17
– Не понял. А где замок? – вырывается у меня, когда в просвете меж вековых стволов вижу знакомые скалы.
Нет, я, конечно, где-то даже рад, что вернулся в свой райский уголок. Но как же замок Кощея с его сокровищами и возможностью связаться с другими перволюдьми?
И тут Болтомир заступает мне дорогу и, положа руку на рукоять меча, требует разъяснения, кто я есть такой на самом деле. Ну что ж, понятно, что отмазка, типа, я и сам этого не знаю, его не устроит, потому приглашаю к краю пропасти, сажусь, свесив ноги, и рассказываю княжичу, а заодно и Леденю, всю на ходу выдуманную правду. Мол, на самом деле ныне правящий великий князь волею богов оказался не способным к зачатию наследников. Поэтому, по совету волхвов, он усыновил по ребенку от каждого удельного князя и еще двух первых встреченных на дороге. Все младенцы были грудного возраста, поэтому о своей судьбе не ведали и впоследствии считали себя настоящими сыновьями великого князя. Я же узнал об этом, уже находясь в квесте, от встреченного волхва. Сперва не поверил, но раз за разом встречаю подтверждения его правоты. Мол, Болтомир и сам не раз был свидетелем тому, что то волхв, то разная нечисть признает во мне Кощееву кровь. Заодно без утайки рассказал о встрече с Водяным и правду о Мизгире. И в конце концов, призвал в подтверждение моих слов мельника, который каким-то чутьем ощущал во мне если не божественную, то и не человеческую сущность. Тот, хоть и сам обалдел от моего рассказа, подтвердил наличие во мне светлой силы. Ну, хорошо хоть не темной. Вероятно, темная вся досталась братцу Вию.
Даю княжичу минут десять на переваривание информации. Сам меж тем определяю по солнцу наше местоположение. Прошлый раз я очнулся со стороны восхода и шел против часовой стрелки, пока не наткнулся на вход в пещеру и обрушенный мост. Сейчас солнце клонится к вершинам елей с нашей стороны, значит, огибать скалы нужно по часовой стрелке. И следует спешить, дабы успеть попасть домой затемно.
Поднимаю спутников и веду за собой, пояснив, что я тут уже был, и рассказывая о благах, которые нас ждут в скалах на той стороне ущелья.
Вот и пещера, и обломки моста. Спускаемся по веревке, которую я все еще таскаю в котомке. По знакомому ходу поднимаемся в пещеру.
– Маркуль! – ору, прежде чем высунуться из хода к подземному озеру.
– Куа-а! – раздается радостный рев.
– Сидеть на месте! – кричу в ответ и осторожно выглядываю в пещеру. Лягушонок послушно сидит в озере. Только два глазных тазика радостно торчат над темной водой. Прежде чем выйти, на всякий случай повторяю: – Сидеть на месте! Не бойтесь, – говорю спутникам, в ужасе застывшим при виде гигантских глаз, – это Маркуль. Он добрый. Только целуется смертельно.
– Как целуется? – не понимает Болтомир.
– Языком, – поясняю коротко. – Это тебе не Царевна-лягушка.
Провожу спутников по подводным тропинкам сперва на берег, потом обратно к арке, за которой начинается подъем в мини-долину. Они проходят за мной, боязливо поглядывая на лягушонка.
– Куа-а! – грохочет тот вслед.
– Молодильные яблоки! – восхищенно восклицает Ледень, когда мы выходим наружу.
– Угощайтесь, – по-хозяйски разрешаю и, сорвав одно яблочко себе, внимательно его рассматриваю, пытаясь увидеть то, что так восхитило оборотня. Вроде яблоко как яблоко. Разве что кожура слегка светится. А может, просто так блестит в лучах заходящего за скалы солнца.
Болтомир вдруг вскидывает лук. Я не успеваю ничего сообразить, как он выпускает стрелу.
– Не стрелять! – кричу запоздало, но в траве уже бьется, жалобно крича, простреленный насквозь кролик.
Бросаюсь к умирающему зверьку. Его пронзительный крик словно ножом режет по сердцу. Бедный зверек… Помнится, я сам, когда первый раз его увидел, хотел долбануть камнем. Отчего же сейчас так жалко пушистика?
