Глава 8
Уговор

И вновь Келл проснулся на кровати Лайлы. Впрочем, в этот раз он с облегчением обнаружил, что веревок нет. В памяти всплыли Холланд, проулок и кровь, а затем – голос Лайлы, тащившей его на себе, такой же монотонный, как дождь. Сейчас дождь кончился, и неяркий утренний свет пробивался сквозь тучи. Келлу ужасно захотелось домой – причем не в убогую комнатку в «Рубиновых полях», а во дворец. Он закрыл глаза и почти услышал, как Ри стучит в дверь и велит одеваться, потому что кареты готовы и народ ждет.

– Собирайся, или оставлю тебя здесь, – сказал бы Ри, врываясь в комнату.

– Оставляй, – со вздохом ответил бы Келл.

– Не выйдет, – отрезал бы принц со своей фирменной ухмылкой. – Только не сегодня.

За окном прогромыхала повозка, Келл моргнул, и Ри растаял в воздухе.

Интересно, королевская семья о нем волнуется? Они хоть догадываются, что происходит? Впрочем, откуда. Даже Келл мало что понимал. Он знал лишь, что у него есть камень и нужно от него избавиться.

Парень попробовал сесть в кровати, но тело столь отчаянно запротестовало, что пришлось стиснуть зубы, чтобы не закричать. Кожа, мышцы, сами кости – все непрерывно, невыносимо ныло. Боль причиняли даже стук сердца в груди и пульсация крови в венах. Он чувствовал себя почти трупом. Никогда прежде Келл не был так близок к смерти и надеялся, что нескоро окажется.

Немного привыкнув к боли, он ухватился за спинку кровати и сел. С трудом сфокусировал взгляд и обнаружил, что смотрит прямо в глаза Лайлы. Она сидела на том же стуле в ногах кровати и держала на коленях револьвер.

– Почему ты это сделал? – тут же спросила она, словно только и ждала, когда он проснется.

Келл сощурился:

– Что сделал?

– Вернулся, – тихо повторила девушка. – Почему ты вернулся?

В воздухе повисло невысказанное и без того понятное: «…за мной».

Келл попытался собраться с мыслями, но они были такими же неповоротливыми, как его измученное тело, и причиняли такую же боль.

– Не знаю.

Лайлу ответ не впечатлил, однако она лишь вздохнула и засунула оружие обратно в кобуру.

– Как самочувствие?

«Хуже некуда», – подумал Келл. Окинув себя взглядом, он понял, что, хотя тело и ноет, пробитая гвоздем рука и рана на груди почти зажили.

– Сколько я спал?

– Пару часов.

Келл осторожно потрогал ребра. Такие глубокие порезы заживают несколько дней, а не часов. Разве что…

– Я помазала тебя вот этим, – сообщила Лайла, швырнув ему круглую жестянку. Келл поймал ее на лету, слегка при этом поморщившись. Металлическая баночка была не подписана, но он сразу ее узнал. На крышке был королевский герб: чаша и восходящее солнце; внутри – целебная мазь.

– Где ты ее взяла? – нахмурился он.

– В кармане твоего камзола, – ответила Лайла, потягиваясь. – Кстати, ты в курсе, что твой камзол на самом деле – это несколько одежек в одной? Мне пришлось обшарить штук пять-шесть, пока я не нашла мазь.

Келл уставился на нее, разинув рот.

– В чем дело? – спросила девушка.

– Откуда тебе было знать, что это целебная мазь?

Лайла пожала плечами:

– Ниоткуда.

– А если бы там оказался яд?! – возмущенно воскликнул Келл.

– Тебе не угодишь, – огрызнулась Лайла. – Она хорошо пахла. Хорошо выглядела. – Келл охнул. – Ну и к тому же я сперва попробовала на себе.

– Что-что?

Лайла скрестила руки на груди:

– Что слышал. Я два раза не повторяю, так что можешь таращиться на здоровье.

Келл покачал головой, выругавшись вполголоса, а девушка кивнула на стопку одежды в изножье кровати:

– Бэррон принес тебе вещи.

Келл нахмурился (даже такое пустяковое действие причиняло боль). Да, они с Бэрроном когда-то заключили соглашение, но предоставление крова и одежды в условия никак не входило. Теперь он будет должен Бэррону за помощь, а такая помощь дорогого стоит и может еще дороже обойтись – они оба это понимали.

Келл взял чистую рубашку и стал осторожно ее натягивать, но почувствовал на себе взгляд Лайлы и спросил:

– В чем дело?

– Ты сказал, что те, кто за тобой охотится, сюда не придут.

– Я сказал: «не смогут прийти». Никто и не смог бы, кроме одного-единственного – Холланда. – Келл посмотрел на свои руки и насупился: – И просто не думал, что…

– Есть разница: «никто не сможет прийти» и «может заявиться только один»! – Лайла вздохнула и взъерошила подстриженные темные волосы. – Хотя ты тогда плохо соображал. – Келл удивленно на нее покосился. Она что, пытается найти ему оправдание? – Ведь я стукнула тебя книгой.

– Чего?

– Ничего, – отмахнулась Лайла. – Так этот Холланд – он такой же, как ты?

