Децимарий с брюхом поверх ремня суёт копье соседу, пальцы-колбаски с трудом сплелись в мудрёный охранный знак, щупает что-то угловатое и острое под одёжкой. Остальные в привратной каморке замерли с выпученными глазами, в руках дрожат от напряжения копья, острые кончики готовы пришпилить как жука.

За рядком стражей запыхался вельможа, старший брат, лейтенант, или как их кличут. Костюм чернее ночи и обтягивает мощную грудную клетку, брюки лопаются на толстых, с бревно, бёдрах, заправлены в голенища зелёных гоблинских сапог. Вельможа покачивается с носка на каблук, набычился, руки в боки, большие пальцы цепляют ремень. Лицо словно из камня высечено, тяжёлый подбородок – валуны колоть – прикрывает мощную шею получше рыцарского хауберка. Выше незначительная голова, а тёмные глазки посажены так близко, одним пальцем выбить. Ремень вельможи украшен серебряной чеканкой, на бляхах монстры в длинной цепочке похабных поз. В ножнах короткий, но широкий клинок, почти тесак, рукоять по краям грубой кожи в середине отполирована до шёлкового блеска. На груди охранный амулет, оранжевый металл сияет вызывающе нагло, здесь, в страшном любому магу месте.

– Доброволец? – скептически вопросил вельможа, мерит взглядом ширину плеч и рост. Презрительный фырк оросил заросшие салом спины децимариев. – Только не говори, что пришёл биться на секирах!

Вельможа кивнул на столик в углу, там крест-накрест меч и секира.

Я скрестил на груди руки.

– Не стану. Я пришёл сражаться… магией!

Децимарии вскинули опущенные было копья, кончики дрожат, и страх белой мукой проступает на лицах. Вельможа ни чёрточкой не дрогнул, лишь ноздри расширились, как у хищника на запах дичи.

– Видал сумасшедших всяких, но такого… поверить на слово не могу. А ну как лжёшь? На посмешище перед публикой выставить вздумал?! Докажи, что маг!

Вельможа схватился за охранный амулет. Я, показав зубы в наглой усмешке, хлестнул неслышным приказом. Вещица вспыхнула белым огнём. Вельможа с проклятием оторвал пальцы от раскалённой безделушки, на мягкой как мёд поверхности отпечатки. С губ вельможи вот-вот сорвётся смертельный приказ, и я прекратил баловство.

Вельможа поплевал на подушечки пальцев, послышалось шипение, чёрная корка лопается, в трещинах алая плоть. Камень лица раскололся в гримасе ненависти.

– Убедительно? – спросил я сухим тоном, как Фитц на лекции по основам магии.

– В камеру его, в особую!

Децимарии выпростали амулеты из-за пазухи, подгоняют остриями копий вниз по коридору, мимо нелепых статуй калек. Белым мрамором застыли существа без руки, без ноги, у иных смертельные на вид раны. Я замер на миг перед изваянием. Полный застывшей ярости эльф замахивается правой, кисть обхватывает рукоять невидимого меча, левая простёрта вверх открытой ладонью, пальцы выгнуты в страшном напряжении, словно небосвод держат. Голова откинута назад, глаза широко раскрыты, меж лопаток эльфа предательский кинжал. Я качнул головой на безумство скульптора.

Укол пониже спины придал ходу, позади хохот. Я совладал с лицом, иду с прежним достоинством, смешки и остроты затихли. Глянул краем глаза – много. С одним амулетом справился бы, но остальные успеют расплющить разум, оставят идиотом пускать слюни.

Коридор ведёт в обширный подвал, на полу светлый песок в подозрительных пятнах, своды из когда-то белого, теперь в жирной копоти камня. На квадратных колоннах чадят по четыре факела, под потолком едкое марево. В уши лезет гомон, крик и рык. Решётки делят подвал на камеры, оставляя центральный проход к наклонному подъёму, тот уводит куда-то этажом выше. В другом конце прохода площадка, возвышение чистое от песка, камень пола в белых неглубоких бороздах, как рисовали мелом. Десяток высоких медных пиларов выстроились в круг, на вершинах кристаллы с кулак деревенского драчуна. Меня с опаской, но настойчиво и грубо втолкнули меж колонн. Вельможа тут как тут, тянет из кармашка куртки цепочку, на ней крошечный талисман. Приложил к одной из колонн, кристаллы нехотя вспыхнули, сперва прозрачные, наливаются от центра молочной мутью.

Магию амулетов отрезало. Делаю шаг к колонне, другой. Внутри растёт ленивый протест – зачем? Этакое утреннее чувство, когда уже надо вставать, но не хочется, ещё чуток, потом, попозже. Третий шаг не удалось завершить, я застыл в воздухе, нелепо посреди движения. Запоздалая мысль сквозь вату безразличия: «Такая магия совершенно незнакома!» Я дёрнулся обратно, отпустило неожиданно легко, сел, скрестив ноги, на равном расстоянии от пиларов.

