Снегач

ЕСЛИ БЫ НЕ УИЛФ, я бы пропал.

– Назад! – кричал он. – Назад к кораблю!

В его Шуме я видел лишь белизну, окутывавшую нас, густую пелену снега, пришедшего с началом кошмара и заполнившего собой и небо, и землю. Мне стыдно признаться, но я запаниковал, потому что, честно скажу, подумал, что снова слепну. А потом, глазами Уил фа, я увидел длинную красную полосу на снегу, слишком глубокую и широкую, чтобы тот, кто ее оставил, смог остаться в живых.

– Поймал, – сказал он, схватил меня за руку и потащил за собой.

Он тащил меня быстро, но его Шум был слишком спутанным, слишком неразборчивым, чтобы я мог легко следовать за ним. Я неловко упал, и меня наполовину завалило снегом.

Уилф снова потянул меня за собой:

– Нужно бежать, Ли. Прочь отсюда.

– Оставь меня. Помогай остальным. В такую погоду я только обуза.

– Не дождешься, Ли.

А потом снова раздался рев.

Чертова тварь пробежала кругом и вернулась обратно.

Уилф не сказал ни слова, просто взял меня под мышки, снова поднял на ноги и силой рванул за собой.

Я не различал почти ничего, только то, что видел Уилф: белый снег, много-много белого снега.

Рев снова взрезал воздух прямо за нашими спинами, на ужасной, невозможной высоте. В шуме твари не было ничего, кроме желания нас прикончить. Уилф утянул меня в сугроб – лучше укрытия было не найти.

Мы слышали громоподобный топот твари, несущейся на нас с невероятной скоростью.

Но она прошла мимо, и вдали мы услышали крик – человеческий крик.

Он резко оборвался.

– Нужно помочь им, – сказал я.

– Да, – отрезал Уилф, и я видел, как клубится его Шум.

Когда мы вышли с разведывательного корабля, стоял ясный день, и нам ничто не должно было угрожать. Мы увидели, что начинается буран, и решили вернуться, но тучи настигли нас прежде, чем мы успели собраться, и среди голых деревьев поднялся ураган.

Ураган, который принес с собой нечто.

У Фостер было с собой ружье, но она погибла первой. Кричала, а потом внезапно умолкла. Остальные побежали, пытаясь добраться до корабля, но метель усилилась, и все они ослепли так же, как и я.

По Шуму Уилфа я понял, что он думает об оружии, которым оснащен любой разведывательный корабль.

– Мы должны попытаться, – сказал я.

– Угу.

Он схватил меня за руку, и мы снова побежали, уворачиваясь от камней и вырванных с корнем деревьев.

Рев, казалось, окружил нас со всех сторон. Мы слышали крики остальных заблудившихся и мечущихся в панике среди метели. Я совсем потерял корабль, но Уилф наверняка знал, где он, – в его Шуме впереди нас виднелась его темная тень. У двери стоял человек. Миккельсен, оживленно машущий нам рукой.

– Скорей! – крикнул он.

– Оружие? – спросил Уилф, когда мы взбегали по небольшому трапу внутрь.

– Уже на взводе, – отозвалась из кабины Коллиер, размахивая руками над экранами, на которых остальные из нас, оставшиеся снаружи, отображались в инфракрасном спектре.

Уилф посмотрел на них, а я увидел их благодаря ему.

– Только двое? – спросил он.

– Фостер, Джанг и Стаббс мертвы, – неживым голосом сказала Коллиер, указывая пальцем на неподвижные, уже начинающие синеть в инфракрасном спектре тела на экранах.

На двух экранах по сторонам от главного бежали в противоположном направлении две фигуры. Компьютер опознал их: слева Фуку-нага, справа Джефферсон. Мы все наблюдали за тем, как огромная голубая тень в три раза выше Джефферсон поднялась за ее спиной из-под снега, подняла ее оранжевый силуэт в воздух и разорвала надвое.

– Господи боже, – проговорил Миккельсен.

– Привожу ракеты в боевую готовность, – сказала Коллиер, нажимая на кнопки.

– Что это за тварь? – спросил я.

– Где Доусон? – спросил Уилф, и я понял по его Шуму, что он внимательно изучает каждый экран. От нее не осталось ни следа. Ни от мертвой, ни от живой.

– Тварь гонится за Фукунагой, – прокричал Миккельсен.

Мы видели темно-голубую тень, нечеткую в инфракрасном спектре, словно бы она была так же холодна, как и все, что ее окружало. Она отвернулась от того места, где теперь лежал труп Джефферсон, и пересекла первый экран, затем второй. Фукунага – сильная и здоровая, но ей давно уже за шестьдесят. От чудовища ей не убежать.

– Ракеты к бою готовы, – сказала Коллиер, поднимая крышку, под которой находилась пусковая кнопка. – Произвожу захват цели.

– Стой! Там люди! – крикнул Уилф.

На обоих экранах из снега возникло множество маленьких фигур, оранжевых в инфракрасном спектре, но менее ярких, чем бегущая Фукунага. Пять, десять, двадцать. Целые ряды, появившиеся словно из ниоткуда. Среди них виднелся одинокий ярко-красный силуэт. Компьютер опознал его как Доусон.

– Спэки? – спросил Миккельсен.

– Не может быть. Нам сказали… – ответила Коллиер.

– Чудовище отступает, – сказал Уилф. – Уходит чудище.

Мы наблюдали за тем, как огромная голубая тень прекратила гнаться за Фукунагой и исчезла в лесу. Рев, доносившийся издали, постепенно затихал.

Мы тяжело дышали и ошарашенно смотрели друг на друга.

– Что произошло? – спросил я наконец.

– Не знаю, – сказал Уилф, повернувшись к трапу, ведущему наружу. В Шуме Миккельсена я увидел, что он нахмурился. – Но если есть ответы, я должен их получить.

В анклавах спэков, встреченных нами на пути, нас уверяли, что эта заснеженная земля за последними деревьями арктического леса должна быть пустынна. Дальше – только ледяная шапка, покрывавшая северный полюс планеты.

Суровый, непригодный для жизни последний фронтир.

Почему мы отправились туда?

А почему бы и нет?

Первая группа колонистов Нового Света так и не смогла исследовать его и держалась – из-за войны, потерь и собственной треклятой глупости – около единственной реки, протекавшей из заброшенного Прентисстауна на западе через Хейвен до столь же заброшенного Горизонта на восточном берегу океана.

Но разве вокруг все это время не простирался целый мир, населенный расой, с которой мы воевали не единожды, а дважды (вот она, треклятая глупость, о которой я говорил).

