Глава 10

К «объекту», где их не слишком-то и ожидали неведомые «родственники» (хотелось бы надеяться, вовсе не ожидали), добрались еще засветло. Затерянная на краю леса деревушка оказалась совсем небольшой. Не хутор, конечно, но уж и никак не село. Всего с десяток дворов, вытянувшихся вдоль опушки, но как минимум один дом – нежилой, поскольку дыма над трубой не видно, а в такой мороз печь не топить просто невозможно. Соседний вроде бы тоже заброшен – окна крест-накрест досками заколочены, но печь топится. Возле изб – протоптанные дорожки, самая набитая ведет к колодцу. Нарезанные неровными ломтями заснеженные огороды да узкая дорога, она же единственная улица с полузанесенным санным следом. Небольшой овраг, отделяющий подворья от опушки. Между оврагом и деревьями – выгон, вроде бы так это называется. Совсем уж далеко, в полукилометре, может, больше – небольшое сельское кладбище, из сугробов видны верхушки крестов. Все, собственно.

До леса от крайних домов – метров пятьдесят, скорее и того меньше. Что есть не сильно хорошо: решит кто сбежать, поди успей остановить! Если, конечно, загодя не посадить под деревьями человечка с винтовкой, желательно снайперской или самозарядной. Но винтовок у них нет, ни той, ни другой, да и человечков всего четверо. Ох, недодумал что-то товарищ Горюнов: тут, если по-хорошему, не для них работа, а для взвода отдельной роты. Оцепить поселение да пройтись частым гребнем. По избам, подполам, сараям, курятникам всяким… от силы на час работы. И никто не уйдет, как ни старайся. С другой стороны, товарищ капитан ведь не просто так сказал, что нет у него лишних людей. Значит, придется разбираться самим. Хотя по такому снегу быстро не побегаешь, так что не столь критично. Людей на улице, кстати, не видно – что и неудивительно, в деревнях ложатся рано, равно как и встают. Так что это еще ни о чем не говорит. Тем более, уже смеркается, еще минут тридцать, и совсем стемнеет…

– Ну, вот что, мужики, – поделившись с товарищами результатами наблюдения, сообщил Гулькин, опуская трофейный бинокль. – Я так маракую: пока остаюсь на месте, погляжу еще. А вы отойдите на полкилометра в лес, вон в том направлении, дальше не нужно. Документы и рацию замаскировать, место запомнить. Подготовить ночевку. Витя, сменишь меня через час, я пока прикину, как действовать станем. Глядишь, еще чего интересного высмотрю. Старшим – сержант Паршин, Карпышев замещает. Вопросы, предложения?

– Ночуем в лесу, я так понимаю? – без особого энтузиазма в голосе осведомился Паршин, поежившись.

– А что, есть варианты, Кость? – невесело хмыкнул Александр. – Или предлагаешь переться в деревню прямо сейчас? В маскхалатах, с оружием? Мол, здрасте, граждане, мы случайно мимо проходили, вот и решили зайти на огонек. Может, вы тут каких гадов пригрели, так говорите сразу, пока мы добрые и замерзшие. Пожурим, пальчиком сурово помашем, согреемся – да утром дальше пойдем… ежели живыми проснемся?

– Смешно, – оценил Паршин. – Ладно, понял я тебя. А насчет ночевки, вон туда погляди, командир. Сарай заброшенный видишь? В конце выгона, возле самых деревьев?

Александр снова поднес к глазам бинокль, рассматривая приткнувшееся на самом краю открытого пространства строение. И в самом деле какой-то покосившийся сарай с просевшей двухскатной крышей, занесенный снегом едва ли не наполовину высоты.

– Вижу, – согласился Гулькин, уже догадываясь, куда клонит товарищ. – Говори, чего надумал?

– Снег вокруг вроде нетронут, значит, местные туда не ходят. Да и зачем, сам же видишь, заброшенный он. Или только летом используется, мало ли. Вот я и прикинул, может, там до утра и пересидим? Все лучше, чем в лесу. И от ветра хоть немного прикроет, и вся деревня как на ладони будет, если на чердак влезть да там НП организовать. Как считаешь?

