25

Джейн чувствовала себя необычно. Она словно бы делала нечто важное – но что именно, понятия не имела. Она поела и начала путешествовать по коридорам корабля. Маршрут казался ей бесцельным, но тем не менее что-то заставляло ее продолжать путь. Она словно бы обходила дозором свое новое царство и добавляла непосредственный опыт к карте, запечатленной в ее сознании.

Теперь, после пребывания в Саналабреуме, корабль казался ей иным. Здесь царили пугающая тишина и одиночество. Казалось, звездолет был населен призраками. Отчасти Джейн ожидала, что из-за любого угла ей навстречу деловитой походкой может выйти Сектилий.

Алану и Эй’Браю она не будет нужна еще несколько часов. Ей следовало бы поспать, но ею овладело беспокойство. В последние дни она спала в спартанской служебной каюте медицинского центра, чтобы быть поближе к Алану. Каюта была неплохая, но она не предназначалась для постоянного проживания кого бы то ни было из членов экипажа. Это просто было место для отдыха во время долгой вахты без происшествий. Джейн там… не нравилось, поэтому она старалась проводить там как можно меньше времени.

Уговорить Алана и Эй’Брая отдохнуть тоже не удавалось. Эти двое не ведали покоя и сна, когда перед ними возникала интеллектуальная головоломка. Они переговаривались и трудились часами. Пытались придумать, как быть с «бродячими» сквиллами.

Первое решение Алан предложил сразу, но Эй’Брай его почти мгновенно отверг, отметив, что план Алана таит в себе слишком много опасностей, которые ни он, ни сам Алан не смогут предвидеть. За этим потянулись бесконечные исследования, анализ и переводы. Джейн это изнуряло и приводило в отчаяние, потому что она была вынуждена выполнять роль переводчика в области, где она была полным профаном.

Алан довольно быстро осваивал менсентентийский язык, но даже гений, погруженный в язык, не сразу освоит сложную лексику чужой инженерии. Джейн приходилось всякий раз начинать издалека, и все они должны были запастись изрядным терпением для того, чтобы научиться такому сложному общению.

Эй’Брай создал канал ментальной связи с Аланом, и Алан быстро приспособился к Анипраксии. Похоже, это ему нравилось, хотя он в этом и не признавался, поскольку относился с крайним недоверием к Эй’Браю и его мотивам. Он выслушал всю историю, все оправдания, но все это ему очень не понравилось. Он нисколько не скрывал, что, по его мнению, Эй’Брай должен был рассказать обо всем прямо и откровенно с самого начала.

Джейн всеми силами старалась свести трение между ними к минимуму. Поскольку она становилась посредником почти в каждой беседе Алана с Эй’Браем, с ролью примирителя ей пришлось столкнуться с самого начала.

Мало помогало ходу дела и то, что Алан пока оставался в Саналабреуме. Насильственному (пусть и полезному для его здоровья) удерживанию в лечебной ванне он противился так же, как Джейн. Он был человеком беспокойным, подвижным, привыкшим заниматься своим делом.

В данный момент Алан был занят расшифровкой строчек программного кода, и этим ему предстояло заниматься еще несколько часов. Они с Эй’Браем обнаружили и извлекли из Саналабреума Комптона один экземпляр сквилла-злодея и взяли его в плен для изучения. Под руководством Эй’Брая Джейн загрузила его программный код, и теперь Алан изучал его строчку за строчкой.

Он быстро уловил структуру и правила инопланетного кодирования и провел параллели со своими обширными познаниями в программировании.

Он выразился об этом так: «В какой бы уголок Вселенной ты ни отправился, в программах все равно будут только нули и единицы, Джейн».

Джейн шутку не поняла, но и не думала, что Алан ждет от нее понимания. Она и спросить не сумела, что это значит, а Алан уже ушел с головой в расшифровку.

Джейн начала свою прогулку по кораблю довольно давно и все еще шла. Опомнившись от раздумий, она осознала, что остановилась перед межпалубным лифтом. Войдя в кабину, она выбрала на панели значок той палубы, где располагались общественные и личные каюты командного состава экипажа. Вскоре Джейн уже стояла у двери, ведущей в каюту Квасадора Дукса. В этом коридоре все было выкрашено той же самой тускло-зеленой краской, как и везде на корабле. Дверь как дверь, ничем не отличающаяся от других.

Джейн решительно протянула руку к дверной панели. Она знала женщину, которая раньше занимала эту каюту. Эти знания были неспокойными и чужеродными. Джейн видела многие из ее воспоминаний. Нет, не просто видела. На самом деле она в них побывала.