Кстати, он же первозверь, значит, должен быть бессмертным. Обламываю зазубренный наконечник стрелы, выдергиваю ее из тельца, поднимаю оброненное яблоко и сую под нос кролику. Тот тут же прекращает орать и принимается неистово грызть подношение. На зверьке не видно ни крови, ни ран, ни каких других следов, напоминающих о том, что он только что был проткнут насквозь. Фу-ух, отлегло от сердца.
– Дорогой друг Болтомир, – обращаюсь к княжичу, стараясь придать голосу внушительные интонации, – здесь заповедная зона, и каждая живая тварь находится под покровительством богов. Другими словами, если не хочешь навлечь на себя их гнев, не стреляй в местных зверюшек. Я понятно излагаю?
– Из чего? – непонимающе морщится Болтомир.
– Чего – из чего?
– Ну, это… лагаешь.
Да что ж такое-то? Отчего каждый встреченный мною персонаж обязательно начинает тупить? Яга. Потом Мизгирь. Тот вообще виртуоз в этом деле. Теперь вот Болтомир.
– Просто прими как закон, что стрелять здесь нельзя ни в кого.
– Не буду, – запросто соглашается княжич, и тут же ставит меня в тупик вопросом: – А как ты оживил кролика? Я ж его насквозь прошил. Ты так любого можешь?
– Так то ж молодильные яблоки, – приходит на выручку Ледень. – Они любые раны залечивают, любые хвори исцеляют.
– Ме-э-э! – К нам радостно скачет коза Машка.
– Не стрелять, – напоминаю княжичу.
Но тот, выкатив глаза, смотрит будто бы мне на живот. Что там его испугало? И что там шевелится? Опускаю взгляд и… ё-моё… Обрывок толстой веревки, которым я все время подпоясывался, превратился в ужа и, развязавшись, сползает по моей ноге. Скользнув в траве черной извилистой лентой, он обвивает Машкину ногу, припадает к сиське и начинает жадными глотками поглощать молоко. Кто ж доил-то ее, бедняжку, все это время? Или у первокозы подобные проблемы разрешаются как-то сами собой? Однако ужик удивил. Теперь понятно, кто задушил старосту в Мирошках и почему именно моим поясом. Оказывается, я все это время был под охраной ползучего друга.
– Чего застыли? Пойдемте к дому, – приглашаю гостей.
Те молча следуют за мной, не сводя глаз с процесса дойки козы ужом.
– Мя-ау, фш-ш-ш, – орет выпрыгнувший из окна Васька, и вдруг выгибается дугой и начинает шипеть на оборотня.
– Фу, Василий! – командую ему, словно собаке. – Это свой.
Присев, начинаю гладить кота, и тот понемногу успокаивается. Однако продолжает смотреть на Леденя с недоверием.
Кто еще нас не встретил? Мышь? Ну, та вообще сама по себе. Ей будто бы мирские дела не интересны.
Итак, можно расслабиться, отдохнуть и спокойно обмозговать план дальнейших действий.
Показываю Леденю огород и кладовку, и тот начинает шуршать с приготовлением ужина. Василий всюду таскается за ним и с подозрением следит за каждым движением.
Болтомир выказывает беспокойство о том, что оставил без пригляда новые владения. Приходится пообещать, что попрошу болотников провожать его туда и обратно, коли будет такая нужда.
Ужинаем, когда уже совсем стемнело. После определяю Болтомира на ночлег на топчане, оборотня отправляю в баню с наказом растопить ее поутру, а сам предаюсь размышлениям, усевшись на крылечке.
Поздней ночью решительно поднимаюсь и отправляюсь к местному болотнику для прояснения некоторых вопросов.
Маркуль то ли спит под водой, то ли ускакал куда на ночную охоту, поэтому я спокойно миную пещеру и по оставленной давеча веревке поднимаюсь из ущелья. Возвращаюсь вдоль кромки леса к ручью и по нему нахожу заболоченное озеро.
– Болотный дух, явись, э-э… Кощею, практически бессмертному, покажись! – взываю к болотнику, решив пока не швырять камни.
Несколько вспугнутых криком лягушек плюхаются с берега в воду, всколыхнув зеркальную гладь. В ветвях над головой возмущенно ухает потревоженная птица. Кто-то испуганно икает в камышах, и слышатся поспешные удаляющиеся шаги. Чего это я действительно так разорался ночью в дремучем лесу? Либо ощущение бессмертности накладывает отпечаток крутости?
– Дык сам ты Кощей, сын ли его? – неожиданно булькает рядом, заставив меня вздрогнуть.
