Книга: Нефритовая орхидея императрицы Цыси
Назад: Глава 24
Дальше: Глава 26

Глава 25

2016 год
— Владислав Евгеньевич, не поделитесь результатами личных разыскных действий?
Максим старался, чтобы его голос звучал как можно более доброжелательно.
— Делиться нечем, никаких данных у меня нет, — сухо ответил Влад.
Он вообще был человеком малоэмоциональным, а сейчас воскресное приключение с Алисой окончательно выбило его из колеи.
— В таком случае вы, наверное, не будете возражать, если я продолжу расследование?
— Нисколько. — Даже ирония Максима не вывела Нестерова из себя.
— Скажите, Владислав Евгеньевич, ваши предки никогда не проживали в Харбине?
— А при чем здесь Харбин? — Вот сейчас Влад действительно растерялся.
— Так проживали или нет?
— Да, но давно, во время революции.
— Расскажите, пожалуйста, подробнее, кто и когда.
— Мой прапрадед служил священником в храме Николая Чудотворца в Харбине. В 1926 году они вернулись в Россию, жили в деревне под Хабаровском.
— Как его звали?
— Отец Илья. В миру Орехов Илья Петрович.
— Кто из родных по этой линии жив?
— Мама. Бабушка умерла три года назад.
— От чего? — приподнял бровь Максим.
— От старости. — Каждый следующий вопрос следователя казался Владу все более странным.
— А ваша прабабушка, как давно скончалась она? Вообще опишите подробнее судьбу своих родственников по этой линии.
— Слушайте, какое отношение история моей семьи имеет к смерти Полины?
— Пока я просто проверяю одну из версий. Рассказывайте.
— Прапрадед умер в лагере — сами знаете, что священнослужителей Сталин не жаловал. А прапрабабушка с двумя детьми выжила. И она сама, и ее брат жили в деревне, работали в колхозе. Моя бабушка уехала в город, вышла замуж в Хабаровске, там родилась мама. Все.
— А как умерла ваша прабабушка? — не отставал Родионов.
— Обыкновенно, тоже от старости, так мне кажется. Но прожила она долго, до восьмидесяти с чем-то лет.
— В Петербурге никто из них никогда не жил?
— Нет, мы с Полиной первые перебрались. Сперва она, потом я.
— Зачем?
— Учиться приехали. В Москву — дорого и страшновато, решили в Питер. Полина еще школьницей была здесь на экскурсии с классом, ей очень понравилось.
— Хорошо, можете быть свободны. Привет вашей подруге Алисе Терехиной, — с издевкой бросил на прощание Максим и с удивлением заметил, как дернулся Нестеров.
Ты гляди, да у них, кажется, что-то было. Ай да куколка, ай да ангелочек. Решила мужу в ответ рога наставить? Жаль, он не подвернулся ей под руку, было бы интересно. Максим не сомневался, что, если между Нестеровым и Терехиной что-то было, инициатива явно принадлежала не этому заторможенному айтишнику, а Алисе Терехиной. Он откинулся на спинку стула, мечтательно уставился в потолок и дал волю фантазии, представляя, как бы все могло быть, подвернись он под руку Терехиной. Через пару минут пришлось себя одернуть. Какие, в самом деле, романы с куколками? Следствие идет, а она важный свидетель. После как-нибудь.
Слова капитана неожиданно задели Влада, и не потому, что он упомянул Алису, а потому… Почему, собственно? Потому что он вчера не смог дозвониться до нее? Потому что она игнорировала его звонки? Потому что он не знал причину ее молчания? Или потому, что боялся, что в этот самый момент она была с другим, со своим мужем? Или он просто боялся, что не понравился ей, не был на высоте как мужчина? Или просто стал не нужен, и она не хочет его слышать? С каких пор его стало волновать, что думает едва знакомая ему женщина?
С той же Маришкой он знаком уже год. Несколько раз между ними был секс, и что, это что-нибудь изменило? Ни разу за этот год он не почувствовал даже крошечного беспокойства из-за ее опозданий или глупых розыгрышей. Когда она, пообещав позвонить, вдруг исчезала дня на три, он даже не вспоминал о ней. Что же такого удивительного произошло между ним и Алисой, что он вдруг потерял покой?
