуганный вскрик Изабеллы, и в следующий миг ее подхватил Амлен. Вместе они помогли ей добраться до скамьи, и подруга обняла ее обеими руками.

– О, моя дорогая, какое горе! – причитала графиня. – Мне так жаль!

Алиенора задрожала.

– Неужели я ничего не могу сделать? – прошептала она. – Одного за другим я рожала их, а они один за другим умирают. Как это вынести?

– Учитесь у Господа, – старалась утешить ее Изабелла. – Молитесь Ему, и Он даст вам опору.

– После того, как Он обрек меня на такую муку? – Алиенора попыталась вырваться из объятий Изабеллы, но та крепко держала ее.

– Не надо винить Бога. Бывали моменты, когда мои страдания доводили меня до крайности, но всегда находился ответ или соломинка, за которую можно ухватиться. Это правда. Пойдемте, я помолюсь вместе с вами.

На несколько часов ее сознание погрузилось в мутное облако. Она пошла с Изабеллой молиться, потому что это был путь наименьшего сопротивления, а часовня тем укрытием, в котором она нуждалась сейчас. Там можно опустить голову, закрыть глаза, вознести молитву о спасении души Жоффруа и ни с кем не разговаривать.

Сбоку от нее стояла на коленях Изабелла и тихо молилась, не навязывая утешений или советов. Какие бы разногласия ни накопились между ними за прошедшие годы, сейчас ее присутствие согревало Алиенору. Когда-то она упрекнула графиню в том, что той не понять роль королевы, и это по-прежнему так. Но рвущее душу горе по возлюбленным членам семьи, безвременно покинувшим этот мир, Изабелла познала и могла искренне разделить ее боль. Генрих и близко к ней не подойдет, Алиенора понимала это, потому что для него смерть – всепожирающее чудовище, которое ему не победить и которое поэтому лучше игнорировать, словно так он мог лишить его власти над собой. Но, игнорируя чудовище, он тем самым признает факт его существования, и однажды оно придет за ним.

Амлен покинул Генриха с первыми лучами солнца и побрел в свои покои. Еще не полностью рассвело, но в тающей мгле уже звучал мощный птичий гимн в честь наступающего дня и славных деяний всего живого. Ночь была черной и горькой, тишина – такой плотной, что, казалось, можно было резать ее ножом. Генрих метался по комнате, словно демон, с которым народная молва роднила короля. Такой была молитва за упокой души Жоффруа, пока вытаскивались на свет отвратительные подробности его гибели.

Жоффруа и Филипп Французский тайком замышляли мятеж против Генриха. Жоффруа хотел получить свою долю родовых владений; ему казалось, что его обделили, обогатив Ричарда и Иоанна. Проницательный, несмотря на молодые годы, французский король осторожно подогревал недовольство английского принца, пока больное место не превратилось в нарыв. И этот нарыв лопнул бы, если бы Жоффруа не погиб одной душной ночью в Париже – и уже не играло роли, наступила смерть из-за травмы на турнире или из-за болезни, потому что правда выплыла наружу.

Когда Амлен ушел, Генрих все еще не спал. Он лежал на спине и смотрел на потолочные балки, пока комната наполнялась утренним светом. Брата он отправил отдыхать, только попросил сначала послать гонца Иоанну с указанием не ждать попутного ветра на побережье, а возвращаться ко двору.

– Верни его, – велел он Амлену. – Сыновей у меня осталось совсем немного, и я не хочу услышать, что моя последняя надежда утонула.

Разбудив писцов и дав им задание, Амлен наконец добрался до покоев своей семьи, но почти у самого входа столкнулся с маленьким кривоногим существом в льняной рубашонке. Оно волочило за собой видавшее виды одеяло. Это был его внук Ричард – ребенок, чьего существования Амлен старался не замечать, хотя в Вудстоке это ему не удавалось. Здесь он постоянно натыкался на малыша. И он чувствовал немой укор Изабеллы, да только ей не понять, как трудно ему примириться с появлением внука, который разрушил его представление об идеальной семье. Амлен оглянулся в поисках няньки, но вокруг никого не было.

– Что ты тут делаешь, дитя? – резко спросил он. – Где твоя няня?

– Она спит, господин. – Ричард смотрел на него круглыми синими глазами. – Дверь была открыта, а я проголодался. – Он собрал одеяло в комок и уткнулся в него носом.

