День третий
Слова, о которых мы сожалеем
Я, конечно же, успокоился. Немножко.
Утро вечера мудренее, даже когда все время светло, как днем, и никто не спит. В действительности дело тут не в утре и не в вечере, а во времени вообще — это оно делает нас «мудренее». У меня было много часов, чтобы поразмыслить, и я решил все же остаться и пройти весь путь до конца. Относительно Второй Власти своего мнения я не изменил: нет значит нет; но это же не означает, что я лишаюсь права на Третью! Так что я решил подождать месяц, красный шарик не использовать, зато потом я узнаю, что это за Третья и последняя Власть! И вот ею-то, думаю, я и воспользуюсь…
Я же знаю Бога — а Бог знает, что я его знаю, — а потому я убежден, что лучшую власть он прибережет на самый конец. Это такой трюк, как в американском кино.
The big power.
И уж тут-то я своего не упущу.
Потому что, скажем честно, на данный момент результат не слишком утешительный. Власть Смотрителя — это замечательно, но все же это только поддержка. Ты как бы превращаешься в такой любящий костыль, в подпорку для того, кто тебе дорог. Про вторую вообще нечего распространяться: полная дрянь, несправедливая, необоснованная, просто возмутительная. А потому контраст в сравнении с последней властью будет только сильнее.
Скорее бы!
Ну, а пока — это ведь только мой третий день здесь; до конца лунного цикла мне остается еще двадцать восемь дней, а там я узнаю, что такое последняя ступень власти. Ох, чует мое сердце, что время будет тянуться долго, ох как долго! Не знаю, как остальные это выносят. Я вижу, как они бродят — в одиночестве, сидят — в одиночестве, разговаривают — в одиночестве; кстати, еще не известно: может, они тут все уже немного и того…
Единственное занятие, единственное развлечение — это смотреть вниз, что в большинстве своем и делают умершие. Тупо торчат над Рекой. Чего я делать не собираюсь — это не по мне.
Например, как раз сейчас меня хоронят, но я туда не пойду. Я же решил — еще вчера, хватит, я уже наплакался, так что — нет.
Может, кому-то это было бы и любопытно, только не мне.
Да и зачем мне это? Посмотреть, кто пришел? Узнать, много ли собралось народу? Все же похороны — это не конкурс популярности! Какая разница — десять человек пришло или тысяча, главное, что пришли те, кто тебя любит, или лучше сказать, — что те, кто пришел, тебя любят? Не знаю, наверно, и так, и так.
Конечно, десять человек — это был бы позор, последнее унижение. Но я уверен, что их гораздо больше.
А сколько?
Думаю, где-то между шестьюдесятью и восемьюдесятью. Да, их наверняка поразила моя смерть. Во всяком случае, я надеюсь на это…
Но, как я уже сказал, количество не главное — мы же не мисс какую-нибудь выбираем!
Ну, ладно, так и быть, спущусь, гляну одним глазком. Только сосчитаю присутствующих — и всё!
Сто двадцать четыре человека — неплохо! Все же у меня была тайная надежда, что будет больше сотни, — пари выиграно!
Сто двадцать четыре — мне кажется, можно сказать, что похороны удались на славу. Надо думать, что меня все же любили.
И еще одно пари я выиграл: я не был на собственных похоронах. Я явился к самому концу, чтобы успеть сосчитать присутствующих (дважды — чтоб без ошибок), и сразу вернулся наверх. Правда, мне не повезло, потому что в тот самый миг, когда я отправлялся обратно, я услышал громкое рыдание и понял, что это плачет мой бедный сын.
Его горе разорвало мне сердце, я вернулся наверх одинокий и печальный, и на меня напала жуткая тоска, несмотря на искреннее намерение больше не поддаваться этому. Бог попытался меня утешить — очень мило с его стороны, но я не уверен, что это возымело должный эффект.
