Глава 8
Щекотливая ситуация
– Я ничего не слышал, – дрожа от холода или от страха, а может, от всего вместе, прошептал ефрейтор Каплин, опустив взгляд себе под ноги.
– Вот такая история! Вот такая история! – в какой уж раз громко повторяя одну и ту же фразу, хлопнул рукой по колену Васнецов. – Стеклов! А ты что-нибудь слышал? Ведь ты был совсем рядом с ними? Так?
Валентин встал и развел руками, пытаясь хоть что-то найти в свое оправдание, перебирая в памяти последние часы своего беспокойного сна. Сон свалил его далеко за полночь, когда Каплина в очередной раз сменял на посту ефрейтор Самид Сайдудулаев. Кроме них, Валентин провел смену еще одного поста, из взвода старшего лейтенанта Ивана Васнецова. «Меняю долговязого на долговязого, – почему-то подумал тогда про себя Валентин. – И со спины, если на них смотреть, прямо братья-близнецы. И по росту, и по походке, и смотрят на всех, как жирафы, молча и задумчиво».
Только сейчас и Стеклову было очень неуютно под взглядом старшего лейтенанта: предположительно, если верить медбрату, именно во время их дежурства произошло убийство четырех пленных и исчезновение одного, того самого рыжего мужика, которого Валентин, увидев, сразу же назвал про себя необычным душманом. Суть в том, что трупы убитых – у каждого была свернута шея – еще не успели закостенеть. Кузьма сменил своего «братца» в четыре часа утра, Костя Каплин в шесть часов утра сменил Николая.
– Ладно, иди на пост, – махнул рукой ефрейтору Каплину старший лейтенант. – И смотри, ясный день, внимательно, очень внимательно, вслушиваясь в каждый шорох. Ситуация неприятная. Твои предположения, лейтенант, – сел он рядом с Валентином.
– Я, товарищ старший лейтенант, спал рядом, – пожал тот плечами.
– Спрашивается, а я где был в этот момент, ясный день, а, Валентин?
– Точно! – толкнул Ивана в плечо Валентин. – А-то наезжаешь на всех, как будто тебя рядом с нами не было.
– Верно говоришь. Был, и так же, как и ты, сладко спал и ничего не слышал, как и часовые другого караульного поста, находившиеся в пятидесяти метрах от нас. Вот в этом, Валя, и вся закавыка. А она, как палка, имеет два конца. Похоже, кто-то из наших убил этих душманов, – громко вздохнул Васнецов. – И версия одна: у солдат нервы сильно расшатаны, ведь душманы убивают их товарищей. Вторая версия, это сделал тот рыжий. Он же исчез?
– Да, да.
– Тогда другой вопрос: а вот куда этот человек мог исчезнуть? Этот участок не имеет выходов. Это говорит о чем? Да о том, Валя, что мы плохо осмотрели этот участок, где-то есть секретная тропка или лесенка. И получается, этот душман был главным. А чтобы припрятать всю информацию о поставках оружия сюда, денег, может, еще чего-то, вырезал всех «язычков».
– Верно, – снова согласился с доводами старшего лейтенанта Стеклов.
– Тогда вот в чем вопрос, Валентин, – прищурившись, посмотрел на него Иван. – Будем ли мы, ясный день, доносить эту информацию своему начальству?
– Нужно.
– Зачем? За-аче-ем, Валя? Чтобы нас отправили на допросы к товарищам из особого отдела? Ты этого хочешь, ясный день?
– А по-другому разве обойдется? Вы ведь уже передали им вчера, что взят склад с оружием, деньгами, журналами, газетами. Теперь все это, товарищ старший лейтенант, находится под особым вниманием особистов.
– Ты прав, – хлопнул ладонью по колену Васнецов. – Но я же не сказал, сколько было «духов», так?
– Товарищ лейтенант! – окликнул Стеклова Сайдудулаев, поднимая что-то похожее на блокнот. – Я вот что нашел.
Это оказался именно блокнот, величиной в два спичечных коробка. Все листы его были замусолены, но карандашные иероглифы неплохо просматривались на фоне грязи.
– Что это, как ты думаешь? – ткнув в иероглифы пальцем, поинтересовался у Сайдудулаева старший лейтенант.
– Какие-то буквы и цифры.
– Цифры, ясный день, – присвистнул Васнецов. – А ну-ка, попытайся разобраться в них. Что здесь написано? – ткнул он в верхнюю строчку на первом листе блокнота.
– Вроде сегодняшний день, десятое июня.