Амлен засунул руки за ремень и продолжил суровым тоном:

– И значит, ты решил, что сможешь добраться до кухни без взрослых?

– Я знаю, куда идти.

Амлен подумал о Генрихе, о том, как брат лежит в кровати и смотрит в потолок, не в силах принять факт смерти еще одного сына. Но все равно он знает об этом, и невозможное знание давит на него, как каменная плита. Бесстрашный взгляд маленького мальчика, их общего внука, что-то надорвал в сердце Амлена.

– Может, и знаешь, только негоже малышу вроде тебя ходить по коридорам, пока все спят. – Он протянул Ричарду руку. – Идем, у меня в покоях найдется еда. А к твоей няне я пошлю оруженосца, чтобы она знала, где ты. – И он еще отчитает того, по чьему недосмотру дверь в детской осталась не заперта.

Когда маленькая ладошка легла в его руку, нежная боль в сердце Амлена стала почти невыносимой. Точно так же держалась за него крошка Белла, вспомнил Амлен, и тогда он поклялся защищать ее от всех невзгод. Он не справился, и в результате появился на свет этот ребенок. До сих пор Ричард был для него свидетельством его позора, но вдруг Амлен посмотрел на мир с иной точки зрения и понял, что мальчик не пятно на чести семьи, а благословение.

Он открыл дверь в комнату и тихо вошел. На него вопросительно уставился заспанный камергер. Из-за полога, отделяющего спальные места, выглянула Изабелла в мантии, наброшенной поверх сорочки. Она расчесывала волосы перед тем, как заплести их в косу, и они падали темной волной до самого пояса. При виде мужа на ее лице отразилось удивление.

– Найдется ли у нас, чем покормить этого малыша? – спросил Амлен. – Он говорит, что голоден.

Изабелла растерянно махнула в сторону столика, на котором что-то громоздилось под белым полотном.

– Тут хлеб, сыр и мясо. Я недавно велела принести…

Амлен откинул салфетку, и под ней обнаружились толстые куски бекона с бледно-розовой полоской сала по краю, козий сыр размером с его кулак, две буханки хлеба и кувшин с вином.

– У меня есть медовая вода. – Изабелла принесла еще один кувшин. Она наполнила мальчику чашку, и тот чинно поклонился ей и поблагодарил.

– Я встретил его в коридоре, где он бродил в поисках еды, – объяснил Амлен жене. – Кто-то не закрыл дверь детской. Должно быть, из-за полученной новости в замке все позабыли о порядке. – Он повернулся к внуку. – Ну, выбирай, чего тебе хочется.

Ричард решил отведать всего понемногу, и Амлен уселся с ним перед очагом – даже не топленный по причине жаркой погоды, он оставался сердцем комнаты. Амлен наблюдал, как ест внук – с аппетитом, но не забывая о манерах, – и осознал, что уже давным-давно перестал замечать детали повседневной жизни. Она служит основой для великих дел, но, по правде говоря, все эти великие дела малы по сравнению с ней.

Амлен покосился на Изабеллу. Через минуту-другую она спохватится, что не одета и не причесана, и скроется, чтобы принять приличествующий графине вид. Он поманил ее:

– Побудь с нами, если хочешь.

Она поколебалась, но потом склонила голову в знак согласия и села. Амлен по-новому увидел ее опущенные веки и поджатые губы. Молчание между ними больше не было уютным, как когда-то.

– Я уже поела, – пробормотала она и налила себе полчашки медовой воды. – Ты не разбудил меня, напротив, я еще только собиралась ложиться. Мы с королевой молились.

– А я-то решил… – Амлен махнул рукой. Он был так погружен в собственные переживания и заботы, что совсем не подумал о том, что супруга не бросит Алиенору в такую минуту. – Как она?

– Глубоко скорбит. – Изабеллу переполняла жалость. – Не понимаю, как она не сошла с ума. Я бы точно не выдержала. Даже подумать о таком… – Она оборвала себя на полуслове и ласково погладила темно-золотые волосы внука. – Каждая жизнь бесценна. – Ее глаза встретили взгляд Амлена поверх головки Ричарда. – А как Генрих?

