Глава 7
Следующим утром я впервые проснулась сама, без понуканий. И с приятным удивлением обнаружила, что чувствую себя гораздо лучше, чем накануне. Надо же. Всего одна ночь без сновидений, а какой результат…
Шустро умывшись и собравшись, я даже завтрак проглотила с аппетитом. Более того, не наелась, впервые за несколько дней. И приятно удивилась во второй раз, когда, мимолетно подумав о добавке, тут же получила в свое распоряжение второй поднос. С горячей, еще дымящейся кашей, большим куском свежего хлеба и внушительной кружкой парного молока, приведшего меня в полный восторг.
В класс я на этот раз явилась первой и уже с порога вдруг обратила внимание на некоторые детали. В частности, на недавно вымытый пол. На витающий в воздухе аромат свежей хвои. Неровно расставленные в три одинаковых ряда парты числом аж в целых девять штук, при том что учеников было всего пятеро. На два узких зарешеченных окна, при беглом взгляде на которые удавалось рассмотреть лишь громаду соседнего корпуса и медленно кружащиеся в воздухе снежинки. Семь ассиметрично повешенных полок по правую руку от входа, где цвело и пахло зеленое изобилие… уделив им всего несколько секунд своего резко обострившегося внимания, я как-то неожиданно поняла, что в горшках ласковых рук садовника ожидали целых двадцать семь видов разнообразных растений. Причем ни одного из них я прежде не видела, а разницу уловила лишь по строению листьев и форме бутонов.
Озадачившись недавно сделанными открытиями, я в некоторой растерянности поправила неровно стоящий столик, чтобы он образовал идеальную прямую с остальным рядом, и села, чувствуя себя так, будто зашла сюда в первый раз.
Все в этом классе казалось знакомым и незнакомым одновременно. Я все это раньше уже видела, но почему-то не замечала мелочей. Вот и сейчас вдруг обнаружила, что из всех парт моя была самая новая. Та, что стояла между мной и столиком лорда Риера, напротив, выглядела потертой, а на ее столешнице, в углу, куда особо не смотрят, чья-то дерзкая рука нацарапала слово «дурак», правда позабыв указать, к кому именно это относится. На спинке стула Тиссы какой-то шутник нарисовал чернилами веселую рожицу. А рядом с преподавательским столом нашелся не только стул, но и приземистый шкафчик с закрытыми на ключ стеклянными дверцами, и, оказывается, даже укрытый листьями какого-то пышного растения сундук…
Когда за спиной послышался легкий хлопок, я все в той же растерянности оглянулась и с каким-то новым чувством уставилась на подходящего паренька. Матиас шел к своему месту размашистым шагом, двигаясь между партами, как лось среди хрупких кустов. Куртка на его груди была небрежно распахнута, на лацканах висело несколько хлебных крошек, небрежно приглаженные волосы топорщились в разные стороны, а хитро прищуренные карие глаза смотрели на мир с вызовом.
Появившаяся мгновением Тисса выглядела, напротив, неловкой и затюканной. Теплый костюм явно был для нее непривычен, она без конца теребила меховой воротник и пыталась одернуть куртку, а походка девочки смотрелась столь неуверенной и даже неуклюжей, что я впервые подумала о том, что бедняжка, возможно, родилась в теплых краях и ни разу в жизни не носила ничего тяжелее сандалий. Так что тяжелые сапоги, наверное, казались ей самой неудобной обувкой на свете.
Риер и последний мальчик… кажется, его звали Иридан… появились из ТУСа с небольшим опозданием. Они вышли друг за другом, едва не столкнувшись и явно этому не обрадовавшись. Причем, если темноволосый паренек с неизвестного мне мира все еще что-то дожевывал на ходу, попутно пытаясь застегнуться, то юный лорд, как всегда, выглядел безупречно. Брюки разглажены, куртка вычищена, сапоги блестят так, что смотреть больно… волосы причесаны, пробор сделан идеально, а на породистом лице снова — выражение надменной скуки и тщательно укрываемое презрение к простолюдинам.