Келл сглотнул, вспомнив, как Холланд сказал: «Возможно, у нас с тобой одинаковые способности, но это не делает нас равными», и во взгляде его было мрачное презрение. Келл подумал о клейме, выжженном на коже Белого антари, шрамах на его руках и об Атосе, с самодовольной улыбкой смотревшем, как кровь Холланда наполняет кубок. Нет, Холланд совсем не похож на Келла, а Келл – на Холланда.

– Он тоже может перемещаться между мирами, – сказал наконец Келл. – В этом мы похожи.

– А глаз? – спросила Лайла.

– Это знак нашей магии, – сказал Келл. – Нас называют антари – маги крови.

Лайла закусила губу.

– И много вас таких? – спросила она, и Келлу померещилось, что по ее лицу пробежала какая-то тень (страх?), но почти тотчас исчезла.

Келл покачал головой:

– Нет, нас только двое.

Он рассчитывал, что Лайла вздохнет с облегчением, но ошибся.

– Поэтому он тебя не убил?

– Что ты хочешь сказать?

Лайла подалась вперед:

– Ну, он вполне мог тебя убить, если бы захотел. Зачем тогда выпускать из тебя кровь? Ради забавы? Не было непохоже, чтобы его это радовало.

Она была права. Холланд вполне мог перерезать ему глотку, но не сделал этого.

«Убить антари довольно трудно, – прозвучали в голове Келла слова Холланда. – Но я вынужден…»

Вынужден что? Келл задумался. Да, отнять жизнь у антари труднее, чем у обычного человека, но не то чтобы невозможно. Так в чем же было дело? Холланд по своей воле решил оставить Келла в живых или ему как раз и приказали не убивать его?

– Келл? – окликнула Лайла.

– Холланда ничто не радует, – проговорил он еле слышно, а потом резко вскинул голову: – Где камень?

Лайла смерила его долгим, испытующим взглядом, а потом сказала:

– У меня.

– Отдай, – потребовал Келл и сам удивился, как жестко прозвучал его голос.

Он говорил себе, что безопаснее иметь камень при себе, но на самом деле ему просто хотелось взять его в руки. Келл не мог отделаться от ощущения, что талисман избавил бы его от боли, наполнил его кровь силой.

Девушка закатила глаза:

– Ну начинается!

– Лайла, послушай меня. Ты даже не представляешь, что…

– Вообще-то, – перебила она и встала, – я уже имею кое-какое представление о его возможностях. Если хочешь получить камень обратно, расскажи мне все, как есть.

– Ты не поймешь, – отмахнулся Келл, хотя не был уверен, что это так.

– А давай проверим, – с вызовом бросила она.

Келл покосился на эту необычную девушку. Кажется, Лайла Бард быстро во всем разбиралась. Она до сих пор жива, и это уже кое о чем говорит. К тому же вернулась за ним. Келл не понимал почему – воры и бандиты обычно не отличаются излишним благородством, но знал, что без нее он бы оказался в гораздо более плачевном положении.

– Ну хорошо, – произнес Келл, спуская ноги с кровати. – Этот камень из Черного Лондона.

– Ты говорил о других Лондонах. – Она кивнула, словно существование «других Лондонов» казалось ей удивительным, но не таким уж невероятным. Да, смутить ее нелегко. – Сколько их всего?

Келл провел рукой по волосам. Так и не расчесанные после дождя, они торчали в разные стороны.

– Всего существует четыре мира, – начал он. – Представь себе четыре дома, построенных на одном фундаменте. У них мало общего, не считая очертаний континентов и того, что везде есть город на реке, протекающей через островную страну, причем в каждом из миров этот город называется Лондоном.

– Наверное, можно запутаться.

– На самом деле нет. Если живешь только в одном из этих городов, то даже не думаешь о других. Но поскольку мне нужно перемещаться между мирами, пришлось дать им разные названия. Я различаю их по цвету. Ваш Лондон – Серый. Мой – Красный. Лондон Холланда – Белый. А Черный Лондон – ничей.

– Это почему?

– Потому что он пал, – ответил Келл и невольно коснулся шеи, на которой еще недавно висели монеты на шнурках. – Погрузился во тьму. Во-первых, Лайла, ты должна понять, что магия – живая. Немного в другом смысле, нежели ты или я, но все равно живая.

– Поэтому она разозлилась, когда я попробовала от нее избавиться? – спросила Лайла.

Келл нахмурился. Для него магия никогда не была настолько живой.

– Почти три столетия назад все четыре мира были связаны, – медленно заговорил он, мысленно высчитав, когда все произошло. Ему казалось, что это было вообще в незапамятные времена: о единстве миров всегда говорили как о далеком прошлом. – Магия и те, кто ею владел, могли относительно легко перемещаться между ними через многочисленные источники.

– Источники?

– Места силы, – пояснил Келл. – Некоторые – маленькие, неброские, например, рощица на Дальнем Востоке или ущелье на континенте, а другие огромные, как ваша Темза.

– Темза – источник магии? – переспросила Лайла, насмешливо фыркнув.