– Тебе оно надо? – стараясь скрыть испуг, говорю появившемуся у самого берега увенчанному мшистой шапочкой холмику тины. – Скажем так, я за него.
– Квак называть тебя, не пойму? – расставляя слова, словно гремлин-шаолинец из «Звездных войн», вопрошает болотник.
– Да запросто – Георгием Кощеевичем.
После нескольких попыток проквакать столь затейливое имя, разрешаю болотному духу называть меня чисто по-соседски Кошей и перехожу непосредственно к вопросам, для разъяснения которых явился.
Оставляю хозяина болота в покое только перед самым рассветом и бреду домой в глубокой задумчивости.
Оказывается, молотя направо и налево убойной энергией, я растрачиваю собственную сущность, которая не восстанавливается. По словам болотника, я попросту совершаю самоубийство. Но сам этого пока не ощущаю, ибо, если я правильно понял невнятное бульканье, мое сознание слишком мало, чтобы почувствовать границы собственной души. Но когда душа-сущность истончится до размеров сознания, я утрачу всякую силу и далее протяну не больше обычного смертного. Вот же, блин, косяк-то, а? Правда, есть одно утешение. Болотник якобы слышал, будто есть один-единственный способ восстановления истраченной первосути, и владеет им кто-то из перволюдей. И я догадываюсь кто. Да и как же мне не догадываться, если, по словам болотника, секрет кроется в употреблении коктейля из сока молодильных яблок и молока первокозы.
В задумчивости подхожу к Маркулю и начинаю почесывать ему гладкую буро-зеленую кожу между ноздрей.
– Квур-р-р, – блаженно урчит монстр, полуприкрыв глазищи нижним веком.
– Ё-о! – отдергиваю руку от чудовищной хари и отскакиваю назад. – Маркуль, ты чего тут делаешь?
– Квур-р-р, – ласково урчит тот в ответ и открывает усеянную острыми зубами пасть.
– Я бессмертный, – вслух успокаиваю сам себя, непроизвольно втягивая голову в плечи и зажмуривая глаза.
Нечто обхватывает меня за пояс и отрывает от земли. Ё-моё, это лягушонок захватил меня языком! Сейчас проглотит, как муху! И буду вечно жить в его желудке… Но нет, он поднимает меня над собой и бросает себе на затылок, прямо в расположенный за глазами твердый нарост в виде седла. Машинально хватаюсь за два изогнутых назад рога. В следующий миг монстр резко взмывает в воздух. Перегрузки вдавливают меня в седло. Но вот мы уже падаем вниз, и мои кишки стремятся вытеснить из головы мозг. Если я есть некая нематериальная сущность, то на фига мне такие ощущения? Новый прыжок. Плюх! – и мы на краю ущелья. Прыжок. Плюх! – и мы, пролетев над пропастью, оказываемся у входа в пещеру. Далее монстр передвигается пешком, смешно переваливаясь с боку на бок, сползает в воду и перевозит меня к арке ведущего наверх хода. Жуткой змеей бледно-розовый язык устремляется ко мне и, обвив, пытается ссадить на каменную площадку. Однако я, находясь в прострации, крепко держусь за рога.
– Куа… – растерянно произносит лягушонок.
– Ик, – икаю я, приходя в себя.
Когда поднимаюсь наверх, от бани уже тянет дымком. Ледень, как обычно, поднялся засветло. Как появится Машка, скажу ему, чтобы подоил козу и набодяжил восстанавливающий коктейль. А пока опускаюсь на крыльцо и вновь погружаюсь в размышления.
Болотник заверил, что ни один из его собратьев не откажет мне в мгновенном перемещении к любому болоту, если этому не будет противиться воля другого первочеловека. Например, болотники близ логова Вия закрылись от собратьев и не идут на контакт. В реки и чистые озера ни мой сосед, ни его родичи доступа не имеют, ибо то владения Водяна, а он их не жалует. Даже болотных мавок не пускает поиграть с подружками в чистых водах. Боится заболачивания, надо полагать.