— Доброе утро, арре, — как почувствовав, что все собрались, вынырнул из ТУСа господин Дабош и, не дав нам времени даже поприветствовать друг друга, тут же указал молодым людям на парты. — Занимайте свои места, мы начинаем…
Кстати, я только теперь заметила, что мы, не сговариваясь, сели так, чтобы оказаться на максимально возможном удалении друг от друга: я и Риер — на двух крайних стульях в последнем ряду, рыжеволосая кроха с Дирана — на втором ряду точно по центру, а оставшиеся мальчишки — зеркально повторяя наши с Риером попытки отдалиться. Только на первом ряду, словно им не хотелось иметь с нами ничего общего.
Еще одна странность заключалась в том, что мастер Дабош начал урок сразу, вместо того, чтобы сперва по обыкновению зажечь светильники. В зимнее время светает поздно, поэтому в классе царил полумрак, но учителя это, кажется, не смущало. Вот только если слушать в темноте еще было можно, то когда в ход пошли артефакты с изображением Веера, дело стало совсем плохо. Я, потерпев несколько минут, в конце концов не сдержалась и, мельком покосившись наверх, позволила себе маленькую вольность — мысленно заставила загореться пару крохотных светильников у себя над головой.
Мастер Дабош никак не отреагировал на эту дерзость, а вот мальчишки все-таки обернулись. И, обменявшись быстрыми взглядами, один за другим последовали моему примеру, сумев осветить класс на весьма приличном уровне.
Учитель на это едва заметно улыбнулся и, наконец, одобрительно кивнул, из чего я заключила, что эта провокация была продумана заранее, а наше обучение, по-видимому, будет не только постоянным, но и всеобъемлющим.
Другая непонятность случилась со мной ближе к концу занятия, когда мастер Дабош, заметив мой рассеянный вид, неожиданно соизволил поинтересоваться прошлым материалом и как бы между делом спросил, почему жители мира Грож никогда не выходят на поверхность. Я, занятая в тот момент больше анализом собственных ощущений, чем лекцией, сперва растерялась, но потом нашла в себе силы сосредоточиться и, все еще смутно понимая, к чему нас ведут, сумела припомнить несколько ключевых моментов его рассказа. В частности то, что из-за слишком высокой активности местного светила жизнь на поверхности этого мира оказалась невозможной — в полдень там вода в котелке закипала за пару минут! Без всякого огня! Поэтому местные жители благоразумно перебрались туда, где попрохладнее, и построили свои города под землей. Причем построили так здорово, что их самый большой город — Ирредобоор — вошел в список чудес Веера. И вот этот-то факт я очень хорошо запомнила.
Но по мере того, как я заставляла себя вспоминать дальше, детали всплывали в голове все легче и четче. Я словно заново пережила учебный день, во второй раз прослушав ту самую лекцию. И это было настолько необычно, что, даже ответив на вопрос, я еще долго пыталась сообразить, каким образом это сделала.
После урока, будучи все еще в глубокой задумчивости, я вернулась в комнату и, перекусив, тут же отправилась на крышу — сперва забрать у одного дракона недочитанную книгу, а потом навестить второго. Нарисованного. Чтобы спросить у него все, что не успела вчера.
Книга, к счастью, никуда не исчезла, а то возникла у меня такая мысль по дороге наверх. Но за сутки на нее никто не позарился, да и магия Школы не стала ее отбирать, как другие учебники. Вот было бы скверно, если бы забытый мной томик всплыл потом в кабинете директора, а после бы выяснилось, что я бросила его, не читая… бр-р… не хочу о таком даже думать. А мне еще зачет по Круолу сдавать… и уже скоро.
«Ты выглядишь гораздо лучше», — заметил Рэн, едва я нырнула в картину.
— Ты тоже, — хмыкнула я, удовлетворенно его оглядев. Серебристый ящер заметно оживился, чешуя на его боках снова стала поблескивать, раны на груди и на шее закрылись, из-под носа исчезла засохшая кровь, да и встряхнулся он при моем появлении очень даже бодро. Встать, правда, не рискнул — для него потолок оказался слишком низким, — зато вытянулся всем телом, повернул ко мне громадную морду и, положив ее на скрещенные передние лапы, испытующе посмотрел.
«Не боишься?»
Я медленно покачала головой. Беспокойство, конечно, еще было, но какое-то вялое. А вот страх куда-то ушел. И дракон это тоже почувствовал.
«Хорошо-о, — его губы растянулись в некоем подобии улыбки. — Вопросы задавать будешь?»
— Сколько угодно, — улыбнулась я в ответ и, ощутив легкий сквознячок, зябко поежилась. — Опять с меня силы тянешь?