– Пожалуй, величайший в мире, – подтвердил Келл. – Здесь тебе этого не понять, но если бы ты увидела ее в моем Лондоне… – Келл внезапно умолк. – Как я говорил, двери между мирами были открыты, и все четыре Лондона сообщались между собой. Но, несмотря на то, что магия перетекала между ними, силы их не были равны. Если сравнить чистую магию с огнем, то Черный Лондон находился к нему ближе всего. – Следуя этой логике, вторым по силе был Белый Лондон, и Келл об этом знал, хотя и не мог сейчас этого представить. – Говорят, что магия там не только пульсировала в крови, но жила во всем, как вторая душа. В какой-то момент она стала настолько могущественной, что поглотила своих хозяев… – Келл помолчал, а потом продолжил: – Мир пребывает в равновесии. Человеческая природа находится на одной чаше весов, а магия – на другой. То и другое есть в каждом живом существе, и в идеальном мире они существуют в гармонии, не пытаясь поработить друг друга. Но большинство миров несовершенны. В вашем, Сером Лондоне взяла верх человеческая природа, и магия ушла. А в Черном Лондоне – наоборот. Люди позволили магии управлять собой. Она завладела их душами, их разумом. Она питалась ими и сожгла дотла. Люди стали сосудами, проводниками ее воли, и с их помощью она превращала любой каприз в реальность, сметала границы, разрушала и отравляла все вокруг.

Лайла молча слушала, шагая взад-вперед по комнате.

– Она распространялась, как чума, – говорил Келл, – и три остальных мира замкнулись в себе и заперли двери, чтобы остановить эпидемию. – Он не сказал, что именно самоизоляция Красного Лондона вынудила отгородиться и другие города, и Белый Лондон оказался зажатым между закрытыми дверями Красного и необузданной магией Черного Лондона. Келл не сказал, что мир, пойманный в ловушку, был вынужден бороться с тьмой в одиночку. – Источников не так много, а двери были заперты. Навсегда разделенные миры развивались каждый по-своему и сделались такими, как сейчас. Но что стало с Черным Лондоном и его миром, мы можем только догадываться. Магия нуждается в живом хозяине, и она расцветает лишь там, где кипит жизнь. Поэтому многие предполагают, что чума выжгла людей дотла и в конце концов израсходовала все топливо, оставив после себя лишь обугленные останки. Никто не знает наверняка. Со временем воспоминание о Черном Лондоне превратилось в легенду, рассказанную столько раз, что некоторым она уже кажется просто вымыслом.

– А камень? – спросила Лайла.

Келл нахмурился:

– Откуда он взялся, непонятно. После того как запечатали двери, все реликвии Черного Лондона нашли и на всякий случай уничтожили.

– Видимо, не все, – заметила Лайла.

Келл покачал головой:

– Говорят, Белый Лондон взялся за дело с еще большим рвением, чем мы. Ты должна понять, они боялись, что двери не выдержат, боялись, что магия прорвется и истребит их. Во время чистки они не ограничились предметами. Они вырезали всех, кого можно было заподозрить в том, что они владели магическими предметами из Черного Лондона или соприкасались с ними. – Келл показал пальцем на свой черный глаз: – По слухам, некоторые ошибочно принимали метки антари за признаки черной магии. Выволакивали антари из домов посреди ночи и убивали. Было вырезано целое поколение, прежде чем люди поняли, что теперь, когда двери закрыты, антари – единственные, кто поможет поддерживать связь с другими мирами, – Келл опустил руку. – Но, разумеется, какие-то артефакты могли уцелеть… – Он подумал, не так ли этот камень оказался расколот. Его пытались уничтожить, но не смогли и спрятали. А кто-то его нашел. – От камня нужно избавиться. Это…

Лайла остановилась.

– Зло?

Келл покачал головой:

– Нет, это Витари. Думаю, в каком-то смысле он ни плохой, ни хороший. Это чистая энергия, чистая магия.

– И никакой человечности, – уточнила Лайла. – Никакой гармонии. Так?

Келл кивнул.

– Чистая магия страшна. Вред, который этот талисман способен нанести, оказавшись не в тех руках… – «В любых руках», – подумал он. – Магия камня – это магия разрушенного мира. Он не должен здесь оставаться.

– Ладно, – вздохнула Лайла. – И что ты собираешься с ним делать?

Келл закрыл глаза. Он не знал, кто и как нашел камень, но понимал, чего тот испугался. Когда Келл вспомнил талисман в руках Холланда (и представил в руках Атоса или Астрид), ему стало дурно. Его самого невыносимо тянуло к камню, и это пугало больше всего. Черный Лондон погиб из-за подобной магии. Какие ужасы принесет он оставшимся – изголодавшемуся по магии Белому, цветущему Красному или беззащитному Серому?

Нет, камень нужно уничтожить.

Но как? Он не похож на другие реликвии. Его нельзя бросить в огонь или разрубить топором. Кто-то уже пытался это сделать, однако даже расколотый надвое камень не утратил своей мощи. Значит, если и удастся его разбить, получится множество осколков, каждый из которых станет опасным оружием. Это не просто артефакт. Камень живой, он обладает собственной волей и не раз это демонстрировал. Лишь сильная магия могла бы разрушить такой объект, но, поскольку талисман и есть сама магия, Келл подозревал, что уничтожить его просто невозможно.

Парню стало не по себе, когда он понял, что от камня придется избавиться иначе. Отнести туда, где он не сможет никому причинить зла. И есть лишь одно такое место.

Келл знал, что нужно делать. Где-то в глубине души он понял это в ту самую минуту, когда камень попал ему в руки.

– Место ему – в Черном Лондоне, – тихо сказал он. – Я должен отнести его обратно.

