Глава 21

Ночью опять шел снег, намело высокие сугробы, однако утро настало ясное и холодное. Во дворе дети кидались снежками, строили белые крепости и орали во всю мощь юных легких. Алиенора и Матильда предпочли остаться у огня и пошить, но едва иголки пришли в движение и завязался негромкий разговор, как из Винчестера прискакал супруг Матильды Генрих. Его широкое лицо было красным от холода, а руки в перчатках не разгибались после нескольких часов сжимания поводьев. При этом от него исходило такое ликование, с которым не сравнился бы даже восторг детворы, столпившейся вокруг него, подобно своре взбудораженных щенят.

С потемневшими от тающего снега сапогами и с белыми нашлепками снежков на плаще после обстрела детей, Генрих ворвался в комнату, где сидели дамы, направился прямо к Матильде и подхватил ее на руки.

– Опусти меня на пол! – крикнула она, смеясь. – Что случилось?

Его обветренное лицо покраснело еще сильнее.

– Liebling, я захотел сам доставить тебе эту весть. Послы твоего отца вернулись от папы римского. Император согласился на примирение. Уже этой весной мы окажемся дома. Наше изгнание закончилось! – Он говорил по-французски из уважения к Алиеноре, но с таким сильным акцентом, что та едва могла понять его. Однако радость Генриха и без того была слишком очевидна.

Глаза Матильды заблестели.

– Слава Господу! Я так надеялась, так молилась, но почти не верила, что это когда-нибудь произойдет. – Она крепко поцеловала мужа.

– Твой отец – чудотворец, это точно, – сказал Генрих. – Это триумф его дипломатии. – С опозданием он спохватился и поклонился Алиеноре. – Простите, что нарушил ваш покой, но эта новость так много значит для меня и моей семьи!

Алиенора любезно улыбнулась:

– Я понимаю.

Как жаль, что ее супруг напрочь утрачивает таланты дипломата, едва дело касается его сыновей.

– Я провожу вас в Винчестер, – сообщил Генрих. – Всех вас, и при дворе будет сделано торжественное объявление. Конечно, я мог бы послать кого-нибудь другого, но уж так хотел сам рассказать эту новость.

Алиенора с чувством обняла их по очереди.

– Действительно, новость замечательная, но я буду скучать по вас, – сказала она и повернулась к Матильде. – Изгнание принесло вам много страданий, но мне оно подарило возможность снова увидеться с тобой.

Из глаз Матильды, только что лучившихся счастьем, покатились слезинки.

– Мама, я бы забрала тебя с собой, если бы могла!

– Знаю, но это невозможно. Будем же благодарны за то, что нам было дано.

Алиенора велела подавать еду и вино, а Генриха устроила перед очагом. Его тут же обступили дети. Малыша он усадил на одно колено, Оттона на второе, Рихенза стояла у него за спиной и играла с его серебристыми кудрями, сбоку льнул Лотарь.

– Еще предстоит о многом договориться и обеспечить гарантии безопасности. – Генрих со значением посмотрел на Алиенору. – Хороший хозяин не кладет все яйца в одну корзину. Думаю, будет разумнее на первое время оставить детей с вами. Когда мы поймем, что опасаться больше нечего, то сразу пошлем за ними. Я не ожидаю каких-то неприятностей, но осторожность излишней не бывает.

– Это мудро, – согласилась Алиенора. – О детях здесь будут хорошо заботиться, и я буду рада побыть с ними подольше.

Матильда закусила губу, но голову держала высоко. В Саксонию она уехала, когда ей было всего десять лет – примерно столько же, сколько сейчас Рихензе. Ее детям повезло больше, чем многим. Им не придется отправляться в далекие страны и вступать в брак с незнакомыми людьми, они просто погостят у бабушки.

– Ты прав, – проговорила она почти ровным тоном. – Так и надо поступить ради их безопасности.

– Это ненадолго, обещаю тебе, Liebling, – успокоил Генрих и в подкрепление своих слов нежно поцеловал ее. Видя их близость, Алиенора радовалась и грустила, потому что сама не сумела добиться ее ни с одним из своих мужей.