Он просто обязан выяснить с ней отношения. Добравшись до машины, он набрал Алисин номер.
Она ответила почти сразу.
— Привет, — наигранно бодро поздоровался Влад и испытал такой приступ неуверенности, какого не помнил за собой со школьных времен. — Звоню узнать, как ты. И рассказать о встрече с капитаном Родионовым, я только что от него.
Самому было стыдно, что он так трусливо прикрывается расследованием.
— От него? Тебя вызывали? — В голосе Алисы было волнение.
— Да. Знаешь, что ему понадобилось? Расспрашивал, не проживал ли кто-то из моих предков в Харбине. Каково?
Но Алиса его веселость почему-то не разделила. Наоборот, она как-то тревожно молчала в трубку, и Влад снова почувствовал волнение.
— Ты что молчишь, что-то случилось? Я не вовремя?
— Нет-нет, все нормально. А что, твои предки жили в Харбине?
Ее вопрос удивил Влада даже больше, чем расспросы Родионова.
— Да, но очень давно, в начале прошлого века. А почему ты спросила? Харбин как-то связан с гибелью твоей сестры?
— Не знаю, — растерянно проговорила Алиса и вдруг выпалила: — Ты можешь сейчас подъехать ко мне в офис?
— Разумеется.
Он тут же выбросил из головы сложный проект, который должен сдать через неделю, и все незаданные вопросы шефа — каждый раз тот с немым укором встречал его сообщение об очередном срочном деле в середине рабочего дня.
Через полчаса он уже входил в ее кабинет. Как с ней держаться? Поцеловать в щеку, слегка обнять? Или сесть, как чужой, в кресло напротив?
Нестеров появился очень быстро. Алиса так и не успела решить, как с ним держаться.
Она вообще была сегодня не в себе. Нервная, несобранная, невыспавшаяся.
Вчера, в понедельник, Влад звонил несколько раз, но, несмотря на твердое решение объясниться с ним, она малодушно игнорировала его звонки. Да и до того ли ей было, если она с утра дрожала у себя в кабинете в ожидании Ильи. Встреча с мужем ее страшила, но в то же время ей страстно хотелось его видеть.
В офисе при коллегах ей нечего бояться, что Илья снова попытается ее задушить, а следовательно, объяснение на работе было предпочтительнее любого другого. Но он все не появлялся. Алиса то металась по кабинету, то выходила в приемную спросить у Оли, когда появится Илья Александрович и не звонил ли он. Оля, которая, как и все прочие сотрудники, была в курсе их драмы, сочувственно предлагала позвонить ему и спросить, но Алиса каждый раз отказывалась. Боялась, что Илья догадается, по чьей просьбе звонит ему секретарша.
Весь день прошел в суете, о работе над проектом для американо-китайской фирмы и речи не было. Алиса и вообще теперь сомневалась, будет ли какой-то заказ или переговоры и сметы были только предлогом для разговора о покупке орхидеи.
В воскресенье вечером, вернувшись после встречи с Лаврентьевым, Алиса рассказала бабушке, чего хотел мнимый заказчик. Валерия Константиновна выслушала ее с большим интересом, после чего они весь вечер провели, разбирая старые фотографии.
— Бабушка, ты же должна помнить свою маму. Какой она была?
Алиса прабабушку не помнила — та умерла в год ее рождения.
— Разумеется. — Валерия Константиновна кивнула. — Но, понимаешь, мне в голову не приходило думать о ней как о китаянке. В семье считалось, что она похожа на отца, Сергея Константиновича. У него тоже были смоляные волосы, карие глаза. Что же до тонких черт лица, здесь, как говорится, поработало дворянское происхождение. Это было ясно само собой и никогда не обсуждалось по известным причинам. Деда я никогда живым не видела, в 1937-м его арестовали за шпионскую деятельность в пользу китайского империализма, так, кажется. А в конце 1941-го он прямо из лагеря ушел на фронт, в штрафбат. Отличился в саперном батальоне, взрывая железнодорожные мосты, получил медаль, потом орден. После ранения служил в саперной части, а в конце 1943-го погиб. Вот его последняя фотокарточка, он прислал ее бабушке незадолго до смерти.
