Глава 12
Синий вариант
Украина, Захидный партизанский край. 12 июня 1942 года
После полного провала карательной экспедиции немецкое командование в Ровно оказалось в щекотливой ситуации – партизаны потребовали освободить их товарищей из тюрем и концлагерей – 1200 человек, подпольщиков, партизан, пленных красноармейцев, не пожелавших служить рейху.
В ином случае 1200 пленных эсэсовцев ждал расстрел.
Вся пикантность заключалась в нежелании признаться перед берлинским руководством в собственном поражении, а решать вопрос с заложниками нужно было именно в Берлине.
Осторожное зондирование показало, что фюрер крайне нервно реагирует на любые переговоры с партизанами, поскольку считает это проявлением слабости. Ответ получался категоричным: разговор с преступниками (то бишь с партизанами) возможен только один – с позиции силы.
Короче говоря, эсэсовцы были приговорены.
И партизаны, не мешкая, привели приговор в исполнение.
Совесть Судоплатова молчала – никаких конвенций он не подписывал, а его 1-я партизанская армия – не регулярные войска. Да и о чем спорить? Можно ли относиться к эсэсовцам так же, как они относятся к пленным где-нибудь в Освенциме?
Это в будущем для европейских либералов жизнь преступника будет священна, а вот Павла и тогда, и теперь больше интересовали жертвы преступлений. А жертвы имеют право на справедливость.
Карателей расстреляли все в той же Гнилой балке, после чего пригнали «тыловиков», засевших в танках и блиндажах на линии рассечения, – нате вам лопаты, и копайте. Погребайте сослуживцев.
С танками справились часа за два – подогнали ПТО, да и расстреляли полузакопанную бронетехнику в упор.
Что интересно, страхи нового ровенского гауляйтера Хельмута Квитцрау, бывшего генерального комиссара округа Киев, были напрасны. В Берлине попросту отмахнулись от карателей, от промахов и провалов, ибо восточнее, под Харьковом, на Донбассе, у берега Азовского моря гибла группа армий «Юг».
Несокрушимый вермахт терпел поражение, его танки, его роты безжалостно перемалывались, унавоживая и без того плодородный чернозем.
В начале июня немцы отступили где на сто, где на сто пятьдесят, даже на двести километров, после чего фронт стабилизировался на линии Ахтырка – Днепропетровск – Мелитополь.
То есть уничтожить ГА «Юг» у РККА не получилось, повторилась примерно та же ситуация, что в битве под Москвой, – враг был отброшен, сильно потрепан, но не разбит. С другой стороны, немцам тоже не удалось достичь желаемого – вместо того, чтобы прорваться к Волге и на Кавказ, они откатились чуть ли не к берегу Днепра.
В советской печати было много торжества и песнопений, вплоть до того, что объявлялся скорый конец войне. Однако реальное положение дел было куда более угрожающим.
Немцы понесли огромные потери, это правда, но и Красная Армия пострадала не меньше. Фронт держался, узкие места латались, строилась, углублялась оборона, подчас доходя до девяти линий эшелонирования, но, несмотря ни на что, за люфтваффе по-прежнему оставался перевес. РККА и вермахт сравнялись в танках и живой силе, но если немцы не могли в ближайшее время вести наступление, то и советские войска были лишены этой возможности.
В полную силу заработали эвакуированные за Волгу, на Урал и в Сибирь оборонные заводы. Новые танки, самолеты, орудия шли нескончаемым потоком. Все для фронта, все для победы!
Немцы тоже изыскивали резервы. 6-я армия Паулюса, сократившаяся более чем наполовину и вышедшая из окружения лишь при поддержке 4-й танковой армии Гота и группы Манштейна, спешно пополнялась.
Командование снимало целые дивизии с тех участков фронта, где положение считалось устойчивым, и перебрасывало их на юг. В результате группа армий «Центр», и особенно ГА «Север», оказались обескровлены.