Прошло несколько месяцев. Вечером Алиенора готовилась отойти ко сну, но неожиданно приехал Генрих. Бельбель расчесывала волосы госпожи, смоченные ароматной смесью мускатного ореха и розовой воды. Они были по-прежнему густы и серебристым водопадом ниспадали до самой талии. Генрих уже много лет не видел ее с распущенными волосами, и на его лице отразилось удивление, смешанное с каплей восхищения.

– Я думала, ты все еще в Винчестере, – проговорила она. – Поздновато для такого путешествия.

Он пожал плечами:

– Было еще достаточно светло, когда мы выехали, и луна почти полная. К чему тратить время?

Ей следовало бы догадаться самой. Решимость Генриха выжать из дня все до последней капли оставалась неизменной.

На протяжении всей зимы и в начале весны Алиенора жила в Виндзоре с семейством дочери. Матильда и Генрих занимались приготовлениями к возвращению в Германию. В феврале в Англию из Иерусалима прибыл патриарх Ираклий. Он положил к ногам Генриха ключи от башни Давида и попросил сменить на троне его кузена короля Балдуина, который умирал от проказы. Иерусалиму требовался человек, способный взять управление в свои руки, и патриарх направил стопы в Англию в поисках средств, в поисках поддержки – в поисках короля.

Много лет назад Генрих поклялся, что в искупление своей вины в смерти архиепископа Томаса Бекета он отправится в Крестовый поход. Тем не менее он не имел ни малейшего намерения принять предложение Ираклия. В интересах дипломатии король объявил, что откажется от своего государства и поедет в Иерусалим, если на это согласятся его бароны. И разумеется, он проследил за тем, чтобы бароны отказались его отпустить, но постарался утешить разочарованного патриарха: позволил собирать деньги и привлекать воинов везде, где сможет.

– Чему я обязана счастьем видеть тебя? – Алиенора отпустила Бельбель и сама налила Генриху вина. – Ты решил нагрянуть поздно вечером, чтобы проверить, не завела ли я любовника? Или хочешь опять пожаловаться на Ричарда?

– И то и другое, – ответил он тем же ироничным тоном, которым приветствовала его супруга, и сел на ее кровать, потирая ногу.

Алиенора незаметно рассматривала его. Если муж нуждается в телесном утешении, то при дворе изобилие уступчивых женщин, так что здесь должна быть другая причина. Она поднесла ему полный кубок и подлила вина в свой.

– Глотни с дороги. У меня вино получше, чем в твоих подвалах.

Генрих буркнул что-то пренебрежительное, но надолго припал к кубку. Потом поставил его на здоровую ногу и свободной рукой потер лицо.

– Иоанн умоляет отпустить его в Святую землю и желает принять корону Иерусалима. Он без моего ведома встретился с патриархом и заявил, что готов служить ему.

Алиенора испытала настоящее потрясение.

– Иоанн – в Иерусалим? – Мысль о том, что их восемнадцатилетний сын будет править самой священной землей христианского мира, не укладывалась в голове. Теперь понятно, почему Генрих явился к ней. Амбиция амбиции рознь. А Иоанн готов был на все, лишь бы превзойти братьев. – Что ответил патриарх?

Муж мрачно хмыкнул:

– Что отрадно найти хотя бы одного человека в нашей семье, у кого есть совесть и чувство ответственности, и что он серьезно обдумает предложение Иоанна. Отсюда мы делаем вывод, что Ираклий либо совсем отчаялся, либо туп как пробка.

– Либо пытается повлиять на тебя.

– Если так, то он просчитался. Я сказал ему, что о коронации Иоанна и речи быть не может, что я постараюсь помочь ему финансово по мере своих сил и возможностей и что на большее пусть не рассчитывает.

– А Иоанн? Ты ему сообщил о своем решении?

Генрих дернул себя за бороду:

– Да, и ответом мне были слезы и упреки, но в конце концов Иоанн услышал голос разума. Наверняка он с самого начала догадывался, каков будет ответ. Еще бы лет десять подождать, и он справился бы с такой задачей. А так ему пока надо многому научиться и остепениться.

– И при всем этом ты решил доверить ему Аквитанию! – возмутилась Алиенора.

– В том случае все было бы иначе. Иоанн в любой момент мог бы опереться на мой опыт и получить совет. В Иерусалиме ему пришлось бы полагаться только на себя.

– Ты говоришь – было бы? То есть ты уже думаешь о том, чтобы отказаться от мысли поручить ему Аквитанию? Неужто до тебя наконец дошло, насколько безрассуден этот твой план?