Я достаточно хорошо помню первую войну.

Вторую – намного лучше, чем мне самому того бы хотелось.

Но я научился. Мы все научились. Снова научились жить.

Научились принимать помощь тогда, когда она нам требовалась, а после окончания второй войны требовалась она нам почти всегда.

Еще мы научились жить с целой планетой спэков и друг с другом – новая волна поселенцев, проснувшись, обнаружила Шум и почти уничтоженную цивилизацию предшественников, обнаружила мир, который нужно было отстраивать заново. Но некоторые из нас, уже вышедшие в мир, проснулись и обнаружили самих себя. Оружие спэков ослепило меня после того, как я увидел, как от него же приняли смерть дорогие мне люди. Если война тяжела, а так было и будет всегда, то послевоенная жизнь ничуть не легче, разве что тяготы другие. Но мы делаем все, что можем. Я делаю все, что могу. Я вижу благодаря Шуму других, в основном Уилфа, но бывает, и спэков, которые помогают нам, и, когда я вижу их глазами, между нами иногда обнаруживается намного больше общего, чем мы оба могли бы подумать, и мне кажется, что все не так уж плохо и, возможно, есть еще надежда.

Иногда.

Но мы продолжаем отстраивать мир заново. Строим новые дома для новых людей, ремонтируем разрушенные для старых, и на этот раз у нас получается гораздо лучше, чем раньше.

Впрочем, без слова «иногда» опять не обойтись. Проблемы есть, но люди пытаются их решить, люди стараются. И все зависит от моих друзей. Моих друзей, пока еще не понимающих, сколько добра они принесли людям, потому что…

Впрочем, не важно. Прибыли новые корабли, проснулись новые поселенцы, и людей вокруг внезапно стало в пять раз больше, чем кому-либо доводилось видеть. Вы не поверите, какой стоял Шум. Мы с Уилфом изо всех сил старались помочь – захоронили нашу артиллерию в затопленной шахте, сколько я ни говорил, что ее надо просто уничтожить, расчищали обломки, сажали озимые, учили только что проснувшихся мужчин и мальчиков уживаться с Шумом.

Утомительная работа. Без передышки. Но это того стоило.

Когда кто-то из недавно проснувшихся поселенцев предложил организовать разведывательную экспедицию, я был обеими руками «за». Да и Уилф тоже, хотя жена его не особенно радовалась тому, что он отлучится на целых четыре недели.

Нас было десятеро. Я, Уилф, Коллиер, смотрительница одного из кораблей поселенцев, а теперь наш старший пилот, антрополог Миккельсен, мечтавший набраться знаний у спэков, которых мы должны были повстречать. Доусон, Стаббз, Джанг и Джефферсон – земледельцы и экологи, надеявшиеся найти какую-нибудь еду туземцев, которая могла бы оказаться нам полезной. А Фостер и Фукунага были, кажется, вроде нас с Уилфом – трудяги, которым требовалась передышка и которые просто хотели посмотреть, что творится вокруг. Нам повезло – новый Совет выбрал нас в исследовательский отряд, хотя признаюсь, мы с Уилфом к ним немного подмазались.

Прежде чем мы отправились в путь, один из моих друзей, прекративших войну, переговорил с лидером спэков (они зовут его Небом), и он проложил нам дорогу, разослав весть о том, чтобы нам помогали всюду, где сядет наш разведывательный корабль.

По-моему, это самое меньшее, что он мог сделать.

И мы отправились на самый крайний север. По горам и равнинам, по впадающим друг в друга озерам, которых никто, кроме нас, еще не видел, по лесам таким огромным, что конца им не было видно даже с высоты птичьего полета. Мы побывали в самых разных местах – повстречались со спэками всех мастей, повидали множество новых животных – и продолжали идти на север.

– Когда же мы остановимся? – спрашивали мы друг друга.

– Когда дойдем до конца, – отвечали мы.

– Вы в безопасности, – показал нам в своем Шуме вождь спэков. – Снегач ушел.

– Кто? – спросил Миккельсен.

Перед нами была целая толпа спэков, не меньше нескольких дюжин, и с ними Доусон и Фукунага, целые и невредимые.

Мы понятия не имели, откуда они могли взяться.

– Ты цела, Конни? – спросил Уилф Фукунагу.

Она зажала рот рукой, сдерживая слезы, но все же кивнула.

Уилф приобнял ее за плечи. Подошла До-усон и обняла их обоих.

Люди постоянно вот так и тянулись к Уилфу.

– Четыре трупа, – сказала Коллиер вождю спэков, ища виноватого. – Что случилось, черт возьми? Нам сказали…

– Мы сожалеем о ваших потерях, – показал вождь спэков, и, как ни странно, сразу стало ясно, что он не врет.

Их горе ощущалось так остро, что все мы умолкли. Казалось, каждый из них передавал свою печаль другому. А потом про изошла странная штука. В моем Шуме отражался Шум спэков, но я ничего подобного раньше не видел. В нем были неописуемые цвета, звуки и формы, которые казались чистым чувством, а я купался в нем, кувыркался…

А потом все умолкло.

Кругом стояла тишина. Коллиер, Фукунага и Доусон, три оставшиеся в живых женщины из шести, отправившихся в экспедицию, оша-рашенно смотрели на нас.

– Что это было? – спросила Фукунага.

Все замерли.

– Я чувствую себя… другим, – сказал Миккельсен, уставившись на свои руки, как будто их подменили.

– Не таким печальным, – сказал Уилф, который, судя по всему, был этим не очень доволен.

Но он был прав. Я тоже это чувствовал. Спэки как будто сняли ношу с моих плеч.

– Пойдемте, – сказал вождь спэков. – Уже смеркается. Погода меняется. Вам нужно где-то укрыться.

– Я бы, если честно, лучше переждала ночь в корабле, – сказала Коллиер.

– Мы должны пойти с ними, – сказал Уилф, и в его Шуме прозвучала странная нота любопытства.

И как обычно, слово Уилфа оказалось решающим.

Они вели нас сквозь снег.

Мы решили, что они поведут нас в лес, к спэковским хижинам, которые мы проглядели на радарах, потому что к северу от леса действительно ничего не было.

Это была последняя точка перед бесконечным снежным покрывалом, которое простиралось на сотни и сотни километров, огибая верхушку планеты с другой стороны. И мы совсем ничего не знали о нем: завалило ли снегом весь материк или, может быть, и океан тоже?

Но именно на север пошли спэки.