Лайла вскинула голову:

– Но как ты это сделаешь? Ты не знаешь, что осталось от этого мира, а если бы и знал, ты же сам сказал, что он изолирован!

– Да, я не знаю, что от него осталось, но двери между мирами изначально были сделаны при помощи магии антари. С ее же помощью они были наглухо запечатаны. Поэтому вполне логично, что магия антари могла бы открыть их снова. Ну, или хотя бы приоткрыть.

– И ты ни разу туда не заглядывал?! – воскликнула Лайла с веселым блеском в глазах. – Никто не заглядывал? Знаю, ты – редкая птица, но разве никому не было интересно? Неужели за столетия, прошедшие с тех пор, как вы заперлись от всех, ни одного антари не обуяло любопытство и он не попробовал туда отправиться?

Келл посмотрел на ее восторженное лицо и тихо порадовался за человечество. Владей Лайла магией, она бы такого наворотила… Келлу, конечно, было любопытно. В детстве он и верил, и не верил в то, что говорили про Черный Лондон, ведь двери так давно были запечатаны. Какой ребенок не хочет узнать: правда ли есть монстры, о которых говорится в сказках? Но если бы даже он захотел сломать печать (а он не хотел этого: страх был сильнее любопытства), у него не было такой возможности.

– Может, кто-то об этом и думал, – пожав плечами, проговорил Келл, – но одного желания мало. Нужна, во-первых, кровь антари, во-вторых – предмет из того мира, в который хочешь попасть. А как я тебе говорил, все вещи из Черного Лондона были уничтожены.

Лайла помолчала, затем медленно произнесла:

– Но ведь этот камень… из Черного Лондона.

– Из Черного Лондона, – эхом повторил Келл.

Лайла показала на стену, сквозь которую Келл прошел в первый раз:

– Значит, ты открываешь туда дверь и – что? Бросаешь камень? Это же просто, чего ты ждешь?

Келл покачал головой:

– Я не могу открыть дверь напрямую.

Лайла раздраженно фыркнула:

– Ты же сказал…

– Все эти миры расположены в ряд, – начал объяснять он и взял с тумбочки у кровати книгу. – Миры похожи на листы бумаги, расположенные стопкой. – Так он себе всегда это представлял. – Нужно двигаться по порядку, – Келл зажал пальцами несколько страниц. – Серый Лондон, – он отпустил одну страницу. – Красный Лондон, – отпустил вторую. – Белый Лондон, – отпустил третью. – И Черный. – Келл захлопнул книгу и положил ее на место.

– Так, значит, тебе нужно пройти через них все, – сказала Лайла так, будто это было проще простого.

Но на самом деле все было гораздо сложнее. В Красном Лондоне его наверняка уже разыскивает королевская семья, и, может быть, не только она. Что, если он убил не всех головорезов, на которых Холланд наложил заклятие принуждения? Что, если они ищут его и в Красном Лондоне? Вдобавок Келл лишился своих монет и нужно было разжиться какой-то вещью, чтобы попасть в Белый Лондон. И даже когда он это сделает – вернее, если он это сделает, – если предположить, что его тут же не схватят близнецы, и если предположить, что ему удастся взломать печать и открыть дверь в Черный Лондон, камень нельзя будет просто кинуть. Келлу придется пронести его туда. И вот об этом он старался даже не думать.

– Ну что, – у Лайлы загорелись глаза, – когда пойдем?

Келл поднял голову:

– Ты никуда не идешь.

Лайла прислонилась к стене как раз рядом с тем местом, где он не так давно приковал ее, а ей пришлось искромсать ножом деревянную панель, чтобы освободиться.

– Я хочу пойти. Я не скажу тебе, где камень, пока ты не согласишься взять меня с собой.

Келл сжал кулаки:

– Оковы не удержат Холланда долго. Магия антари способна их разбить, и, как только Холланд очнется, он быстро освободится и снова пустится в погоню за нами. Иными словами, мне некогда играть с тобой в игры.

– Это не игры, – усмехнулась Лайла, отталкиваясь от стены. – Это мой шанс. Выход!

Ее невозмутимость как ветром сдуло, и на мгновение Келл увидел, что скрывала девушка: нужду, страх, отчаяние.

– Ты хочешь найти выход, – печально сказал он, – но даже не представляешь, во что ввязываешься.

– Плевать, я хочу пойти.

– Ты не сможешь, – Келл встал на ноги. У него закружилась голова, и он ухватился за спинку кровати.

Девушка издевательски усмехнулась:

– Ты еле стоишь на ногах. Куда тебе идти одному?

– Ты не можешь пойти, Лайла, – устало вздохнул он. – Только антари могут перемещаться между мирами.

– Этот мой камешек…

– Он не твой.

– Сейчас мой. И ты же сам говорил, что в нем магия в чистом виде. Он творит волшебство. Он поможет мне пройти, – уверенно заявила она.

– А что, если нет? – с вызовом спросил Келл. – Что, если он не всесилен? Что, если это просто магическая побрякушка, позволяющая вызывать всякую ерунду?

Но, похоже, она ему не поверила. Да он и сам в это не верил. Он держал в руках камень, чувствовал его силу – безграничную силу. Но Келл не хотел, чтобы Лайла снова воспользовалась камнем.

– Никогда не знаешь наверняка.

– Я же рискую, а не ты.

