Эпилог

Я долго не мог решиться. Каждый день откладывал – то одно дело возникало, то другое. То жены отвлекают, требуют внимания, то государственные дела навалятся – часть из которых я благоразумно перевалил на жен, благо что они у меня девочки ученые, умненькие и очень, очень развитые!

Элена – эта купается в интригах, как рыбка в нашем дворцовом пруду.

Амалия – баронессу с детства учили управлять поместьем, а что такое государство, как не огромное поместье? Финансовые потоки, лицензии на торговлю, производство – столько дел, которые требуют внимания, что голова кругом!

Все-таки гораздо проще быть котом, чем королем даже маленького королевства. Месяц прошел после свадьбы, а мне все уже до чертиков надоело в отличие от моих жен, наслаждавшихся властью и вниманием наших благодарных подданных.

Кстати сказать, оказалось, что сделать людей благодарными очень просто – выслушай и делай по справедливости. Как положено по закону и самое главное – по логике, потому что законы частенько очень далеки от этой самой логики. В чем суть самодержавия – ты всегда можешь подправить, если закон не учел какой-либо ситуации или откровенно и нередко глуп. И тогда его нужно менять. Переписывать заново. Чем я и занимался все свободное от исполнения супружеского долга время.

Менять что-то в стране, в устоях Настии – радикально, с хрустом и кровью – пока что ничего не стал. И зачем это делать резко, на излом? Все нужно делать постепенно, хитро, пример – Китай, который гибок в своей политике просто-таки до бесстыдства. Называть свой строй социалистическим, а на самом деле построить самый что ни на есть развитой капитализм – так и надо развивать свою страну. И мои жены меня прекрасно поняли и поддержали.

Кстати, живут они душа в душу, любят друг друга, и если любят не совсем… хмм… традиционно – так что с того? Меня-то они любят не меньше! Так иногда заездят – аж ноет все!

Кстати, они совсем не против, если я воспользуюсь какой-нибудь из наложниц или даже несколькими. Особенно когда у них эти дни. Только вот, как ни странно, мне хватает моих женушек просто-таки «выше крыши», совсем не так, как до нашей с ними женитьбы. Поубавилось у меня «секс-маньячности» после того, как освободился от души кота.

Там видно будет – когда закончится наш «медовый год», ощущения мои притупятся и захочется новизны… может, и до наложниц доберусь. А может, и нет – чего искать на стороне, если у меня уже есть две красотки, готовые для меня на все, что угодно? Две красавицы, мечты любого мужчины во всей обозримой и необозримой Вселенной!

Кстати сказать – Элену я предупредил, что если будет изменять – я ее просто убью. Хватит мне одной бывшей неверной, паскудливой жены. Второй такой я не допущу. На мои слова Элена долго хохотала, а потом затащила в постель, где долго, изощренно «истязала», приговаривая, что ей никто не нужен, кроме меня, и только меня она ждала всю свою жизнь.

В общем-то, моя семейная жизнь пока что задалась на славу. И надеюсь, так будет всегда.

Итак, прошел месяц, прежде чем я решил проверить слова кошки-богини Баст о том, что демоны могут перемещаться между мирами, через пространство и время. Оставив необходимые распоряжения и завещание – на тот случай, если не смогу вернуться назад, – я вышел в сад, подышал, будто готовился к длительному погружению, и без малейшего усилия (вот что значит – тренировки!) перешел в Серый мир. Подождав несколько секунд, представил себе место, в которое я бы хотел попасть, и… рванулся через миры!

Честно сказать, я ожидал от такого перехода чего-нибудь особенного – каких-то особых ощущений, может, боли, а может, наслаждения. Но не испытал ничего – совсем ничего. Вот я стою у фонтана, сверкающего на солнце прозрачными, разлетающимися на ветру струями, и через мгновение – вишу под потолком в моей квартире. В той квартире, из которой я отправился в свой прихотливый и фантастический путь к трону. Ну да – своей квартирой я ее теперь не смогу назвать никогда. Теперь это квартира моей бывшей. Увы.

Самое интересное, что я оказался в этой квартире именно в тот момент, когда на моей жене лежал и пыхтел тот самый, с жирной волосатой спиной – ну тот, которого я видел во сне! (Только сон ли это был?! И вообще, летая во сне – мы точно спим?!)