– Вы не поверите! Вы просто не поверите! – воскликнула Доусон, ее голос до сих пор звучал потрясенно.

И это все, чего мы смогли от нее добиться, прежде чем спэки позвали нас за собой, неспешно, так, словно совсем не нужно было бояться огромной твари, которая вышла из леса и перебила почти половину нашего отряда.

– Что это за тварь? – спросил я самку спэка около меня, но в ее Шуме виднелась лишь тень, исчезающая в лесу.

Она говорила мне, что бояться нечего.

И я снова ощутил, как страх отступает из моего Шума, почувствовал себя бесстрашным.

Уилф недоверчиво хмыкнул и больше ничего не сказал.

Они вели нас в пустоту, не обращая никакого внимания на падающий снег. Лишайник, обволакивающий их кожу, был гуще, чем у других спэков, которых я видел, но все равно гораздо тоньше, чем наша экипировка, не согревавшая меня даже сейчас.

– Люди не могут выжить в таких условиях. Мы не акклиматизировались, как вы, – попыталась объяснить им Коллиер.

Но вождь спэков просто показал:

– Мы на месте.

В боку сугроба, неотличимого от остальных, наметенных ветром, виднелось небольшое отверстие в форме двери. Спэки тут же побежали к нему и исчезли под снегом. Доусон молча последовала за ними.

Мы переглянулись.

Война закончилась. Мы заключили мир со спэками. Другие спэки сильно помогли нам в пути на север.

Но все-таки мы колебались.

На этот раз что-то явно было не так.

– Ну, давайте узнаем, что там, – сказал Уилф, повернувшись к Коллиер. – Только запомни, где выход.

Мы прошли внутрь следом за последним оставшимся спэком. Дверь вела в ледяной коридор, сиявший так, точно его подсвечивали изнутри.

Мы спустились. Даже когда мы, казалось бы, должны были достигнуть земли или камня, лежавших под снегом, стены оставались ледяными.

– Наверное, это замерзшее море, – сказал Миккельсен за спиной.

– Так близко к лесу? – спросила Фукунага, шедшая впереди Уилфа, следом за которым шел я.

– Мы многого не знаем об этой планете, – сказал Уилф, словно бы сам себе.

– И о тех, кто на ней живет, – сказала Коллиер, идущая впереди всех, и глазами Уилфа я увидел, что она наблюдала за спэком, который вел нас.

– Если бы они хотели причинить нам вред, мы бы уже поняли, – сказал я полушепотом.

– Знаю, – сказала Коллиер.

Но я снова услышал беспокойство в ее голосе. Я знал, что спэки тоже ее слышат, но им, очевидно, было все равно. Да и мне, признаться, тоже было все равно, хотя я сам до конца не понимал почему.

– О, глядите, – сказал Уилф, когда мы дошли до плоской части коридора.

Перед нами простирался большой зал, почти пещера, стены которого освещались тем загадочным светом, а пол был покрыт чем-то вроде шкур и густого лишайника. Посреди зала стоял огромный стол, за которым обедали и торговались, он был устлан мехами и ломился не только от еды, но и от товаров. От каждой из стен отходили коридоры, ведущие к ветвящимся ледяным пещерам.

Здесь и в остальных просторных залах были сотни и сотни спэков. Они радостно приветствовали нас.

Здесь царил такой покой, какого я больше нигде не ощущал.

Спэки покрыли стены слизью, которая еще сильнее понижала температуру льда, укрепляя его и не давая ему растаять. Судя по тому, что я видел в Шуме спэков, пещеры под снежной пустошью тянулись на добрую милю вглубь. Спэки охотились на поверхности в лесу, а за ним, там, где лед становился тоньше, делали огромные лунки для рыбалки. Свет, который мы видели, источали их выделения. И его было достаточно, чтобы даже в дальних пещерах выращивать разнообразные злаки, растущие сквозь лед, и разводить стада похожих на кроликов животных, которыми спэки питались.

Они кормили нас их мясом. Если честно, очень вкусным.

Все было прекрасно. Их Шум был блаженно безмятежен. Я чувствовал скорбь нашей группы по погибшим товарищам, но, по крайней мере, от меня, Уилфа и Миккельсена она отдалилась так, словно бы уже не могла нас отяготить.

Мне было так спокойно, что это чувство меня ничуть не смущало.

– Мы даже не знали, что вы здесь живете, – сказала Коллиер вождю, стараясь не обращать внимания на жалость, которую вызывали наши женщины у спэков, не понимавших, почему у них нет Шума. – Вы не отображались на наших радарах, и в других анклавах о вас ничего не говорили.

– Не вся Земля говорит одним голосом. Почти вся, но не совсем, – показал вождь спэков.

– Я не понимаю, – нахмурилась Коллиер.

– На меня не смотри, я тоже не понимаю, – сказал Уилф и снова откусил кусок мяса снежного кролика.

Вождь спэков помедлил, пытаясь найти нужные слова.

Стало ясно, что он не знал нашего языка и учился говорить на нем едва ли не прямо сейчас по нашему Шуму.

– Мы… – показал он и умолк, ища нужную фразу, – самодостаточны?

– Это я вижу, – сказал Миккельсен, снова окинув взглядом пещеру и спэков, занимавшихся своими повседневными делами.

Некоторые из них смотрели на нас с легким любопытством, но большинство просто невозмутимо перемещалось из зала в зал с чувством важности и спокойствия в каждом своем движении.

– Здесь все такие… – сказала Фукунага, тоже осматриваясь.

– Расслабленные? – спросила Коллиер.

– Умиротворенные, – сказала Фукунага.

– Это проблема? – спросил нас спэк. – Я чувствую беспокойство в ваших голосах. – Он посмотрел на Коллиер. – В голосах тех из вас, кто обладает голосом.

– У нас друзья погибли, – сказала Коллиер, вспылив. – Спасибо вам, конечно, что отогнали ту тварь, но хотелось бы разъяснить кое-что.

– И мне тоже, – сказал Уилф. – За жратву спасибо, но мне бы узнать, что это за чудище вышло из леса. И поскорее.

Вождю спэков впервые стало неуютно.

– Снегач, – показал он.

– Вот, значит, как, – сказал Уилф, отхлебнув напитка.

Спэк посмотрел на нас, и по Шуму я почувствовал, как наши посмотрели на него. Фу-кунага продрогла и загрустила, Доусон была травмирована произошедшим и успокаивала себя, напевая за едой песенку, Коллиер злилась все сильнее и требовала ответов.