На пожелтевшей черно-белой фотографии Алисин прапрадед был в военной форме, с наградными планками на груди. Худой человек с глубокими морщинами и печальными глазами — трудно было сказать, есть ли у него что-то общее с прабабушкой, потому что усы и короткая с проседью борода почти полностью скрывали нижнюю часть лица.
— Вот, взгляни на эту фотографию. — Бабушка протянула Алисе очередную карточку. — Это 1963-й, маме уже сорок три, но выглядит она прекрасно, больше тридцати не дашь. Ни за что не догадаешься, что перед тобой мать двоих детей! По-моему, на этой фотографии она очень похожа на Одри Хепберн из фильма «Завтрак у Тиффани»: высокая прическа, туфельки с длинными носами, модный костюмчик. Я его обожала — маминой подруге муж, он был каким-то руководителем, привез этот костюм из Парижа, но той он оказался мал, и мама купила его за бешеные деньги. Хотя тогда она уже была замужем за сотрудником Ленторга, так что деньги для нас перестали быть проблемой. И, кстати, у Хепберн тоже раскосые миндалевидные глаза, а никаких китайских корней, сколько помню, у нее не было.
— Да, только бельгийские бароны и английские аристократы, — кивнула Алиса. — А как ты отнеслась к разводу родителей?
Для Алисиного папы развод его родителей всегда оставался болезненной темой, хотя все бабушкины мужья относились к нему хорошо, да и со своим отцом он всю жизнь поддерживал близкие отношения. И все-таки Алисе казалось, что он до сих пор обижается на бабушку.
— Знаешь, в те годы меня, как ни странно, школьные дела интересовали больше, чем семейные. Это было тогда нормой — ставить общественное выше личного. — Валерия Константиновна задумчиво смотрела куда-то вдаль. — Соревнования по волейболу между школами — я очень хорошо играла и была членом команды, комсомольские собрания, переписка с детьми из каких-то социалистических стран, концерты к Седьмому ноября и Первому мая. Мы с Верой чудно пели дуэтом, декламировали, танцевали. А еще борьба за отличную успеваемость, подготовка школьных вечеров, первые свидания. Мне было тринадцать, у меня кипела личная жизнь, а папа часто и надолго уезжал в командировки. И еще у меня была Вера. Мы с сестрой были очень близки, и нам хватало того, что мы есть друг у друга. Родители жили своей взрослой жизнью, даже бабушка уделяла нам больше внимания, чем они. Так что к их разводу я отнеслась довольно спокойно. Больше всех тогда переживала бабушка Ира. Однажды я подслушала их с мамой разговор. Знаешь, это был единственный случай, когда бабушка так жестоко говорила с мамой. До развода родителей мы жили все вместе, потом мама с нами переехала в большую квартиру ее нового мужа на Невском. А бабушка из принципа осталась с зятем.
Вот, а тогда вечером бабушка говорила, что это предательство, подлость, что мама не ее дочь. Но мне кажется, это было сказано в том смысле, что сама она так никогда бы не поступила. Для них с дедушкой верность супружескому долгу была не пустым словом, они же венчались на всю жизнь. — Бабушка вздохнула. — Но мы дети другой эпохи, и я, вероятно, пошла в мать. Она легко относилась к мужчинам, была модницей, кокеткой, обожала театр, музыку, вероятно, поэтому ее третьим мужем стал замдиректора Малого Оперного театра. Мама всегда жалела, что из-за ареста отца и войны не смогла поступить в консерваторию. Они с бабушкой долгое время жили в какой-то деревушке под Ленинградом и вернулись в город только в конце 1944-го, после прорыва блокады. Знаешь, я удивляюсь, как ее в свое время не исключили из комсомола за легкомыслие и любовь к нарядам, — улыбнулась бабушка.
— А какой она была по характеру? — не унималась Алиса.
