Глава 9

Прихваченный нешуточным морозом снег мягко шуршал под лыжами, ледяной воздух при каждом вдохе обжигал ноздри. Облачка выдыхаемого пара отмечали каждые несколько пройденных метров. Порой стволы деревьев звонко тренькали, поддаваясь стуже, – и звук этого неожиданного природного выстрела перекрывал даже слитный рокот далекой канонады. Торить лыжню было несложно, но постоянно приходилось огибать сугробы, буреломы и заснеженные овраги, потому облаченные в белые маскхалаты осназовцы периодически менялись, сберегая силы. Раз в полчаса Гулькин останавливал отряд на трехминутный отдых, заодно сверяясь с картой и компасом.

Во время очередной остановки Александр, снова изучив карту, задумчиво хмыкнул:

– Ну, чего, мужики, уже должны были найти, а? Четвертый час гуляем, три квадрата прочесали.

– Должны… – согласился с командиром Паршин. Стянув зубами трехпалую рукавицу, он подул на пальцы и несколько раз сжал-разжал кулак, восстанавливая кровообращение. Повторил то же самое с другой рукой:

– Зараза, неслабо морозец давит. Слушай, Саш, может, ну его, этот самолет? Потом отыщем. Неделю где-то в лесу валялся, так и еще немного подождет. Давай сначала в деревню наведаемся? Ежели карта не врет, до нее и пяти верст не будет?

Гулькин упрямо мотнул головой:

– Не, мужики, в деревне мы в любом случае минимум до завтрашнего утра застрянем, пока то да се. Это еще в лучшем случае! Так что сначала этот ероплан отыщем, чтоб ему кисло было. Согласны?

– Да согласны, конечно, – переглянувшись с Максимовым, буркнул Карпышев. – Холодно просто. Ладно, двинули, что ли?

– Двинули. – Александр захлопнул планшет, поправил висящий поперек груди автомат с обмотанным бинтом прикладом и взялся за рукоятки лыжных палок.

И, поколебавшись несколько секунд, добавил:

– Если в течение часа не находим – идем к деревне. Может, и не было никакого самолета, ошиблись зенитчики, лишний сбитый себе приписали. Или он вообще не в этом районе грохнулся. А то и вовсе не грохнулся, а до своих дотянул. Все готовы? Оружие проверьте, сами знаете, при таком морозе и у «трехи» может затвор прихватить, не то что у «дегтярева». Вперед, Макс первым, я замыкаю, дистанцию держим прежнюю. Потом меняемся. И по сторонам головами вертим, не ленимся, мало ли что…

Бойцы зашевелились, выстраиваясь цепочкой, защелкали затворами, проверяя автоматы. С оружием все оказалось в порядке: перед выходом они сменили склонную к загустению смазку смесью керосина и солярки, тонким слоем покрыв все трущиеся части. Простой и надежный способ, неоднократно проверенный в боевых действиях, например во время недавней войны с белофиннами. И поперли вперед, взрезая лыжами нетронутую снежную целину. Лишь неугомонный Костя успел бросить, ни к кому конкретно не обращаясь:

– А вообще, хорошо, что Ваньку от нас забрали. Замерз бы парень, в его Бессарабии таких морозов наверняка не бывает. Там хорошо – степь, море, солнце. Я в одной книжке перед самой войной читал, «Белеет парус одинокий» называется. Жаль, имя автора запамятовал. Но написано отлично, не оторвешься.

– Валентин Катаев ее автор, дубина, – подсказал Сашка, благодаря матери прочитавший повесть еще в первом издании, вышедшем в Детиздате ЦК ВЛКСМ. – Стыдно не помнить имени выдающегося советского писателя.

– Во, точно, спасибо, – серьезно кивнул Паршин, самым неожиданным образом закончив свою мысль: – А спиртом согреваться командир запретил, зараза.

– Это ты сейчас про кого? – пряча улыбку, осведомился Гулькин, легонько подтолкнув в спину Карпышева: мол, тронулись. – Насчет заразы?

– Про мороз, ясен пень. Не про тебя ж, – хмыкнул тот. – Я ведь понимаю, субординация, все дела. – И невинным голосом добавил: – Кстати, а дубиной-то ты кого назвал?