Только невозмутимый Миккельсен ел с таким видом, будто только что на его глазах не умерли четверо товарищей. По лицу Уилфа ничего было не понять – по нему никогда ничего не понятно.

Но мы все были так же спокойны, как и окружающие нас спэки.

А потом их вождь открыл свой шум и принялся показывать нам снегача.

– Ты можешь в это поверить? – шепнул я Уилфу с одной из кроватей, расстеленных для нас спэками.

Буран снаружи усилился, и спэки предложили нам переждать его, оставшись на ночлег здесь. Нам выделили небольшую пещеру. Ее обогревала таинственная система спэков, правда, недостаточно хорошо, поэтому все равно мы оставались в перчатках.

– Даже не знаю, – беззаботно сказал Уилф, но по его Шуму я понял, что он обдумывает увиденное.

– Думаете, это возможно? – спросила Коллиер по другую сторону от меня.

– Мир большой, – заметил Уилф.

– Это уж точно, – отозвалась Коллиер.

Миккельсен мирно храпел в дальнем углу, Фукунага сидела чуть поодаль, спиной к нам, и молилась. Доусон напевала что-то себе под нос на кровати в другом углу. С тех пор как случилось то, что случилось, она с нами почти не говорила. Ее можно понять – Джанг был ее мужем, а теперь он лежал в снежной могиле в нескольких сотнях футов отсюда.

– Думаешь, они от нас что-то скрывают? – спросил я Коллиер.

В Шуме Уилфа я увидел, что она нахмурилась.

– Вы этого, кажется, не видите, потому что вам мешает ваш собственный Шум. Он не может видеть сам себя.

– Ты о чем?

– Не знаю, как это описать, но есть здесь какая-то пустота.

– Пустота? – хмыкнул Уилф.

– Вакуум. Отсутствие. Что-то было, а потом исчезло. – Она перекатилась на спину и теперь смотрела в потолок. – Эти спэки не похожи на тех, что я видела раньше, а ваш Шум теперь немного напоминает тот, что издают они.

– Гм… – задумчиво хмыкнул Уилф.

– Может быть, это как-то связано со снегачом? – спросил я.

Коллиер вздохнула:

– Не уверена, что меня это утешает.

Снегач, сказали нам спэки, чудовище, от которого они так и не сумели избавиться. Хищная тварь, каким-то образом научившаяся вынюхивать свою добычу по самому мрачному ее Шуму, по страху, злости и отчаянию. Короче говоря, именно по тому, что звучало громче всего, когда тварь гналась за жертвой. Чем больше боялась жертва, тем сильнее она светилась, превращаясь в маяк для снегача.

Местные спэки со временем научились не только скрываться от чудовища под снегом, но и изменять свой Шум. Именно поэтому у нас с Уилфом и Миккельсеном тогда вдруг улучшилось настроение, и мы перестали беспокоиться. Спэки научились очищать свой Шум от злости и страха, и их дом стал одним из самых мирных мест на этой Шумной планете.

– Но трое из четырех жертв чудовища – женщины, – сказала Коллиер вождю спэков. – У них вообще нет Шума.

И на нее, бесшумную, снова нахлынула волна жалости спэка.

– Я думаю, отсутствие Шума сбило снегача с толку, – показал вождь спэков. – Он всего лишь животное, а ваши тела явно теплее наших, их легче унюхать. Он почти наверняка не понимал, что вы за существа, и слышал только ваш крик и топот…

– А чего вы его до сих пор не убили? – спросил Уилф.

– Мы пытались, – показал вождь.

И больше ничего. Но страх мой все же настолько угас, что, когда Коллиер сказала: «Не очень-то хорошо у вас это выходит!», мне стало стыдно за ее грубость.

– Они просто привыкли к этому, вот и все. Ну да, бывает, что ж теперь! Так приучились сдерживать страх и злость, что теперь даже убить этого снегача не можете.

– Или, может быть, у него с ними симбиоз, – сказала Фукунага, повернувшись к нам.

– Прости, Конни, – извинился Уилф, решив, что мы помешали ее молитвам.

Она махнула рукой:

– Я уже закончила. Но Коллиер права. Они от нас что-то скрывают, и я думаю, что у них симбиоз. – Она печально посмотрела на нас в тусклом свете. – Есть причина, по которой они живут так мирно, и наверняка покой обеспечивает им чудовище.

Мы умолкли, а потом Коллиер наконец сказала:

– Ты имеешь в виду…

Но она не договорила.

– Что? Что ты имеешь в виду? – спросил я с нетерпением.

– Не может быть, чтобы спэки и правда были такими благостными, – сказала Фукуна-га. – А этой твари нужно чем-то питаться.

– Ты же не имеешь в виду, что они приносят ей жертвы, а? – спросил Уилф.

Я попытался задуматься об этом, но мой Шум всякий раз забивался. Что-то твердило мне: все хорошо, все хорошо. В этом было какое-то странное противоречие. Это было приятно, но мешало думать и раздражало.

– Мы не видели в их Шуме никакой угрозы, – сказал я. – Ничего. Нельзя их просто так обвинять.

– Я и не обвиняю, – сказала Фукунага. – Да и угрозы в их Шуме и не почувствовалось бы, разве нет? Они бы опечалились, но потом позабыли бы о своей печали.

– Но спэки не такие, – настаивал я. – Они нам помогают. Небо сказал им…

– Эти спэки не связаны с Небом, – сказала Коллиер. – Они самодостаточные, помнишь?

– И если это правда, наверняка на то есть причина, – сказала Фукунага. – Может быть, остальные спэки сторонятся их.

– Возможно, они отрезаны от остальных, – сказала Коллиер.

– Вы все это выдумываете на пустом месте, – сказал я. – Да, случилось страшное, но нельзя из-за этого…

– Они врут нам, – сказала Доусон из угла, развернулась обратно к стене и продолжила напевать.

– Я думаю, она права, – сказала Коллиер. – Пустоты в вашем Шуме, то, как они постоянно блокируют все негативное. Они явно хотят что-то от нас утаить.

– Но они не приносили жертв, – сказал я. – Они нас спасли, помните?

– Да, – медленно сказал Уилф, а потом повторил: – Да, это правда. – Он обхватил себя руками. – Но мне не нравится, когда у меня без спроса забирают Шум. – Он посмотрел сначала на Коллиер, а потом на Фукунагу: – Уходим?

– Как можно скорее, – сказала Коллиер, и Фукунага кивнула.

– Должен сказать, никогда еще так сладко не спал, – сказал на следующее утро Миккельсен и ухмыльнулся. – А ведь я однажды проспал шестьдесят семь лет!