– Так-то, магик! – довольно буркнул вельможа. – Жди своей участи!

– А поесть дадут? – невинно заметил я. Живот бурчит настойчиво. – Смертникам полагается последний ужин!

Камень лица вельможи поморщился, гранитными своими складками, нос шумно втянул в себя.

– На, поешь!

Децимарии жирно заржали, но по властному жесту стражи затопали прочь, забегая вперёд и семеня вослед вельможе.

Я огляделся: в клетках кто только не сидит! Звероватые варвары с границы пустынь, одеты в лохматые белые шкуры горных троллей. В соседней клетке тролли из тех самых, горных, чешут космы, смотрят сперва недоуменно, затем с яростью на одежды варваров. В иных клетках великаны, просто разбойники, даже черноволосая гарпия, прячет острые груди под драными маховыми перьями рук. Клетку рядом полностью занимает стоведёрная бочка, над краем на миг показалось смазливое личико ихтиона. Существо выпрыгнуло из воды, делая сальто назад, и по колыханию холмиков понятно, что никакой это не ихтион, а целая ихтионка. Чешуйчатая нога плямкнула по воде, радуга брызг окатила песок, набухли мокрым горошины. Пахнет тиной и селёдкой.

– Эй! В бочке! Что они хотят поделать с ихтионом, будешь плеваться на арене?

Личико всплыло над дубовым краем вновь, внешние непрозрачные веки недоуменно похлопали – да-да, я здесь случайно.

– Виллейн! – прорезался тонкий крик, я пригляделся к дальней стороне. В крике редкая для мрачного подвала радость.

– Я знал, знал, ты нас не бросишь!!!

Эритор счастливо обернулся к Джетсету:

– Я говорил, что теперь скажешь?!

– Скажу, что мелкинд дурак, раз попался! – прокричал Джетсет в ответ, вставая. Подошёл к прутьям, машет приветливо – надо же! Плечо движется свободно.

– Сэр Джетсет, смотрю, вы поправились. От предков вам единственное осталось – здоровое тело. Заживает как на собаке!

Здесь, в подвале, принц и глазом не моргнул на «сэр».

– Да, мне повезло. А ты, колдун, как здесь очутился? По великой глупости, конечно?

– Скажу, что я во всём уступаю вам! – прокричал я.

Эритор весело скачет, как пёсик. Я повернулся спиной, пытаюсь сосредоточиться на странных пиларах.

Кристаллы фальшивка. Удалось понять сразу, светятся, да, но не в них основная магия. Спасибо Фитцу, учил на совесть, хоть и для своих нужд. Может, и правда в преемники готовил, а я напортачил? Мысли легко свернули на сладкое, представилось: сижу в величественном кресле, в центре моей – теперь моей – колдовской башни. Передо мной в ряд вытянулись Тевиэль с Гатареном, головы виновато опущены, эльф тычком понуждает подельника ступить вперёд, жестами и гримасами на лице показывает – это он виноват, как с ним намаялся уже! Стоит и Хольстер, в крупных ладонях какой-то пергамент, королевского размера печать придаёт официальный и тревожный вид. Хольстер, как всегда, вышел сухим из воды и вот уже служит новому хозяину. Аристократически морщит нос и избегает смотреть направо, оттуда тянет гнилью, там Роуди. Мясо ног изъедено местами до белого, жёлтые кости рук в маленьких дырочках, как иголками натыкали, обрывки жил тянутся к запястью. Пальцы неловко и слабо сжимают секиру, а в пустых провалах глаз сияние сапфира. Я вздрогнул, погнал дурное наваждение прочь.

Надо работать.

Вдруг вспомнились нудные занятия, когда Фитц раз за разом вбивал в упрямые головы азы магии, так, чтоб от зубов отлетало. А на вопросы ответствовал: научись сперва простому, покори малую вершину. Я злобствовал тогда, чуя – не доверяют, держат за дурачка и поодаль от действительно важных и сокровенных знаний. Но теперь почти благодарен, могу без толики собственной магии разобраться в сложных артефактах вроде колонн.

Сейчас как распутаю тут всё!

Рилайна, где же Рилайна? Объятия роскошных бёдер, чувственные губы. Брови, такие длинные, что как одна, передают изящным изгибом малейший оттенок чувств.

Пилары. Пора начинать разбираться.

Накручено, наверчено, запутаться проще, чем разобраться. Пилары разные, я чую сродство одного с троллями, другого с великанами. Досталась колонна и гарпии. Хм, значит, должна быть и на мелкинда! Я перепробовал все, но не откликнулась ни одна. Тьфу, неуважение, даже колонны особой не поставили! Тогда что не даёт выйти? Непонятно. Наверное, специализация не для оков, для чего-то иного. Встать бы да просто уйти из-под этих пиларов, ведь ничего не держит!

Я зевнул. Чего я хотел-то? А, ладно!