Джейн знала, что такое – быть Ква’дуксом Элией Хатор. Джейн знала все ее любимые места на корабле, знала, кто были ее любовники, какова на вкус ее любимая пища. Джейн видела ее ярость в бою и то, как стоически она переносила трудности. Джейн знала ее – знала, что Элия была умна и решительна, уверена в своих способностях и способностях своей команды. Ее уважали и почитали большинство Сектилиев на борту звездолета. Она была бесстрашной женщиной. Ее потеря стала трагедией. Не так просто было Джейн заменить ее.

Створка двери с еле слышным шелестом скользнула вверх. Джейн ахнула от удивления и, переступив порог, оказалась в просторной комнате, где было не слишком много мебели. Джейн раскрыла рот.

Цвета. Буйство красок.

Все станы были разрисованы крупными разноцветными завитками. Особенно яркой была стена напротив двери. Джейн пошла к ней, чтобы рассмотреть фреску лучше.

Стена была покрыта мощными, широкими мазками такого плотного пигмента, что кое-где поверхность фрески была неровной – с вершинами и хребтами. В верхней трети стены цвет переходил от аметистового к бирюзовому. Тонкие полосы ярких, контрастирующих цветов смешивались так хорошо, что границы между ними можно было различить только стоя вблизи от стены.

На одном участке живопись прерывалась, и проступала тусклая зелень стены, что напоминало работы Ротко. А нижняя часть стены представляла собой этюд в сине-зеленых тонах – сверху краски были светлее, а книзу тона сгущались.

Это было изображение рассвета над огромным морем. Интуитивно Джейн узнала это море, как будто она там побывала, как будто видела своими глазами. Она бережно провела рукой по стене, едва ее касаясь. Может быть, она и вправду там бывала. Не наяву, конечно. Теперь ее воспоминания так перепутались с чужими.

Казалось, пробел между двумя картинами предназначался не для того, чтобы их полностью отделить друг от друга. Они сосуществовали. Они изображали одно и то же место. Это были разные царства одного и того же мира – водного мира. Джейн вдруг поняла, что это – родная планета Эй’Брая. Она отступила назад и посмотрела на картину. Вода и воздух.

Ква’дукс Рагетх Элия Хатор ощущала такую прочную связь с Эй’Браем, что ей захотелось создать картину по его воспоминаниям, которыми он с ней делился.

Джейн «включила» одно из воспоминаний. Она стояла в этой самой комнате, держа большую, широкую чашу с традиционной смесью – раствором минеральной глины, смешанной с ярко-синим пигментом. На столиках поблизости стояло еще много чаш с разными красками. Одни тона были близки к тому, которым она собралась рисовать, а другие чаши содержали краски контрастных цветов. Эти тона она приготовила с большим трудом. От одних чаш исходили сильные химические запахи. Другие источали приятные ароматы, похожие на запахи земли.

Она запустила руку в чашу, зачерпнула в пригоршню прохладную массу, а потом отработанным движением соединила пальцы, чтобы начать наносить краску на стену. Особое внимание она уделяла тому, как стекает краска с каждого из длинных пальцев. С каждым новым цветом она возвращалась к одному и тому же месту и изгибала свое пластичное, послушное тело, чтобы лучше наложить краску. Она создавала блики, цепи холмов и долины, каждым мазком творила текстуру и цвет.

Она рисовала уже довольно давно. Ее пальцы были перепачканы красками, стали холодными и одеревенели. Мышцы рук горели, спина болела, но она почти не обращала на это внимания. Это было ее пространство, и она решила заполнить его чем-то красивым. Она была счастлива, и ей очень хотелось закончить рисунок до того, как кто-нибудь прервет ее занятие.

На миг она остановилась, пробежалась взглядом по своей работе и решила, что она в неплохой форме. А потом она нахмурилась, поняв, что провела рукой по лбу и испачкала его темно-синим пигментом.

Рисование было у нее в крови. Она отрабатывала эту технику с детства и могла бы продолжить обучение, но ее звали к себе звезды. Она не строила иллюзий. Она рассуждала абсолютно прагматично. Ее жизнь, стань она художницей, была бы очень хорошей. Безопасной. Но она знала, что создана для большего.

По мере того как туман воспоминаний развеивался, Джейн воображала, что могло случиться, сложись обстоятельства иначе – если бы сквиллы не разрушили эту невероятную женщину, если бы они смогли встретиться на Земле, как того хотела Рагетх.

Джейн вздохнула и повернулась к фреске спиной. Она вдруг поняла, что на соседней стене были изображены вовсе не геометрические фигуры, как ей показалось сначала. Здесь тоже было изображено некое место, что-то означавшее для Рагетх. Эта картина содержала больше деталей.