– И что там дальше?
– Так сразу и не разберешься, товарищ старший лейтенант. Вот, буква, цифра, еще цифра и имя. Это, похоже, какие-то записи по оружию. Ну, если не ошибаюсь, эту строчку можно перевести так: бист, то есть двадцать патронов для бура, то есть винтовки, взял Абдулахад. Вроде так.
– Дальше читай! – поторопил Самида Васнецов.
– Здесь трудно понять. Ну, скорее всего, говорится о том, что стоимость одного патрона, не пойму, или всех, равна… что-то непонятно, скорее всего, пять долларов. Да, долларов, а мины – двадцать. А, понятно, это – противопехотная мина. И снова имя – Абдулахад. Видимо, именно этому «духу» проданы боеприпасы.
Следующее. Наср, это, вероятно, тоже имя. Так, ему выданы или проданы три гранаты по пятнадцать долларов, и ему же – гранатомет с двумя выстрелами…
– Казначейская книжка, ясный день! – взяв из рук Сайдудулаева блокнот и перелистывая его, сказал Васнецов. – Ясный день! Где она лежала, боец?
– Там, – указал рукой на скальный выступ Самид, – в щели между камнями.
– Да, – привстал старший лейтенант и почему-то шепотом добавил: – Сапера позови. Давай, давай, тебе говорю, ясный день, – посмотрел он на Сайдудулаева.
Валентин теперь не отводил взгляда со старшего лейтенанта, догадываясь о его решении: осмотреть тот выступ, где лежал блокнот. Может, действительно там была еще одна дверь в другую пещеру.
Прибежавший сержант Скрябин, держа в руках свернутый толстый канат с широкими лентами, отвлек Васнецова от изучения строения каменной стены.
– Где нашел, Витя? – спросил у него Иван.
– Там, где мы высадились. Вчера оттуда забирал пленных, и отвалился камень, а в нем вот она лежала, веревка, – тяжело дыша, ответил Скрябин. – Вот когда утром узнал, что пленных убили, вспомнил про нее и пошел посмотреть. Там, похоже, установлен какой-то механизм, чтобы опускать этот канат с грузом и поднимать груз сюда.
– Веревка слишком короткая, – заметил старший лейтенант.
– Так я кусок от нее отрезал, чтобы вам показать. А вон те широкие ленты, скорее всего, используются для обвязки опускаемого и поднимаемого груза.
– Ясный день, что для этого они и служат! Правильно мыслишь, сержант. А может, на дембель не пойдешь, останешься у меня сверхсрочником, а?
– Подумаю, товарищ командир, – заулыбался Скрябин.
– «Подумаю», ясный день. Думай, думай… Такие, как ты, в армии нужны, умные, – подбодрил его Васнецов. – А механизм, думаешь, там есть?
– Так высота скалы, на которой мы сейчас находимся, на глаз, метров сто. Там внизу такой широкий каменный выступ. До него метров… ну, сорок где-то.
– Выступ? – задумался старший лейтенант. – Что ж там за механизм такой, а? Не на руках же они поднимали тяжелые грузы, ясный день?
– Нужно все руками прощупать, товарищ старший лейтенант. Может, он и не там находится, этот механизм, а может, и там. Он, скорее всего, должен быть простым, ну, как у колодца, когда ручку крутишь, на бревно накручивается канат или цепочка, опускающая вниз привязанное к ней ведро.
– Ясный день, Витя, я тоже деревенский, с Рязанщины. Только вот в чем вопрос: какой толщины должен быть этот моток, на котором накручено сто или сорок метров каната, а? Не думал?
– Значит, там где-то есть пещерка или какая-нибудь выбоина. Ну, которая пониже находится! И спускаемый груз, когда поравняется с находящимися в ней людьми, они руками ловят и втягивают к себе вовнутрь, в пещеру.
– Это все слова-а, – сплюнул Васнецов. – Это все слова, ясный день.
– Товарищ старший лейтенант, – подбежал к Васнецову боец. – Вы вызывали сапера, я пришел.
– Пришел, – посмотрел на солдата командир. – Пришел, значит? Говоришь, год в Афгане служишь?
– Нет еще, – сконфуженно заулыбался боец, – но скоро будет.
– А-а, ну, надеюсь, опыт какой-то в своем деле имеешь. В Панджшере в первый раз?
– Второй уже.