Монстры, люди и прочие существа затихли, по подвалу ползёт напряжённый страх. В тишине слышны крики сверху, буханье далёких барабанов. В конце коридора-пандуса открылись врата, со свежей струёй воздуха долетел рёв труб, но вопли зрителей громче. С боковых дверей, через одну привели и меня, хлынули отряды стражи в чёрном. Клетку с троллями открыли, важный на вид децимарий воздел амулет. Волны сияния пали зелёными мертвенными лучами, один обитатель клетки покорно протопал на выход, дальше по пандусу, остальные скулят, пришиблены магией. Давешний вельможа лениво идёт вдоль клеток, заключённые жмутся к дальним стенам, отводят взгляд. Прошёл и мимо меня, на ходу бросил:

– Нет, колдунишка, ты отправишься на закуску. Ну, может, не на самый десерт, но попозже, попозже!

Вельможа отвернулся к разбойникам. По жесту длани сорвались на бег два децимария.

– Этих!

Децимарии отворили клетку, пятеро разбойников покорно выходят гуськом. Шестой забился в угол, пополз на коленях, на вид – деревенский мужик средних лет, усы печально обвисли по уголкам губ.

– Нет, нет, умоляю, только не я!!! Я не с ними, меня случайно поймали, я не виноват! За что?!

Вельможа подскочил, раскраснелся, в глазах блеск.

– Дело твоё!

Вступил в камеру, дверь захлопнулась. Рука тянется к поясу, и я понял, зачем ему такой короткий клинок, почему столь потёрта рукоять. Я отвернулся, когда отчаянный крик разбойника захлебнулся, и песок уже не в силах впитать красную влагу, пускает тонкий ручей в коридор. Вельможа вывалился из камеры, сапоги оставляют чеканный кровавый след, зелёная кожа голенища в мелких брызгах.

– Эй ты! – окликнул я. – Я знаю, понял только теперь. Ты – один из Шести! Шестой, да? За какие провинности послали сюда, возиться со смертниками? А оно тебе и в ра-адость, да-а, упырь? – продолжил я, гнусно и приторно-сладко растягивая слова. – Рубить безнаказанно, не то что на арене, когда коленки дрожат и в штанах горячо от рыка могучего тролля! Сам-то как, только на безоружных молодец или рискнёшь, выйдешь супротив мага? Это тебе не девок в предместьях хватать!

– Я вскрою тебя как свинью! – закричал безымянный, как и все из Шестёрки, вельможа.

Я усмехаюсь. Обитатели подвала ожили, стучат по прутьям в едином ритме. «У-бей, у-бей, у-бей!», – слышится мне. Только кому желают победы, мне или Шестому, неясно.

– Виллейн! Убей его! – закричал Эритор. – А-вм-у-о!

Джетсет зажал мальчишке рот, но поздно! Шестой хищной птицей метнулся к камере, пятерня сграбастала мальца за шкирку. Децимарии суют копья сквозь решётку, отжимают Джетсета в угол. Один из этих стервятников, самый мелкий, звенит тяжёлой связкой в поисках ключа.

Эритор отчаянно забил ногами, но Шестой неумолимо тянет, за ними в песке рваный след каблуков. Бросил мальчишку у моих ног, оглянулся на децимариев.

– Этих двоих пускайте следующими. Никаких амулетов, никакой магии, посмотрим, на что сгодятся в обычном бою! – бросил вельможа, распорядитель Цирка Магикус. Обернулся ко мне: – Останешься в живых, так и быть, сразишься со мной! И помни, тебе оказана честь только потому, что доброволец! Впрочем, это не поможет. Ха-ха-ха-ха!

Вельможа не спеша удалился прочь. Я растормошил Эритора. Затравленный взгляд голубых глаз под копной светлых, сейчас припорошённых пылью, волос не оставляет сомнений – дело плохо. Эритор засыпал вопросами, с отчаянием и грубовато:

– Зачем пришёл? Знаю, спасать, но как? Неужели можно вырваться живыми? У тебя есть магия?

Я помедлил.

– Можно. Если пришёл добровольцем и победил. Другое дело, как заставить Шестёрку выполнить уговор. Для этого неплохо бы прикончить пару из них. Хотя бы одного.

– И чем поможет? Кто такая эта Шестёрка? – удивился Эритор.

– Горожане страстно их ненавидят, Шестёрку. Будут в восторге, прибей мы одного, а против воли толпы не попрёшь! По крайней мере, выберемся за пределы Цирка.

– А как же Джетсет?

Я скрипнул зубами.

– Пойми, я делаю что могу. Пусть Его Высочество сам о себе позаботится!

Джетсет наблюдает за нами, заметил, как мы дружно взглянули на него. Величественный кивок смотрится нелепо за прутьями.

Эритор не возразил сгоряча, задумался.

– Серьёзный парень растёшь! – заметил я. – Лишь бы не вынесли с арены этой ночью.