– А вон видишь выворотень здоровенный, который нам обходить придется? Дубина дубиной и есть. Скажешь, нет?

Отсмеявшись, осназовцы продолжили путь.

Втянувшись в монотонный ритм движения – а иначе как монотонным он в зимнем лесу и быть не мог, тут особо не побегаешь, знай себе шуруй лыжами, выдерживая дистанцию до спины впереди идущего бойца, да головой по сторонам верти, чтобы чего важного не пропустить, – Гулькин от нечего делать припомнил события нескольких крайних дней. Мозг, как говаривал один из инструкторов, такая хитрая штука, что ни минуты простаивать не должен. Вот он и прокручивал в уме все произошедшее после их прибытия в штаб 31-й армии, привычно раскладывая «по мысленным полочкам» малейшие детали…

В штабе они надолго не задержались. Выяснив, где расположились контрразведчики, отправились «представляться». Сдав пленных командиру отдельной стрелковой роты и отпустив машину, Гулькин, наскоро приведя в порядок форму, вместе с товарищами двинулся в особотдел. Однако начальника, капитана госбезопасности Горюнова, на месте не оказалось – отбыл куда-то на передовую. Пришлось докладывать замотанному заместителю, который, вскрыв опечатанный конверт с личными делами и бегло проглядев документы, пожал всем четверым руки и отправил вставать на довольствие и обживаться. Видя, что человек просто чрезвычайно устал и ему сейчас определенно не до них, Александр не стал выяснять никаких подробностей, решив разобраться с бытовыми вопросами самостоятельно. Чем они и занимались почти до самого отбоя. Выспаться, впрочем, не удалось: едва улеглись, предвкушая долгожданный отдых, вернувшийся Горюнов вызвал Сашку к себе.

Дотопав до знакомой избы, одной из немногих уцелевших в деревне, Гулькин предъявил караульному документы и вошел в жарко натопленное помещение. Этот поселок, в отличие от того, что они проезжали днем, во время боевых действий пострадал куда меньше. Из-за того, что здесь располагался штаб одной из немецких дивизий – об этом Гулькину рассказали местные бойцы, – деревню штурмовали аккуратно, надеясь захватить ценных пленных и секретные документы. Немцы успели уйти, зато сохранилось несколько домов, ныне занятых штабными подразделениями, разведкой и контрразведкой, связью, медиками и так далее. Массивная русская печь весело постреливала дровами, солидный запас которых был свален возле подпечка (Сашка машинально отметил, что дровами служили порубленные на доски снарядные ящики с немецкой маркировкой), а наглухо задрапированные брезентом и стегаными деревенскими одеялами выбитые окна удерживали тепло внутри. Богато местные особисты живут, однако!

Сидящий за столом начальник особого отдела, одетый в гимнастерку со знаками различия старшего батальонного комиссара, отложив какие-то документы, выслушал доклад. Папку при этом он закрыл, привычным движением перевернув вниз обложкой. После чего кивнул на ближайший табурет, по-деревенски массивный, с овальной прорезью для руки по центру сиденья:

– Присаживайся, сержант. Рад знакомству, давно вас ждали, – говорил он отрывисто, короткими рублеными фразами, как и полагается говорить смертельно уставшему человеку. – Устроились? Добро. Чаю хочешь?

– Благодарю, товарищ капитан государственной безопасности, ужинал.

– Так я еды и не предлагаю, – хмыкнул тот, закуривая. Затушив спичку в сделанной из консервной банки пепельнице, он сделал первую затяжку и продолжил: – Зря, чай у меня хороший, грузинский. Не то что фрицевские опилки. Сахарок тоже имеется. И не чинись, не на плацу. Нам еще работать и работать. А работы тут… много, одним словом, работы. Дмитрий Иванович я. А тебя как кличут?

Гулькин, подавив удивление, представился.

– Значит, так, Александр Викторович. Вот что я тебе скажу: ждать-то мы вас ждали, да не совсем вас.

– Простите? – от услышанного Сашка едва глазами не захлопал.

Горюнов невесело усмехнулся, стряхнув пепел в банку.

– Следователи мне нужны, во как нужны, – он коротко чиркнул ладонью по горлу. – В районе хрен пойми что творится, всякого элемента по лесам шарится – хоть бреднем собирай. А мне вас прислали. Вы ж ОСНАЗ, режь – стреляй – пленных хватай, а мне следаки требуются, желательно с опытом работы.