– О-о, это круто, ясный день! Ты вот что, боец, посмотри здесь, на том камне, и вообще везде, похоже, ясный день, еще какой-то схрон есть. Наш боец нашел блокнотик душманский с разными записями, а они говорят, что этот блокнот именно отсюда. Понял? Там все написано с датами, вплоть до вчерашнего числа. И, скорее всего, пока мы здесь сладко несли караульную службу, «духи» вылезли из своей пещерки и убили землячков, чтобы те ничего лишнего не сболтнули. Понял, ясный день? Посмотри внимательно, боец, очень внимательно. А то сейчас откроют щелочку из какого-нибудь своего склепа и нас здесь по одному прикончат, а может, даже и всех сразу, ясный день! – В голосе старшего лейтенанта слышалось раздражение. – Это я тебе говорю. А я, все это вот здесь, – хлопнул он себя по груди, – чую!
– Понял!
– Давай, давай, боец, смотри! Иванцов! – позвал Васнецов солдата, чистившего тряпкой рацию. – Время, что ли, не видишь, чего спишь?
Он натянул на себя наушники и стал громко повторять в микрофон одну и ту же фразу:
– Рубин-двадцать-ноль второй, я – Рубин-ноль третий! Рубин двадцать-ноль второй, я – Рубин-ноль третий, ясный день! – Наконец в наушниках раздался хриплый грубоватый голос, и Васнецов продолжил: – Там у тебя тихо? Ноль третий, будь готов! Обнаружен склад, в любую минуту нас могут атаковать душманы. Не расслабляйся, займи оборону. – Сняв с головы наушники, он сказал радисту: – Соединяй с первой группой…
День тянулся медленно. Сапер так ничего и не нашел, кругом скальные камни без трещинок и щелок. Выходит, кто-то из своих солдат шеи им сломал, когда пленные спали, а одного – тихонечко, припугнув караульного. Может, отвлек его, камень бросил рядом и, пока тот искал причину, убитого душмана оттащил к краю скалы и сбросил. А других не успел, смена караула началась или еще что…
Так думал лейтенант и, скорее всего, старший лейтенант тоже. Его «сорванцы» здесь уже много помыкали своего горя, потеряли многих товарищей, вот потихоньку и разделались с душманами.
Один солдат, худощавый, невысокого роста, привлек к себе внимание Стеклова. Уж больно сильный. Ладонь – как камень, судя по мозолям на косточках пальцев, увлекается каким-то единоборством, скорее всего, карате…
Солдат под взглядами Стеклова чувствовал себя как-то неуютно. Это еще больше наводило на мысль, что он и есть тот «тихий» убийца пленных. Валентин стал расспрашивать о нем своих солдат, пулеметчика Каплина и переводчика Сайдудулаева. Но те делали вид, что удивлены такому предположению своего командира, и мотали головами, что такого не может быть.
А вот старший лейтенант почему-то согласился с этим. Это вполне может быть. Клинцов Сергей, так звали солдата, был гимнастом, перворазрядником, с детства занимался этим видом спорта и на турнике крутил такие сальто, что уму непостижимо, как он мог на трех пальцах удерживать свое тело, делая на брусьях «мельницу» в десять оборотов. Но с тем, что он занимался карате, Васнецов не согласился, уж больно для этого у Клинцова заторможены движения.
– Ты бы видел, какие у него бицепсы, маленькие, четко выраженные, как у скульптуры, ясный день, – высказался он. – Ничего не скажешь, гимнаст. А то, что мог свернуть шеи пленным, вполне согласен, хотя нет, он незлой. – Старший лейтенант задумался и продолжил: – У него в отделении за три месяца погибли три товарища, все бы сейчас готовились к осенней демобилизации, ясный день. Напоролись на мину, всех в клочья разнесло. Вот так, ясный день! Потом собирали их остатки по частям, даже когда укладывали их части тел в гробы, могли перепутать, чья нога, чья рука. – Иван стер с лица набежавшую слезу.
Валентин отвернулся, чтобы не смущать старшего лейтенанта: в такую ситуацию ему еще не приходилось попадать, а потом спросил:
– Теперь нас с тобой, Вань, затаскают на допросы по потере пленных?
– Вполне может быть. Перетрясут всех. Журналы-то посмотрел?
– Сделаны на высоком уровне, цветные. Почти на каждой странице – фотографии окровавленных военных и комсомольских билетов, наших убитых солдат, испуганных афганских детей, пленных солдат. Сайдудулаев перевел некоторые тексты… Такое впечатление, что это – заготовки, только изменены имена и фамилии. На боевые, когда идем, всем же, насколько знаю, запрещено носить с собой документы, а значит, военные и комсомольские билеты тоже. Так?