– А не опасно? – усомнился Сашка, плавно поводя биноклем. Товарищ прав, на снежной целине – ни единого следа. Но это еще ровным счетом ни о чем не говорит: может, и ходят, просто в ближайшие дни никого не было. После последнего снегопада, иными словами. Или поземкой замело, место-то открытое. Даже при таком ветре, как сейчас, за полдня любые следы начисто скроет. До крайнего дома добрых метров двести, что тоже неплохо – в случае чего к сараю незаметно никак не подберешься, наблюдатель всяко заметит.

– Да ну, с чего б вдруг опасно? По овражку проберемся, зайдем со стороны леса. Зато внутри – просто хоромы царские. А уж там и решим, как да в каком качестве нам в деревне легализоваться, ты ж об этом думать собрался?

– Замерзнуть боишься? – усмехнулся Гулькин, внутренне все больше и больше склоняясь к предложению товарища. И на самом деле, какой тут риск? Никто в этот сарай не припрется, до утра – как минимум. А дольше им и не нужно. Ну, а если и припрется – спеленают тихонько да спросят, что, мол, тут на ночь глядя понадобилось?

– Да ну, при чем тут это? – вскинулся Паршин. – Просто под крышей мерзнуть все же лучше, чем в голом лесу. Чердак, опять же… как говорится, господствующая высота.

– Хорошо, согласен. Берите документы, рацию и шуруйте в обход. К сараю дуром не ломиться, подходить осторожно, с разведкой, как положено. Я пока тут останусь, как разместитесь, наблюдателя наверх отправь и мне маякни. Только быстро, темнеет уже.

– Есть, – шутливо козырнул Костя. – Не скучай, командир, десять минут – и мы на месте. Так мы пошли?

– Валяйте, только чтобы тихо…

Дождавшись, пока осназовцы скроются из вида, Гулькин вернулся к наблюдению. Одновременно продолжив размышлять относительно их завтрашнего визита в деревню. Идти всем вместе, при полном параде и с оружием? Глупо, спугнут противника, кем бы тот ни оказался. Собственно, он об этом уже думал: подобный вариант возможен, только если поселок оцеплен бойцами и бояться нечего. Скинуть маскхалат и идти в комбинезоне, расстегнув воротник, чтобы стали видны петлицы?

И кем он представится? Сотрудником НКВД? Милиционером? Очень смешно. Без машины и документов, в непонятной с точки зрения местных одежде, с автоматом и пехотными лейтенантскими кубарями. И как объяснять, с какой он целью прибыл? Бойцов на постой размещать? Еще смешнее, ага… Тогда уж проще выдать себя за сбитого летчика, приземлившегося с парашютом где-то неподалеку и сейчас ищущего помощь. Бред, все белыми нитками шито. И комбинезон на летный ничуть не похож, и ушанка на голове не в тему, и вообще. Кстати, а ведь Горюнов на этот счет никаких указаний не давал. Только и сказал, чтобы действовали по обстановке.

Гулькин криво ухмыльнулся. Ну, что ж, вот и ответ. По обстановке – так по обстановке. Тем более, ситуация в целом знакомая, чем-то даже напоминающая ноябрьские события, когда они брали немецких диверсантов. И какой отсюда вывод? Правильно: нужен «язык». Спеленать тихонечко первого попавшегося местного да задать пару-тройку вопросов. А уж дальше – в зависимости от полученных ответов – можно заходить в деревню именно в качестве сотрудников контрразведки. А вот КАК ИМЕННО заходить – это еще поглядеть надо. В смысле, не скрываясь, как один советский человек к другому советскому человеку заходит, или тайком, неожиданно да с оружием на изготовку…

Ночью на улице вряд ли кто появится (но уж если появится – наверняка их «клиент», нужно брать любой ценой), так что в любом случае стоит дождаться утра. А уж на рассвете, когда деревенские проснутся да займутся своими делами, прихватят кого-нибудь для вдумчивого разговора. Не такого, как состоялся с парашютистами, конечно, помягче… Но спать все равно придется вполглаза, если вовсе придется. Да и дежурить будут парами. Не хватает только упустить кого – много ли ума нужно, чтобы в темноте в лес шмыгнуть?..