Он был единственным из нас, кто спал. Остальные, за исключением Доусон, все еще надоедливо бормотавшей в углу, проговорили всю ночь, так и не придя к какому-то выводу. Парадоксально, но, хотя поводов доверять спэкам после того, как они меня ослепили, у меня вовсе не должно было остаться, я защищал их сильнее всего. Я понимал, что здесь что-то не так, но этот анклав наверняка не был связан с голосом остальных спэков по какой-то другой причине. Может быть, из-за расстояния, может, из-за погоды, а может, из-за их образа жизни.

Ответа ни у кого не было, но все сошлись на том, что мы скоро уйдем.

Все, кроме Миккельсена.

– К чему такая спешка? – спросил он. – Спэки – интересный народ. – Он сел в кровати. – Я бы хотел остаться.

– Остаться? – подозрительно переспросила Коллиер. По Шуму Миккельсена было ясно, что он собирался не задержаться ненадолго, а…

– У нас ведь исследовательская миссия, так? – сказал он. – Этим и занимаются исследователи. Встречаются с новыми племенами. Находят общий язык.

– Но здесь что-то нечисто, – сказал Уилф.

– А ты не обращаешь на это внимания, потому что тебе хорошо, – сказала Фукунага Миккельсену.

– Я взрослый человек, Конни, – сказал Миккельсен, нахмурившись. – Могу принимать решения самостоятельно.

– Решения, к которым тебя подтолкнул стерилизованный Шум, – сказала Коллиер.

– Это лучше, чем решения, к которым тебя подталкивает страх, – парировал Мик-кельсен.

– Буран утих, – показал нам голос в дверях. Вождь спэков. – Утро ясное.

И я снова почувствовал, как мой Шум стал тише и теплее. Я больше ни о чем не беспокоился. Не хотел ни с кем спорить. По правде говоря, я прекрасно понимал, почему Миккельсен хотел остаться. Какая прекрас ная идея. Это племя, это чудесное племя…

– Нам нужно возвращаться на корабль, – твердо сказала Коллиер.

Я удивленно развернулся, словно кто-то облил меня ледяной водой. Даже Уилф, судя по Шуму, был удивлен. Коллиер и Фукунага настороженно смотрели на нас. Спэки, судя по всему, не могли избавить от страха тех, кто был лишен Шума.

И именно это спасло нам жизни.

– Я провожу вас, – показал нам спэк.

Они не собирались отпускать нас, не накормив прежде до отвала.

– Откармливают нас, чтобы умилостивить своего бога, – пробормотала Коллиер.

– Оскорбительная ксенофобская чепуха, – сказал Миккельсен так весело, что можно было решить, что он сошел с ума.

Я не знал, что и думать. И Уилф тоже. И от этого я, да и, наверное, Фукунага и Коллиер тоже нервничали еще сильнее. Доусон следовала за нами, бормоча себе под нос.

Вождь спэков провожал нас, а из-за наших спин раздавались теплые прощания остальных. Когда мы добрались до выхода, вождь нажал на ледяную плиту, которая отошла в сторону, словно дверь.

Яркое солнце, отражавшееся от бесконечного белого горизонта, едва не ослепило нас. Все сразу же надели солнечные очки, и их Шум оградил и меня от солнца. Кругом было бело, но вдали виднелась линия леса. Где-то в лесу остался наш корабль.

Наш путь домой. Мы вернемся домой с четырьмя трупами, которые еще предстояло забрать, и этому был не рад даже беспечный Миккельсен.

– Мы сами доберемся, – сказала Коллиер вождю спэков, беззлобно, но не допуская возражений. – Спасибо вам за доброту.

– Но путь далек, вы легко можете потеряться, – удивленно показал спэк.

Коллиер подняла маленький планшет:

– Поисковое устройство. Мы пройдем прямо к кораблю.

– Все равно не понимаю, зачем нам уходить, – сказал Миккельсен, довольно жуя вяленое мясо, которое нам дали в дорогу.

– Я пойду с вами и буду вас охранять, – показал вождь спэков. – Снегач обычно не нападает в ясный день, но я смогу помочь вам успокоить ваши голоса…

– Мой голос вам не успокоить, – холодно сказала Коллиер. – И по правде говоря, я лучше рискну.

– Но…

– Они думают, что вы хотите принести нас в жертву или что-то вроде того, – сказал Миккельсен с полным ртом. – Хотя любой дурак поймет, что сегодня слишком погожий денек для подобного.

Спэк был шокирован:

– Вы правда думаете, что мы хотим совершить подобное?

Назвать воцарившуюся тишину неловкой означало не сказать о ней ничего.

– Как-то все тут у вас странно на нас действует, – наконец сказал Уилф. Он указал на Миккельсена: – Этот спокоен, как голубок, а эта, – он указал на Коллиер, – зла, как волчица. – Он нахмурился. – А ведь они вовсе не волчица с голубком.

– Мы нашли способ жить, – показал спэк, и Шум его вибрировал редким презрением, – способ, отточенный множеством поколений, способ, который позволяет нам довольствоваться жизнью, которой не знают в других отголосках.

– Конечно, ведь вы от него отделены, – сказала Коллиер, – будто хотите что-то скрыть.

Спэк напрягся:

– Мне жаль, нам жаль, что мы так подействовали на вас. Ваш народ незнаком нам, но мы узнаем в вас братьев, хотя половина из вас и нема.

– Я не немая, – огрызнулась Коллиер.

– А вы отвечаете нам на это злостью, подозрениями, обвинениями и неблагодарностью.

Он брал слова прямо из нашего Шума, и от этого они казались только точнее.

– Четверо членов нашего отряда мертвы, – сказала Фукунага тише, но по-своему так же твердо и настороженно, как Коллиер.

Доусон стояла вдали от нас, всматриваясь в горизонт, и никто не мог знать, что она там видела, а Миккельсен просто продолжал жевать, словно ребенок, уплетающий пудинг.

– Мы в этом не виноваты, – сказал спэк, – это вы виновны в том, что пришли на нашу территорию, не зная, какие опасности вас здесь ждут.

– О вас никто не слышал! – Коллиер едва не сорвалась на крик. – Никто не знал, что вы здесь живете! Это почему же?

– Думаю, я выслушал довольно…

– Скоро снег пойдет, – прошептала Доусон.

Мы все посмотрели в ее сторону. Небо к северу от нас, надо льдом, уже не было голубым. Так же, как и вчера, быстрее, чем могли бежать люди, надвигались тучи.

