Утром 25 декабря, в день Рождества, я проснулась со страшной болью. О подарках никто даже не вспомнил, потому что мы помчались в больницу. У меня взяли кучу анализов и отправили в палату. Количество тромбоцитов в моей крови составляло 3300, а у здорового человека их должно быть более 150 000.

Через несколько дней мне сообщили диагноз – лейкемия. Точнее: острый недифференцированный лимфобластный лейкоз с филадельфийской хромосомой. Заболевание в такой форме развивается очень быстро, поэтому лечить меня надо было как можно скорее. Я не могла понять, как боли в спине и груди превратились в рак.

Мне назначили трансплантацию и перевели в больницу в другом городе, где делали такие операции.

До этого я ни одной ночи не провела вдали от моего шестилетнего сына. Как я сообщу ему, что мне придется, вполне возможно, лежать в больнице несколько месяцев? Как скажу, что его мама может вообще никогда не вернуться из больницы? Какими словами это можно объяснить своему ребенку? Да и самой себе?

Была зима, самый разгар эпидемии гриппа, поэтому сыну запретили навещать меня. Муж не мог долго со мной оставаться – ему надо было ехать домой и заниматься ребенком. Я лежала и тупо смотрела повторы телепередач, с грустью думая о том, что, быть может, мне не придется увидеть, как мой сын вырастет. В то время именно это печалило меня больше всего на свете.

Мне всегда нравилось читать и писать, но я принимала разные препараты, из-за которых совершенно не могла сконцентрироваться. Я была в отчаянии. Я потеряла не только здоровье и семью, но и способность думать. Господи, что еще у меня могут отнять?!

Если бы мне делали только химиотерапию, то мои шансы выжить составили бы двадцать процентов. Пересадка костного мозга увеличивала шансы на выживание до тридцати и даже пятидесяти процентов. Впрочем, в этом случае оставалась двадцатипроцентная вероятность, что трансплантированный костный мозг не приживется и я все равно умру. Я считала себя заложником этих цифр, в которых воплощалась грозящая мне опасность.

В больнице могли сделать операции по трансплантации костного мозга только в том случае, если моя медицинская страховка покрывала эти расходы. В одной новостной телепрограмме рассказывали о человеке, у которого была государственная страховка, но страховая компания отказала в оплате операции, и он умер. Этот сюжет я увидела как раз в тот момент, когда ждала ответа от своей страховой компании.

Если бы я продала все, чем владела, – свой дом, машину и даже одежду, мне бы все равно не хватило денег на операцию. К счастью, у мужа на работе предоставляли медицинскую страховку на членов семьи. В свое время я выбрала самый дорогой вариант – как выяснилось, он покрывал расходы на операцию.

Теперь мне надо было найти донора.

Моя сестра сдала анализ, но результаты показали, что она не может быть донором. Наш брат исчез с горизонта сразу после того, как наша мать умерла от рака яичников, и мы ничего о нем не знали больше десяти лет. Но моя племянница нашла его в Интернете, и он прилетел из Вашингтона. Мало того, он предложил переехать ко мне, чтобы ухаживать за мной после операции.

Получилось, что моя болезнь вернула нам брата!

Я была очень рада его снова увидеть. Но выяснилось, что и он не сможет стать моим донором. Значит, мне нужен был анонимный донор.

Мои родители принадлежали к разным расам, и таким людям, как я, сложнее всего найти донора. Иногда им это не удается, и они, увы, умирают. Так что я начала готовиться к смерти.

В полном отчаянии я однажды спросила своего онколога, есть ли у меня надежда на выздоровление.

– Надежда есть всегда, – ответил он.

И он оказался прав. Мне нашли донора.

До трансплантации надо было пройти химиотерапию. Мне кололи препарат прямо в позвоночник. Мне сделали биопсию, воткнув огромную иголку в позвонок, чтобы достать изнутри немного спинного мозга на анализ. Вы, вероятно, никогда не задумывались о том, что кость нельзя анестезировать или «заморозить». Боль была страшной. Бывали моменты, когда мне казалось, что я не выдержу. Но я выдержала.

Пережить все это мне помогли смешные и грустные видеоблоги, которые я размещала в Сети. Незнакомые люди оставляли комментарии о том, что эти видео их вдохновляют.

Однажды утром я проснулась, подняла голову, и большая часть волос осталась на подушке. Я написала хайку и запостила его вместе с картинкой, на которой я лежала лысая и с улыбкой до ушей. Потом я попросила сына разрисовать мне голову фломастерами, чтобы он не боялся моего нового облика.

У меня была ремиссия, и костный мозг мне ввели путем простого переливания крови, или трансфузии. Было очень больно, мне сделали капельницу с морфином, и я не могла есть. После трансфузии случились осложнения, поэтому я провела в больнице еще сорок четыре дня.

Это был, пожалуй, один из самых сложных периодов моей жизни. Мне тогда надо было просто выжить, и я боролась. Каждое утро я, как могла, делала гимнастику. Я представляла себе, как мой сын оканчивает школу. Если бы можно было выжить на одной силе воли, я бы точно это сделала.

За время пребывания в больнице я потеряла массу сил. Мне было трудно пройти по комнате. Однажды у меня внезапно отказали ноги. Я стояла в дверном проеме и упала так, что перегородила дорогу и никто не мог подойти ко мне. Мне пришлось отползать в сторону, чтобы люди смогли помочь.

Перед самой операцией у меня три часа непрерывно шла кровь из носа. Было странное ощущение, что мускулы лица перестали мне подчиняться. Я посмотрела на себя в зеркало – в ноздрях марлевые тампоны, на руках ссадины от того, что в крови у меня слишком мало тромбоцитов, синяки под глазами. Медсестра спросила, что со мной. Я ответила: «Первое правило „Борцовского клуба“…», и рассмеялась.

Это было на самом деле довольно мрачно и страшно, но я старалась воспринимать все происходящее с улыбкой, молитвой и слезами. Мой муж помогал мне принимать душ, и я шутила, что мы вместе не мылись в душе со времен нашего медового месяца. Я научилась ходить по стеночке или за что-нибудь держаться, чтобы не падать. Но когда я все-таки падала и сын помогал мне подняться, я называла его героем и замечала, что он ужасно рад этой похвале.

Я начала ходить, с каждым днем все дальше и дальше. Мой организм креп, и сил становилось все больше.

Вскоре после того как меня выписали, скоропостижно скончался мой отец. Его смерть стала для меня страшным ударом. Я плохо себя чувствовала и поэтому несколько месяцев с ним не виделась. Я понимала, что слезами горю не поможешь и душевные страдания никак не будут способствовать моему собственному выздоровлению. Поэтому я решила вспоминать, как мы в последний раз вместе праздновали Рождество. Я рада, что перед смертью отца успела сообщить ему по телефону, что трансплантация прошла успешно и я выздоравливаю.

Прошел год после того, как я легла в больницу. Снова наступило Рождество. Пора было переходить от выживания к нормальной человеческой жизни. Я твердо решила не думать о боли и сложностях, а благодарить судьбу за то, в чем мне так несказанно повезло, – за поддержку близких и друзей, за возвращение моего «блудного» брата и щедрость незнакомца, который стал моим донором и подарил мне жизнь.

Прошло три года. Мы экономим деньги, чтобы съездить в Disney World. Мой сын в восторге от нашего путешествия в Гранд-Каньон. Я закончила писать свой второй роман и тесно сотрудничаю с организацией Be The Match. Теперь я перестала воспринимать Рождество как трагическое время моей болезни. Я выдержала, преодолела трудности, которые выпали на мою долю, и считаю себя совершенно счастливой.