Заметив сигнал Карпышева, трижды мигнувшего фонариком из-за угла сарая, Сашка перехватил автоматный ремень у передней антабки и осторожно пополз к оврагу. Спустя минут пятнадцать он был уже внутри строения, пробравшись в приоткрытую щелястую дверь, весьма удачно расположенную с противоположной от деревни стороне. Встретив командира, Виктор замел следы перед входом и прикрыл створку.

Судя по всему, постройка являлась старым сеновалом – земляной пол устилали остатки перепревшего сена. Использовали ли его по прямому назначению, Александр, весьма далекий от сельской жизни, понятия не имел, но Карпышев пояснил, что скорее всего да, но только временно, до наступления холодов. Мол, деревня в лесу расположена, потому покосов мало. Обычно косят на лесных полянах и вдоль малых рек, после чего складируют здесь. А с холодами разбирают по хозяйствам, если сарай общественный. Впрочем, попинав почерневшее сено, смешанное с наметенным сквозь щели снегом, задумчиво добавил, что, возможно, и ошибается, и постройка давно заброшена.

Гулькина все эти подробности интересовали постольку-поскольку, куда меньше, чем то, выдержит ли перекрытие вес двоих бойцов. Выдержало, как выяснилось, когда они с Витькой осторожно поднялись наверх по скрипучей приставной лестнице, обнаруженной под одной из стен. Подгнившие доски предательски проседали под ногами, вниз сыпалась труха, но держали. Вот и хорошо, им тут не танцевать. Старая крыша зияла множеством проломов, словно специально созданных для удобства наблюдения.

Натаскав под самый скат остатки сена – все приятнее, чем на нанесенном сквозь дыры снегу валяться – и застелив его плащ-палаткой, устроили лежку. Понаблюдав за деревней несколько минут, Александр вынужден был признать, что Паршин оказался кругом прав: поселение отсюда и на самом деле как на ладони. При наличии бинокля, разумеется. И лесная опушка тоже неплохо просматривается, полнолуние хоть и прошло еще в начале месяца, но кое-какой свет убывающий месяц дает. Если приноровиться и привыкнуть к темноте, разглядеть убегающую в лес темную фигурку на белом снегу более чем реально.

– Командир, – со стороны лестницы донесся скрип перекладин под подошвами, и громкий шепот Максимова оторвал Сашку от размышлений. – Спустись-ка, мы тут чего нашли. Тебе понравится.

Недоуменно переглянувшись с Карпышевым, он протянул товарищу трофейный «цейсс», молча кивнув в сторону деревни, и аккуратно двинулся в обратном направлении.

– Ну, чего тут у вас? Клад отыскали?

– Еще какой, – хихикнул Серега, возбужденно подталкивая Гулькина куда-то в сторону дальнего от входа угла. – Осторожно, не споткнись. Костян, подсвети.

Темноту разрезал синий маскировочный свет зажатого в ладони фонаря. В первую секунду Александр не увидел ничего, кроме разворошенного потемневшего сена и какой-то пыльной вылинявшей тряпки, зато в следующую, не сдержавшись, присвистнул:

– Ого, вот так ничего ж себе!

– Ну, дык, а я о чем! – жарко задышал в ухо Максимов. – Мы хотели остатки сена в одно место сгрести, чтобы теплее было, вот и наткнулись. Похоже, не зря мы сюда приперлись, а?