Вообще, болотный дух сначала удивился моему вопросу о помощи в перемещении, но потом понимающе забулькал: мол, запамятовал, что я бездумно сжег половину своей сущности, и теперь мне недоступны многие положенные возможности, в том числе и мгновенное перемещение в пространстве. А вот тут непонятно. Если перволюди способны на такое, то почему Яга летает на параплане? Тоже сожгла себя? И почему Леший, владей он такой возможностью, не явился для разговора лично, а предпочел общение по видеофону? Кстати, по поводу пропажи этих персонажей сосед тоже ничего не знает, хоть и попытался намеками прояснить дошедшие слухи: мол, разве не я их извел в отместку за гибель отца? И не потому ли мне пришлось потратить чудовищно много собственной сущности?
По поводу Вия он тоже ничего сказать не смог, ибо, как уже было сказано, ближайшие к владениям братца болота для родичей закрыты, а сухопутных путей болотники никогда и не ведали.
Что касается замка Кощея, то болотник хоть сам его никогда не видел, но уверен, что он находится именно здесь, на месте этих скал. Вернее, находился, ибо после гибели Кощея замок развалился и лежит теперь грудой черных обломков. Мол, была бы у меня Кощеева сила, я смог бы его восстановить. Делаю вывод, что замок – это все тот же пресловутый морок, наложенный на скалы.
А вот насчет несметных сокровищ, над которыми, еще по заверениям А. С. Пушкина, чах Кощей, вопрос остается открытым, ибо пребывает неизведанным третий отнорок у подземного озера. Надеюсь в ближайшее время этот вопрос прояснить.
Ну что ж, хоть что-то стало понятным. Больше не буду палить во все подряд собственной энергией. По крайней мере, до тех пор, пока не испробую восстанавливающий коктейль.
Напоследок еще попросил болотника провожать моего друга Болтомира по его владениям, буде тот с такой просьбой обратится. Сосед недовольно побулькал, ворча о том, что привык сопровождать простых смертных только в трясину, однако заверил, ежели будет на нем моя метка, то сопроводит куда надо и сородичам наказ даст. Пришлось выпытывать, как ставить метку. Болотник все разъяснил, сокрушаясь моей дремучести.
– Ме-э-э, – выводит меня из раздумья тычущаяся мордой в ладони Машка.
Ее появление вызывает мысль, что для смешивания молока с яблочным соком, возможно, следует просто покормить ее молодильными яблоками?
– А ну, пойдем, красавица, провентилируем этот вопрос, – зову козу, направляясь к яблоне, спотыкаясь о выписывающего вокруг моих ног восьмерки кота Ваську.
Пока скармливаю яблоки Машке, а заодно и прискакавшему кролику, избушка перестает сотрясаться от богатырского храпа и на крыльцо, зевая и потягиваясь, выходит Болтомир.
Наскоро позавтракав, следующую пару часов мы проводим в бане. Конечно, следовало бы побаниться с вечера, но вчера все были уставшими как физически, так и морально, да и мне необходимо было тщательно поразмыслить над сложившейся ситуацией. Зато сегодня мы наслаждались банными процедурами в полной мере, вкушая в перерывах ароматный напиток, заваренный Леденем из невесть каких трав.
Надо сказать, этот цыганистого вида бородач в последнее время перестал вызывать во мне раздражение, и более того, я даже испытываю к нему некоторое уважение. И всем-то он горазд – хоть рану залечить, хоть обед из чего под руку попадет спроворить. Банщиком опять же себя отменным проявил. Не зря княжич его в качестве слуги взял. Значит, дано парню видеть в человеке, будь тот даже колдуном-оборотнем, полезность. Кстати, что-то я за все время никакого колдовства от Леденя не видел. Надо будет попросить на досуге, чтобы сотворил чего-нибудь эдакое.
Машкино молоко я пил и просто так, и вприкуску с яблоком, и вперемешку с яблочным соком, который по моему приказу ухитрился выжать мельник. Никакого восстановления сущности не ощутил. Но я не ощущал и ее растраты. Надо будет наведаться к болотнику, он такие вещи может видеть, пусть посмотрит.
После бани отдыхаем в тени берез. Я, поддавшись на расспросы Болтомира, рассказываю о том, как впервые попал в этот райский уголок. Мне даже выдумывать ничего не приходится. Соврал только, что попал сюда через подземный ход, в который провалился, решив проверить большое дупло на предмет спрятанного в нем клада. Мол, увидел, что в дупле сидит небольшой дракончик, прикинувшийся мирным филином, вот и решил, что он клад охраняет. Ну а дальше, начиная со встречи с Маркулем, рассказывал чистую правду. Утаил лишь знакомство с Ягой и переговоры с Лешим. Соврал еще, будто узнал, что это владения Кощея, только когда об этом сообщил болотник. Мол, тогда-то мне и стало ясно, почему ко мне так приветливо относятся местные обитатели, включая ужасного монстра из пещерного озера. Чуют во мне Кощееву кровь, однозначно.