– Так же, как Алиенора, хотя этого не видно. Завтра он будет вести себя так, словно ничего не случилось. Это его способ справиться со смертью.

– Но за это приходится платить.

– Конечно, – хмуро согласился Амлен. – Бесследно это не проходит. Он призывает к себе Иоанна. Не хочет, чтобы младший сын плыл в Ирландию.

У нее загорелись глаза.

– Это значит, что Уильям тоже вернется?

– Да.

Их сын отправился с Иоанном в Ирландию. Амлен знал, что Изабелла потеряла покой из-за того, что Уиллу предстояло пересечь море. Ей трудно далось расставание с сыном, хотя, нужно отдать ей должное, она старалась справиться со своими страхами. И все-таки возвращение сына в лоно семьи – это действительно важная вещь, особенно в столь трагический момент. Что же касается Иоанна, то время притупило гнев Амлена, и сегодняшняя новость настроила его на философский лад.

– Ну идем, – сказал он Ричарду, который съел все до крошки и даже облизал палец. – Мне нужно поспать, и твоей бабушке тоже. А тебя уже, наверное, хватились в детской.

– Можно мне еще раз прийти к вам? – спросил Ричард.

Амлен медленно выдохнул. Он кожей ощущал взгляд супруги, полный надежды.

– Да, – ответил он ребенку. – Ты можешь навещать нас так часто, как тебе позволит бабушка. Но сейчас тебе пора попрощаться с ней.

Ричард отвесил идеальный поклон в сторону Изабеллы, поблагодарил ее за угощение и потом обернулся к деду и взял его за руку. И веселыми подскоками двинулся в детские покои, разом утеряв всю свою важность.

Амлен передал Ричарда женщинам, сделав им выговор за незапертую дверь, и поспешил обратно. Надо было улучить хоть пару часов сна, пока не проснулся Генрих и не позвал к себе.

– Ты и правда не против, если мальчик будет приходить к нам так часто, как захочет? – уточнила Изабелла, когда он стягивал сапоги.

– Да, иначе не пригласил бы, – проворчал Амлен. – Он отличный паренек, даже если я не могу смириться с обстоятельствами его рождения, а к другим соображениям я был слеп.

– А наша дочь может навещать нас?

Он нахмурился и замолчал, расстегивая ремень.

– Не торопи меня. Я сам приду к этому, но в свое время.

– Тебе даже не обязательно быть дома во время ее визита. – Изабелла кусала губы.

Амлен все еще был разозлен и обижен на Беллу. Когда-то он запретил ей являться в родительский дом. Но теперь чувствовал в себе достаточно сил, чтобы впустить ее обратно в свое сердце, куда только что шагнул ее ребенок. Доверять дочери, как раньше, Амлен никогда уже не сможет, но есть иные сферы, и излечение еще возможно, если он сам того захочет. В решении оставаться обиженным есть некое темное наслаждение. Но ведь у него перед глазами живой пример: Генрих отрезал себя от любви, и что с ним стало?

– Напиши ей. Скажи, что она может навестить тебя в Конисбро. Или в Сенделе. Или в Акре. Я не запрещаю.

У Изабеллы вырвался тихий вскрик, и она зажала рот рукой. Ее плечи затряслись в рыданиях.

В первый миг Амлен почувствовал прилив раздражения, но его быстро сменила виноватая заботливость.

– Ну хватит, хватит, я же дал тебе то, о чем ты просила, в слезах нет нужды. – Он положил руки ей на плечи, и она прижалась к нему и расплакалась в голос.

В конце концов муж отвел ее в постель и лег рядом с ней, прижимаясь всем телом, чего не делал уже очень давно.

Постепенно рыдания Изабеллы утихли. Она подняла голову:

– Извини меня. Просто накопилось, и я больше не могла удерживать это внутри. – Она шмыгнула носом. – Надо было дать выход.

Он погладил ее по волосам:

– Знаю, знаю. А теперь пора спать. Ш-ш-ш. Все будет хорошо.

– Останешься со мной?

Амлен поцеловал ее в висок, в сырую соленую щеку, в губы.

– Я никуда не ухожу. Спи. – Он обнимал и гладил ее. Утерянного не воротишь, но увидеть луч света во мраке – это чудесный дар Бога, и Амлен твердо намерен был следовать за этим лучом, чтобы вернуться к самому себе.