— У нее был нежный голос, изящные манеры, она казалась хрупкой и беззащитной, но характер у нее был стальной. А еще она была очень страстной. Помню, какие жуткие сцены ревности она закатывала папе и как они потом подолгу мирились. Нас бабушка в это время уводила гулять и всю дорогу до парка ворчала, что это просто неприлично, при детях, и что все это азиатские страсти. Мой дедушка с папиной стороны был деканом Горного института, и первое время мы все жили у дедушки с бабушкой, а потом он помог, и нам дали отдельную двухкомнатную квартиру. Неземная роскошь по тем временам.
Но знаешь, что самое смешное? Папа никогда не давал маме поводов для ревности, а вот она, на мой взгляд, вела себя достаточно легкомысленно и сама же на него злилась. После моего рождения она бросила Горный институт и поступила в Мухинское училище на отделение декоративно-прикладного искусства.
— Да, мне всегда нравились бабушкины работы. Особенно ее батики, хорошо, что их так много сохранилось. — Алиса кивнула на полотно на стене — нежно-розовый шелк, на котором с удивительным изяществом была изображена цветущая ветка яблони.
— Да, у мамы, несомненно, был талант.
— А кстати, насчет этой орхидеи… — начала Алиса нерешительно, а увидев внимательный бабушкин взгляд, окончательно смутилась, рассыпала лежащие на коленях фотографии и принялась излишне суетливо их собирать.
— Знаешь что? Пригласи к нам этого молодого человека, Кирилла. Хочу узнать, откуда у него сведения о нашей семье. Может, и мы с его помощью узнаем что-то новое? Это так волнующе — когда из глубины столетий выплывают подробности твоей личной истории.
Бабушка провела рукой по шелковистой черной шерсти. Проклятая кошка, разумеется, все время терлась возле них, изрядно нервируя Алису.
— Эй, — вывел ее из ступора голос Влада. — Так что все-таки случилось? При чем здесь Харбин?
Алиса встряхнулась. Признаться, она уже пожалела, что пригласила этого Нестерова приехать, могли бы и по телефону поговорить. Но расспросы Родионова встревожили ее, а если учесть, в каком взвинченном состоянии она находится третьи сутки, и вовсе нет ничего удивительного.
— Харбин? Даже не знаю. — Она опустилась в кресло и как-то беспомощно повела рукой, то ли собиралась поправить прическу, то ли схватиться за голову. — Это все новый заказчик, представитель какой-то китайской компании. Хотя теперь выяснилось, что не китайской, а американской, — начала Алиса издалека. — Появился ниоткуда, сказал, что по рекомендации. Предложил поучаствовать в конкурсе на ремонт офисного здания в центре, очень перспективный и выгодный заказ. Все время настойчиво требовал личной встречи со мной, даже предложил разработать дизайн-проект внутренних помещений. Я в фирме занимаюсь именно дизайном. — Алиса говорила все так же потерянно, взгляд ее блуждал по кабинету, а руки нервно перебирали предметы на столе. Впечатление было такое, будто она все время к чему-то прислушивается. — Вот, а в воскресенье он пригласил меня поужинать.
Влад, до этого слушавший спокойно, сжал губы. Таинственный заказчик тут же обрел черты угрожающие и отталкивающие.
— А за ужином он вдруг сообщил, что его хозяин интересуется китайскими древностями и хочет приобрести нефритовую орхидею, которая якобы принадлежит моей семье. Откуда-то он узнал, что моя прабабушка была китаянкой и ее удочерили прапрабабушка с прапрадедушкой, когда жили в Харбине в начале века.
— А они там жили?
— Да. Но что касается удочерения — это полная ерунда. — Наконец-то она отважилась посмотреть ему в глаза.
— Хм, в этом что-то есть. Мои предки тоже жили в начале века в Харбине. Прапрадед служил священником в православном соборе.
— Невероятно. Ты думаешь, убийца — Лаврентьев, этот наш заказчик?
— Не знаю. Незадолго до смерти Полина говорила, что рассматривает возможность покупки франшизы у какой-то китайской компании. Полина еще в студенческие годы побывала в Америке, и ей очень понравился тамошний китайский фаст-фуд: лапша в коробочках, тушеные овощи, рис, мясо в кисло-сладком соусе и так далее. Она собиралась открывать что-то похожее у нас, для начала несколько точек в крупных торговых комплексах. — Влад смотрел сквозь нее и сосредоточенно вспоминал. — Надо срочно выяснить, как называлась эта компания.