Моя бывшая стонала – искусственно, ненатурально, так гадко, как не стонут самые фальшивые порномодели в самых поганых порнороликах. Мне стало даже слегка обидно – ну разве можно так разводить мужика? Видно же, что ты его терпеть не можешь, ведь такую рожу может состроить только самая циничная и наглая шлюха на всем белом свете – в ту секунду, когда партнер не видит ее лица!

Я аккуратненько опустился в углу комнаты. Не выходя из подпространства, принял свой облик – облик Пети Шишкина. Того Пети Шишкина, которого бригада «Скорой помощи» снимала с покореженного автомобиля соседа.

Нет, я не видел своего трупа, хотя и думаю, что смог бы это сделать. Как я уже знал со слов Баст, для нас, демонов, нет ни расстояний, ни времени. Вот только страшновато лазить в прошлое – вдруг чего-нибудь нарушишь, и все в будущем пойдет по-иному? Моя нынешняя жизнь меня вполне даже устраивает – во всех, понимаешь ли, отношениях.

Но ведь зло должно быть наказано? Ведь не должно быть так, чтобы какая-то пакостная баба вот так брала, выкидывала своего мужа из его же квартиры, а потом устраивала здесь бордель? Неет… ты ошиблась! Не с тем связалась! Теперь я демон, и тебе придется узнать силу моего гнева! (Где-то я такое читал, и мне очень понравилось – пафосно, красиво, прямо-таки Болливуд! Умеют же люди красиво говорить, не то что я!)

Прежде чем «выйти в свет», я еще раз посмотрел по сторонам. Похоже, что здесь сейчас был вечер – за окном темно, где-то далеко жужжат машины, проносящиеся по проспекту, – привычный, знакомый фон большого города.

Квартира – она казалась мне большой, просторной, такой просторной, что я гордился, какая здоровенная у меня квартирища! И что теперь? После дворцовых покоев, после спальни, которая больше похожа на вертолетный ангар, чем на спальню, – и вот эта жалкая конурка?! А я ведь прожил бы здесь скорее всего долгие, долгие годы. Потом купил бы квартиру побольше, а может, и загородный дом, чтобы затем часами стоять в пробке по дороге на работу. Убогая жизнь! Убогая судьба! Разве можно сравнить ее с нынешней? Яркой, насыщенной, красивой… сказочной?

Мне вдруг стало смешно. Я представлял себе – как вернусь в квартиру, как отомщу убийце, как она будет умолять меня оставить ее в живых… правда, почему-то никогда не доходило до самой главной сцены – казни негодяйки. Мое «кино» заканчивалось на том, что она умоляет меня, ползая по полу и хватаясь за ноги. А потом все, занавес! Что я с ней сделал после «антракта» и что собираюсь сделать сейчас – абсолютно непредставимо. Ну что же, попробую импровизировать!

Я вышел из подпространства и тут же посмотрел на себя в высокую зеркальную стену, которую установила моя бывшая – видимо, для того, чтобы наслаждаться видом себя самой, отдающейся разным мужикам. То, что я увидел, – мне понравилось. Залитое кровью, перекошенное, но вполне узнаваемое лицо, голова слегка набок, и неподвижные белесые глаза внимательно смотрят на мир со вселенским укором и печалью.

Руки в крови, кисти рук я сделал побольше – эдакие загребущие лопаты, способные утащить за собой в преисподнюю любого, до кого они доберутся.

Сквозь белую рубашку, разорванную на полоски, пропитанную алой кровью, проглядывает сине-серое, покрытое хирургическими швами изуродованное тело. Настоящий зомбак! Классический! Прелесть, а не покойник!

– Ааааа! А! А! А!

Моя бывшая супружница задергалась, засучила ногами, между которых уютно пристроился толстый боров, – она увидела меня, тихо, маленькими шажочками, вытянув руки-загребуки подходящего к «ложу любви».

Боров воспринял ее вопли за признак удовлетворения, радостно заухал, зарычал, вызывая воспоминания о боевых треножниках марсиан (так ухали проклятые инопланетяне, выпивая кровь из несчастных горожан), заколыхался, наполняя преступное лоно шлюшки своей вонючей слизью, а потом обмяк, отдуваясь, довольно ухмыляясь, как огромный морж, только что покрывший очередную самку из своего гарема.