Генрих бросил на нее грозный взгляд, но скорее по привычке, чем с серьезным намерением.

– Нет, – сказал он. – До меня дошло, насколько безрассуден Ричард, и я не собираюсь сидеть сложа руки, пока его поведение не сведет нас всех в могилу. Нам нужно как-то договориться. Так продолжаться не может.

– Все зависит от тебя. Только ты в состоянии остановить распри.

– Вот потому я и приехал к тебе сегодня.

Алиенора села лицом к нему и заправила прядь волос за ухо. Генрих проследил за ее движением с искрой интереса в глазах – возможно, вспомнил те далекие времена, когда они были любовниками и союзниками. Давным-давно, в какой-то другой жизни.

– Ну что же, слушаю тебя.

– Я хочу дать Иоанну возможность проявить себя достойным правителем, но такую, чтобы ему не пришлось воевать с Ричардом или браться за дело не по плечу в далекой Святой земле. Я посылаю его в Ирландию, где он опробует свои силы без особого риска для себя и окружающих. На Пасху посвящу его в рыцари, и потом он может отправляться в путь. Разумеется, я прослежу за тем, чтобы его сопровождали надежные люди. А там посмотрим.

Алиенора усиленно размышляла. Во многих отношениях такое решение выглядело разумным. Особенно ее радовало, что наконец-то сыновья перестанут ссориться из-за Аквитании. Однако она чувствовала какой-то подвох…

– Что сказал на это Иоанн?

Генрих пожал плечами:

– Он бы предпочел стать королем Иерусалима или хотя бы правителем Аквитании. Но я внушаю ему, что Ирландия – это способ проявить себя. Вполне возможно, что именно там он созреет и станет настоящим мужчиной, а серьезное занятие убережет его от новых неприятностей. Там наш младший сын наконец успокоится и не будет чувствовать себя обделенным по сравнению с братьями.

– Выпьем за это. – Алиенора пригубила вина. – И тогда ты позволишь Ричарду без помех править Аквитанией и помиришь его с Жоффруа?

– Этого я не говорил. – Генрих не переставал терзать свою бороду. – Ричард перешел все возможные границы. Он не повинуется мне и восстает против моей воли. Мое терпение иссякло, так что я отзываю его из Аквитании.

На его лице появилось непреклонное, воинственное выражение, до боли знакомое Алиеноре.

– И что потом? Ты и правда думаешь, что он приедет?

– О да. – Генрих растянул губы в хищной улыбке. – Ему ничего другого не останется, поскольку ты потребуешь Аквитанию обратно. Все твои права на герцогство отныне будут восстановлены. Если Ричард откажется, ты просто заберешь у него Аквитанию силой. – Его серые глаза превратились в лед. – Если же он согласится, то его наследственные права на Аквитанию будут заново утверждены, и пусть радуется, что его дорогая матушка получит то, что ей принадлежит. Само собой я, как твой супруг, обязан буду управлять твоими владениями, а Иоанн в Ирландии не будет представлять угрозы.

– Ах ты, змей! – Ее чуть не вырвало от приступа острой ненависти.

– Ты тоже та еще змеюка, госпожа супруга, так что мы отличная пара. И ты не будешь мне мешать. Я же не отменяю правление Ричарда. Он по-прежнему будет представлять меня в Аквитании, только на этот раз поводок станет покороче. Я добьюсь повиновения от сыновей и жены.

– Повиновения ты, может, и добьешься, – парировала Алиенора, – но любви и уважения – никогда. Я говорю это не ради того, чтобы позлить тебя, хотя ты уверен в обратном. Ты порождаешь в сыновьях ненависть и зависть. Сначала ты пообещал Иоанну Аквитанию, а потом забрал. Что он должен чувствовать после этого, ты подумал? Или ты не в состоянии видеть, что скрывается за его улыбками и показным послушанием? А с Ричардом? Все его труды на благо Аквитании для тебя ничто. Ты попытался отдать ее младшему сыну, который даже не посвящен еще в рыцари! Сейчас ты намерен отменить то решение, но рана уже нанесена. И мне понятен твой новый замысел. Да, ты заставишь Ричарда преклонить перед тобой колени, но сделает он это по принуждению, а не из сыновнего почтения. Конечно, потом ты собираешься натравливать на него Жоффруа, надеясь таким образом управлять ими обоими. Но они проклянут тебя за это!