С этого ракурса Джейн разглядела, что перед ней – вид Сектилии, вернее, то, как эта планета выглядела с ее спутника, Атиэлле, где родилась Рагетх. Огромный диск Сектилии висел низко над горизонтом – туманная сине-зеленая сфера. Она занимала большую часть картины. Рассвет окружал планету сверкающим разноцветным гало – фиолетовый, коралловый и оранжевый цвета играли на небе, синева которого немного отличалась от синевы неба над Землей. Это было так красиво – эта луна и другая планета в небесах над ней.

К этой комнате примыкали другие, включая и спальню, но пока что у Джейн не было желания осматривать их. В этом помещении стояло немало простой крепкой мебели для сидения. Значит, тут собирались компании. Джейн подошла к предмету мебели, похожему на современный диван, и села напротив одной из картин, чтобы рассмотреть ее во всех подробностях.

– У тебя с ней много общих качеств, – негромко пророкотал голос Эй’Брая у нее в голове.

– Очень любезно с твоей стороны, – с лукавой усмешкой ответила Джейн.

– Я даю тебе оценку вовсе не для того, чтобы ты загордилась. Я наблюдаю, я не льщу.

– Тогда спасибо.

– Не сравнивай себя с ней. Ты превосходишь необходимые для этой должности критерии.

Джейн потупилась и стала рассматривать свои руки, лежащие на коленях.

– Я знаю: ты считаешь, что это так, но от моих следующих шагов зависит судьба многих планет, населенных ни в чем не повинными народами. Это такой тяжкий груз. Я не хочу потерпеть неудачу.

Эй’Брай молча выслушал эти слова. Он ощущал примерно такую же ответственность. Это их объединяло. От этого было немного легче.

Через пару секунд Эй’Брай пророкотал:

– Эти другие миры зовут тебя.

Джейн нахмурилась.

– Они меня пугают.

– Нет. Ты не такая.

Перед мысленным взором Джейн предстало лицо, и она наморщила лоб. Эй’Брай вызвал к жизни одно воспоминание, которое было захоронено очень глубоко. Больше десяти лет Джейн не вспоминала о Моване. Мован был мальчик-абориген, с которым Джейн познакомилась, когда они с родителями путешествовали по бушу в Квинсленде в те месяцы, пока они еще не обосновались на побережье. Больше недели они вдвоем гуляли в буше, пока не настало время уезжать. Как-то раз Мован пришел в их лагерь и сказал Джейн, что хочет отвести ее в особенное место.

Он сжал ее бледную ладошку своей теплой коричневой рукой и повел ее через равнину к скоплению скал и яме в охристой глинистой почве.

Он сказал, что взрослые из его племени толкут в ступе мягкие яркие камни и смешивают полученный порошок с жиром, чтобы получать пасту, которой они затем раскрашивают тело перед тайными танцевальными церемониями, которые порой длятся несколько дней.

Мован взял ярко-оранжевый камень и потер им по плоскому валуну, торчащему из земли. Быстро образовалась горка мелкого оранжевого порошка. Улыбаясь, Мован прижал палец к порошку, а потом провел пальцем линию от кромки волос Джейн через лоб, нос, губы и подбородок. Джейн выбрала маленький желтый комочек охры и измельчила его на другом валуне, поблизости от первого, после чего нарисовала порошком полоски на щеках Мована.

Потом они по очереди разрисовывали друг дружку измельченными камнями – лицо, шею, руки, и результаты их очень веселили. Они превращали друг друга в существ из иного мира. Мован ухмыльнулся и сказал, что его мать разрисовала его сестренку, чтобы у нее побыстрее набухли груди. Джейн рассмеялась и сказала, что у нее пока грудей совсем нет.

Солнце поднялось высоко, стало жарко, и скоро им надоело разрисовывать друг дружку порошками. Тогда они пошли по пустоши, поросшей сухой травой, и наконец вышли к зеленому берегу быстрой речки. Весело хохоча, они смыли с себя краски, а потом занялись кое-чем другим, не менее веселым.

Воспоминания начали таять, и Джейн откинулась на спинку жесткого дивана. Эй’Брай разыскал в ее памяти давно забытые воспоминания об Австралии из времени, не омраченного гибелью отца. Он четко показал, что хочет этим сказать. Она приехала в Австралию ребенком, жаждущим новизны, любопытным и открытым. Последовавшие затем месяцы и годы изменили ее.