– Верно, – согласился с ним старший лейтенант. – Выходит, врут. Берут комсомольские билеты, печатают, потом их дырявят, обливают тушью, и… – Он вдруг замолчал.
– Пулями в сердца, – закончил за него Стеклов.
Солнце расплавилось, от его последних угольков шел еще яркий свет, а вот самого шара уже не было, спала и жара. Камни не были ни горячими, ни холодными, значит, температура здесь, на высоте, ниже, чем там, у подножия скал, градусов так… Валентин поежился и снова посмотрел на солнце, ища тот самый оставшийся последний уголек на вершине скалы…
– Ха-ха-ха! – рассмеялись невдалеке от него солдаты, о чем-то переговаривавшиеся между собой.
Стеклов глянул на них и подумал: «А где же Каплин и Сайдудулаев? Ни того, ни другого нет с ними рядом. Где же они?»
Хотел было привстать, но удержался – с той скалы, где они вчера убили душмана-пулеметчика и нашли на ее вершине хорошее «гнездышко» для часового, к ним быстро шел парень. Высокий, как Сайдудулаев. Это оказался действительно он, значит, Каплин сменил его на посту.
– Что, Самид, как дела? – встретили его солдаты.
– Та! – отмахнулся тот, подошел к Валентину и, приложив руку к каске, доложил: – Товарищ лейтенант, ефрейтор Сайдудулаев закончил нести караульную службу. За время несения службы движения душманов не обнаружил.
– Ты лучше про землетрясение расскажи, – послышался чей-то злорадный голос, и все дружно засмеялись.
– Ладно, Самид, перекуси и отдыхай, – улыбнулся лейтенант и поинтересовался: – Что там за землетрясение?
– Так, ничего, ну, что с них взять? – махнул рукой ефрейтор.
– Ладно, иди!
И Самид, недолго думая, пошел к солдатам и устроился среди них.
Слушая их пустые разговоры, шутки с легкими упреками, Валентин снова расслабился и почти задремал, но тут же встрепенулся – скоро смена постов, нельзя спать.
Зато Иван Васнецов сладко спал, свернувшись в клубочек. «Нужно посмотреть, жив ли? – подумал Стеклов. – А то мало ли, если на рассвете какая-то тень добралась до пленных и сломала им шейные позвонки, то и днем это сделать не так трудно: все отвлечены своими заботами». Он поднялся и приблизился к старшему лейтенанту. Оказывается, не так уж крепко спал Иван. Он мгновенно открыл глаза и, резко посмотрев на Валентина, спросил:
– Что там?
– Все нормально, Ваня, спи! – поднял ладонь вверх лейтенант.
– Разведи ребят, проконтролируй сержанта и не отпускай никуда радиста. Мало ли что? И Жженов что-то молчалив стал, посматривай за ним, не шпионит ли, ясный день. В пятнадцать ноль-ноль поднимешь меня, потом сам поспишь.
– Есть! – кивнул ему Стеклов.
И старший лейтенант, положив голову на свой бронежилет, снова задремал…
Валентин обернулся к солдатам. Некоторые уже крепко спали, и, чтобы никого не разбудить, он махнул Самиду подбородком, мол, нужно поговорить.
Ефрейтор быстро поднялся с места, и они отошли в сторону.
– Чего они тебя там достают? – спросил Стеклов.
– Да выдумали, что это я тех пленных на рассвете поубивал.
– А это не ты?
– Пусть Аллах меня накажет, если я вас обманываю!
– И все же, что за землетрясение было и когда?
– А что, не было его? – вопросительно посмотрел на лейтенанта Самид.
– Вроде нет, – мотнул тот головой.
– Значит, товарищ лейтенант, мне показалось. А то вдруг земля как задрожит, я поднялся, и все, больше ничего не помню.
Валентин вдруг обратил внимание на бордовое пятнышко под правым виском Сайдудулаева и спросил:
– Ударился головой?
– Я? Да нет вроде. – Сайдудулаев начал ощупывать голову и, добравшись до пятна, вскрикнул: – Ух ты! Как же я так?!
– А где ты спал, покажи, – попросил Стеклов.
– Да вон там, – показал пальцем под выпуклый серый камень Самид.
– Пойдем, покажешь. Автомат сними с предохранителя.
– Что, что? – тут же зашушукались проснувшиеся солдаты.
– Будьте готовы, – приказал им Валентин. – Может, под Сайдудулаевым было вовсе не землетрясение?