Келл уставился на нее:

– Но зачем? Почему?

Лайла пожала плечами:

– Потому что меня разыскивают. Правда, пока они ищут мужчину – Призрачного вора.

– Но ты не мужчина.

Лайла вымученно улыбнулась:

– Вот поэтому меня еще не повесили. Но они скоро догадаются.

Келла такое объяснение не устроило.

– Нет, скажи честно: почему ты на самом деле так этого хочешь?

– Потому что я дура.

– Лайла…

– Потому что я не могу здесь оставаться! – взорвалась она. – Потому что я хочу посмотреть мир, пусть даже не свой! И потому что я спасу тебе жизнь.

«Безумие», – подумал Келл. Полное безумие. Она не пройдет через дверь. И если даже пройдет, если камень подействует, что дальше? Контрабанда – страшное преступление, а провести в другой мир человека, да еще и преступницу – это уже слишком. Одно дело – пронести снежный шар или музыкальную шкатулку, и совсем другое – протащить воровку. «А реликвию из Черного Лондона?» – раздался в голове Келла укоризненный голос. Он потер глаза кулаками и почувствовал на себе взгляд Лайлы. К тому же обитательнице Серого Лондона в Красном не место. Это слишком опасно. Это безумие, и только безумец позволил бы ей… Но в одном Лайла была права: Келл не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы совершить все это в одиночку. Мало того, он этого не хотел. Он боялся через все это пройти, хотя и не желал в этом признаться, и еще больше боялся того, что его ждет в конце. И кто-то ведь должен будет рассказать королевской семье – его матери, отцу и брату – о том, что произошло. Он спасет их от смертельной опасности, а Лайла им все объяснит.

– Ты ничего не знаешь об этих мирах, – проворчал он, продолжая спор скорее машинально.

– Разумеется, знаю, – весело ответила Лайла. – Есть Скучный Лондон, Лондон Келла, Жуткий Лондон и Мертвый Лондон, – протараторила она, загибая пальцы. – Вот видишь, я схватываю на лету.

«Но ты человек», – подумал Келл. Странный, упрямый, отчаянный, но все-таки человек.

За окном уже начался день – серый, дождливый. Келл не мог оставаться здесь и выжидать неизвестно чего.

– Отдай мне камень, – сказал он, – и я возьму тебя с собой.

Лайла фыркнула:

– Отдам, когда перейдем в другой мир.

Келл прищурился и спросил с вызовом:

– А если ты не выживешь?

– Тогда можешь обыскать мой труп, – она небрежно повела плечом. – Уверена, мне будет уже все равно.

Келл в недоумении уставился на девушку. Эта бравада – только ширма или ей и правда нечего терять? Но у нее есть жизнь, а жизни так легко лишиться. Как она может ничего не бояться – даже смерти?

«Ты боишься смерти?» – спросил его Холланд тогда в проулке. Келл боялся, причем всегда, сколько себя помнил. Он боялся, что перестанет жить, существовать. Возможно, в мире Лайлы и верили в рай и ад, но в его мире считали, что, умирая, человек обращается в прах. Келлу рано объяснили, что магия возвращается к магии, а земля – к земле. И после смерти магия улетучивается, а тело становится землей. И ничего не остается.

В детстве ему снились кошмары, в которых он вдруг разваливался на части: только что бежал по двору или стоял на ступенях дворца, а в следующую минуту рассеивался в прах. Он просыпался тяжело дыша, в холодном поту и видел встревоженное лицо Ри, который тряс его за плечи.

– Разве ты не боишься смерти? – спросил он теперь Лайлу.

Она удивленно взглянула на него, а потом покачала головой.

– Смерть приходит ко всем, – просто сказала она. – Я не боюсь умирать. Но я боюсь умереть здесь, – она обвела рукой комнату, таверну, город. – Лучше погибнуть в бурном море, чем жить в затхлом болоте.

Келл посмотрел на нее долгим взглядом, после чего медленно кивнул:

– Ладно.

Лайла недоверчиво насупилась:

– Что значит «ладно»?

– Можешь пойти со мной.

Счастливая улыбка осветила лицо девушки, отчего оно стало совсем юным.

– Солнце почти взошло, – сказала она, бросив взгляд в окно. – И Холланд, скорее всего, нас уже ищет. Сможешь идти?

«Убить антари довольно трудно».

Келл кивнул, а Лайла натянула на плечи плащ и быстро засунула в кобуру револьвер, словно опасаясь, что, если замешкается, маг передумает. Келл лишь изумленно наблюдал.

– Попрощаться не хочешь? – спросил он, указав на дощатый пол, ниже которого где-то на первом этаже спал Бэррон.

Лайла задумалась, глядя на свои сапоги.

– Нет, – тихо сказала она, и в ее голосе впервые прозвучала неуверенность.

Келл не знал, насколько тесно переплетены судьбы Лайлы и Бэррона, но не стал ничего говорить. В конце концов, он и сам не планировал заходить во дворец, чтобы в последний раз повидаться с братом. Он сказал себе, что это слишком опасно и что Ри его не отпустит, но, по правде говоря, у Келла просто не хватало духа с ним проститься.

Он взял свой камзол, висевший на стуле, и вывернул его слева направо, превратив в рубиновокрасный плащ.