Не ожидавший подобного поворота, Гулькин предпочел промолчать. На всякий случай. А то еще сболтнет чего по глупости, объясняй потом, что не верблюд.

– Ладно, не обижайся да не сиди, словно шпагу проглотил. Вы у меня всему научитесь, и диверсантов брать, и следствие вести. А что не куришь – не куришь ведь? – Сашка торопливо кивнул, – это хорошо, это правильно. Дурная привычка, сам все никак не брошу.

Замолчав, капитан придвинул к себе жестяную кружку с чаем и сделал шумный глоток.

– Товарищ капитан… виноват, Дмитрий Иванович, так нас ведь тоже следственно-оперативной работе обучали! Ну, в рамках программы, конечно. Зато мы полный курс прошли!

– Теоретически? – саркастически хмыкнул собеседник, на что Александр осторожно кивнул. Ну, не врать же? Какой из него на самом деле следователь? Пленного допросить – это всегда пожалуйста, это они умеют, но ведь капитан вовсе про другое говорит… –  Добро, Александр, считай, познакомились. До утра отдыхайте, а затем за работу. Не удивляйся, что вот так, с места в карьер, но есть у меня для вас задание. Не терпящее, как говорится, отлагательств. Самолетик тут интересный в лес грохнулся, примерно с неделю назад. Имеются данные, что на нем немцы могли штабные документы при отступлении эвакуировать, вот ты и проверишь, правда это – или брешут.

Горячий сладкий чай, похоже, несколько снял усталость, и произносимые Горюновым фразы заметно удлинились, стали более плавными.

– Я ваши личные дела просмотрел и пленных посетил. Кстати, третий летчик пару часов назад помер-таки. Ума не приложу, как вы его вообще живым довезти ухитрились? Впрочем, не суть важно. Короче говоря, вполне по твоей части заданьице: тут тебе и лес, и самолет, вы ж что по первому, что по второму спецы, – начальник особотдела усмехнулся.

И, мгновенно став серьезным, докончил:

– А вот затем в одну деревеньку заскочите. Нужно кое-что проверить… уже непосредственно по вашей части. Думаю, справитесь, заодно и какого-никакого опыта поднаберетесь. Поскольку учить вас некогда, придется самим практику нарабатывать. Все подробности – завтра. Вопросы, пожелания?

– Никак нет!

– К половине седьмого утра всем четверым быть у меня. Погляжу на твоих орлов. Заодно и подробный расклад озвучу. На сборы и подготовку к рейду сколько времени потребуется?

– Час от получения приказа, – брякнул Гулькин, тут же мысленно себя выругав. И чего поспешил, дурак? Но отступать было поздно, и он продолжил: – Оружие обслужить, форму с экипировкой подогнать, боекомплект получить, пайки…

– Значит, три – и ни минутой больше, – с серьезным видом кивнул начальник особотдела, снова прихлебнув чай. – Эх, быстро остывает! А на будущее запомни, сержант, в нашем деле пыль в глаза пускать не принято и даже чревато. Потому в следующий раз сначала думай, затем говори. Свободен.

– Есть! – покраснев, Александр торопливо подорвался с табурета. – Разрешите…

Не дослушав, Горюнов молча махнул рукой – иди, мол, – вернувшись к содержимому отложенной в начале разговора папки…

Наутро им сообщили обещанные подробности: в лесу, ориентировочно в десяти-пятнадцати километрах отсюда, упал поврежденный зенитчиками немецкий самолет. То ли транспортный «пятьдесят второй», что скорее, то ли двухмоторный фронтовой бомбардировщик. На котором, по сообщениям военнопленных, гитлеровцы якобы пытались вывезти в тыл какую-то штабную документацию. А возможно, даже эвакуировался кто-то из командования не шибко высокого ранга. Или и то и другое сразу – по последнему вопросу показания пленных разнились. Просто ли он упал или взорвался при крушении, точно известно не было – с этим предстояло разобраться на месте. Поскольку в первые дни после освобождения района контрразведчикам было не до поисков, да и свободных людей не имелось, о наличии на борту уцелевших речь не шла, но еще оставался шанс захватить документы.