– Похоже, точно не зря… – пробормотал осназовец, разглядывая прикрытое куском брезента оружие. Несколько трехлинеек и маузеровских карабинов с замотанными тряпками затворами, пару вскрытых патронных цинков, взрезанные крышки которых были загнуты обратно, а щели заткнуты какой-то ветошью. Угловатый солдатский сидор, сквозь прореху виднеются ребристые корпуса осколочных «эфок» и круглые бока «РГ-33» как с осколочными рубашками, так и без оных. Пистолет-пулемет Дегтярева, в точности такой же, как у них, только с расщепленным пулей прикладом и без диска. Четыре советских и одна немецкая каска. Сложенные стопкой диски от «ДП-27» в количестве четырех штук. И, наконец, стоящий под самой бревенчатой стеной пулемет «Максим» без щита и затвора; возле станины валяется несколько патронных коробок. Кожух около водоналивной горловины пробит осколком – рваное продолговатое отверстие щерится краями вывороченного металла. Интересный такой набор… впрочем, куда любопытнее сохранность оружия. Часть винтовок и пулемет выглядят вполне ничего, а вот «ППД-40» явно успел полежать в земле: кожух и расколотый приклад забиты глиной, ствольная коробка успела подернуться ржавчиной. Схожая картина и с остальными винтовками – как навскидку, их явно откуда-то выкопали. Интере-есненько…

– Ну, чего думаешь? Наверняка дезертиры, да? Сдернули, суки, с позиции, вышли к деревне, оружие спрятали. Сейчас сидят по хатам тише воды ниже травы, за местных себя выдают. Ну да ничего, теперь мы их вмиг расколем. Согласен?

– Пока не знаю, но скорее нет… – задумчиво протянул Александр, шикнув на Паршина. – Да выключи ты фонарь, вдруг кто заметит!

Свет погас, и Гулькин продолжил рассуждать, убеждая не то товарищей, не то самого себя:

– Допустим, дезертиры. А пулемет-то зачем с собой тащить, если решили с передовой сбежать? Поврежденный и со снятым затвором? Он даже без воды и щита больше полусотни кило весит. Кстати, заметили, коробки с лентами кое-где пулями и осколками побиты. Диски к «дегтяреву» опять же – зачем? Автомат, опять же, явно из земли поднят. И каски, особенно фрицевская. Они-то тут каким боком? Не, мужики, не сходится чего-то, сильно не сходится… Дезертир с собой максимум винтовку взять может, ну, патроны к ней, гранат парочку, штык. Короче, то, что можно на себе без особого труда тащить, а при необходимости быстро спрятать или в ближайший сугроб выкинуть. А это? Ну, не знаю… скорее, местные после боев с заброшенных позиций натаскали. Селяне – народ дюже хозяйственный, ни за что ничейное добро не бросят. Или пацаны деревенские, эти тоже мимо бесхозного оружия никак не пройдут. А в сарае спрятали, чтобы взрослые уши не оторвали. Но пошуровать вокруг нужно тщательно, вдруг все-таки какие документы отыщутся.

– Кстати, Саш, еще кое-что заметил? – подал голос Паршин. – Ни одного пистолета или револьвера нет.

– Заметил, – кивнул головой Гулькин, хоть в темноте никто из товарищей видеть этого и не мог. – Только это еще ни о чем не говорит. Пистолет – вещь небольшая, сунул в карман или за ремень – и все. Да и время сейчас такое, лучше при себе иметь, коль уж раздобыл где-то. Причем это и местных касается, и тех же дезертиров. Так что держите ушки на макушке, могут и стрельнуть. Серега, давай к двери, за тылами приглядывай, пока мы с Костей ревизию проводить станем.

Ничего особенного осназовцы в груде оружия не нашли – только изгвазданную землей и какими-то бурыми пятнами, подозрительно похожими на кровь, противогазную сумку с сотней винтовочных патронов россыпью как наших, так и немецких. Судя по внешнему виду, их определенно собирали с земли – в сумке было полно комьев глины; некоторые патроны, второпях закинутые внутрь вместе со снегом, смерзлись между собой; порой встречались даже стреляные гильзы, видимо, не замеченные тем, кто собирал боеприпасы. С точки зрения Гулькина, это окончательно развенчивало предположение о дезертирах, одновременно подтверждая другое, касающееся тяготеющих к самовооружению местных жителей. Никаких документов не нашлось и в помине.