И тогда из леса вдали раздался рев.

– Ты вызвала его своей злостью, – показал спэк.

– Я? Он меня не слышит, забыли? – ответила Коллиер.

Но спэк уже не слушал ее. Он закрыл глаза и…

Снова возникло это чувство легкости. Даже страх, возникший, когда я услышал рев, исчез, как будто он не имел ни малейшего значения.

Я никогда в жизни не чувствовал большего покоя.

Коллиер ударила меня по лицу:

– Эй, проснись! Пошли! Возвращаемся внутрь!

Но вождь спэков стоял на входе в тоннель.

Загораживая нам путь.

– Вам здесь больше не рады. Я не стану рисковать анклавом, – показал он.

– Вы оставите нас здесь? – спросила Фуку-нага.

– Вы сами в этом виноваты, – показал спэк, и в его Шуме было столько печали, что мы замешкались, дав ему достаточно времени, чтобы закрыть проход.

– Нет! – крикнула Коллиер.

Она бросилась на ледяную плиту, но зацепиться было не за что, и оставалось только молотить ее кулаками, а с таким же успехом можно было молотить кулаками падающий снег.

Она обернулась и ошарашенно посмотрела на нас:

– Заперто! Они бросили нас здесь!

Миккельсен пожал плечами, его это, кажется, ничуть не волновало.

– Ну, сами виноваты.

В Шуме Уилфа, таком же нелепо спокойном, как мой, я видел, как Коллиер сжала кулаки, готовясь ударить нас, но ее остановил снова раздавшийся рев.

– Мы все странно себя ведем, – сказал Уилф. – Их Шум что-то сделал со мной, Ли и Миккельсеном, это точно, но похоже, что он и на тебя неладно действует.

Коллиер снова и снова сжимала кулаки, и я понял, что она сдерживает ярость, неуместную даже в нашем прискорбном положении.

– Нам всем нужно прочистить головы, – продолжил Уилф. – Вспомнить, кто мы такие.

Снова раздался рев. Мы ничего не видели – возможно, тварь затаилась среди деревьев, не желая выходить на открытое пространство.

– Уйти бы отсюда и никогда не возвращаться, – сказала Коллиер.

– Угу, – сказал Уилф.

– Мария, – сказала Фукунага, осторожно подойдя к Доусон и положив руку ей на плечо. – Нам нужно идти.

Доусон натянуто улыбнулась и сказала:

– Мы ведь сможем добраться до корабля, да?

– Да, – твердо сказала Коллиер. – Да, сможем.

– Не понимаю, чего все так расстроились, – сказал Миккельсен.

– Заткнись, а? – вспылила Коллиер.

Уилф взял меня за руку, приготовившись вести меня.

– Всем держаться вместе, – сказал он, глядя на лес, когда снова раздался рев. – Нам с чудищем бороться.

– Корабль там, – сказала Коллиер, указывая вправо. – Он в лесу. Чудовище может легко перерезать нам дорогу, если мы побежим, но это наш единственный шанс.

– Согласна, – сказала Фукунага.

– И я, – сказал я.

– Ага, – сказал Уилф, – побежали. Держитесь как можно ближе друг к другу.

Коллиер кивнула, посмотрев на Миккельсена:

– План так прост, что следовать ему смогут даже те, кто не вполне с нами.

Она взяла его за руку. Его это, кажется, слегка позабавило. Фукунага осторожно проделала то же самое с Доусон.

Вновь раздался рев, все еще из чащи леса, но уже ближе. С севера до сих пор дул ветер, нагоняя облака. Грозил скорой гибелью нашему маленькому отряду.

С одной стороны – снежный буран, с другой – чудовище.

Но тут Коллиер просто сказала:

– Бегите.

И мы побежали.

Пока мы неслись со всех ног, ветер заметно усилился. Шум Уилфа снова стал почти таким же, как раньше, и благодаря ему я чувствовал, что боюсь все сильнее и сильнее. Теперь мне уже не казалось, что все это происходит с кем-то другим. Доусон пригнула голову и бежала вместе с Фукунагой, не издавая ни звука, не жалуясь даже тогда, когда несколько раз упала на свежий, наметенный за ночь снег. Только Миккельсен, которого тянула за руку Коллиер, по-прежнему ничего не понимал. Все, что я сумел разобрать в его Шуме, – легкое недоумение по поводу того, почему ему приходится бежать, если ничего страшного не произошло.

Рев по-прежнему доносился из леса, словно чудовище знало, что мы приближаемся (думаю, и вправду знало), и просто ждало, когда мы пересечем границу леса или буран лишит нас сил, и тогда оно сможет выйти к нам первым.

– У нас нет оружия, – сказала Фукунага на бегу, и, хотя мы все знали об этом, в ее словах слышался вопрос.

– Нет, – ответил Уилф, помогая мне встать после того, как я споткнулся.

– До корабля двести метров, – крикнула Коллиер, бежавшая впереди. – Не останавливайтесь. Бегите изо всех сил.

Мы почти добежали до леса, ветер теперь дул так сильно, что, казалось, подталкивал нас к деревьям.

Снова раздался рев, так близко, что у меня заболели уши.

– Мы не добежим, – полушепотом сказала Доусон.

– Если мы разделимся, – сказал я, – кто-то должен будет добраться до корабля и…

– Вон оно! – прокричала Фукунага.

Стремительно, наверняка зная, что мы близко, тень, убившая Фостер, Джанга, Стаббса и Джефферсон, с шумом раздвинула в стороны два огромных дерева и встала перед нами.

И прежде, чем буран успел ослепить нас, прежде, чем нас накрыла лавина снега, мы успели ее увидеть.

– Боже мой! – сказала Коллиер, стоявшая рядом со мной.

Это было не косматое, когтистое и клыкастое чудище. Не местное подобие тигра, медведя или даже динозавра. Не сказочный дракон и даже не невероятная тварь из снега и льда, жаждущая растерзать на куски наши холодные тела.

В нем было пять метров роста.

Но когда-то оно явно было спэком.

Оно казалось старым. Его кожа трескалась и зарубцовывалась столько раз, что теперь он был похож скорее на шишковатый ствол старого дерева, чем на живое существо. Каждая часть его тела была нелепо выгнута и растянута, а голубовато-белая плоть колыхалась на каждом суставе огромного скелета, словно обладая собственным разумом. У него были высоко посаженные глаза спэка, зубастая пасть и хищный, вынюхивающий добычу нос.