После обнаружения самолета и радиосообщения о результатах его осмотра разведгруппе надлежало посетить крохотную деревеньку Еремеевку. Поселение располагалось вдали от магистральных и вообще сколь-либо важных дорог, и потому война обошла его стороной. Но по агентурным данным – из какого именно источника они получены, Горюнов распространяться не стал, лишь отчего-то усмехнулся, – там могут скрываться то ли дезертиры или предатели, то ли беглые зэки, то ли вовсе не пойми кто, чуть ли не вражеские диверсанты. Увы, больше никакой информации о деревне не имелось, поскольку ее просто неоткуда было взять. Вернее, довоенные сведения-то в архивах сохранились, вот только где сейчас те архивы? Частично вывезены еще в середине октября, частично тогда же уничтожены. Даже количество дворов доподлинно неизвестно. Так что и с этим тоже разбираться предстояло на месте.

Как выразился сам капитан:

– Точных сведений у меня нет, только датированный вчерашним днем сигнал о неких… – он на миг замялся, подбирая подходящее слово, – «подозрительных элементах», которых там вроде бы видели. Может, так оно и есть, а может, и напутали что-то. Вот и проверишь. Не будь вас, я бы бойцов отдельной роты отправил, но у них и без того дел хватает. Так что вовремя вы прибыли. Вот такое, значится, у вас первое задание на новом месте службы вырисовывается. И поосторожней, мужики! Тут у нас хоть и тыл, но фронт близко, в лесах и на дорогах неспокойно. Так что в деревне всякое может случиться – под дурную пулю не подставьтесь. Да и с самолетом тоже особенно не расслабляйтесь: если он и на самом деле какие-то важные документы перевозил, фрицы тоже могли группу на его поиски послать. Сомневаюсь, конечно, что они неделю ждали и только сейчас спохватились, но имейте в виду и такой вариант.

Спустя два с половиной часа, экипировавшись и подготовив оружие к работе в условиях сильного мороза, осназовцы ушли в лес, надеясь еще до обеда обнаружить упавший самолет. Но время шло, до наступления ранних декабрьских сумерек оставалось не больше трех-четырех часов, а результата все не было…

Идущий первым Максимов внезапно остановился и присел, показав над плечом сжатый кулак. Осназовцы слаженно разошлись в стороны, опускаясь на колени и вскидывая оружие. Но вокруг был все тот же лес, погруженный в морозную тишину. Выждав несколько секунд, Гулькин негромко спросил, продолжая контролировать свой сектор поверх автоматного ствола:

– Макс, чего? Немцы?

– Похоже, нашли мы этот ероплан, командир. Правее глянь, поверху. Сосну видишь?

– Вижу. Понял тебя.

Взглянув в указанном направлении, Александр заметил высокую сосну с начисто снесенной верхушкой. Ровненько так снесенной, словно исполинским ножом. Да и снега на ней было куда меньше, чем на окружающих деревьях. Ну да, все верно – срезало крылом падающего самолета, а за прошедшие дни снова запорошило. Молодец Максимов, глазастый! Мысленно продолжив траекторию, Александр удовлетворенно улыбнулся и скомандовал:

– Вперед, мужики. Близко уже. Вить, Костя, за флангами приглядывайте, мало ли что, я замыкаю.

Разбившийся самолет, и на самом деле оказавшийся трехмоторным «Ю-52», обнаружили спустя минут десять. В целом картина была ясна. Пилот транспортника, завидев внизу неглубокую продолговатую ложбину, поросшую редколесьем, попытался произвести аварийную посадку. Со вполне предсказуемым результатом: даже весьма далекий от авиации Гулькин прекрасно понимал, что особых шансов у него не имелось. Снижаясь, самолет зацепил крылом ту самую сосну, после чего посадка мгновенно превратилась в неконтролируемое падение. Оставив позади настоящую просеку, заваленную изломанными стволами деревьев, «пятьдесят второй» застыл, врезавшись в дальний склон. Отчего он при этом так и не загорелся, оставалось загадкой. То ли горючего в баках уже не было, то ли двигатели не работали, то ли еще что, но факт оставался фактом. Значит, повезло. Им, в смысле, повезло, не фрицам. Поскольку шансы выжить при такой «посадке» практически нулевые. Обе несущие плоскости снесло аж до самых двигателей, разбросав по окрестностям клочьями изодранного дюраля, а носовой движок глубоко зарылся в промерзшую землю, превратив пилотскую кабину в спрессованное месиво. Характерной формы угловатый фюзеляж из гофрированного металла разломился в нескольких местах, а измочаленный ударом хвост и вовсе оторвало, отбросив в сторону.