Генерал-фельдмаршал фон Кюхлер, командующий «северянами», попробовал выразить свое негодование, за что был отчитан и буквально оплеван Гитлером. В результате генерал-фельдмаршал подал в отставку, а его место занял Вальтер Модель, не зря прозванный «пожарным фюрера».
Чувствуя поддержку вождя, Модель не стал дожидаться наступления русских, а отвел части изрядно поредевших 16-й и 18-й армий вермахта, что снимало блокаду Ленинграда. Ставка Верховного Главнокомандования не замедлила воспользоваться слабостью противника и заняла рубежи, укрепила оборону.
Ленинградцы вздохнули с облегчением, а вслед за ними и многие производственники по всей стране – город на Неве был важнейшим индустриальным центром.
Надо сказать, что снять дивизии было самым легким, а вот доставить их к месту назначения являлось делом крайне трудным и опасным – железные дороги проходили по территории партизанских краев, начиная с Ленинградского, и просто так отправить эшелон с техникой и людьми не получалось. Мангруппы 2-й ОМСБОН дежурили постоянно, подрывая пути и мосты, отправляя составы под откос.
Немцы выкручивались, как могли, посылая саперов, выстраивая охрану вдоль перегонов. Тогда в дело пошли радиомины.
Фрицы осматривали пути и местность вокруг – пусто и тихо, можно пускать поезд. Пошел состав. По-прежнему никого, вот только взрывы следуют один за другим, и подорванные вагоны кувыркаются под насыпь…
В Смоленской и Брянской областях выходило еще круче, там воинские эшелоны вермахта подвергались бомбардировке с воздуха.
«Юнкерсов» было много, хватило на всех…
В Ставке полагали, что немецкого контрнаступления следовало ожидать не ранее осени. И именно на юге – Германия по-прежнему нуждалась в нефти, а тут Кавказ рядом…
И Гитлер подмахнул приказ о начале операции «Фалль Блау».
Именно это портило настроение Хельмуту Квитцрау. Заняв кресло рейхскомиссара в Ровно, он уже грезил о сияющем будущем.
На западе рейхскомиссариат «Украина» граничил с «генерал-губернаторством» и Великой Румынией, на севере – с рейхскомиссариатами «Московия» и «Остланд». На восток немцы, загодя поделив шкуру неубитого русского медведя, продлили границы рейхскомиссариата до заволжских степей, смыкая их с землями рейхскомиссариата «Туркестан». На юге «Украина» граничила с рейхскомиссариатом «Кавказ» и с «Готенландом», который русские по-прежнему называли Крымом.
Готенланд должен был стать частью непосредственно рейха, таково было желание Адольфа Гитлера.
Но Квитцрау и этого было довольно, ведь его рейхскомиссариат становился, уже стал истинной житницей Рейха. Благодатные земли и климат позволяли превратить Украину в самую богатую колонию Великой Германии.
Но эти проклятые русские никак не хотели проникнуться немецким величием! Они отчаянно сопротивлялись, эти варвары, жестоко и беспощадно расправляясь даже с доблестными СС.
И блестящая будущность казалась гауляйтеру все более и более эфемерной.
Подготовка к осеннему наступлению лишила оккупационные войска всех резервов. Дошло до того, что в Берлине пошли на сотрудничество с украинскими националистами, пообещав им «самостийность та незалежность».
Теперь ОУНовцы должны были исполнять карательные функции, как это уже делалось в Прибалтике, где еще со времен Ливонского ордена было распространено германофильское низкопоклонство.
В принципе, дружинам украинских националистов к карательным операциям было не привыкать. Еще в 41-м украинские батальоны «Нахтигаль» (Роман Шухевич) и «Роланд» (Рихард Ярый) вволю порезвились, наступая следом за немцами, вырезая «жидов та москалей».
Едва немцы заняли Львов, верные последователи предателя Мазепы ворвались на радиостанцию и с пафосом зачитали акт провозглашения «Украинского государства, союзного Великой Германии, во главе с вождем С. Бандерой».