– Похоже, прав ты, командир, никакие это не дезертиры… – разочарованно пробормотал Паршин, вертя в руках «ОСП-30» с застрявшей картонной стреляной гильзой от осветительной ракеты, обнаруженный в той же самой противогазной сумке. Картон сначала намок и разбух, а затем намертво вмерз в казенник.

– Угу, – согласился Сашка. – Вот только поди знай, хорошо это или не очень…

– Ты о чем?! – удивился товарищ, отложив ракетницу в сторону.

– Да о том, что с дезертирами-то все понятно было – нашли, обезвредили, скрутили, и дальше пусть трибунал решает, кому вышак, кому штрафная рота. А вот с местными как быть? Они ж наверняка один за другого стоять станут – «ничего не видел, ничего не знаю». А самое смешное знаешь что? Они и вправду могут не знать, кто здесь это добро припрятал.

– Так ведь кто-то в особотдел сообщил? – пожал плечами товарищ. – Наверняка кто-то из своих, деревенских.

– Не факт, Костя, далеко не факт. Как бы не оказалось, что это оружие – и то, ради чего нас сюда послали, – две абсолютно разные вещи.

– Поясни? Почему так считаешь?

– Да просто пытаюсь анализировать и просчитывать варианты, как учили. Ну, оружие, ну, спрятанное. Допустим, кто-то увидел и проинформировал. Найдем мы, так сказать, хозяина. И чего? Скажет, что партизанить собирался, отряд из местных организовать, да только не успел, наши раньше немца отбросили. Ну, а стволы? Так наших же и ждал, чтобы сдать, или армейцам, или сотрудникам НКВД. А на месте боя не оставил, допустим, чтобы пацанва деревенская не добралась – видел, в сидоре половина «тридцать третьих» с прикрученными рукоятками, то есть в боеготовом состоянии. Тут и на самом деле подорваться – раз плюнуть. Вот и спрятал от греха подальше. Отвезем в расположение, арестуют его. Проверят – не сразу, конечно, посидит сначала, пока нужные документы поднимут. Да и отпустят. За отсутствием состава преступления, так сказать.

– И?

– Чего «и»? – разозлился Сашка. – Да не знаю я! Не знаю! Вот только уверен, что товарищ Горюнов нас из-за такой мелочи сюда бы не погнал! Оружия брошенного на местах боев – как грязи. Если по каждому подобному сигналу группу высылать – никаких групп не хватит. Да и про сарай ни слова не было сказано – неужели бы информатор не указал, где именно искать? Значит, не в оружии дело – случайно мы его нашли.

– А в чем тогда? – наморщил лоб Паршин.

– Знал бы – сказал… Только нутром чую – про другое тот «сигнал» был. И не зря товарищ капитан не сообщил, откуда его получил. Ну, в смысле, от кого. Потому – максимум внимания. Кстати, вот еще что…

Донесшийся с «чердака» короткий металлический звук не дал Гулькину договорить. Удар – пауза – два удара. Карпышев подавал заранее оговоренный знак, легонько постукивая ножом по кожуху автоматного ствола. Означало это: «Внимание, гость». Три удара после паузы значили б, что гостей несколько.

Переглянувшись с товарищем, Гулькин зло ухмыльнулся:

– Вот сейчас мы все и узнаем… Костян, по правую сторону входа, Макс – по левую. Я на подстраховке. Что бы ни случилось, не шуметь. Брать живым и целым, – какая-то мысль занозой засела в мозгу, но поймать ее Александр не мог. Что-то он точно упустил, что-то совсем небольшое, но крайне важное. Вот только что… ЧТО?!