Генрих осушил кубок.

– Ричард приедет и отдаст тебе права на Аквитанию. – Он будто выплевывал каждое слово. – А Иоанн поедет в Ирландию. Жоффруа будет заниматься Бретанью и Нормандией в качестве моего представителя.

– А я, как герцогиня Аквитании, буду свободна поступать по своему выбору? – Алиенора покачала головой, прежде чем он ответил. – Нет. Ты позволишь мне подписывать хартии, жаловать титулы, делать пожертвования в монастыри, а все прочее оставишь в своих руках. Смогу ли я вернуться в Пуатье? Дай угадаю: нет.

– Ты сама знаешь, почему я не могу позволить этого. Ты же вообще все знаешь. – Они одновременно встали и оказались лицом к лицу, на расстоянии вытянутой руки. – Продолжай жить, как живешь, в уже установленных рамках. У тебя будут деньги, чтобы купить все необходимое для ежедневного комфорта и чтобы заниматься тем, чем пристало заниматься королеве. Ты сможешь принимать посетителей для разнообразия…

– Которых ты допустишь ко мне.

– Само собой. Но я даю тебе достаточно пространства, чтобы дышать.

– Нет, Генрих, чем дальше, тем сильнее я задыхаюсь, – возразила Алиенора с глухим презрением. – Ты хотел еще что-то сказать мне или уже закончил? Несомненно, тебя заждалась твоя новая любовница. На этот раз ты взял себе совсем юную девочку?

В ответ на язвительную улыбку Алиеноры он прикоснулся губами к ее щеке.

– Она моложе тебя, – проговорил Генрих. – И в тысячу раз сговорчивее.

– Это потому, что ей есть к чему стремиться, а мне уже нечего терять, – заметила Алиенора.

– О, я бы не был так уверен. – Генрих поклонился ей и ушел, приволакивая больную ногу, но походка его все равно была решительной.

– Мама.

Алиенора протянула руку, и Ричард опустился на колено, чтобы поцеловать герцогский перстень, принадлежавший ее предкам на протяжении поколений. Ранее в присутствии всего двора состоялась официальная церемония, в ходе которой он передал матери и перстень, и Аквитанию. Теперь же пришел поговорить с ней без свидетелей. Они оба еще не успели снять торжественное облачение. Зеленая шелковая котта Ричарда искрилась золотой нитью, а парчовое платье Алиеноры переливалось на свету при каждом ее движении.

Она склонилась, чтобы одарить сына поцелуем мира, и потом стянула перстень с пальца и отдала ему:

– Изменились только формальности, но не суть. Я повелеваю тебе носить это кольцо, когда ты вернешься в Пуатье, ибо это твое право.

Он поднялся и поклонился, после чего опустил перстень в поясную сумку.

– По крайней мере, отец больше не настаивает на том, чтобы отдать Аквитанию Иоанну. Но в Ирландии паршивцу придется несладко, а может, ирландцам.

– Не надо так, – мягко укорила его Алиенора. – Как бы ни обернулось дело, Иоанн получит важные уроки. – Она положила руку ему на плечо. – Мне жаль расставаться с тобой, но тебе нужно поспешить в Пуату.

– Я так и собираюсь сделать, мама. Только беспокойство о твоем благополучии удерживает меня здесь. – Ричард скривился. – Его псом на поводке я никогда не буду.

– Обо мне не тревожься, – попросила Алиенора. – Я пережила и не такое. Поскольку твой отец восстановил мои права на Аквитанию, в его интересах беречь мое здоровье, ведь он не хочет, чтобы ты, как мой полноправный и единственный наследник, стал герцогом Аквитании.

Сын кивнул, признавая ее правоту:

– Ты знаешь, что Филипп не оставляет надежды женить меня на Адель?

– Да, слышала, но этого не случится. Твой отец – непревзойденный мастер уклоняться от обещаний, которые раздает, не имея намерения выполнять. Его политике такой брак не соответствует, и поэтому ты не женишься на Адель, сколько бы Филипп ни старался. Тебя это не должно касаться ни в коей мере.

Ричард потер затылок:

– Пошли новые слухи об отце и Адель. – Он отвернулся и стал смотреть, как Амирия и Бельбель зажигают свечи и закрывают ставни. Весенний день подходил к концу.