Но ни его размер, ни сила, ни руки, способные нас растерзать, ни пасть, которой он мог нас перекусить, не пугали так, как пугал Шум, который мы услышали, когда снегач подошел близко.

Он гудел сильнее, чем Шум любого спэка, гораздо тише, но… беспощаднее. Шум этот словно бы не распространялся вокруг, а был направлен внутрь, так, что от него было не уйти. Тварь была прикована к собственному Шуму.

Спэки сказали нам, как она опасна.

Но они рассказали нам не все.

В Шуме твари клубилась такая лютая ярость, что сравнить ее можно было только с самым жутким безумием. Безумием, которое подменяло все чувства болью, а потому могло лишь вынуждать причинять боль. Не только мужчинам, чей Шум тварь слышала, но и женщинам, которых она просто чуяла носом, что, несомненно, злило ее еще больше, ведь они были избавлены от той боли, которая мучила его каждую секунду на протяжении многих лет, десятилетий или даже веков.

– Снегач, – прошептал Уилф, а мы стояли, онемев от ужаса и пытаясь осознать правду, которая теперь нам открылась. – Козел отпущения.

– Не может быть… – в ужасе сказала Фуку-нага. – Как они могли…

– Интересно! – сказал Миккельсен, делая шаг ему навстречу и глядя прямо в его ужасное лицо.

– Карл! – крикнула Коллиер, пытаясь удержать его, но Миккельсен оттолкнул ее и снова шагнул вперед.

– Мы должны его изучить. Я еще никогда не видел такого существа, – сказал он.

– Карл, отойди от него! – крикнул Уилф.

Сзади раздался тихий испуганный визг – Доусон оторвалась от Фукунаги и со всех ног бросилась к кораблю. Фукунага побежала за ней.

Уилф уже тянул меня прочь.

– Карл! – крикнул он. – Мэгги, если он не пойдет с нами, брось его!

Но мы видели, что Коллиер не знает, что ей делать дальше. Чудовище до сих пор не шевельнулось. Оно озадаченно смотрело на блаженного Миккельсена, который приближался к нему, размахивая руками.

– Нет, нет, – приговаривал Миккельсен. – Все хорошо. Хорошо. Все будет хорошо.

– Карл, что ты делаешь? – крикнула Коллиер.

Миккельсен обернулся к нам:

– Вы разве не видите, что он мучается?

– Карл… – сказал я.

– Смотрите, – сказал Уилф.

И теперь мы поняли, что имел в виду Уилф, когда сказал «козел отпущения». Миккельсен стоял перед монстром, ничуть не боясь. На его Шум сильнее всего повлиял загадочный процесс, который использовали в анклаве спэков, и мы видели, что этот процесс продолжает на него действовать.

Весь его страх, весь ужас, всю злость, все сожаление о том, что случилось с остальными членами нашего отряда, мы видели в его Шуме.

Все это выходило на поверхность.

Все это сливалось с Шумом, сковывающим чудовище.

И укрепляло его оковы.

Анклав спэков купил себе мир, гармонию и процветание.

Но за все, что куплено, кто-то должен расплачиваться.

Один спэк, избранный бог весть как, стал вместилищем всего ужаса спэков, всей их ярости, всей боли, всего страха. Все это они передали ему одному.

Превратив его в чудовище. Изуродовав его тело, раздув его до исполинских размеров, заставив его расти и расти на диете из боли и ярости.

Снегач. Их козел отпущения. Страдающий, чтобы страдать не пришлось им.

Но хуже всего то, в каком он оказался замешательстве. За его злостью скрывалось непонимание: как, почему, за что он вынужден так страдать?

Отчаяние, одиночество и смятение – он уже привык к ним, а теперь он принял на себя страх, который должен был чувствовать Миккельсен, стоявший перед ним.

– Карл, – снова сказала Коллиер.

Но было уже слишком поздно. Чудовище просто вытянуло свои огромные лапы и одним легким движением оторвало от тела Миккельсена голову, плечи и правую руку.

– Быстрее, – крикнула нам с Уилфом Коллиер, когда мы побежали.

Поток крови, хлынувший из тела Миккельсена, окатил нас густой волной, и моя рука выскальзывала из руки Уилфа, пока мы бежали среди деревьев. Злой буран уже нагнал нас, воздух был полон снега.

Задержавшись на мгновение, чтобы растерзать тело Миккельсена, чудовище теперь гналось за нами, проталкиваясь между деревьев и рыча от ярости, которая, казалось, сотрясала воздух. То, что опьянило Миккельсена, давно уже не действовало на нас с Уилфом.

Я чувствовал и свой страх, и ужас Уилфа.

– ВОН ТАМ! – крикнула Коллиер, и сквозь пелену снега мы различили тень корабля.

Огни не горели, и не было никаких следов Фукунаги и Доусон.

– Беги! – крикнул я Уилфу, почувствовав, что снова становлюсь для него обузой. – Беги без меня!

За спиной раздались громкий топот и хруст.

– Уилф! – крикнул я, когда над нашими головами, едва не задев, пролетел вырванный с корнем ствол дерева, отскочивший от камней и ударивший Уилфа…

Моя окровавленная рука выскользнула из его ладони, и я упал на спрессованный снег.

Уилф тоже упал, сильно ударившись о землю. Я ослеп. Уилф потерял сознание, и поблизости не было никого с Шумом. Я не видел ничего. Лишь ветер хлестал меня во мраке.

– Уилф? – сказал я. – Коллиер?

Я снова услышал рев чудовища, очень близко, и инстинктивно отполз к камням, на которых мы только что поскользнулись.

И тогда я понял, что вижу.

– Уилф? – сказал я снова.

Но это был не Уилф.

Я видел, как Уилф распластался на земле, недвижимо.

Видел его с высоты.

Он был всего лишь силуэтом внизу, точкой на ландшафте. Теперь, когда он лежал без сознания, Шум его был слишком слаб, чтобы его могли различить люди, но он все еще был там, все еще жил.

Его все еще нужно было уничтожить.

Я видел и свой собственный Шум, выплывающий из моего укрытия. Точка, с которой я смотрел, сдвинулась вперед, на камень, и я увидел самого себя. Чудовище глядело на меня, и мой страх взвивался к нему, питая его, заставляя его еще острее ощущать ярость, боль и одиночество.

И его глазами я увидел его отчаяние, увидел то, как его выбрали, как он противился, как его заставили.

Как его заставили.

Когда-то он был спэком, таким же, как и все остальные, у него были семья и любимая, но он лишился всего из-за ужасного жребия, и…

Когда он понял, что я вижу все это, то рассвирепел еще сильнее.