— Ты думаешь, это одна и та же компания? — Ее била дрожь, пришлось сцепить пальцы в замок, чтобы они не дрожали так противно.
— Не знаю, но мы это выясним. — Он полез в карман за телефоном.
В это время где-то далеко хлопнула дверь, и Алиса, не помня себя, вскочила и выбежала в коридор.
Это был Илья, наконец-то он появился. Она боялась возвращаться домой, боялась звонить ему и в то же время страстно желала его видеть. Сегодня ее нервы были на пределе. Лучше скандал, развод, чем неизвестность. Пусть он скажет все, что думает о случившемся. Она этой пытки больше не вынесет!
Никакие убийства на свете сейчас ее не волновали. С тех пор как она ему изменила, видение Ильи, оседлавшего черноволосую красавицу, ни разу ее не посещало. Перед глазами стояло только его перекошенное лицо, когда он душил ее. Эта картина преследовала ее даже во сне, и Алиса не могла понять, пугает ее это или радует.
Да, она отомстила за себя, эта мысль добавляла сладости всем ее страхам. Алиса просыпалась по ночам с ощущением его пальцев на шее и томительной истомой во всем теле, а потом долго не могла заснуть. Стоит ли удивляться, что третий день она ходит невыспавшаяся, бледная, с голубыми кругами у глаз? Может, она, наконец, готова его простить?
В кабинете Ильи было тихо, Алисе даже показалось на секунду, что там никого нет. Но вот что-то с грохотом упало, и она, набрав в грудь воздух, решительно распахнула дверь.
Он как раз наклонился поднять с пола папки с бумагами, обернулся на звук открывшейся двери, и Алиса увидела его осунувшееся лицо и почерневшие провалы у глаз. Дохнуло перегаром. Что ж, значит, ее экспромт с Нестеровым даром не прошел. Что-то счастливо екнуло в глубине Алисиного сердца, но ее немедленно затопили жалость и раскаяние. Сейчас, согрешив сама, она уже готова была простить другого.
Илья, пошатнувшись, выпрямился, небрежно бросил на стол папки и уставился на Алису презрительно.
— А вот и наша блудница!
Мефистофель, вот кого он сейчас напоминал. Длинный, худой, красные пятна на небритых запавших щеках, глаза сверкают из-под бровей.
Алису передернуло.
— Как ощущения? Свежо и ново? Наша дева-праведница ступила на путь порока! — Он прислонился к краю стола для устойчивости и сложил на груди руки. — Как оказался мужичок? По-моему, не очень, могла бы найти и подостойнее.
— Илья, — только и смогла выдавить Алиса. Она впервые видела мужа пьяным и не знала, чего ожидать.
— К вашим услугам! — Он низко поклонился, как будто сложился пополам.
— Прекрати фиглярствовать!
Алиса чуть не плакала. Она понимала, что в таком состоянии разговаривать с ним невозможно, и все равно продолжала стоять на месте.
Илья развернулся, сделал два нетвердых шага и упал в кресло. Потом выудил откуда-то из-под стола бутылку и стакан, щедро плеснул водки и опрокинул в себя содержимое стакана.
Алиса только ахнула.
— Садись, тяпнем. — Он кивнул ей на стул и достал еще один стакан.
В жизни она не видела, чтобы у Ильи в кабинете было спиртное.
— Садись, говорю. — Он кивнул еще раз и попытался закинуть ноги на стол. Папки, телефон, массивный письменный прибор — все полетело на пол. На грохот появился встревоженный Влад. С той минуты, как Алиса стремительно покинула кабинет, он сидел неподвижно, пытаясь разобрать, о чем говорят за стенкой, и, заслышав шум, помчался на помощь. В душе он чувствовал себя задетым, но поделать с собой ничего не мог.
При виде Влада Алиса от досады едва не застонала. Илья по-мефистофельски приподнял бровь:
— А вот и наш герой-любовник. Ты принимаешь его и в офисе?
— Это совсем не то, что ты думаешь! — В голосе Алисы звенело отчаяние. Что принесло сюда этого идиота Нестерова? Кто его звал? — Он приехал из-за Лизы!