«Это неизбежно. Но я рад, что ты так быстро восстанавливаешься».
— Сколько тебе требуется времени, чтобы поправиться?
«Зависит от тебя, — дернул плечом Рэн, и от этого излишне резкого движения со стены позади него сорвалось несколько мелких камушков. — Как будешь меня подпитывать, так и взлечу».
— А ты разве умеешь? — задала я самый дурацкий вопрос в мире.
Рэн негромко хмыкнул.
«Когда-то умел».
— А теперь?
«Теперь я — призрак, заключенный в темницу собственного разума. Плохо быть зависимым от постороннего предмета… — он тяжело вздохнул. — Но на ближайшую вечность ничего иного мне, увы, не светит».
Я озадаченно помолчала, а потом осторожно уточнила:
— Так ты… не настоящий дракон, что ли?
«Настоящий. Был. А сейчас — просто дух, привязанный к этой треклятой картине».
— А кто тебя к ней привязал?
У дракона недобро блеснули глаза.
«Тот, кто вызвал. Только он напрасно старался — драконы не подчиняются никому. Даже если они призрачные».
Я снова поежилась.
— И давно ты тут… э-э… сидишь?
«Давно. Но это — долгая история. Не думаю, что ты захочешь потратить все свои вопросы на нее».
— Разве у меня мало времени? — насторожилась я, исподволь рассматривая неяркие блики на серебристой чешуе.
Дракон шумно выдохнул.
«Где-то с полчаса. Дольше здесь находиться небезопасно».
— Хорошо, — сразу поверила я. — Не буду тебя искушать. Но мне все равно нужно выяснить, откуда ты узнал мое имя? И почему я так долго видела тебя во снах?
«Дракон всегда чувствует, когда рождается его Пламя. А ты — мое Пламя, Хейли. Поэтому я тебя и позвал».
— Прости, я что-то плохо сегодня соображаю…
«Рождение Пламени — как яркий росчерк искр в вечернем небе, — печально улыбнулся Рэн, подтягивая крылья ближе. — Как озарение. Вспышка… однажды ты вдруг просыпаешься и видишь перед собой Цель. Новый путь. И вступаешь на этот путь в надежде не ошибиться. С нами такое бывает лишь раз в жизни, Хейли. Но я сразу почувствовал, что в Веере появилось что-то родное. Почувствовал тебя. Ровно двадцать шесть лет и семьдесят четыре дня назад. И с тех пор искал, надеясь, что ты услышишь и все-таки придешь».
Я осторожно отступила назад, с беспокойством косясь на громадного ящера.
— Дай уточню, ты сейчас говоришь о… Всадниках? Хочешь сказать, что я и ты… и что все эти сказки — правда?!
Рэн громко фыркнул.
«Еще не хватало! Нет у меня никакого Всадника! И никогда не будет!»
— Но тогда как же…? — окончательно растерялась я. — Прости. Я совсем запуталась. И, кажется, вообще ничего не поняла.
Дракон укоризненно вздохнул, а потом приподнялся и, как вчера, с треском раскрыл чешую на груди, показав краешек своего могучего сердца. Из раны, как и тогда, дохнуло невыносимым жаром, у меня даже кожу на лице стянуло, а в ушах снова гулко застучало: тук-тук… тук-тук…
«Пламя живет здесь, — тихо сказал Рэн, когда я не выдержала и отвернулась — вид живого, ровно сокращающегося сердца был жутковатым. — И здесь…»
Кончик серебристого хвоста взметнулся в воздух и, изогнувшись гибкой змеей, ощутимо толкнул меня в грудь.
«Одно и то же Пламя. Одна и та же сила. И у меня, и у тебя. Поэтому я узнал, когда ты родилась. Поэтому ты с рождения видела меня во снах. И поэтому же смогла меня услышать».
Я еще беспокойнее покосилась на зияющую рану в груди дракона и пробормотала:
— Сперва я не слышала — только видела и не знала, что и подумать. Боялась, с ума схожу. Но поначалу было еще терпимо. А уже здесь… я поэтому стала слышать твой голос? Да и вообще… как ты мог знать, что меня забросит именно сюда?!
«Я не знал, — усмехнулся дракон, и его сердце забилось еще громче. — Но я дал тебе подсказку. Звездная тропа — упрямая вещь и редко открывается туда, куда надо. Но если в момент открытия о чем-то долго и напряженно думать…»
Я метнула на него недовольный взгляд.