Но моя бывшая так и продолжала выть, указывая на меня, застывшего на месте в самой красивой из зомбачьих поз – позе панночки, разыскивающей Хому Брута, спрятавшегося за силовым полем молитвы.

Кстати, обстановка располагала к ужастику – свет из светильников розовато-красный, за окном ночь – самое время для вылазок нечистой силы!

Боров наконец-то осознал, что воет девка не потому, что восхищена его гнилым стручком, теряющимся в складках жировой прослойки, повернул голову, и…

Нет, я не ожидал такой прыти от стапятидесятикилограммового хряка. Он слетел с кровати так, будто не давили его годы, сожранные бесчисленные шавермы и выпитые тонны консервированного пива, будто только что не отдал все свои силы в сладострастном порыве удовлетворить эту холодную, так любящую деньги красавицу! Эту шлюху, которая не гнушалась ничем, лишь бы раскрутить его на очередной банковский «транш»!

Бросившись в угол комнаты, он схватил кучу барахла, в которой можно было рассмотреть штаны и рубаху, больше напоминавшие сдутые воздушные шары, и с клекотанием, похожим на мелодичный звук, издаваемый пойманным индюком, выскочил в коридор, хлопнув дверью, спасительницей и избавительницей от всех видов нечистой силы.

А я продолжил свое движение, делая руками хватательные пассы, а затем глухо, хрипло, побулькивая, голосом ожившего мертвеца, как его представляют себе продвинутые киношники, грозно забубнил:

– Убийца! Убийца! Убийца! Я заберу тебя в преисподнюю! Убийца! Покайся, убийца! Иди в полицию, сдайся! Иначе я заберу тебя с собой! Убийца!

Бывшая визжала, я бубнил; ко всему прочему, двигаясь по постели, негодяйка случайно уселась голой задницей на пульт музыкального центра, и в квартире вдруг раздался громовой голос бабушки всея шуобиза, незабвенной Аллы Пугачевой, – старая песня, непонятно как оказавшаяся в современнейшем дорогом аппарате. Возможно, что просто включилось радио – что-то вроде «Ретро-ФМ».

Да, это была картина! Жаль, что никто не мог ее заснять на видеокамеру! Визжит и воет голая девица, под которой на простыне расплывается мокрая лужа (то ли результат соития, то ли просто обмочилась от страха), к девке тянет руки бубнящий и хрипящий зомби, а в квартире раздается свежий, бодрый голос примадонны: «Ах, Арлекино, Арлекино, Нужно быть смешным для всех. Арлекино, Арлекино, Есть одна награда – смех! Ах-ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха! И одна награда – смех! Ах-ха-ха-ха!»

Это «ах-ха-ха-ха!» вкупе с зомбаком звучало так жутко, так запредельно гадко, что я непроизвольно понюхал воздух – не обделалась ли злодейка? Если бы передо мной лично до всех этих событий появился эдакий черт в сопровождении песни примадонны – я бы наверняка обделался со страха!

Кстати, всегда считал, что в этой песне есть что-то дьявольское, точно! Так хохотать может только демон, и не просто демон, а настоящий, из ада!

Моя бывшая восприняла принюхивание как знак того, что я ищу жертву по запаху, а значит, настала кульминация преследования – поздний ужин зомбака, и потому очень быстро, как крыса, спасающаяся от кота-крысолова, нырнула во встроенный шкаф рядом кроватью, видимо, полагая, что уж там-то она будет в полной безопасности и оживший мертвец до нее точно не доберется.

И тогда я аккуратно, размеренно постучал в дверцу и прохрипел, стараясь перекрыть завывания маститой певицы:

– Завтра же пойдешь в полицию и во всем сознаешься! А я проверю! А не пойдешь – я буду приходить к тебе каждую ночь, каждую ночь! Найду тебя везде – даже если ты уедешь в свою деревню – и вырву твое сердце! А потом утащу в ад! Кайся, проклятая, кайся!

– Ах-ха-ха! И одна награда – смех! – Песня закончилась, а я, еще раз постучав в дверь и порычав, ушел в астрал, испытав чувство глубокого морального удовлетворения.

