Глава 9. Летучий Голландец

Ночь с 23-го на 24-е июня в 1941 году пришлась на новолуние, ночь когда Луна не видна и горизонт мягко и невидно сливался с водой и землёй. Корабль самым малым ходом поднимается вверх по течению. В отходящей к берегу маленькой волне, удлиняясь в свечки, играют звёзды.

Непривычно тихо на мостике. Глаза пытаются разглядеть, в темноте очертания правого берега Кислицкого гирла. Где-то там, по левому борту, выше по течению находится мыс Сатул-ноу, на котором занимает позиции 15-й батальон морской пехоты противника и корпост, с которого корректируют огонь румынских дальнобойных орудий по Измаилу. Непривычная тишина давит на психику. Голова постоянно оборачивается назад, ища пропавший звук выхлопной трубы, кажется, что машины не работают, поэтому корабль стоит на месте. Механик постарался на славу. Выхлопные трубы обоих двигателей закрытые на период высадки деревянными коробами и асбестовой тканью, почти убрали звук выхлопа на малом ходу. На корабле как на подводной лодке закрыты все иллюминаторы и закреплены все предметы могущие издавать звуки. Млечный путь освещая реку подсвечивает корабль словно слабой люминесцентной лампой. Левый берег спрятался в темноте, а кусты и деревья правого – черными кляксами встают из серебристой воды.

Мерно и приглушённо журчит у берега вода, осторожно и лениво течение обтекает корягу у берега. Плеск рыбы или недалекий шелест крыльев пролетающих мимо кожанов изредка добавляли свои звуки в ночной тиши. Где-то, посреди реки, держится на одном месте длинная полоса зыби, мерцающая непонятным волнением. Широко раскинула над Дунаем ясная июньская ночь крылья звездного неба, огромной и тускло светящейся полосой млечного пути, освещая серебром водную гладь. Резкий контраст абсолютно черных береговых деревьев и веток, с серебром медленно текущей воды, и тусклым светом неба завораживал и убаюкивал. Из ниоткуда, появляются черные пятна, и исчезают, стоит только всмотреться получше. Вот небольшая черная клякса стала собираться над водой. Причудливо меняя очертания, словно в театре теней.

Появился, тяжелый, черный морок, с кровавым глазом внутри, отводящий глаза и наказывающий за непослушание рефлексным движением головы, с последующим мягким ударом по сознанию. И все же, боковое зрение видит возникающий прямо над водой и растущий вверх, в бесконечность, черный, с сероватым оттенком, геометрический рисунок, заполняющий сознание.

Иосиф вдруг осознал, что это то – на, что ему никак не удается посмотреть – корабль. Корабль, в полной тишине проходящий мимо него, сидящего на берегу в секрете. Осознание, того что он заснул на посту – мгновенно прояснило сознание. Проходящий мимо корабль словно по волшебству поднимался вверх по течению, мимо поста с двумя бывшими рыбаками призванными в морскую пехоту. На мостике корабля в абсолютно черном плаще стоял капитан, а над ним и сзади несколько черных фигур бесшумно крутили два огромных прожектора. Словно освещая что-то и высматривая на берегу. Мертвые прожектора послушно поворачивали свои темно-красные зрачки – зевы. Сухие щелчки открывающихся и закрывающихся сигнальных решеток глухим треском оповещали о работе мертвых сигнальщиков. Животный ужас пробирает тело, при любой попытке посмотреть на страшный корабль, глаза и голова не слушаются. Слезы текут ручьем, руки пытаются тщетно протереть глаза, только смотря под ноги, можно что-то, краем взгляда увидеть.

Страх и непонимание происходящего заставляют Иосифа неловко подняться и убежать подальше. Рука задевает дремлющего рядом напарника Тобара – сослуживца и соседа по рыбацкой деревушке.

– А, что? Иосиф уже смена? Ты что, что с тобой?

Неожиданно разбуженный напарник по секрету, пытается разобраться спросонья в происходящем.

– Ты почему плачешь? Что это такое?

Иосиф оборачивается на Тобара. Вначале видны его ноги, потом спина и затылок, а за ним дальше, там, куда смотрит Тобар. Два красно-черных прожектора с мертвыми сигнальщиками на мертвом корабле пощелкивая створками прожекторов, навели на них забирающие души кровавые провалы.

Мимолетный взгляд и вновь ужас царствует над сознанием. Красно-черный морок пытается ударить по глазам Иосифа.

Тобар дернулся, не в силах отвести взгляд от ночного ужаса, и с громким криком попытался закрыться от ужаса ночи руками. Страшный душераздирающий человеческий вой раздался над водой великой реки. Не разбирая дороги, на четвереньках, щупая перед собой руками землю, и с громкими завываниями от неимоверной боли в глазах, два бывших солдата бросились в глубину острова. Иосифу повезло – дальнее облучение только немного опалило сетчатку. Дальше рефлекс не давал ему смотреть на опасность. Теперь очки и рефлексный психический животный ужас, от вида любого плавсредства, будут сопровождать его всю жизнь. Чего не скажешь, о Тобаре его напарнике – получившем, максимальную дозу лучевого потока, и навсегда оставшемся в темноте.