– В ворона тоже стрелять нельзя? – спрашивает развалившийся на лавке Болтомир.
– Нельзя, – отвечаю автоматически, но тут же уточняю: – В какого ворона?
– А вон он, здоровенный какой, кружит. Такой ежели беду накаркает…
– Кар-р-р, – раздается сверху, и над нами проносится большая черная птица, в которой я без труда опознаю подопечного Яги Карлушу. Прошлый раз рыжая появилась после его прилета. Может, и сейчас…
– Эй, Болтомир, не дури! – ору на схватившего лук парня. – Сказано же, здесь охраняемый заповедник и все живущие в нем твари неприкасаемые.
– Но он же каркает!
– Ну и что?
– Беду накаркает.
– Болтомир, ты же опытный воин. Должен знать, что ворон беду не приносит, а предупреждает о ней. Его за это не убивать, а благодарить надо.
– Да? – удивляется княжич.
– Ка-ар-р, – подтверждает Карлуша, делая новый заход.
– И о чем он сейчас предупреждает? – заинтересованно смотрит на летящую птицу княжич.
– Почем же я знаю? Раз предупреждает, значит, надо быть готовым ко всему, – отвечаю я и, подумав о том, что, если вслед за вороном появится Яга, лучше спровадить Болтомира заранее, добавляю: – Может, на твои новые владения какая напасть движется, а ты тут прохлаждаешься.
– Дык чего же? – словно ужаленный, подскакивает парень. – Там же янтарь остался! И тенета паука-великана! А Любаня? Надо нам, Георг, немедля возвращаться!
– Погоди, друг Болтомир. Покуда никакой беды не случилось. Потому вернешься ты один. Я здесь побуду. Кто знает, может, беда как раз сюда движется? А это теперь как-никак моя вотчина.
– Как же я без тебя-то дорогу найду? – растерянно молвит княжич.
Вместо ответа подхожу и прикладываю ладонь к его левому предплечью. Парень вздрагивает от обжегшего его энергетического импульса, непроизвольно отстраняется и с удивлением смотрит на большую родинку в виде черепа, появившуюся на том месте, куда я прикоснулся. Череп – это чисто мой прикол. Как сказал болотник, знак будет иметь такую форму, какую я захочу. Я в момент наложения знака представил череп, и вот итог.
– Надо было еще шлемофон или бескозырку на него надеть, – размышляю вслух, разглядывая собственное художество. В ответ на недоуменный взгляд Болтомира, поясняю: – Теперь любой болотник проведет тебя, куда скажешь, в пределах доступных ему болот. Так что можешь мотнуться и в Мирошки, ежели там поблизости болото есть. А хоть даже и в Заозерское княжество, отца… в смысле, деда проведать.
Оценив подарок, княжич тут же предлагает отплатить за него половиной добытого янтаря или одной оболочкой от кокона. Нет, блин, иногда простоту невозможно отличить от наглости. Разве половина янтаря не является моей законной добычей? Я уже не говорю про обе оболочки. Мне, конечно, эти трофеи и даром не нужны, ибо не знаю, что с ними делать, но все же. Однако подумав, прошу Болтомира взамен оставить мне в услужение Леденя. Тот с радостью соглашается, заявив, что пристроит к мельничному делу семью хуторян, которые провожали нас в Мирошки. Вот и ладно. А то, боюсь, без моего присмотра оборотень пошлет княжича куда подальше, ибо вижу, не слишком он его жалует. А я к постоянной заботе колдуна уже привык, прямо как генерал к денщику. А чего? Кощей я или карандаш в стакане?
На заявление княжича, что отныне мельник переходит ко мне в услужение, тот лишь недоуменно хмыкнул: мол, он и доселе служил исключительно мне.
В общем, прежде чем проводить Болтомира, наказываю остающемуся на хозяйстве Леденю сообщать всем, кто бы ни появился, чтобы непременно меня дождались. Тот кивает, деловито перебирая собранные по местным полянам травы.