Она не просто выросла, стала взрослой. Она всегда считала, что ее склонность к авантюризму, риску, исследованиям, гедонизму просто угасла с годами. Но это было не так. Все это было разрушено страхом – ее собственным и страхом дедушки и бабушки, которые боялись потерять Джейн точно так, как потеряли свою дочь, то и дело исчезавшую в самых глухих уголках планеты. Стоило Джейн чего-то захотеть – на нее сыпалась гора вопросов, в каждом ее действии им всегда виделся самый худший сценарий. Они постоянно напоминали Джейн о смерти отца, и в конце концов она начала сомневаться в любых собственных желаниях, кроме самых повседневных.

Она приучилась никогда не доверять себе.

И тем не менее она почему-то оказалась здесь. Что же удерживало ее от предстоящего приключения?

Определенная тревога была нормальной. Паралич – нет.

Эй’Брай был прав. Стоило только посмотреть на нее в детстве. Она всем была обязана этому ребенку – своей способностью к языкам, любознательности, страстности. Как же она смогла похоронить себя настолько глубоко?

Джейн сняла ботинки и улеглась на невысокий диван. Она так давно толком не спала. После еды ее потянуло в сон.

Она услышала Алана – бормотание его работающего мозга. Если бы Джейн захотела, она могла бы отключить этот звук, но ей это не было нужно. Это было приятно, это успокаивало. Она легла на бок, свернулась калачиком, уложила руки под щеку и поплыла на волнах этого мысленного голоса.

Джейн проснулась от ругательств Бергена:

– Черт! Вот дерьмо! Джейн! Черт, черт, черт!

Джейн приподнялась и села, промокнула слюну у краешка рта и попыталась побороть сонливость.

– В чем дело, Алан? – спросила она, потирая ладонями лицо.

– У нас проблема. Чертовски большая проблема.

В разговор без всяких предисловий вступил Эй’Брай:

– Именно так. Контрмеры уже применяются.

Алан торопливо продолжал:

– Эти наниты запрограммированы на разрушение треклятого корабля, если их обнаружат, Джейн. Мы не погибли по одной простой причине – их осталось мало.

Эй’Брай раздраженно вмешался:

– Нет необходимости в объяснениях. В данный момент я осуществляю ознакомление Ква’дукса Джейн Холлоуэй с деталями.

Джейн едва расслышала голос Эй’Брая, поскольку уже погрузилась в поток воспоминаний о мыслительных процессах Алана за несколько мгновений до начала разговора. Эй’Брай мониторил работу Алана, когда тот трудился над расшифровкой кода и обнаружил, что в самом базовом командном коде сквиллов был искусно спрятан дополнительный программный слой. Эй’Брай указал, что на этот участок кода средний Сектилий скорее всего не обратил бы внимания, а если бы и обратил, то просмотрел бы только поверхностно, потому что в спектре типов сквиллов этот участок кода различался минимально.

А для Алана это оказалось чем-то новым, и он не проигнорировал ни одной части кода. Джейн ощутила вспышки озарения в его сознании, когда воедино сошлись несколько разрозненных частей головоломки. Так же ясно она увидела и сформировавшуюся картину, а Эй’Брай объяснил ей, что она означает в реальном времени.

Даже при обнаружении одного-единственного сквилла и столь интенсивном его изучении он был запрограммирован так, чтобы послать сигнал, получив который все остальные сквиллы-разбойники должны были немедленно прекратить свою деятельность, чем бы они ни занимались, чтобы затем собраться группами вдоль самых важных нейроэлектрических магистралей. Там сквиллы должны были хорошенько совместно потрудиться, дабы одновременно выстроить структуры для создания целой серии петель обратной связи.

Другими словами – саморазрушение. Массивная, чрезмерная, мгновенная перегрузка. И не исключалось, что она уже запущена. Для того чтобы произошел взрыв, не требовалось слишком много сквиллов. Из-за того, что их было немного, на работу просто уйдет больше времени, но все равно они смогут взрывом проделать здоровенную дыру в обшивке. Определить точно, сколько их всего на борту, никакой возможности не было, так же как не было возможности рассчитать время взрыва и то, где он произойдет.

Корабль буквально кишел сквиллами, а сортировать их – нет, это было немыслимо. Только на микроскопическом уровне один сквилл мог уловить различия между собой и другим нанитом. А если сквиллы вдобавок старались замаскировать эти отличия, то их идентифицировать становилось вдвойне труднее.

Джейн встала. Она окончательно проснулась. С бешено колотящимся сердцем она вышла из каюты и поспешила к ближайшему межпалубному лифту. Она была готова отправиться туда, где была нужна. Пока она шагала по коридору, Эй’Брай показал ей, как он уже начал перегруппировывать сквиллов во всех отсеках корабля – так, чтобы они отслеживали любую активность, направленную на разрушение.