– Дунай сколько смертей и человеческого горя ты видел на своих берегах? Бесконечность!

Вышедший из-за деревьев темный корабль подошел к берегу на правом фланге обороны 15-го батальона морской пехоты Королевских ВМФ и высадил десант. Почти сотню пограничников. С чувством полного недоумения смотрели высадившиеся на ползающих, на четвереньках, стонущих и плачущих людей, которые всего час назад, еще были солдатами противника. Еще, более сотни солдат противника, стоя спинами к воде, с чувством обреченности, ожидали воли победителей.

Возле пленных с чувством выполненного долга стоял Нечипайло со своим людьми. Обход по протоке и вовремя обрезанная связь с румынским командованием обеспечили полное сохранение тайны применения, корабля прорыва противодесантной обороны.

Лет этак так через семьдесят, после описываемых событий, в нашем времени, пехотинцы современных армий уже носят специальные очки, защищающие глаза от когерентного излучения, а в этом времени об этом еще даже никто и не подозревает.

Выбегающие по тревоге солдаты, попадая в луч мощной прожекторной системы, получали ожог сетчатки и перенапряжение мозговой деятельности от мигания светового потока. Красный луч прожекторных систем, удобен в ночи и мало заметен с дальнего расстояния, поэтому в находящемся за десяток километров городке Килия – веке, никто не заметил ничего необычного.

Спустя трое суток, румынская разведгруппа обнаружила в плавнях двух солдат 15-го батальона морской пехоты. Один из них ничего не видел, а второй панически боялся любого плавающего средства. Для его транспортировки в лодке на коренной берег его пришлось спеленать.

Они рассказывали всем сказку, о пришедшем с моря черном корабле, забирающем души людей и их глаза. Наверное, это «Летучий голландец», ведь только он может быть таким – забирающий души и тела моряков корабль. Какой рыбак или моряк не знает легенды о «Летучем Голландце»? Вот и разыгралось у бывших солдатов, а до этого простых рыбаков воображение. Все легко понятно и доступно, в воображении для суеверных и верующих людей, только вчера бывших рыбаками и крестьянами, а теперь ставших солдатами.

Все равно приходится влзвращаться к событиям 24 – го июня.

Ночью с 23-го на 24-е «Ударный» совершил свой дебют как корабль способный подавлять противодесантную оборону нестандартным вооружением. И это удалось. В реальной истории были и 20-минутная артподготовка и высадка двух волн десанта и небольшая перестрелка с известными героями и известными трофеями. Которые никуда не делись, а достались высадившимся.

В этом случае жертв со стороны атакующих вообще не было. Удалось, на практике, проверить новую экспериментальную систему вооружения. Командир монитора «Ударный» начинает превращаться из чудака, в реального вояку. Взяв на себя планирование, и выполнение всей десантной операции, преследовал две цели – проверить прожекторные комплексы и боевых пловцов дунайской флотилии.

К большому сожалению, пришлось рисковать кораблем, а не катерами, вооруженными оптронами. Не надо думать, что не сделал как планировал – пять оптронов. Удалось сделать их аж шесть единиц. Показной опытный оптрон (оптическая мини-пушка) установленный на полуторке, сразу же после натурных испытаний, был опечатан, и оправлен под охраной в столицу. На тот момент у командующего и особистов уже в карманах приказ лежал об отправке, в случае удачных испытаний. У нас же, как – если свой, придумал, то это ерунда. А вот если то, что свой придумал, есть у врага, то тогда это надо тут же засекретить и опять решать, а что же с этим делать.

Удалось мне только забрать самое для меня ценное – батарею аккумуляторов, из кузова грузовичка с оптроном. Кто-то может посмеяться – аккумуляторы. Вот так дефицит. Да и притом огромный. В то время комплект конденсаторных батарей (каждый конденсатор – размером с небольшую бочку), чтобы на корабле они у меня пол отсека занимали, найти было невозможно. Тогда простейший конденсатор люди сами себе руками делали. Кремневые вентили и силовые тиристоры на их основе – вообще фантастика. Ламповые усилители, того времени – явно не в состоянии заменить полевой транзистор. Изоляционное резиновое покрытие… В Советском Союзе в Хрущевские времена еще вовсю, использовали тряпичную изоляцию и изоленту, а что уж говорить о том, чтобы где-то там на границе Союза что-то найти. Одно хорошо на местном рынке все заказать можно, не без денег конечно, но вполне даже реально.