— Да уж! Ты хорошо постарался, чтобы я о тебе не забыла! Как вспомню, так вздрогну!
«Извини, — тут же утихло сердце. — Я почти утратил надежду».
— Закрой ее, ладно? — попросила я, нервно покосившись на рану. — Мне не по себе. И я все равно не понимаю, почему ты считаешь, что часть этого Пламени — моя.
«Я могу с тобой говорить — этого достаточно. Я слышу твои мысли, чувствую твою растерянность… ты — такая же часть меня, как лапа или, к примеру, хвост»…
— И ничего я не хвост!
«Хорошо. Не хвост, так крылья. Так тебе больше нравится? — с едва уловимой насмешкой спросил дракон. — У нас есть легенда о том, что Творец, когда создавал мир, из всех существ первым вылепил из звездной пыли именно дракона. И вдохнул в него частичку своей души, которую мы называем Пламенем. Он дал тому дракону все — силу, чтобы без устали рассекать воздух, скорость, чтобы ничто не смогло его догнать, упорство, чтобы он смог бороться с ветрами, и мудрость, чтобы огибать скалы, которые могли вырасти на его пути… и не было могущественнее создания на свете, чем первый сотворенный дракон. И не было для него ни преград, ни угрозы. Все было подвластно этому могучему созданию. Не было у него лишь одного — цели. И вот однажды дракон спросил у своего создателя: „Зачем ты создал меня таким совершенным? К чему мне стремиться, если уже есть все, что можно пожелать? К чему рваться ввысь, если все вершины давно покорены? В чем смысл?“… И тогда Творец взял и вынул из дракона Пламя, а затем разрубил его на две части. Одну вернул обратно, а другую забросил далеко-далеко… и сказал: „Теперь у тебя есть смысл. Найдешь его — снова станешь цельным“. С тех пор драконы и бродят по Вееру в поисках кусочка потерянного Пламени. С тех пор и ждут, когда в одном из миров загорится частичка души Творца. Подходящая именно для него. Единственная. Та, ради которой каждый из нас пойдет на все».
Я кашлянула и, качнувшись на носках, скептически оглядела здоровенного ящера.
— Что-то мне все равно сомнительно… да и зачем тебе такая мелкая частичка? Что ты со мной делать-то будешь? Съешь?
Рэн снова опустил голову на лапы и, неотрывно глядя мне в глаза, шепнул:
«Не знаю. Мне еще самому надо понять. Легенда, к сожалению, здесь не помощник».
— Надеюсь, это свое Пламя ты не станешь когтями выковыривать? — с подозрением осведомилась я. — Учти, у меня все маленькое, хрупкое… и кости на груди, как у тебя, не расходятся!
«Я в курсе. Люди слабы»…
— Тогда в чем смысл? — я наморщила нос, одновременно оглядываясь в поисках местечка, где присесть. Но подземелье было пустым, как заброшенный погреб — ни спину прислонить, ни ногам отдохнуть.
Дракон неопределенно повел плечом.
«Я же сказал — не знаю. Придется разбираться в процессе. Зато я точно уверен, что только твое Пламя сможет меня исцелить. Вернее, сила, которую оно дает — единственная, что для меня подходит».
Я негромко присвистнула.
— А вот это уже ближе к делу… в это я, пожалуй, могу и поверить. Интересно, другие тоже так могут?
«Другие кто?»
— Всадники.
«Дались тебе эти Всадники», — с досадой заметил Рэн, раздраженно дернув крылом.
— Да нам про них уже все уши прожужжали! — возмутилась я. — Столько всего наговорили, что я даже была готова поверить, что ты и есть мой дракон! А я, стало быть, твой единственный Всадник!
«Чушь, — спокойно отозвался Рэн на мою прочувствованную речь. — В тебе просто живет частичка моего Пламени, с помощью которого я надеюсь снова стать цельным».
Я только руками развела.
— Одни пытаются убедить меня в великом предназначении Всадников и даже берутся обучить этому сложному искусству, а дракон утверждает, что Всадники — это чушь. Кому верить? Может, смысла в моем пребывании тут вообще нет?
«Смысл как раз есть, — возразил ящер. — Ты нашла меня — это раз. Ты учишься пользоваться своим разумом на качественно ином уровне — это два. Ты УЖЕ можешь гораздо больше, чем раньше… неужели сама не замечаешь?»