— Как, и с ней тоже? — в пьяном восторге воскликнул Илья и налил себе еще.
— Пожалуйста, уезжай сейчас же. Я позже позвоню, — зашептала умоляюще Алиса.
— Да-да, она обязательно позвонит, — поднял стакан, словно в знак приветствия, Илья.
— Иди же. — Алиса с досадой подталкивала Влада к выходу.
Надо же, он позволил выпроводить себя в коридор. Только тихо сказал ей напоследок:
— Позвони, когда все закончится. — И многозначительно посмотрел в сторону кабинета.
— Да-да, обязательно, — кивнула она.
Ощущение, что от него просто спешат избавиться, как от случайной помехи, стало только острее.
Влад удалился, не зная, как назвать то, что он сейчас испытывает. Горечь? Обида? Ревность?
Илья молча пил. Алиса не была уверена, способен ли он вообще воспринимать происходящее. Оказывается, способен.
— Спровадила. — Он бросил на нее злой мутный взгляд.
— Он помогает расследовать смерть Лизы.
Алиса ответила строго и с достоинством. Сама же она в эту минуту размышляла, стоит ли говорить Илье о встрече с Лаврентьевым и о его предложении купить орхидею.
— Не понимаю, почему ты выбрала именно его? Он же очевидный импотент, — продолжал глумиться муж. — Не скучновато с ним было? Такой страстной штучке, как ты, стоило найти кого-то более опытного.
— Прекрати сейчас же! — взвизгнула Алиса, теряя самообладание. — Ты первый начал!
— Начал?
Ирония исчезла с лица Ильи. Он поднялся, с трудом обошел стол, наступая прямо на валявшиеся под ногами папки, хрустнул каблуком по телефонному аппарату и подошел вплотную к вытянувшейся, перепуганной Алисе.
— Да, я начал. Потому что я здесь самец и мне выбирать, кого трахать! А ты, мелкая тварь, должна сидеть и радоваться, что при всем богатстве выбора я подобрал тебя! — Он шипел в самое лицо Алисы. — И ждать покорно, пока я вернусь.
Алиса почувствовала, как ненависть заливает ее от пяток до макушки. Она размахнулась и влепила ему пощечину.
С кривой усмешкой он перехватил ее кисть, завел руку ей за спину и перевернул ее лицом к столу.
— Я здесь самец и никому не позволю хозяйничать в своем курятнике, — зло шипел он ей в ухо, задирая платье. — И ты это запомнишь!
Алиса, заливаясь слезами унижения, отбивалась из последних сил. Зачем она сюда пришла? Зачем отправила Влада? На что надеялась?
Это пьяное чудовище не было ее мужем, тем Ильей, которого она знала. Тонким, умным, заботливым, образованным, нежным, страстным. Это было животное, грубое, омерзительное животное, которое собиралось надругаться над ней. Звать на помощь было немыслимо, вырваться — невозможно. Это был конец. Конец их любви, их семейной жизни, конец отношений. Она поникла, превратилась в безвольную тряпку и покорно вынесла омерзительно грубый акт унижения и мести.
Потом, совершенно раздавленная, с трудом передвигая ноги, Алиса убралась в свой кабинет. Закрылась там и сидела бесконечно долго. Не было ни сил, ни желания шевелиться. Звонили телефоны, кто-то стучал в дверь, ее окликали. Она чувствовала себя, словно в коконе, в плену своего одиночества, по ту сторону бурлящей вокруг жизни.
Она хоронила свое счастье. День за днем, минуту за минутой. Знакомство с Ильей, первый поцелуй, объяснение в любви в Петергофе под шутихой. Свадьба, свадебное путешествие, целый месяц любви под южными звездами на берегу моря. Переезд на новую квартиру, тихие зимние вечера в обнимку на диване. Первый их Новый год под елкой, со свечами, подарками, мечтами, поцелуями. Одно событие за другим, она давила их, словно отвратительных насекомых, превращая в темные пятна, в ничто. Беспощадно, сосредоточенно, отрешенно. И пока она это делала, ее жизнь если не умерла, то замерла на время, необходимое для перерождения.
Назад: Глава 24
Дальше: Глава 26