Их кредо? «Всегда!»
Всегда бороться «против большевистской России, за обновление и защиту Самостийной Соборной Украинской Державы».
А один из главных теоретиков украинского национализма (читай – нацизма) Колодзинский и вовсе заговаривался, давясь слюной от жадности и «гидности»: «Мы хотим не только обладать украинскими городами, но и топтать вражеские земли, захватывать вражеские столицы, а на их развалинах отдавать салют Украинской империи… Хотим выиграть войну – великую и жестокую войну, которая сделает нас хозяевами Восточной Европы».
Убогим, им все же достало ума осознать собственное убожество и творить кровавый беспредел под командованием немцев и в угоду немцам – на то, чтобы вершить «освобождение» Украины самим, оуновцам не хватило бы сил. Силы духа – в первую очередь.
Понятно, что величие, которым бредили Бандера, Мельник и прочие «борцы», Германией не признавалось – Украина должна была стать сельскохозяйственной провинцией рейха, где в богатых фольварках, розданных офицерам СС за верную службу, нашлось бы место и для украинцев-батраков (кроме тех двух третей населения, которых сослали бы в Сибирь и Бразилию). Так что ничтожествам из ОУН, предавшим свой народ во имя фашистской идеи (хоть и с украинским акцентом), нашлось бы место разве что на полях фольварков – из них бы получились неплохие надсмотрщики.
А пока хозяева из Берлина приказали укрофашистам бороться с партизанами.
Немецкие гарнизоны все чаще пустели, отправляясь крепить оборону на фронте, а места в казармах занимали союзники.
2-я венгерская армия генерал-полковника Густава Яни, румынская 3-я армия (Думитреску) и 4-я армия корпусного генерала Константинеску, 8-я итальянская армия (Гарибольди), испанская «Голубая дивизия» (Грандес) – вот на кого возложили оборону в тылу немецких войск.
Многажды битые, союзники были рады-радешеньки покинуть передовую, где «русские варвары» едва не перебили их. Рано радовались…
* * *
13 июня Бандера и Шухевич организовали рейд по деревням и селам Ровенщины, рекрутируя новобранцев в «Украинский легион», расстреливая «пособников партизан».
В отличие от Суражского, или Дорогобужского, или иных партизанских краев, в Захидном не было колхозов. За год до войны их просто не успели создать.
Поэтому продовольственная проблема для 1-й партизанской армии всегда стояла остро. Нападения на немецкие склады и фольварки решали ее раньше, когда партизан насчитывались сотни, но когда счет пошел на тысячи…
Местные же крестьяне, сочувствующие лесным бойцам, постоянно «подкармливали» их, передавая зерно, масло, яйца, картошку. Даже те, кто недолюбливал партизан-москалей, сотрудничали с ними, поскольку жители леса частенько отдаривались захваченными трофеями.
Каналы поставок были отработаны, все шло заведенным порядком, и вот – здрасте, бандеровцы задумали лишить партизан поддержки низов.
Судоплатову ничего не оставалось, как самому выйти в рейд – на перехват ярых поборников «орднунга».
Подготовка к рейду прошла на «высоком профессиональном уровне» – в последние дни мая партизаны выстроили настоящий радиоцентр, вывезя кучу оборудования фирм «Телефункен» и «Сименс».
Мощный передатчик вкупе с высокой антенной, спрятанной меж четырех сосен, позволял вести уверенный прием со всей Ровенской области. Первым на связь вышел Мурад Фидаров, руководитель подпольной группы в Сарнах. Он и сообщил, что бандеровцы побывали в Вирах, Селищах, Людвиполе, Озерцах, занимаясь грабежами, изнасилованиями и убийствами, а ныне собрались в Клесовский район.
«Дядя Костя» – Константин Ефимович Довгер из Клесова подтвердил, что полицаи ожидают скорого приезда ОУНовцев.
– Выдвигаемся! – сказал Судоплатов, снимая наушники. – В Клесово.