Алан вмешался:

– Этого мало, Джейн. Некую порцию этих паршивцев однажды уже упустили, а они способны быстро размножаться с помощью любых подручных материалов. И другие сквиллы их снова упустят. Рано или поздно мы взлетим на воздух, если только не избавимся от всех них одновременно. Это единственный способ, Джейн.

Она уже слышала такой довод раньше.

Слышала и возражение Эй’Брая, который снова вступил в спор:

– Нет необходимости. Неразумно. Целые отсеки «Спероанкоры» будут подвержены взрывной декомпрессии из-за заражения слизнями – как минимум. Пострадают все системы корабля – станут невозможными ремонт и обслуживание. Это возымеет далекоидущие последствия.

– Гораздо более далекоидущие, чем если корабль взлетит на воздух? Неужели? Да перестань! Это же ненадолго, – стал настаивать Алан. – Мы сможем изготовить новых нанитов.

– Ты недооцениваешь период времени, который потребуется для того, чтобы перезаселить корабль сквиллами. Ты оставишь нас в уязвимом состоянии по меньшей мере на время полного оборота вокруг этой звезды, – возразил Эй’Брай.

Джейн, войдя в кабину межпалубного лифта, растерялась. Она не знала, куда направиться.

Алан обратился к ней:

– Джейн, послушай меня. Я этот код, как говорится, только легонечко поскреб и понял, что он был написан какими-то злобными ублюдками, не желавшими, чтобы их выявили ни при каких обстоятельствах. Теперь нам известно, что существовало как минимум два способа, при помощи которых они намеревались убить все живое на борту этого корабля. Кто знает – не запрограммированы ли эти мелкие твари еще на три способа убийства? Каждая секунда промедления – риск для нас. Что, если эти гады уже трудятся над системами жизнеобеспечения, или двигателями, или еще чем-то, чего я себе пока еще даже не представил? Джейн…

Джейн подняла руку. Она приняла твердое решение. Настало время вступить в новую должность.

– Хорошо, – сказала она. – Достаточно. Мы сделаем это. Начинай подготовку к ионному удару, Эй’Брай.

Эй’Брай послушно отозвался:

– Команду понял.

Джейн ощутила легкое облегчение, а потом – сильнейшее волнение. Теперь и вправду все зависело от нее.

Эй’Брай сдержанно проговорил:

– Все бинарные процессоры «Спероанкоры» локально экранированы до определенной степени. Тем не менее наиболее существенная часть корабля зависит от эскутхеона – экранирования наружной части обшивки. С твоего позволения, я начну работу по усилению локального экранирования с одновременным отключением эскутхеона. Подобные меры предосторожности отнимут не так много времени, но значительно повысят вероятность нашего выживания.

Джейн видела, что Эй’Брай встревожен насчет деактивации эскутхеона. Это было рискованно, однако неизбежно.

– Да, конечно. Мы должны защитить компьютеры и все остальное, что способно пострадать. Ты сказал, что ионный удар будет безвреден для живых организмов, верно? Нам не грозит облучение или еще что-то в этом роде?

– Не должно, – сухо прервал ее Алан. – Скажи ему, пусть покажет мне то, что он собирается сделать.

Джейн улыбнулась и прикусила губу, ощущая ментальную вспышку возмущения Эй’Брая. Однако все же он телепатически проиллюстрировал выброс позитивно заряженных ионов и их распространение с помощью магнитной волны по всем уголкам корабля. Крошечные микросхемы каждого отдельно взятого сквилла на борту «Спероанкоры» должны были деактивироваться, стать инертными, бесполезными, фактически – мертвыми.

– По иронии судьбы, именно сквиллы осуществят эту профилактическую работу. Обрати пристальное внимание на детали, доктор Алан Берген. Возможно, тебе придется дать обратный ход этим изменениям вручную, когда для выполнения этих функций не останется сквиллов, – с упреком выговорил Эй’Брай.

Алан ответил ему без неприязни, совершенно зачарованный образами и понятиями, предоставленными ему Эй’Браем:

– Задачу понял.

Джейн с интересом наблюдала за тем, как их общение переходит от стадии антагонизма к стадии, где один – заслуженный учитель, а другой – старательный ученик.

Ей ужасно не хотелось их прерывать. От волнения у нее противно сосало под ложечкой. И все же она вложила в свой мысленный голос авторитарную нотку:

– Есть еще кое-что, что мы должны сделать до ионного удара.