Несколько минут осназовцы наблюдали за обстановкой, затем Гулькин подал знак «безопасно, подходим». Да и чего бояться? Нет тут никого, да и не было, скорее всего. Снег кругом не тронут не меньше недели, самолет тоже прилично замело. В смысле, то, что от него осталось. Так что никакая немецкая поисковая группа сюда не приходила. Звери разве что – вот их-то следов, испятнавших весь снег в округе, хватало с избытком. Наверняка погрызли фрицев, зверье зимой в лесу голодное, а тут такой неожиданный подарок… Ну да и ладно, они ж не за трупами сюда пришли. Главное, чтобы документы не тронули. Если они, конечно, тут вообще в наличии имеются…

Документы в наличии имелись, как выяснилось спустя несколько минут, когда бойцы через подходящий по размеру пролом пробрались в самолет. Не все, разумеется: Максимов с Паршиным остались снаружи контролировать периметр, а Александр с Карпышевым занялись поисками. Внутри фюзеляжа оказалось сумрачно, да и снега через рваные дыры и лишившиеся остекления иллюминаторы за прошедшие дни нанесло прилично. Так что в воняющем авиационным бензином чреве разбитого транспортника они провозились больше получаса. Но то, что искали, осназовцы все же обнаружили: металлический ящик наподобие переносного штабного сейфа, зажатый среди искореженных обломков в самом носу самолета, и два кожаных портфеля. Первый из которых оказался пристегнут к запястью мертвого фрица с «розетками» оберста на погонах задубевшей от мороза и крови шинели. Немца прилично поломало при ударе; да и пробравшееся внутрь лесное зверье успело до костей обглодать руки и лицо. Не только ему, но и остальным пассажирам, коих, кроме мертвого полковника, насчитывалось еще трое. Один в чине капитана, лейтенант и какой-то унтер. Второй портфель во время крушения раскрылся, и товарищам пришлось собирать разлетевшиеся по всему салону картонные папки и разрозненные бумаги, обнаруживавшиеся порой в самых неожиданных местах. Все ли они собрали, Александр понятия не имел, но сделали все, что могли. В кабину даже лезть не стали, поскольку ее попросту не существовало, только хаотическое нагромождение измочаленного дюраля и фрагментов силового набора корпуса. Да и что там искать? Останки превращенных в замерзший фарш пилотов? А смысл?

У погибших фашистов забрали документы, жетоны, оружие и кое-какие личные вещи – пару чудом уцелевших в катастрофе фонариков со сменными светофильтрами, наручные часы и бинокль в кожаном футляре. И фонарики с часами, и тем паче восьмикратный цейссовский бинокль по нынешним временам являлись весьма большой ценностью. Часы у Сашки имелись свои, и менять он их не собирался, фонарик тоже. А вот биноклю он откровенно обрадовался: как ни крути, оптика у фрицев замечательная, давно подобный заиметь хотел! Вот сегодня и повезло. Да еще и бензиновая зажигалка с откидной крышкой в нагрузку досталась, совсем хорошо.

С тоской поглядев на занесенные снегом спасательные парашюты в количестве трех штук (может, и больше, но поди их сыщи в этом бардаке), Гулькин, скрепя сердце, решил бросить столь ценный трофей. Если б группа уже возвращалась обратно – забрал бы с собой, ни секунды не сомневаясь. Поскольку это – пятьдесят квадратов отличного тонкого шелка и двести метров строп. И то и другое – крайне нужная и дефицитная вещь, особенно стропы, из которых можно делать минные ловушки-растяжки, вязать пленных, использовать для хозяйственно-бытовых надобностей… да мало ли! А парашютный шелк – он всегда шелк, тут и вовсе говорить не о чем. Плюс ремни подвесной системы, хоть плечевые лямки для рюкзаков шей, хоть другое снаряжение изготавливай. Но тащить их с собой в деревню? Нет, пожалуй, лучше тут оставить. Вдруг да представится возможность позже забрать. Тем более, зверье на них вряд ли позарится – съестным-то они не пахнут. Ну, а нет – так нет. Хоть и жалко, конечно. Весной, когда оттепель с дождями начнется, намокнут и через несколько месяцев сгниют…

Придя к подобному решению, Сашка махнул товарищу рукой:

– Все, Вить, уходим. Нет тут больше ничего ценного. И не зыркай ты на парашюты, самому жаль бросать, но не можем мы их с собой тащить, никак не можем. Согласен?