Ну что же, все получилось очень даже неплохо. Конечно, она решит, что ей все это приснилось, никуда не пойдет, но я точно прилечу и завтра. И послезавтра. И через два дня. Я не дам ей спать, пока она не пойдет и не повинится! Или не сойдет с ума.

Жестоко? А не хрена убивать мужей! Тем более таких замечательных, как я!

«И наказание преступлению должно быть подобно!» Ну не выкидывать же ее с балкона, я все-таки не такой зверь, как она. Пусть посидит на зоне, помучается, поработает для народного хозяйства. Кстати – надо будет подсказать родителям, чтобы отсудили у гадины квартиру – убийца ведь не может наследовать за жертвой! Квартира-то куплена на их деньги, на деньги папы и мамы!

И кстати, о них… о родителях… нужно принять свой нормальный облик. Хватит зомбачьей рожи! Не дай бог так появиться перед мамой – ее точно кондратий хватит!

По памяти придал себе приличный вид, сделав Петю Шишкина – молодого, здорового, двадцатипятилетнего парня, – и мгновенно переместился в квартиру родителей, в прихожую – такую знакомую, до малейшей царапины на обитой рейкой стене.

Это мы с отцом обивали, а потом покрывали лаком. Вернее – он, а я только помогал, держал планки. Как давно это было! Между стуком молотка по гвоздю и этой минутой – целая жизнь. Нахлынули воспоминания, и я едва не разревелся от нахлынувших чувств.

Быстро взял себя в руки и, аккуратно, тихо ступая по покрытому линолеумом полу, пошел туда, откуда доносился звук работающего телевизора.

Мама сидела в кресле, накрывшись пледом, смотрела в телевизор, или, скорее, над телевизором, остановившимся, мертвым взглядом. Она не спала, пребывая в состоянии то ли забытья, то ли глубоких раздумий.

О чем она думала? Возможно, о том, что ей никогда уже не придется увидеть своих внуков? Представляю, как ей сейчас тяжело!

В спальне раздавался храп отца. Он ложился рано и вставал рано – что меня всегда бесило. Только колхозники ложатся с зарей и встают с зарей, а мы все-таки «типа интеллигенты»! Можем ведь позволить себе поваляться подольше, хотя бы в воскресное утро?!

Отец всегда смеялся на мои возмущенные речи, но старался в выходные дни ходить потише и не греметь посудой. Что, впрочем, ему не очень-то и удавалось.

Итак, я дома. И вот как же мне тогда объявиться? А если маме станет плохо? Если сердце откажет? Ну – вот только представить – сын, которого похоронили… непонятно сколько времени назад (А я не знаю, сколько здесь прошло времени! Может, у нас там оно течет медленнее, чем здесь! Или наоборот – быстрее!), приходит в дом – как живой! Покойник! Приходит! Ай-яй… я как-то об этом и не подумал!

И тут мама вдруг пошевелилась и тоненько всхлипнула:

– Петенька! Петенька, мой Петенька! Ну как же так, а? Как же так?!

У меня сердце оборвалось. Я попятился назад, опомнился и мгновенно сбежал в подпространство, прежде чем она что-то заметила. Нет, нельзя так! Я ее убью своим появлением!

Вот же свинство! Я дома и не могу показаться родителям! И не могу придумать, что мне делать!

Снова вышел в реальный мир, но уже в соседней… в моей комнате. Тут все осталось по-прежнему, будто я отсюда и не уходил. Книги, старенький музыкальный центр, тапочки. Да, мои старые, затертые тапочки ждали меня возле кровати! Мама всегда говорила, что если мне станет плохо – чтобы я ехал сюда, в свой дом, и меня всегда будет ждать моя уютная кровать и мои тапочки.

Я аккуратно, с наслаждением улегся на кровать, замер, заложив руки за голову. Хорошо! Будто и правда я никуда не уезжал и мне снова шестнадцать лет. Торопимся взрослеть… дураки! Какие мы в юности дураки!

Шаги. Отец. Медленно прошел на кухню, включил свет, загремел пододвигаемый табурет. Шумно пьет холодный чай с лимоном – из пивной кружки, ага. В нее влезает ровно литр, проверено! Много чаю можно навести!

Сидит на кухне, не уходит. Уснул?