* * *
Румыны весьма рьяно взялись за укрепление немецких тылов, поэтому командующий 1-й партизанской армией счел своим долгом показать «мамалыжникам», кто в доме хозяин.
К тому же Судоплатова раздражало одно обстоятельство – румынская матчасть была устаревшей, поэтому желания «трофеить» ее было мало.
Уже на второй день после того, как части 4-й армии разместились в Ровно, в Сарнах и прочих гарнизонах, корпусный генерал Константинеску-Клапс взялся за демонстрации силы – раза два над Цуманскими лесами пролетали истребители ИАР-80, склепанные на заводе в Брашове. Самолеты были так себе, на передовой им делать нечего, а для обеспечения надежного тыла – в самый раз.
Вероятно, так считал сам Константинеску. Судоплатов думал иначе. Когда батарея зениток «ахт-ахт» сбила семь ИАР-80, а звено краснозвездных «мессеров» доконало остальные три, корпусный генерал сильно обиделся на партизан. Поэтому, видно, и пообещал всяческую поддержку ОУНовцам, которых презирал, как всяких предателей. Но, как говорится, враг моего врага – мой друг.
Прикрывая поход, Павел отослал два танковых взвода по направлению на Луцк. Они были приманкой.
Шестерка бомбардировщиков «Потэз-63» Румынских Королевских ВВС снялась с аэродрома в Ровно и направилась бомбить «обнаглевших партизан». На подлете их перехватили «Мессершмитты».
«Потэзы» не стали геройствовать – сбросив бомбы в поля и болота, они развернулись на восток. Развернулось три «Потэза», поскольку другая половина отряда уже горела на земле. Вскоре пылало уже шесть костров.
Ну, пока одни летчики давали жизни другим летчикам, партизанская колонна приближалась к Клесово. Эфир был забит румынскими и немецкими скороговорками – вопили в Ровно, ругались в Луцке, и никто не заметил продвижения группы Судоплатова.
Медведев ворчал на комиссара, не одобряя рискованное мероприятие, но сам Павел не считал свою затею такой уж опасной.
Погибнуть можно было и оставаясь в урочище Лопатень. А ну как бомбовозы нечаянно вывалят свой груз над «столицей» Захидного края?
В колонне не было танков, только бронеавтомобили «Шревер» и «Панар», «Ганомаги» да рабочие лошадки вермахта – грузовики «Опель-Блиц».
Судоплатов взял с собой сто пятьдесят бойцов, все в немецкой форме, сплошь пулеметчики да автоматчики. Парочка «Опелей» везла на прицепе противотанковые орудия. Так, на всякий случай.
Получилась большая мобильная группа.
Подъезжая, Павел связался с «Дядей Костей».
– «Андрей» на связи. Что нового?
– Приехали… эти! Вот, сижу на чердаке, наблюдаю. Пока не безобразничают. Собрались у бывшего сельсовета, пьют. Похоже, скоро начнется! Румыны не показываются, эти и наглеют. Немцы бы сразу укорот сделали, а «мамалыжники», как та мамалыга – размазня сплошная…
Уговорившись, куда и как подъезжать, Судоплатов объявил конец связи.
Клесово стояло на железной дороге между станциями Сарны и Олевск, среди лесов и болот – самые партизанские места! А к северу тянулись топи и дебри белорусского Полесья.
Мобильная группа подъезжала с юга, от деревни Виры.
Станция Клесово была невелика, и румынский гарнизон, стоявший здесь, сильно обрадовался проезду «немцев» – неуютно было «мамалыжникам». Южане так и тянулись во фрунт, когда Судоплатов в форме оберштурмбаннфюрера СС небрежно «зиговал» из кабины «Ганомага».
Само село размещалось за железной дорогой, туда вел проселок.
– Красиво здесь, – оценил водитель. – Сосны, смолой пахнет… Красотень!
Павел кивнул.
– Красотень. Значит, так… Сбавь немного скорость, мы вроде как не спешим. Едешь, не останавливаясь, до самого сельсовета. Марина!