Мелькает мысль отвезти княжича к болоту на лягушонке, но понимаю, что я и сам пока не готов повторить экстремальные скачки. А когда вижу, с каким ужасом смотрит на приветливо квакнувшего монстра Болтомир, становится ясно, что заставить его залезть на Маркуля вряд ли получится. Приходится телепаться пешком.
– Георг, – обращается княжич, когда мы останавливаемся на краю заболоченного озера, – ты будешь мстить царевичу за гибель отца?
– Какому царевичу? – не сразу доходит до меня суть вопроса.
– Ивану, – поясняет парень.
Вона чего… Видать, княжич решил, что я завалю царевича Ивана и Василиса достанется ему на халяву. А вот пусть обломается.
– Не собираюсь я мстить Ивану, – отрицательно кручу головой, – ибо не вижу причины. Во-первых, до недавних пор я и знать не знал, что Кощей мой отец. Во-вторых, неизвестно, как он этим отцом заделался. А то, может, мне бы и самому его убить захотелось. И в-третьих, если посмотреть на обстоятельства с практической стороны, мне за обломившееся наследство в виде райского уголка Ивана еще и благодарить надо.
Пока Болтомир обдумывал услышанное, я ждал появления на его лице выражения разочарования. Однако тот неожиданно облегченно вздохнул.
– Я рад, Георг, что ты не таишь зла на Ивана, ибо если бы ты победил его, то Василиса стала бы твоей. Тогда мне пришлось бы отвоевывать ее у тебя. А я этого не хочу, друже Георг.
Лишь в последний момент захлопываю рот, не позволив вырваться словам, что мне его Василиса и даром не нужна, и я бы подарил ее ему совершенно бесплатно и тем более без всяких поединков. Парень наверняка обиделся бы на подобное пренебрежительное отношение к своей возлюбленной.
Поспешно вызываю болотника и прощаюсь с Болтомиром, наказав, если что, обращаться. После того как княжич, шлепая по воде вслед за плывущей кочкой, скрывается в поднявшемся туманном мареве, направляюсь домой.
Прежде чем спуститься в ущелье, решаюсь на эксперимент. Пронзительно свистнув, кричу:
– Маркуль, ко мне!
И надо же, монстр выползает из пещеры, неуклюже ковыляя, достигает края ущелья и стремительно взмывает ввысь. В следующее мгновение я понимаю, что сейчас эта туша шлепнется на меня, и, ни секунды не размышляя о собственном бессмертии, разворачиваюсь, чтобы нырнуть в сторону. Прыжок – и меня на лету подхватывает выметнувшийся из зубастой пасти лягушонка стремительный язык. Шмяк! Маркуль приземляется на каменистый грунт. Плюх! Я падаю в седло на лягушачьем затылке, в котором еще осталась лужица озерной воды. Все, зарекаюсь в дальнейшем экспериментировать с этим земноводным чудовищем!
– Куа-а? – радостно осведомляется Маркуль.
– Домой, – разочаровываю его.
Печально курлыкнув, монстр взвивается в прыжке, выбрасывая меня, не успевшего схватиться за рога, из седла.
– Ё-о-о, твоё, моё-о-о! – ору, подхваченный стремительным языком в момент падения в пропасть.
Ворона замечаю сразу, как только поднимаюсь в долину. Нахохлившись, тот сидит возле крыльца и даже клювом не ведет на задранный трубой хвост пробегающего мимо Василия. По печальному виду подопечного Яги понимаю, что ее нет, и ждать вряд ли стоит. Однако все же спрашиваю шинкующего какой-то корнеплод Леденя:
– Кроме пернатого, никто не прилетал?
Тот отрицательно мотает головой, зачерпывает деревянной ложкой нечто из глиняного горшка, прищуривается, оценивая вкус, подсыпает туда щепотку чего-то, похожего на золу, и снова продолжает шинковать овощ.
Сажусь на ступеньку крыльца и обращаюсь к ворону:
– Пернатый, ты знаешь, где находится твоя хозяйка?
– Кур-р-р, – бурчит тот, переступая лапами, поворачивает клюв в мою сторону, и неожиданно в моей голове возникает видение поросшей лесом двугорбой горы. Изображение наплывает, увеличиваясь, и вот уже различим мрачный зев пещеры, перегороженный то ли решеткой, то ли толстой сетью. Подробнее рассмотреть не удается, ибо видение блекнет и исчезает.
– Да ты, брат, телепат, – выражаю восхищение Карлуше. – Чего ж раньше-то молчал?