– И об этом я слышала, но не хочу знать, есть в них правда или нет. Однако сами по себе такие слухи играют нам на руку. Если тебя все-таки будут принуждать жениться на Адель, у тебя есть чем обосновать отказ. Использовать эти слухи сейчас неразумно. Они крайняя мера, но хорошо знать, что у тебя имеется это оружие.

Он обратил на мать взгляд синих глаз:

– Ты такая мудрая.

– Мудрость приходит с опытом. Жаль, я не была мудрее в молодости.

Утром Ричард отправился в Пуатье. Герцогский перстень висел у него на шее, надетый на шелковый шнур и спрятанный под рубашку. С Алиенорой он заранее попрощался наедине, и их расставание во дворе, под взглядами Генриха и придворных, было церемонным и кратким. Король напутствовал Ричарда вежливо и деловито, но с обеих сторон ощущалось подспудное напряжение и вызов.

Матильда с супругом тоже уезжали. Часть пути они собирались проехать вместе с Ричардом, дороги их расходились только за стенами Алансона. Расставаясь с дочерью, Алиенора прослезилась: слишком сильно она привыкла к общению с Матильдой и боялась, что больше они не увидятся. Двадцать лет назад она простилась с отважной девочкой, которой предстояло выйти замуж за Генриха Саксонского. Тогда Алиенора не надеялась, что когда-либо встретится с дочкой. В некотором смысле так и вышло. Та девочка выросла и стала взрослой женщиной, которая обзавелась своими детьми. Да и говорит по-немецки свободнее, чем по-французски, и теперь у нее собственные взгляды и привычки. После разлуки мать и дочь заново узнавали друг друга, и между ними выросла новая любовь, глубокая и крепкая.

Алиенора изо всех сил сохраняла величественный вид, но в душе рыдала от мучительной боли нового расставания. Рядом с ней стояла бледная, разом повзрослевшая Рихенза и ее брат Оттон; малыша Вильгельма качала на руках кормилица. Матильда и Генрих решили, что Рихенза останется жить у бабушки. По возрасту ее уже можно было выдавать замуж. Ей собирались подыскать достойную партию при анжуйском дворе. Ее брат Генрих возвращался с родителями на родину, а Оттон, Лотарь и Вильгельм должны были уехать позже, когда станет понятна ситуация в Германии.

– Слушайтесь бабушку, – наставляла детей Матильда и глотала слезы. – Ведите себя как следует, учите уроки и пишите мне почаще.

– Да, мама, обещаю. – Рихенза присела в реверансе, а Оттон и Лотарь поклонились почти как подобает.

Подбородок Матильды задрожал.

– Будьте смелыми. Я верю в вас, и моя любовь всегда будет с вами, помните об этом. – Она резко повернула коня и поскакала к воротам.

У Алиеноры от жалости сжималось сердце. Королева точно знала, что чувствует сейчас ее дочь.

Генрих Саксонский улыбнулся детям, сказал им что-то по-немецки и, громко откашлявшись, натянул поводья – его уже ждал Ричард. Старший сын Матильды Генрих, в восторге от предстоящего путешествия, только помахал через плечо остающимся братьям и сестре.

Когда они скрылись из виду, Алиенора с детьми вернулась в покои к размеренному ходу жизни, как будто это был самый обычный день. Кормилица занималась Вильгельмом, Оттон и Лотарь отправились на урок с другими мальчиками, а Рихенза осталась с бабушкой шить – они вместе трудились над покрывалом для алтаря.

– Вот тут несколько стежков сделала мама. – Рихенза прикоснулась к ним тонким пальцем. По щеке покатилась одинокая слеза.

Алиенора обняла ее:

– И они навсегда тут сохранятся и будут напоминать нам о твоей матери, но заканчивать работу предстоит мне и тебе. – Она показала на гобелен, покрывающий ставни. – Там тоже есть ее стежки, Матильда сделала их, когда была маленькой девочкой, перед тем как покинула Англию для брака с твоим отцом. После ее отъезда я часто рассматривала эти стежки. – Алиенора погладила влажную щеку внучки. – Ты многое переняла от матери, и я знаю, что все будет хорошо.

Она взялась за иголку и начала шить. Мгновение спустя Рихенза последовала ее примеру.