— Знаешь, я тебя понимаю. Ты разочарован Смертью, и это нормально. Я догадываюсь, что ты предпочел бы оказаться в чудесном краю, где ты жил бы в домике среди облаков с Алисой и всеми теми, кого ты любишь, но Смерть — это другое. То, что я сейчас скажу, покажется тебе глупостью, но Смерть не создана для того, чтобы в ней жили. Понимаешь?
— Да…
— С другой стороны, поверь мне, тебе отведена очень важная роль. Роль всех умерших имеет существенное значение для того, чтобы мир, там, внизу, изменялся к лучшему. Чтобы он действительно изменялся.
— Но тогда отчего же ты не даешь нам настоящую власть? Потому что, уж поверь мне, тогда бы он точно изменился — быстро и хорошо! Почему ты так любишь сложности, тогда как все могло бы быть так просто?
— Именно потому, что это не просто!
— Но могло бы быть! Погоди, давай сделаем как в кино: передай мне на неделю все твои полномочия — увидишь, какую работу я тебе проверну!
— О, поверь, если бы я только мог, я бы точно передоверил свои полномочия! Ни о чем не думать хотя бы тысячную долю секунды — это все, о чем я прошу! Только чтобы узнать, как это бывает!
— Ну, в этом ты можешь винить только самого себя! Сидишь тут со своими убогими властишками: на вот тебе, понаблюдай-ка малость за своими, на вот тебе, подари любовь подонкам… Маловато будет, так не пойдет! Если человек такой тупой болван, измени его раз и навсегда, и все будут довольны!
— Мы уже сто раз об этом спорили…
— Именно, и наверно на то есть причина! Ты со своей свободной волей даешь нам одну свободу — быть несчастными!
— Болтаешь невесть что…
— Вовсе нет! Потому что, если я правильно понимаю, если бы мир изменился, это стало бы заметно! А мне, честно говоря, не кажется, что это наш случай! Стоит только посмотреть новости, да в ту же реку заглянуть, сразу становится понятно, что все на том же месте! Ничего не меняется!
— Напротив! Вещи меняются, но это длительный процесс, для этого требуются время и воля. Только не моя воля, а ваша, человеческая воля! Это ваш путь. Делайте правильный выбор, что на земле, что здесь, думайте, берите на себя ответственность!
— Да я-то беру на себя ответственность! И всегда брал, всю жизнь; и думаю, что мой выбор тоже был часто правильным, и я не один такой, нас миллиарды — тех, кто, как я, стараются быть как можно лучше, не делать зла, делать людей вокруг себя счастливыми. Однако достаточно одного мерзавца, чтобы все пошло прахом! За всю свою жизнь я не увидел ничего на земле, что стало бы лучше!
— Тогда, может быть, тебе отсюда удастся что-то изменить?
— Это с твоей второй властью? Даже не думай!
— Я считал тебя человеком доброй воли.
— Осторожно, не будем об этом, а то я выйду из себя!
— В этом тоже заключается моя роль: попытаться объяснить тебе, убедить тебя…
— Ты ни в чем не будешь меня убеждать! Если ты собираешься терзать меня целый месяц, чтобы все-таки воспользоваться этой властью, я охотно обойдусь без твоего общества.
— Не играй со мной в эти игры, ты же знаешь, что останешься в проигрыше!
— Да не играю я ни во что! И нечего мне проигрывать, разве что несколько недель твоих бесконечных уроков морали!
— Ты действительно этого хочешь? Чтобы я не разговаривал с тобой в течение месяца?
— Именно! Вернее, в течение ближайших двадцати восьми дней, раз уж ты так любишь точность…
— Отлично, твоя взяла! Увидимся через месяц!
— Супер, у меня будет отпуск!
И мсье Бог улетучился!
До чего он все-таки может иногда действовать на нервы! Зануда…
А все потому, что я с ним не соглашаюсь, с ума сойти!
Ну, ладно, к счастью, он такой же как я, никогда подолгу не дуется. Уж я-то его знаю.
Через день-другой — ну, ладно, максимум третий — вся эта история будет забыта.