В глазах Лайлы вспыхнуло любопытство и тут же погасло. Келл подумал: «Конечно, она же рылась ночью в карманах».

– Как думаешь, сколько там одежек? – спросила она так, словно речь шла о погоде, а не о сложном колдовстве.

– Точно не знаю, – ответил Келл, порывшись в расшитом золотом кармане, и вздохнул с облегчением, когда нащупал там монету. – Порой мне кажется, что я уже все нашел, а потом вдруг натыкаюсь на новую. И иногда теряю старые. Пару лет назад я обнаружил совершенно кошмарную куцую куртку болотного цвета с заплатками на рукавах, но с тех пор она мне больше не попадалась.

Он вытащил лин Красного Лондона и поцеловал его. Из монет получались идеальные ключи. В принципе подошла бы любая вещь из этого мира (большая часть одежды, которую носил Келл, была из Красного Лондона), но монеты – простые, увесистые, надежные, и успех с ними гарантирован. Он не мог все испортить, особенно когда от него зависела жизнь другого (а она зависела, что бы там ни думала Лайла).

Пока Келл занимался своей одеждой, Лайла, пошарив по карманам, набрала горсть шиллингов, пенсов и фартингов и ссыпала их на тумбочку возле кровати. Келл молча выбрал полпенни, чтобы заменить утерянную монету, а Лайла пожевала губу и уставилась на деньги, засунув руку во внутренний карман плаща. Повозившись там с чем-то, она вынула изящные серебряные часы и положила их рядом с грудой монет.

– Я готова, – сказала она, с трудом отрывая взгляд от часов.

«А я нет», – подумал Келл, набрасывая на плечи плащ и направляясь к двери. Его накрыла новая волна головокружения, послабее, и схлынула она быстрее предыдущей – как только он открыл дверь.

– Подожди, – растерялась Лайла, – я думала, мы пойдем тем же путем, каким ты пришел. Через стену.

– Стены не всегда находятся там, где нужно, – объяснил Келл.

На самом деле таверна «В двух шагах» как раз была исключением. Но, хотя ее стены были на том же месте в любом из миров, это не делало ее безопаснее. Таверна «Заходящее солнце» стояла на том же фундаменте в Красном Лондоне, но Келл вел там дела и именно там его скорее всего будут искать.

– К тому же мы не знаем, что… или кто… – поправил он себя, вспомнив нападающих, которые действовали по принуждению, – ждет нас на той стороне. Лучше подойти поближе к нужному месту, прежде чем туда отправиться. Поняла?

Лайла не очень поняла, но все равно кивнула.

Они спустились по лестнице и оказались на маленькой площадке, от которой отходил узкий коридор с несколькими дверями. Лайла остановилась у ближайшей и прислушалась. Из комнаты доносился низкий рокочущий храп Бэррона. Лайла дотронулась до двери, а затем рывком протиснулась мимо Келла и, не оглядываясь, проскочила оставшиеся ступеньки. Отодвинув засов на двери черного хода, она поскорее выбежала в проулок. Келл устремился за ней, но на улице приостановился, вскинул руку и запер дверь. Услышав, как засов со стуком встал на место, он развернулся и увидел Лайлу. Та ждала, повернувшись к таверне спиной, словно ее настоящее уже стало прошлым и его пора было предать забвению.

Дождь прошел, оставив улицы мрачными и сырыми, но, несмотря на мокрую землю и октябрьский холодок, Лондон начинал понемногу просыпаться. Воздух наполнялся грохотом трясущихся повозок, запахом свежего хлеба и дыма. Торговцы не спеша приступали к работе, открывая двери и ставни магазинов и готовясь к деловому дню. Келл и Лайла энергично шагали по пробуждающемуся городу в неярком свете бледного дня.

– Камень точно у тебя? – нарушил молчание Келл.

– Да, – сказала Лайла, скривив губы. – И если ты собираешься его украсть, не советую. Только начни меня обыскивать – с помощью магии или без, – и мой нож найдет твое сердце быстрее, чем твоя рука нащупает камень.

Девушка сказала это с такой беспечной самоуверенностью, что Келл почти поверил ей. Впрочем, он не собирался проверять. Вместо этого он стал изучать окрестные улицы, пытаясь представить их такими, какими они были в другом мире.

– Мы почти пришли.

– Куда? – спросила она.

– На Уитбери-стрит.

Он переходил в районе Уитбери и раньше. Это было удобно: он оказывался как раз возле «Рубиновых полей» и мог оставить там свои новые приобретения, прежде чем явиться во дворец. И самое главное: ряд магазинов на Уитбери-стрит приходился не на то же место, где в Красном Лондоне стояла таверна, а чуть в стороне, так что нужно было еще пройти пару кварталов. Он давным-давно понял, что нельзя входить в мир в том самом месте, куда хочешь попасть. Если подстерегают враги, ты попадешь прямо к ним в руки.

– В Красном Лондоне есть одна таверна, – пояснил он, стараясь не вспоминать о своем последнем визите туда: как его выследили, как на него напали, как пришлось оставить в проулке за таверной два трупа. – Я снимаю там комнату, и в ней есть все необходимое, чтобы я мог открыть дверь в Белый Лондон.

Лайла не обратила внимания на то, что он сказал «я» вместо «мы», а если и обратила, не стала поправлять. Вообще пока они петляли по лабиринту улочек Серого Лондона, девушка казалась погруженной в свои мысли. А вот Келл был начеку.