– Стой, стой! – вскочил и старший лейтенант. – Что за шум?
– Мой ефрейтор говорит, что утром было землетрясение.
– Глупости! – возмутился Васнецов. – Спал твой ефрейтор, ясный день!
– Он там спал, – показал Стеклов в сторону выпуклого камня. – А часовой говорит, что он якобы вылез из своего спального мешка и удушил всех пленных.
– Свиря! – посмотрел на одного из своих бойцов Иван. – Ты не гонишь, ясный день?
– Никак нет, товарищ старший лейтенант!
– Что ж ты до сих пор молчал? Готовьтесь, всем рассредоточиться вокруг этого места! Вот, дети, а! Сапер, сюда!
…Легонько простукивая камни штык-ножом, сапер резко поднял руку, требуя тишины. Пригнувшись и осматривая у себя под ногами плоскую часть камня, он сделал несколько шагов назад и сказал:
– Похоже, это – крышка, нужно ее как-то приподнять.
– Понял. Ты это и сделаешь. Немножко поднимешь ее, я туда брошу гранату, а ты тут же закроешь. Уяснил?
– Так точно! Бойцы, готовьтесь!
Валентин залег за камнями, выставив вперед ствол автомата, и приготовился к бою.
– Товарищ старший лейтенант, а может, просто «дымовуху» туда бросить, а то, как рванет, а там – мины, – заметил кто-то из бойцов.
– Если начнется стрельба, то твоя «дымовуха» им только на руку будет, – покачал головой Васнецов. – Хотя…
Когда вскрыли подвал, двое солдат, отодвинувших люк, сразу же прикрыли свои лица руками и как можно дальше отодвинулись от входа. Из подземелья шел смрадный запах сероводорода. Старший лейтенант, прикрыв ладонью нос, подошел к подземному входу и заглянул туда.
– Что там? – спросил у него Валентин.
– Трупы, трупы, трупы, – растирая глаза, громко прошептал тот. – Закройте! Фу-у-у, дышать невозможно!
– А может, там что-то, ну…
– Что «ну», лейтенант, а? – Глаза у Васнецова налились кровью. – Что?! Химоружие? Так лезь, вытаскивай трупы и ищи, ясный день, только противогаз не забудь. А я терять своих людей таким способом не намерен.
Стеклов, словно оплеванный, растерянно смотрел то на старшего лейтенанта, то на солдат.
– Чего смотришь? Полезешь туда? – снова «куснул» его Иван.
Валентин дрожащими руками расстегнул противогазную сумку, вытащил из нее маску и, подойдя к крышке, приказал:
– Ефрейтор, ко мне! Помоги сдвинуть камень!
Сайдудулаев ухватился за край камня. Запах, стоявший у этого места, вызывал рвоту, но лейтенант, задерживая дыхание, все-таки сумел сдвинуть с места крышку, заглянул внутрь и вдруг увидел смотрящие на него в испуге огромные глаза на посиневшем лице человека…
Сайдудулаев, ухватив лейтенанта за плечи, начал подальше оттаскивать его от ямы. Но этого Валентин уже не помнил. Когда он пришел в сознание, то сразу почувствовал жжение в горле, а глаза резало так, что он не мог даже приподнять веки, чтобы определить хотя бы, кто в данный момент находится с ним рядом.
Кто-то подсел к Стеклову и, громко сопя, спросил:
– Ну, как ты, Валя?
Судя по голосу, это был прапорщик Жженов.
– Ничего, – выдохнул из себя Стеклов. – Закрыли крышку?
– Ясный день, – ответил подошедший к нему Васнецов. – Если там находится большая концентрация сероводорода, то может и взрыв произойти. Для него воздух – это все равно что искра для бензина. Бух – и все, и окажемся мы с тобой, браток, размазанными по этим камням, как ясный день.
– Я как-то не подумал об этом, – пытался хоть как-то поддержать начатый разговор Валентин.
– А я с такой ситуацией уже сталкивался. На Чарикаре, когда проверяли кишлак, в одном из кяризов лежало несколько автоматов. Ясный день! Один из бойцов, увидев их, не спрашивая моего разрешения, полез за ними. Там и остался, не смогли спасти, задохнулся. Второго, которого на канатах спустили туда за ним, потом еле откачали. Так что, браток, прежде чем здесь что-то делать, напомню: сгоряча можно только свою задницу от пуль прятать и хвататься за все, что можно, если падаешь. Я думаю, этот урок тебе навсегда запомнится?
– Да, да, – снова вздохнул Валентин.