– Согласен, командир, – тяжело вздохнул Карпышев. – Самому надоело в этом склепе ковыряться. Уходить нужно. Но парашюты жаль, столько добра пропадает…

– Мертвяков, что ли, боишься? – подначил товарища Гулькин, кое-как запихивая собранные документы в портфель, крышка которого после недельного пребывания на нешуточном морозе слегка похрустывала под руками. Как бы не лопнула, зараза! Хотя не должна, кожа у фрицев хорошая, качественная. Да и какая разница – все равно переложат в вещмешки. Главное, из самолета вытащить, не в руках же нести. – Вот уж не ожидал!

– Да не боюсь я, еще чего выдумал, – возмутился Виктор. – И похуже трупаки видал. Просто возимся долго. Через час, максимум полтора смеркаться начнет. Значит, до деревни доберемся уже в сумерках, если не затемно. И чего дальше делать, если там и на самом деле какие гады засели? В лесу ночевать? Нет, ежели надо, можно, но…

– Хороший вопрос, – задумчиво протянул Гулькин, наконец справившись с застежкой портфеля. – Даже не знаю, что и ответить, если напрямоту. Давай сначала доложимся, а там – как начальство прикажет. Полезли наружу, мужики, поди, заждались…

Отойдя от места крушения примерно на километр – не потому, что чего-то опасались, просто по намертво вбитой привычке не светить радиостанцию вблизи «отработанного» объекта, – размотали антенну и вышли на связь. Доложились:

Ответ пришел быстро, сообщения ждали:

«Старший» – «Младшему-1». Сохранности подарков уделить особое внимание. Продолжайте работать по плану. При невозможности навестить родственников немедленно – наблюдать. Визит нанести утром. Разрешаю действовать по обстоятельствам. Связь – в установленное время. Конец связи».

– Похоже, придется нам таки до утра в лесу куковать, – скривился Карпышев, ознакомившись с расшифровкой.

– Разберемся, – буркнул Александр. – Макс, сворачивайся, давай с антенной помогу. Через десять минут выходим, мужики. А то, блин, родственники заскучают…

Переправив документы в прорезиненные мешки с наглухо затягивающейся горловиной и упаковав их в пару обычных солдатских «сидоров» (бумаг оказалось прилично, едва влезли), осназовцы спрятали под снегом опустевший ящик и оба портфеля. К слову, в сейфе обнаружилось и несколько пачек рейхсмарок в банковской упаковке, чему Александр только порадовался – повезло. Немецкие деньги сами по себе являлись огромной ценностью: существовал даже специальный приказ для трофейных команд – в обязательном порядке собирать и сдавать найденные банкноты, которые далее использовались для обеспечения зафронтовой агентуры, подкупа противника, расчетов с завербованными – да мало ли для чего? Конечно, группу ОСНАЗа особого отдела подобный приказ касался исключительно постольку-поскольку, но не бросать же, коль так свезло? Кстати, у покойного оберста тоже бумажник имелся, но брать его Александр не стал, побрезговал – бегло проглядел, нет ли внутри каких документов, и выкинул под ноги. Приказ – приказом, но брать с трупа деньги или драгоценности было откровенно противно. Ведь они советские бойцы, а не фашисты, которые, по слухам, даже золотые коронки у мертвых выдирают, не говоря уж про всякие разные кольца с прочими украшениями…

Закончив с трофеями, бойцы нацепили лыжи и двинулись в сторону деревни. Теперь, после обнаружения и обследования самолета, он же «объект-раз», можно было идти напрямик, срезая путь. Поскольку до «объекта-два» оставалось не больше трех километров. По карте. На деле же наверняка куда больше: зимний лес – не голая степь, тут понятие «напрямик» порой бывает весьма условным…