– Я здесь!
– Группа Мухи останавливается на околице. В село всех впускать, никого не выпускать. У группы Творогова такое же задание – перекрыть проезд с северной стороны, к Томашгороду. Группа Ермакова шерстит улицы – всех бандеровцев гоним к сельсовету. Остальные со мной. Начали!
Каменные дома и беленые хатки выстраивались вдоль двух или трех улиц, так что капитану Ермакову работы выпало немного.
К зданию сельсовета подъехала пара «Ганомагов», «Шревер» и «Опель», из кузова которого тотчас стали выпрыгивать бойцы в форме СС, спокойные и молчаливые.
А бандеровцы, по всему видать, уже «разогрелись» – из окон сельсовета неслась пьяная брань и гогот, там вовсю щелкали рюмками и звякали стаканами.
На посту у входа стояли, покачиваясь, два полицая с повязками на рукавах, глотали мутный самогон и закусывали хрусткой капустой из миски. Увидав немцев, они выпучили глаза и застыли по стойке смирно, лишь челюсти продолжали перемалывать закуску.
На небольшую площадь, вернее, даже площадку перед сельсоветом, где ныне размещалась комендатура, уже выходили, похохатывая, бандеровцы. Расхристанные, оживленные, они вели перед собою четырех человек, здорово избитых и связанных. Еще двое молодцев волокли упиравшихся девушек лет пятнадцати, да как бы не меньше. Эти брыкались и визжали, но их упорно тащили, причем без рукоприкладства, чтобы внешний вид не попортить.
Немало принявшие самогону, ОУНовцы далеко не сразу приметили «слонов».
Судоплатов вышел и остановился, расставив ноги и заведя руки за спину, теребя стек. Он смотрел на бандеровцев со скучающим видом, и до тех не сразу, но стало доходить – хозяева пожаловали.
Полицаи и вовсе едва капустой не подавились. Никогда бы им – людям второго сорта – и в голову не пришло жрать на крыльце комендатуры. Погнали бы их отсюда пинками да прикладами – знай свое место. А с румынами – «прокатило».
Судоплатов освободил одну руку и жестом показал Трошкину – заходи этим со спины. Пятеро «эсэсовцев» подбежали трусцой, выстроившись за бандеровцами.
Схваченные ОУНовцами селяне не знали, радоваться ли им неожиданному вмешательству немцев.
Не глядя на них, Павел поманил к себе одного из тех, кто волок девчонок. Коротко стриженный парубок, но с чубом, в старой немецкой форме, приблизился.
– Кто ты есть? – спросил Судоплатов, немного искажая русскую речь. – Имя? Фамилия?
– Так… это, пан офицер, – замычал парниша. – Грицько я, Рудак. Ага.
– И куда вы ведете этих милых фройляйн?
– Га? Так… это… На допрос!
Небрежным, но сильным движением Павел стегнул Грицько стеком по морде, рассекая щеку. Тот захныкал, сжимаясь и поводя плечом.
– Клаус!
Тот выскочил, всем видом изображая образец дисциплины.
– Этих – в машину, – сказал Судоплатов на корявом немецком, указывая на задержанных селян, – и фройляйн. Этих, – стек уткнулся в направлении растерянных бандеровцев, – связать.
– Яволь!
Укрофашисты и слова, и полслова не смогли вымолвить, пока их профессионально вязали.
Тут из переулка вывернул «Опель» Ермакова. Подъехав к комендатуре, партизаны вытолкали из кузова повязанных бандеровцев.
– Грабили, герр оберштурмбаннфюрер!
Выговор Трошкина тоже не отличался изыском, но кому было сравнивать?
Судоплатов принял донесение к сведению и обернулся к полицаям.
– Ты, – ткнул он стеком в того, что стоял на ступеньку ниже. – Кто есть?
– Старший полицейский, пан офицер! – доложил тот сиплым, испитым голосом. – Ондрий Шморгун!