– Ладно, – похлопал его по плечу Васнецов, – приходи быстрее в себя. Чувствуется, ночью нам здесь без заварушки не обойтись или утром. А предчувствие, оно, брат, как ясный день…
…Шум чего-то пролетавшего над головой нарастал, потом – хлопок. Второй, третий. Вжимаясь в камни, Валентин пополз к каменной стене, но кто-то из солдат остановил его, прошептав:
– Товарищ лейтенант, не двигайтесь! Вы в «мертвой зоне» от осколков.
Стрельба из пулемета короткими и продолжительными очередями привлекла внимание Валентина. Похоже, это работа Кости Каплина.
Больше взрывов не было.
– Не успели прицелиться, – расслышал он слова солдата.
– Не понял, боец? – посмотрел в его сторону Стеклов.
– Ну, может, еще продолжат по нам кидать эти мины, товарищ лейтенант. Не знаю.
– И?!
– Я не знаю, товарищ лейтенант, но, судя по взрывам, они легли метрах в тридцати от нас, там, за скалой.
– А-а, понял. Стреляли по нам они неточно. А чтобы точно, нужно дать еще серию выстрелов, так? – почему-то спросил Валентин.
– Да, да, – заулыбался солдат.
И только сейчас Стеклов отметил, что к нему вернулось зрение, глаза больше не болят, хотя тереть их руками еще очень хочется, но медбрат запретил ему это делать.
– А что это у тебя? – ткнул он пальцем на винтовку, зажатую в руках бойца.
– Бур, – прошептал тот, – душманский. Я там его нашел. Смотрите, – развернув винтовку прикладом вперед, солдат указал на несколько рядов царапин. – Их сорок три, я посчитал. Каждая черточка – это, скорее всего, наш убитый солдат, а те полоски, что пошире, – офицер, их семь.
Валентин отстранился от солдата и посмотрел на сидевшего у рации Ивана Васнецова.
– Рубин-двадцать-ноль второй! Я – Рубин-ноль третий!.. – громко кричал в микрофон радист.
Когда ему ответили, старший лейтенант забрал у него наушники, надел их на себя и начал говорить:
– Я – Рубин-ноль третий! Кто стрелял из миномета, что видели? Так, так, так. Ясно. Мы уничтожили? О-о, ясный день! Отбой! Кажется, душманы зашевелились, – посмотрел он на своих бойцов. – Кто там из наших строчил по минометчику, а?
– Каплин, – ответил сержант.
– Лейтенант, да он у тебя снайпер! – подошел Васнецов к Валентину и пожал ему руку. – Благодарность объяви, а я представлю его к медали. Здесь нам одной мины хватило бы, чтобы на небеса всем отправиться. А он, выходит, их увидел вон на том склоне. Да вот, туда смотри, где штык скалы торчит. Вот, дураки, а! И спасибо, что они такие! Думали, мы не заметим их, а твой, вот, дал по ним, и весь расчет, трех душманов, положил. Как его, говоришь, фамилия? Каплин? Сержант, запиши: ефрейтор Каплин. А насчет этих убитых, я думаю, было так. Когда мы летели, они здесь принимали оружие снизу. Там мой боец проход обнаружил, по которому они пронесли сюда мины. А их казначей принимал все это и расплачивался за работу. Вот так, ясный день! Когда мы стали приближаться к ним на вертолетах, он их и затолкал в ту ямину и прикрыл, ясный день, сам тоже спрятался. А потом, под утро, дождавшись, когда мы будем крепко спать, этим шеи сломал, а тем бросил гранату через отверстие в яму. Я тоже хлопок слышал, ясный день!
– А как вы узнали про отверстие? – поинтересовался Валентин.
– Тряпка была в расщелине между камнями, присыпанная осколками от камней. Он вытащил эту тряпочку и скатил им гранату. Вот от нее чека. Не наша. Думал, мы ее за свою примем. А может, ему было все равно. Убрал лишние «языки», и проблема снята…
– А может, он – иностранец? – подумал вслух Валентин.
– О, а как ты догадался об этом?
– Ну, рыжий…
– А ты его видел? – напрягся Васнецов.
– Вчера, когда наши бойцы взяли в плен трех душманов, среди них был один рыжий, а потом среди убитых его не было. Скорее всего, он и есть тот убийца, который скрутил своим шеи, бросил гранату в подвал к этим и исчез.
– Может быть, и так, – согласился с Валентином старший лейтенант. Только теперь докажи особисту, что все это было именно так, а не ты сам убийца этих людей.