Его Шум покраснел от ярости.

Он протянул чудовищные когтистые лапы, чтобы разодрать меня на куски…

Воздух пронзил свист…

И в самый последний момент его разорвало ракетой, и я был готов поклясться, что услышал вопль облегчения.

– Это Доусон выстрелила, – негромко сказала Фукунага, заканчивая бинтовать рану Уилфа.

Он неплохо себя чувствовал, снова пришел в себя – я видел это, – разве что, как и я, был перепачкан внутренностями чудовища, град из которых обрушился на нас после взрыва ракеты.

– Оно убило моего мужа, – прошептала Доусон из угла комнаты, служившей нам лазаретом.

– Ты все сделала правильно, – ласково сказала ей Коллиер. – Оно могло убить и их тоже. Убить всех нас.

– Оно убило Генри, – повторила в ответ Доусон и отвернулась от нас.

– Думаю, разведывательная миссия окончена. Нужно возвращаться в Хейвен, – сказала Фукунага.

– Согласна, – сказала Коллиер.

– Угу, – сказал Уилф.

– Мы освободили его. Я почувствовал это, когда он умер. Мы избавили его от боли, – сказал я.

– Наверное, не стоит говорить об этом так громко, – сказала Коллиер, кивнув на Доусон.

– Он не виноват в том, что наделал, – прошептал я. – Они сковали его. Заставили его выносить все, что не хотели чувствовать сами.

– Наверное, поэтому они изолировали себя от остальных спэков, – сказала Коллиер.

– Или их изолировали. За такую-то жестокость, – сказала Фукунага, мотнув головой.

– Они идут, – сказала Доусон.

Она наблюдала за тем, что происходит снаружи при помощи мониторов. Буран усиливался, и в снежной пелене мы видели в инфракрасном свете силуэты дюжин, а может быть, и сотен спэков, приближавшихся к нам.

– Не думаю, что они захотят нас поблагодарить, – сказала Коллиер.

– Мы вернули им ярость, – ответила Фукунага.

– Пора нам сматываться, пока они не получили возможность ее проявить, – сказал Уилф.

Коллиер кивнула и вышла из лазарета. Через минуту мы уже слышали, как заводятся двигатели.

– Ветер жуткий, – предупредила она нас по громкой связи. – Пристегнитесь покрепче – нас ждет хорошая болтанка.

Она не шутила. Мы взлетали, корабль мотало и трясло. Инфракрасные силуэты спэков наблюдали за тем, как мы улетаем. Корабль снова тряхнуло, когда они выстрелили в нас из своего кислотного оружия.

– Уже через пару секунд мы будем вне досягаемости, – сказала Коллиер по громкой связи.

Спэки на мониторах становились все меньше и меньше, и еще через несколько секунд корабль перестало трясти – мы преодолели слой облаков и вышли в безмолвный мрак над ним.

Вот так просто мы ускользнули. Оставили столько всего позади. И теперь мы в безопасности. Мне даже показалось, что мы сжульничали.

– Они скоро другого найдут, – сказал Уилф, потирая голову. – Снова вытворят то же самое.

– Миккельсен, – тихо сказала Фукунага, – Фостер, Джефферсон, Джанг, Стаббс.

Она прикрыла рот рукой – снова подступили слезы.

– Мы должны сказать Небу, – сказал я.

Он должен знать о них. Никто из встреченных нами спэков не знал. Он бы этого не допустил.

– Уже сделано, – сказала Коллиер по громкой связи. – Я передала рапорт во время полета. Наши семьи тоже должны знать об этом.

После этого мы сидели в тишине. Я чувствовал потрясение и скорбь Уилфа, а с остальными и чувствовать ничего не надо было: Фукунага расплакалась, а Доусон до сих пор была ошарашена.

Выпустив ракету она не смогла возместить себе потерю мужа.

Но месть – всегда плохая компенсация, не так ли?

Потому что у всего, что ты покупаешь, есть цена, которую кто-то где-то должен заплатить.

Я подумал о своих друзьях дома. Подумал о мире, который они купили.

И о цене, которую за него заплатили.

Мы летели на полной скорости, без остановок, до дома еще было несколько дней пути. Никто ни с кем особо не разговаривал. Мы с Уилфом отмылись, а потом Фукунага и я молча приготовили обед. Мы с Уилфом как раз его доедали, когда Коллиер сказала по громкой связи:

– Тебе сообщение, Ли. И Уилфу тоже. Я передам его в лазарет.

– Спасибо, – сказал я и воспользовался Шумом Уилфа, чтобы подойти к экрану, нажать на нужные кнопки и принять сообщение.

На экране возникло знакомое лицо.

– Ли, – нежно сказала Виола, и ее лицо покраснело, а к глазам подступили слезы. – Я только что узнала.

– С нами все хорошо, – первое, что я сказал. – Много людей погибло, но мы с Уилфом целы.

– Хильди, – поприветствовал Уилф Виолу прозвищем, происхождение которого никто из них так и не объяснил.

Она вытерла слезы со щек:

– Мне так вас жаль, ребята. Брэдли говорил с некоторыми семьями… – Она посмотрела на Уилфа. – Джейн свяжется с вами сразу после того, как я договорю.

Уилф любовно усмехнулся.

– Небо говорил, что шли слухи о снегаче, – негромко продолжила она, – но они думали, что он – выдумка, персонаж из сказок, которые спэки любят рассказывать на ночь своим детям. Он отправил спэков из ближайшего отряда туда, они заберут тела погибших членов вашего отряда и позаботятся о том, чтобы такое больше не повторилось.

– Хорошо, – сказал я, снова вспомнив Шум чудовища. Всю эту скорбь и безнадежность. Никто не должен чувствовать подобное.

После небольшой паузы Уилф наклонился к изображению Виолы на экране.

– Что случилось? – спросил он. – Есть что-то еще, да?

Она кивнула.

Снова потекли слезы, которые она не стала вытирать.

– Потому я и звоню, – начала она, но не смогла говорить дальше.

– Хильди, – сказал Уилф.

– Простите, – сказала она. – Вы столько всего пережили, сейчас совсем неподходящее время для таких новостей…

У меня замерло сердце.

Я знал, что она скажет. Она могла сказать только одно.

– Нет, – сказал я. – Не говори мне, что Тодд…

Она снова кивнула.

Но потом улыбнулась, и улыбка ее была светлой, как утренняя заря.

– Он проснулся, – сказала она, и из глаз ее по-прежнему текли слезы радости. – Ли, Уилф. Он проснулся…