И уже заслышав возле самой стены сарая сочный морозный хруст под чьими-то ногами, внезапно понял: снег! Ну конечно, снег! Следы на пороге они за собой замели, насколько сумели. Да и до самого входа двигались исключительно по-пластунски, чтобы не оставлять глубоких отпечатков. Но полностью скрыть следы присутствия четырех человек до следующего снегопада никак не удастся, а небо к ночи совсем расчистилось, ни одной тучки. Да и ветер, как назло, стих. Значит, местный житель, особенно тот, кто бывал здесь вчера-позавчера, наверняка хоть что-то, да заметит… Ой, как хреново!

– Костя, – одними губами прошептал Гулькин, уверенный, что товарищ его услышит. – Если не станет заходить – берите сразу.

Паршин вопросительно дернул подбородком: что, мол, такое?

– Снега сегодня не было. Следы.

Боец коротко кивнул, потянув из ножен клинок. Сашка, состроив страшную гримасу, мотнул головой, для закрепления эффекта еще и кулак показав.

Шаги меж тем приблизились, стихли. Нежданный гость потоптался перед входом, что-то глухо пробормотал. Что-то металлически звякнуло – то ли бензиновая зажигалка, то ли вовсе самодельное кресало – спички-то сейчас жуткий дефицит, где их в деревне сыщешь? Ну, понятно, заметил нечто подозрительное, но лунного света не хватает, чтобы различить детали. Вот и решил подсветить. Пора? А пожалуй, что и пора. Место открытое, свет далеко виден, к чему рисковать?

Сашка махнул рукой: вперед!

В приоткрывшуюся буквально на полметра дверь выскользнули две быстрые тени. Короткая возня, глухой не то вскрик, не то всхлип, звук падения в снег чего-то нетяжелого – Гулькин отчетливо расслышал булькающий звук. Это еще что такое? Он сюда чего, с бутылкой шел?!

Спустя буквально три секунды группа захвата вернулась, увеличившись на одного человека. Снова скрипнула закрываемая щелястая дверь, и чуть запыхавшийся голос Максимова сообщил:

– Командир, куда его? Тяжелый, гад.

– В дальний угол тащите.

Снова раздалось сопение и шорох соломы под ногами.

– Готово. Костя, посвети! Ни хрена ж не видно…

Фонарик снова загорелся синим светом, используемым в разведке из-за малой заметности, и Гулькин разглядел пленного. На охапке перепревшего сена сидел, грозно зыркая из-под косматых бровей, бородатый старик самого что ни на есть деревенского вида. С Сашкиной точки зрения, ничуть не похожий ни на дезертира, ни на сборщика оружия – старый пень, да и только. И чего ему тут ночью-то понадобилось, сидел бы в хате на печи?..

– Не сомневайся, командир, наш клиент, – подал голос Паршин, продемонстрировав керосиновую лампу «летучая мышь». – Сюда он топал, да только следы насторожили, хотел сперва лампу запалить.

«Так вот что снаружи булькало, керосин всего лишь, – понял Сашка, мысленно усмехнувшись. – А я-то на самогон грешил».

– И вот еще, в кармане прятал, – в руке бойца тускло блеснул потертый, но ухоженный «наган». Как на первый взгляд, явно не лежавший ни под землей, ни под снегом. – Правда, патронов в барабане три штуки всего. Не накопал, видать. Или растратить где успел. Хотя ствол порохом не воняет – то ли почистил, то ли вовсе давно не стрелял.

Старик же, услышав негромкий разговор, подслеповато заморгал и, торопливо перекрестившись, выдохнул с явным облегчением:

– Ну, слава те, Господи, свои! А я-то уж грешным делом думал, все, приплыл Фомич, на германцев напоролся, сейчас и порешат, ироды…

И то, каким тоном было произнесено это самое «свои», окончательно уверило Александра, что никакой опасности старик не представляет. Он и на самом деле искренне ОБРАДОВАЛСЯ их появлению, хоть и не мог не понимать, что кое-какие вопросы к нему имеются. Так что поговорить им определенно есть о чем…