Пулеметчики глаз не спускали с комендатуры. Парни Трошкина уже обошли ее, отрезая пути отхода. И в этот момент двери с треском распахнулись, и двое краснолицых, потных вышли на крыльцо, вынося нагую девушку за руки и ноги. Ее голова с распущенными волосами безжизненно болталась на тонкой шейке.
– Сдохла, жидовка! – радостно начал один из молодчиков и замер на полуслове.
Второй, поводя мутными глазами, еле выговорил:
– Привели?
– Взять, – холодно скомандовал Павел.
У него просто рука чесалась выхватить пистолет и всаживать, всаживать пули в это мурло, в эту мерзкую харю, но он сдержался. Затевать боестолкновение было бы не лучшим решением. Бандеровцев в Клесово не меньше сотни, и потерь среди своих Судоплатов не хотел.
– Где ваш командир? – резко спросил он.
Молодчики, как по команде, вытянули руки к комендатуре.
– Ну, шо еще не так? – послышался недовольный голос, и из дверей комендатуры показался человек, за которым Павел давно охотился. Степан Бандера.
В какой-то полувоенной одежке, «проводник ОУН (б)» выглядел не слишком представительно.
– Вас выпустили из Заксенхаузена? – прохладным голосом осведомился Судоплатов.
– Так точно, пан офицер, – наклонил голову Бандера. – Позвольте спросить, что здесь происходит?
– Генеральная уборка, – усмехнулся Павел. – Взять его!
– Па-азвольте!
Но добры молодцы Трошкина уже сработали, «как учили»: заломили Степану руки за спину и бегом отвели к «Опелю», куда и забросили, ожидая дальнейших указаний.
– Всех на улицу, – скомандовал Судоплатов.
«Эсэсовцы» бодро взбежали на крыльцо и скрылись за дверями комендатуры. Возмущенные крики, доносившиеся изнутри, резко обрывались – партизаны не были склонны шутить и заигрывать.
Вскоре толпа бандеровцев повалила на улицу – пьяные, растрепанные, злые или струсившие, они сгрудились на площади, переглядываясь и осматриваясь.
Бронеавтомобили и целый отряд СС мигом погасили порывы самых безбашенных – они прекрасно знали, на что способны выкормыши покойного Гиммлера, а потому и не «рыпались».
– Построиться!
Бандеровцы суетливо, путаясь, стали в строй, не зная, что отданная «паном офицером» команда прозвучала не только для них…
Чуть шевельнулись пулеметные башенки бронеавтомобилей, навелись стволы «ручников» в кузовах грузовиков.
Павел оглядел строй и гаркнул:
– Фойер!
Загремели пулеметы, скашивая строй. Пули рвали и кромсали тела, а Судоплатов словно видел кадры кинохроники, где вот такие же немецкие холуи расстреливали евреек в Бабьем Яру.
Правый фланг бандеровцев качнулся, обращаясь в бегство, но пулеметчик с «Ганомага» живо перекрыл ход, пустив длинную очередь. Те, кто стоял в заднем ряду, попытались скрыться за комендатурой, но там их поджидали парни Трошкина – к низкому гоготанью пулеметов добавился сухой, отрывистый кашель «шмайссеров».
Еще минута, и все было кончено.
Деревенские стояли, оцепенев. Оглядев их, Павел усмехнулся.
– Подводы найдутся? – сказал он на чистом украинском языке.
– Ч-что? – еще сильнее растерялись селяне. – К-как?
– Мы не немцы. Ваша задача – собрать всю эту падаль и вывезти куда-нибудь, чтобы не портила воздух. Справитесь?
– Справимся! – дружно ответили клесовцы, уверовавшие в чудо.
– А с Бандерой что делать? – поинтересовался Трошкин. – Расстрелять?
– Много чести. Повесить.
Тут взревел двигатель «Опеля», и грузовик, подкидывая задком, устремился прочь. Вслед ему застрочили автоматы, но машина свернула в проулок.
– Угнали-и! – донесся крик.