Так что же делать, что? Вообще-то у отца крепкое сердце, никогда не жаловался. И вообще он мужик довольно резкий, чуждый мистики и всякой чертовщины. Всегда говорил, что не верит в экстрасенсов и всякую такую чушь. Если сейчас я выйду, сяду перед ним – что будет? Не поверит ведь! Решит, что кто-то забрался в дом, нарядился погибшим сыном!

Бритва Оккама, точно. Отрезай лишнее, мистическое! Самый правильный вывод – самый простой! И что тогда делать?

Да будь что будет! Я что, трушу?! А ведь трушу, точно! Боюсь!

Я рывком соскочил со скрипнувшей кровати, тихо, как и прежде, прошел в кухню. Отец сидел за столом, повесив голову, глядя в столешницу, а когда услышал мои шаги, головы не поднял и лишь тихо бросил:

– Не спится, мать? Ты бы поспала… убиваешь себя. Помрешь – я как без тебя буду жить, ты соображаешь? Прекрати…

Он поднял голову, осекся, и на его лице вначале проступила растерянность, потом необычайное изумление, а лицо побледнело как мел! Попытался что-то сказать, но я его остановил, стараясь, чтобы мой голос был хоть немного похож на голос того Пети Шишкина, который жил в этой квартире годы и годы назад:

– Пап, тише! Маму напугаешь! Я жив! Ну да, я жив! Это долгая история, и, возможно, ты в нее не захочешь верить, но все именно так – я жив вопреки всему! Помнишь, когда я уходил жить с Машкой, сказал, чтобы вы мои тапочки никуда не убирали? Чтобы они всегда ждали меня у кровати? Вот и дождались! Я жив, папа! Жив!

Отец зажмурил глаза, по щекам прокатились две слезы. Проморгался, выдохнул:

– Ты-ы… никто не знает про тапочки! Никто! Значит – это ты! Фффуухх… я уж думал, что спятил! Видения начались! Дай я тебя пощупаю, ну?!

Отец обнял меня так, что затрещали кости, и потом долго не отпускал. Так мы и стояли – обнявшись, чувствуя, как колотится родное сердце.

А потом сидели друг напротив друга, и я рассказывал – все, как было. Ну… почти все. Зачем родителям знать о сексуальных похождениях детей, ведь правда же? Родители ведь, как никак… неудобно.

Отец смотрел на меня, недоверчиво крутил головой, а когда я продемонстрировал исчезание в подпространство и появление в другом конце кухни, наконец-то поверил в мои «бредни». Да, трудно принять правду, особенно если она так похожа на волшебную сказку.

И он пошел к матери. Его долго не было, а потом… потом мы отпаивали маму корвалолом и всякой такой пахучей дрянью, которую нашли в аптечке. А когда откачали, когда она отплакалась, отрыдалась, – долго сидели и пили чай, а я рассказывал и рассказывал, рассказывал и рассказывал, пока не охрип. И тогда уже сидел молча и слушал моих папу и маму, наслаждаясь забытым домашним покоем.

А когда настал момент расставания – не обошлось без слез и без обещания навещать в каждую свободную минуту.

А еще – я дал торжественную клятву показать, а лучше всего – переправить сюда внуков, чтобы бабушка и дедушка могли их как следует потискать и научить всему, что нужно знать о нашем мире.

На мамино дрожащим голосом – «Может, останешься, сынок?» – я не ответил ничего. Ей-ей, мне хотелось остаться, так хотелось, аж скулы свело! Но разве я могу бросить ту свою жизнь? И дело не в роскоши, не во власти – меня там ждет моя семья, моя работа, ведь я настоящий мужчина и не могу бросить тех, кого приручил! А потому – придется постоянно мотаться между мирами. Но ей-ей, я не жалею о такой жизни. Да и кто бы о такой жизни не мечтал? Только не я.

Впереди много дел – нужно найти негодяя-колдуна, разобраться с недругами в империи, преобразовать жизнь Настии, а возможно, и всего мира, воспитать детей – не худших, чем я, демон Петя Шишкин, король Настии, может быть, и Властелин Мира.

Я обязательно справлюсь, ведь ничего другого не остается, как победить!

Уверен – справлюсь. Иначе ведь и быть не может! Аксиома, однако.