Я задумчиво ковырнула носком пол.
— Ну, вообще-то…
«Сегодня твои мысли выстроены гораздо ровнее, — сообщил Рэн. — Ты больше замечаешь, реже сбиваешься, стала уделять внимание деталям…»
— Откуда ты знаешь?!
«Вчера я позволил себе немного структурировать твое мышление».
— Что?!
Дракон с укором посмотрел на мое вытянувшееся лицо.
«Хейли, несколько дней назад твой разум был похож на большую кастрюлю с супом. А месяц назад эта кастрюля еще и кипела. Туда оказалось столько всего понакидано… Думаешь, было легко тебя читать и разбираться в тех мыслях, которые густо намешаны в твоей голове?»
Я вздрогнула и… пристыженно промолчала. Насчет собранности и дисциплины дракон, хоть убей, был совершенно прав.
«Когда ты была маленькой, я не мог читать тебя совсем, — спокойно признался Рэн. — Дети и без того не отличаются организованностью, а человеческие дети вовсе — сущий кошмар. Когда ты научилась оформлять свои мысли в слова, я, конечно, мог попробовать, но ты находилась слишком далеко, а мои силы и в то время были далеко не бесконечны. Поэтому мне оставалось лишь наблюдать издалека, время от времени напоминая о себе. И ждать, когда ты повзрослеешь достаточно, чтобы создать свою первую тропу».
Я вздохнула. Ну хоть в чем-то мастер Дабош не обманул — оказывается, для драконов действительно важна чистота разума и ясность мыслей.
— А тут?
«Здесь я впервые смог услышать твой голос, — утробно проурчал дракон. — Но ты была растеряна, напугана, не понимала, что происходит…да ты и сейчас этого не понимаешь. Впрочем, и я, надо признать, ориентируюсь не намного лучше, так что мы в некотором роде квиты. Другое дело, что ты попала на Атолл истощенной и не смогла мне ответить сразу. Твой разум… твои мысли… я и так слишком долго ждал, а тут еще твои страхи добавились наряду со злостью и раздражением… я впервые ощутил столь гремучую смесь из эмоций! Это был настоящий ураган, в котором я едва не потерялся! А потом и сам испугался. За тебя. За то, что могу опоздать. Оказавшись на краю пропасти, все до последней капли отдав на то, чтобы тебя позвать, с ужасом осознать, что этого все равно не хватило, и ты меня не услышала… конечно, я испугался. И не сдержался: вспылил. Но этим едва тебя не оттолкнул… и чуть не потерял самого себя»…
Кончик треугольного хвоста снова взметнулся верх и осторожно погладил мою руку.
«Прости меня за это, Хейли. Впредь я постараюсь держать себя в руках. Ведь мое собственное Пламя давно угасло, и теперь я могу рассчитывать только на твое».
Я изумленно моргнула, но холодный кончик, оставивший на коже пылающий след, уже отдернулся и смирно улегся у лап своего хозяина.
— Как же ты жил все эти годы?
«Меня подпитывали. Немного, но этого хватало, чтобы сохранять разум ясным».
— И что будет теперь? — тихо спросила я, оглядев стены его темницы. — Что станет с тобой? Со мной, если я попробую тебя подпитать? Честно говоря, я вообще не уверена, что смогу чем-то помочь.
«Для начала тебе следует отдохнуть, — снисходительно улыбнулся дракон. — Полчаса уже прошли, и тебе снова пора уходить, а мне — переваривать то, что ты успела отдать».
Я озадаченно посмотрела на свои руки.
— Когда это я успела?
«Мне хватит и одного прикосновения, — хмыкнул Рэн, выразительно приподняв кончик хвоста. — Так что до завтра, Хейли. После полудня я снова буду тебя ждать».
— До завтра, Рэн, — неохотно кивнула я и, подумав о доме, тут же оказалась в зале живых картин.
Оставленная на ближайшем стуле книга никуда не делась — недочитанный томик лорда Эреноя, красуясь обложкой, прямо-таки вопил о себе и настойчиво напоминал, что до зачета остались всего сутки. Я с некоторым раздражением подхватила книгу под мышку и, кинув последний взгляд на нарисованного дракона, со вздохом ушла: мне еще предстоял трудный вечер и, вероятно, не менее трудная ночь.