– Что случилось?
– Товарищ комиссар! Тарас ушел, сволочь, и «Опеля» увел!
– Там Бандера был! Он сам – бандеровец недорезанный!
– Догнать!
Пара «Ганомагов» и «Панар» покатили, разгоняясь. Шибко большую скорость на местных проселках не развить, да и «Опель-Блиц» – не гоночная машина.
– Майор Трошкин!
Тот материализовался, как джинн из сказки. Когда Судоплатов обращался к нему по званию, это означало, что командир, весьма обходительный и воспитанный человек, находится в полном бешенстве.
– Товарищ комиссар, это Тарас Парубий был, водитель. Мы его проверили, как следует, он уже полгода в отряде. Уж чем его купил Бандера, мы не знаем. Но узнаем обязательно, когда словим обоих!
Сдерживаясь, Павел спросил:
– Бандеровцев, которых вы собирали по селу, допрашивали?
– Так точно! Этот отряд задержался здесь, а еще один, человек в полтораста, отправился в соседнюю деревню. Его повел Шухевич. Подходы к Клесову с той стороны я укрепил еще одним «Панаром».
– Вот что. Ждать, пока Шухевич сам сюда явится, не станем. Встретим его сами! Выдвигаемся.
– Есть!
Сборы были недолги, и малость поредевшая колонна, проехав село, выбралась на проселок. Судоплатов сидел в своем «Ганомаге» и злился. Упустить Бандеру, когда тот был в его руках! Да пристрелил бы его сам, балбес ты эдакий…
За очередным поворотом открылся перевернувшийся «Опель», чье заднее колесо еще медленно вращалось. Лопнул бензобак, и всю кабину охватило пламя.
Лишь затем Павел увидал остановившийся неподалеку «Панар».
– Тормози!
«Водила» и сам уже давил на педаль. Придерживая каску, подбежал Муха.
– Товарищ командир! Поймали!
– Бандеру?
– Ага!
– Повесили?
– А вона, качается!
Судоплатов начал успокаиваться.
– Говорил чего?
– Деньги предлагал, грозился, даже кричал чего-то… Чего он там орал, Тимоха?
– «Слава Украини!»
– Ага! Только «петуха» дал со страху, а когда петлю накинули, обоссался!
– Ничего, – усмехнулся Павел, – ветерком обдует, вонь отнесет. Ладно, бойцы, продолжим. Следующая цель – Шухевич!
Из воспоминаний П. А. Судоплатова:
«…Гораздо больший упор немцы делали на сотрудничество с оуновцами – организацией украинских националистов. Их директива «О едином генеральном плане повстанческого штаба ОУН», принятая 22 декабря 1940 года, согласовывалась с немецкой разведкой. В ней, как нам стало известно, говорилось, что «Украина находится накануне вооруженного восстания, сразу же после выступления немецкой армии миллионы людей возьмут оружие, чтобы уничтожить Советы и создать свое украинское государство. Поэтому необходимо, чтобы на Украине действовала организованная политическая национальная сила, которая возглавила бы вооруженное восстание и повела народ к победе. Такая сила у нас есть, утверждалось в директиве, это – ОУН в союзе с немцами. Она действует, организовывает украинские массы, выводит их на борьбу».
В директиве ставились задачи террористического и диверсионного характера, шла речь о создании центра политического и военного руководства, а также подготовке и обучении кадров. «Мы должны захватить в свои руки военные пункты и ресурсы Донбасса, морские порты, увлечь за собой молодежь, рабочих, крестьян и армию. Мы должны ударить везде и одновременно, чтобы разбить врага и рассеять его силы. Украинское военное восстание на всех украинских землях, на всех советских территориях, чтобы довести до полного развала московскую советскую тюрьму народов».
В установках ОУН была объявлена беспощадная война всему украинскому и русскому народу, поддерживающему Советскую власть, зафиксировано «требование о ликвидации врага, указывались функции службы безопасности», которая должна была выявлять коммунистов…»