– Я же не столкнусь там сама с собой? – спросила Лайла, нарушив молчание.

Келл удивленно на нее взглянул:

– Ты о чем?

Она пнула попавшийся под ноги камень.

– Ну, это же другой мир, так? Другой Лондон? Может, там есть и другая я?

Келл нахмурился:

– Я никогда не встречал такую, как ты.

Он не собирался делать ей комплимент, но Лайла восприняла это именно так и просияла:

– Что тут скажешь? Я единственная и неповторимая.

Келл выдавил подобие улыбки, и она ахнула:

– Что у тебя с лицом?

Улыбка исчезла.

– А что?

– Уже ничего, – сказала она и расхохоталась.

Келл лишь покачал головой – он не понял шутки. Но, как бы там ни было, этот разговор развеселил Лайлу, и она тихо посмеивалась всю дорогу до Уитбери.

Когда они свернули в чистенький переулочек, Келл остановился на тротуаре между двумя витринами. Одна принадлежала дантисту, а другая – цирюльнику (в Красном Лондоне на их месте были травник и изготовитель амулетов). Если постараться, на кирпичной стене, прикрытой узким козырьком, можно было различить следы крови. Лайла пристально посмотрела на стену.

– Тут твоя комната?

– Нет, но здесь мы пройдем на ту сторону.

Лайла сжала и разжала кулаки. Он подумал, что девушка испугалась, но когда Лайла взглянула на него, глаза ее блестели, а уголки рта приподнялись в улыбке.

Келл сглотнул и шагнул к стене. Лайла подошла к нему. Он замешкался.

– Чего мы ждем?

– Ничего, – пробормотал Келл. – Просто…

Он скинул с себя камзол и набросил его на плечи девушки, словно магию можно так легко обмануть. Словно она не увидит разницы между простым человеком и антари. Он сомневался, что его камзол что-то изменит (камень либо пустит Лайлу, либо нет), но попробовать все же следовало.

В ответ Лайла достала платок (тот самый, который дала ему, когда стащила у него камень, и забрала, когда он отключился на полу) и засунула ему в задний карман.

– Зачем это? – удивился Келл.

– Мне кажется, так будет правильно. Ты дал мне свою вещь, а я тебе свою. Теперь мы связаны.

– Это так не работает.

Лайла пожала плечами:

– Не повредит.

Келл подумал, что она права. Он достал нож и провел лезвием поперек ладони. Выступила узкая полоска крови. Парень макнул в нее пальцы и начертил на стене линию.

– Доставай камень.

Лайла недоверчиво посмотрела на мага.

– Тебе он понадобится.

Она вздохнула и выудила из-под плаща широкополую шляпу. Та была вся смята, но Лайла ловко ее расправила, сунула руку внутрь и, словно фокусник, извлекла черный камень. Что-то внутри Келла сжалось, кровь забурлила, и ему пришлось собрать все силы, чтобы не потянуться за талисманом. Он подавил порыв и впервые подумал, что, пожалуй, даже хорошо, что камень не у него.

Лайла крепко сжала черный камень, а Келл обхватил руку Лайлы и даже сквозь ее ладонь ощутил гул магии. Он постарался не думать о том, что камень зовет его.

– Ты уверена? – спросил он в последний раз.

– Все получится, – ответила Лайла, но это прозвучало уже не так убежденно, как раньше. Ей просто хотелось в это верить. Келл кивнул. – Ты же сам говорил, – продолжила она, – что в каждом из нас смешаны человеческая природа и магия. Значит, и во мне тоже, – она посмотрела ему в глаза. – Что теперь?

– Не знаю, – честно сказал он.

Лайла шагнула к нему вплотную, и он почувствовал, как колотится ее сердце. Как хорошо эта девушка умела скрывать страх! Он не был заметен ни в лице, ни во взгляде, но сердцебиение ее выдавало. Затем Лайла ухмыльнулась, и Келл задумался – что же она испытывает: страх или что-то совсем другое?

– Учти, я не умру, пока не увижу своими глазами, – сказала она.

– Что не увидишь?

Девушка широко улыбнулась:

– Всё!

Келл улыбнулся в ответ. Тогда Лайла притянула его к себе и коснулась губами его губ. Поцелуй был таким же мимолетным, как ее улыбка.

– А это зачем? – оторопело спросил он.

– На удачу, – пояснила она, прижимаясь плечами к стене. – Впрочем, удача тут ни при чем. У нас и так все получится.

Келл потрясенно смотрел на нее, а потом заставил себя перевести взгляд на кровавый символ на кирпичной кладке. Он крепче сжал руку девушки и поднес пальцы к метке.

– Ас Оренсе, – четко произнес он.

Стена прогнулась, и странник и воровка шагнули вперед и прошли насквозь.

Бэррон проснулся от шума во второй раз за утро.

Шум в таверне – обычное дело. Он есть всегда, в любое время суток: то оглушительный, то еле слышный – но от него все равно никуда не деться.

Даже когда бар внизу закрыт, внутри никогда не бывает по-настоящему тихо. Но Бэррон знал все звуки своей таверны: от скрипа половиц и дверей до свиста ветра, дующего сквозь сотни щелей в старых стенах.

Бэррон знал их все.

Но этот звук был другой, посторонний.