В ответ пернатый только цокает клювом.
– Так Яга жива-здорова?
– Кур-р-р! – И в моей голове возникает новое видение. На этот раз передо мной лицо рыжей колдуньи. Ее глаза закрыты, но здоровый румянец на щеках говорит о том, что женщина жива и всего лишь спит.
– А где Леший, знаешь?
– Кур-р-р! – Снова двугорбая гора, пещера и лицо спящего блондина.
– Не понял! Они там что, вдвоем спят? Чего цокаешь? По-человечески сказать не можешь?
Ворон вдруг хватает меня клювом за рукав и куда-то тянет. Встаю и послушно иду за ним. Он отпускает меня и бежит, взмахивая огромными крыльями, словно собирается взлететь. Поворачивает голову, видит, что я стою на месте, останавливается сам и разочарованно каркает.
– Не пойму я что-то тебя, – с искренним недоумением развожу руками.
Карлуша вразвалочку подходит, курлыкает, и я будто бы с большой высоты вижу проплывающий внизу бескрайний лес и приближающуюся все ту же двугорбую гору.
Ну извини, брат, я летать не умею ни в ступе, ни на метле, ни на параплане. Но за наводку спасибо. Как только узнаю, в какой стороне эта гора находится, непременно туда отправлюсь.
Карлуша разочарованно цокает и вновь замирает нахохлившись.
– Ледень, – подзываю колдуна, – ты, случаем, не знаешь, где находится эдакая гора… Карлуша, ты можешь ему показать гору?
– Кур-р-р! – Ворон направляет клюв на оборотня.
– Ведьмина сопка! – вскрикивает тот, замахав перед собой руками, словно разгоняя назойливую мошкару.
– Что за Ведьмина сопка? – подступаю к оборотню. – Где она находится?
– Где находится, не ведаю, – не сразу отвечает обалдевший от увиденного мужик. – О том многие знать хотят. Не один молодец сгинул, отправившись на поиски этой сопки, но никто ее доселе не нашел.
– Зачем ищут-то?
– Дык как же? В Водянову ночь на склонах Ведьминой сопки цветет папоротник. Вот из-за него сопку и ищут.
– Типа цветок папоротника указывает, где клады зарыты?
– Какие клады? – поднимает кустистые брови Ледень. – Не ведаю того. Знамо, отвар из цветка папоротника продлевает жизнь на век. Оттого цари-короли и посылают за ним сыновей да женихов, которые к принцессам сватаются.
– Ясно. Еще такой вопрос: ежели ты эту сопку никогда не видел, почему решил, что показанная вороном гора она и есть? Только потому, что двугорбая?
– Дык сам же птиц и рек, – мужик кивает на Карлушу, – что это Ведьмина сопка.
– Да? – с удивлением смотрю на пернатого. – А мне только картинки показывал.
Тот молча переступает лапами и снова застывает.
Следующие полчаса активно шевелю серым веществом или его аналогом, которое наличествует в голове моего нынешнего бессмертного воплощения. В конце концов поднимаюсь и говорю оборотню:
– Аллес, что в переводе на русский означает: отдых закончился, пора собираться в дальнюю дорогу.
– Пойдем искать Ведьмину сопку? – хмуро спрашивает тот.
– Для начала ее, родимую, – подтверждаю его догадку. И, видя на бородатом лице опасение в преддверии предстоящего предприятия, решаю, что называется, подсластить пилюлю: – Ежели поход закончится удачно, награжу тебя своим посохом.
Ага, в глазах колдуна вспыхивает алчный огонек. Он продолжает думать, будто это посох стреляет столь разрушительными разрядами. Кстати, по поводу разрушительных разрядов. Надо перед отбытием напиться вдоволь Машкиного молочка и наесться молодильных яблок. Яблок можно и с собой прихватить.
После сытного обеда даю Леденю время на подготовку к походу и отправляюсь вздремнуть часок перед дальней дорогой. Оно, конечно, можно было отправиться в путь и с утра, но я же вроде как не совсем человек и ночью ориентируюсь и чувствую себя не хуже, чем днем. Для оборотня ночь и вовсе предпочтительнее. А звать с собой Болтомира не буду. Пусть разбирается со своим новым хозяйством. Деда, который ему отец, в смысле, заозерского князя, навестит с помощью болотников. А может, у него с Любаней что сладится.