Бэррон давным-давно владел таверной «на стыке», как он сам называл про себя скрипящее старое здание. За это время он привык к странностям, появлявшимся в его жизни, как мусор, выбрасываемый приливом. Эти странности не вызывали ни удивления, ни страха. Он не испытывал никакого интереса или тяги к тому, что другие называли магией, однако у него постепенно развилось особое чутье. И Бэррон к нему прислушивался.

Точно так же он прислушался к шуму над головой. Тот был совсем негромкий, но неуместный и порождал чувство опасности. Волосы на руках встали дыбом, а сердце, всегда такое спокойное, забилось угрожающе быстро.

Шум повторился, и Бэррон узнал скрип старого деревянного пола. Он сел в кровати. Прямо над ним находилась комната Лайлы, но это были не ее шаги.

Когда кто-то долго живет с тобой под одной крышей, ты начинаешь узнавать звуки, которые человек производит: не только голос, но и то, как он ходит, как двигает стул или ложится в кровать. Поэтому Бэррон знал, как ступает Лайла, когда не таится, и как звучат ее шаги, когда она не хочет, чтобы ее услышали. Но звуки сверху не были похожи ни на то, ни на другое. К тому же первый раз он проснулся, когда Лайла и Келл уходили. Бэррон не попытался остановить девушку: он уже давно понял, что это бесполезно, и решил, что его таверна должна быть просто тихой гаванью, куда она всегда может вернуться. И Лайла неизменно возвращалась.

Но если это не она ходит по комнате, то кто же?

Бэррон вскочил на ноги. Пугающее чувство опасности усилилось. Он натянул на плечи подтяжки и всунул ноги в ботинки.

На стене у двери висел дробовик, заржавевший оттого, что им долго не пользовались (внушительная фигура Бэррона сама по себе производила достаточное впечатление на любого нарушителя спокойствия). Но сейчас Бэррон схватил ружье за ствол и снял его из подставки. Распахнул дверь, поморщившись от скрипа, и направился по лестнице к комнате Лайлы.

Бэррон знал, что красться бессмысленно: он никогда не отличался изяществом, и ступени громко скрипели под его сапогами. Добравшись до невысокой зеленой двери наверху, он замялся, приложил ухо к филенке, но ничего не услышал. Может, он просто слишком чутко спал после ухода Лайлы, волновался за нее: вот ему и померещились грозные шаги в ее комнате? Бэррон ослабил хватку, выдохнул и собрался уже вернуться назад. Но вдруг услышал звон падающих монет, и сомнения в ту же секунду развеялись. Вскинув дробовик, он распахнул дверь.

Лайлы и Келла не было, а у открытого окна стоял человек, покачивая на ладони серебряные карманные часы Лайлы. В свете лампы на столе, заливавшей комнату неестественным бледным светом, незнакомец казался каким-то бесцветным: пепельные волосы, бледная кожа, выцветший серый камзол. Когда он перевел взгляд на Бэррона (оружие в его руках явно не произвело на незнакомца ни малейшего впечатления), хозяин таверны увидел, что один глаз у него зеленый, а другой – черный как смоль.

Именно этого человека описывала ему Лайла. Он знал, как его зовут.

Холланд.

Недолго думая Бэррон взвел курок и разрядил дробовик с оглушительным грохотом, от которого заложило уши. Но когда дым рассеялся, оказалось, что бесцветный человек стоит на том же месте, целый и невредимый. Бэррон вытаращился на него в недоумении. Воздух перед Холландом слабо поблескивал, и лишь несколько мгновений спустя Бэррон догадался, что это застывшая в полете дробь. Крохотные металлические шарики повисели перед грудью Холланда, а затем с грохотом посыпались на пол, точно град.

Не успел Бэррон сделать второй выстрел, как Холланд шевельнул пальцами, и ружье, вырвавшись из рук хозяина таверны и пролетев через всю комнатку, ударилось о стену. Бэррон хотел броситься за ним, но не смог: тело не послушалось. Он словно окаменел, но парализовал его не страх, а кое-что посильнее – магия. Бэррон изо всех сил пытался хотя бы поднять руку, но неведомая сила не позволяла даже шелохнуться.

– Где они? – спросил Холланд низким, холодным и глухим голосом.

По вискам Бэррона катились капельки пота: он боролся с магией, но ничего не мог сделать.

– Ушли, – буркнул он.

Холланд расстроенно покачал головой и достал из-за пояса изогнутый нож.

– Я заметил.

Ровными, гулкими шагами он пересек комнату и приставил клинок к горлу Бэррона. Лезвие было холодным и очень острым.

– Куда они ушли?

От Келла пахло лилиями и травой, а от Холланда – пеплом, кровью и металлом.

Бэррон встретился взглядом с магом. Его глаза были так похожи на глаза Келла – и при этом совершенно другие. Заглянув в них, Бэррон увидел злобу, ненависть и боль. Они танцевали внутри, но ни одно из этих чувств не отражалось на лице.

– Ну и? – поторопил Холланд.

– Без понятия, – выдохнул Бэррон. И это была правда. Он только надеялся, что они ушли далеко.

Уголки рта Холланда опустились:

– Неудачный ответ.

Он полоснул клинком, и Бэррон почувствовал, как на горле вспыхнула горячая полоса, а потом перестал чувствовать вообще.