Мигание сделать можно с помощью механической передачи и расчета кинематических передач. Прерывание электротоков в обычной дуге угольных электродов – проблема, там ведь и так дуга под 150 ампер, ее просто переключателем не по управляешь. Включил и жди, пока электроды сгорят или пока в механическую, их опять не разведешь. А если электроды развели, то пока вновь сведешь и дугу запустишь. Питание электроэнергией тоже – без стартерных аккумуляторов никак не обойтись. Запитаешь, потребитель напрямую, от генераторов – корабельные генераторы от обратного тока сгорят за милую душу.

Богатенькие англичане и американцы на свои прожекторные танки и машины поставили генераторы до 10 кВт, а на некоторые конструкции и до 20 кВт. Корабельная энергетическая установка давала 6 кВт (всего два 3кВт генератора) обеспечивая работу корабельных систем и прожектора потребляющего 2 кВт электроэнергии.

Теперь мне понадобилось на четыре оптических прибора находящихся на надстройке не менее 12 кВт, из расчета в двух прожекторах по паре электродов, а в двух оптронах надстройки, шесть пар. Итого для выполнения одного суммарного светового импульса должно быть использовано не менее 1200 ампер тока (5х150=1200), то есть 12 кВт энергии на один суммарный световой импульс. Здесь не учтено, что в будущем хотелось и башни 41-К, ввести в общий комплекс. В моем понимании – в нужное время корабль, должен превратиться в сплошную электрическую вспышку нескольких сварочных аппаратов. Только тогда, когда можно будет не зависеть, от одного вида вооружения, можно будет почувствовать себя, более или менее спокойным.

В Николаеве, взял со склада несколько генераторов (каждый по 400 Вт мощностью) и приспособил их на самодельную передвижную электростанции. В виде мотоцикла, как силовой установки, для этого случайного скопления источников электроэнергии. Даже включал эту конструкцию, рядом с автомобильным оптроном на показных стрельбах. Однако надежности этой электростанции хватало максимум на час работы. Потом обязательно, что-то ломалось. Сделанное на коленках, есть сделанное на коленках.

В общем методом бартера, покупки, воровства, шантажа, угроз и даже вымогательств я смог набрать себе на корабль аккумуляторных батарей, даже еле работающих, которые я полдня заряжал, чтобы можно было поработать трем единицам приборов, на надстройке в течение часа. Далее старые батареи требовали нового заряда. Такие низковольтные токи, так же далеко не потянешь, уже на нескольких метрах начинаются большие потери энергии. Поэтому батарея аккумуляторов разместилась в надстройке возле вспомогательного котла, там же разместился, со снятыми колесами мотоцикл, который теперь стал сердцем вспомогательной электростанции. Для таких токовых нагрузок пришлось прокладывать силовые провода – десяток толщиной с указательный палец. Откуда привезли, не знаю, просто сказал, что на корабль мне надо, и кто-то организовал. Для того, чтобы протянуть силовые кабеля к башням 41-К по всему кораблю пока не может быть и речи. Нет ни энергетической установки, ни силовой проводки.

С оптикой та еще проблема – точность обработки стекла и отражающих поверхностей. Но главное – хрупкость. При стрельбе корабля или по кораблю, на корпус корабля и объекты на нем влияют динамические нагрузки. В виде гравитационной волны пробегающей по листу железа, который неграмотный человек держит рукой, а в это время по ней ударяют молотком. Ощущение еще то и кажется, все его хоть раз в жизни но ощущали. Впервые с такими видами поражения личного состава столкнулся царский флот, когда не предусматривалась ни какая амортизация приборов и защита тела. У всех это поражение называется по разному, одни говорят зубодробилка (потому, как зубам очень больно, если при попадании снаряда в корпус держишься за переборку), другие говорят спинодробилка (танкисты кучу таких повреждений имели). В общем, этот поражающий фактор надо учитывать.

Пористой резины или пены монтажной, или силикона в то время в Измаиле просто нет.

Поэтому взята была обычная мочалка – растущая на юге Украины, Ставрополье и в Средней Азии – «Люфа». В наше время, этими мочалками, современные узбеки все СНД снабжают. Перед войной мочалки «Люфа» использовали как фильтрующее средство для работы корабельных двигателей.

У этого растения есть такое свойство. Обычным утюгом его можно спрессовать до пластины толщиной в несколько миллиметров. Потом обдал паром или полил водой, и мочалка вернула свой объем, раз этак в пятнадцать больше… Далее высыхает и остается в новом объеме. Вот и я взял, нарезал Люфу, спрессовал, потом обмотал стеклянные трубки, рефлекторы и вложил все это, в металлический футляр. Дал немного пара, в пространство между кожухом и корпусом оптической части. Как итог получил почти монолитную конструкцию, с защищенной хрупкой частью внутри. В специальные технологические отверстия вставляем три пары угольных электродов. Теперь главное следить, чтобы внутренность не сгнила. Тут на помощь приходит химия. Мне обещали помочь, и обеспечить чем-то не гниющим.

Хотел установить оптроны на бронекатерах – отказался пока. Поставлю на чужой катер, мало того, что себе не поставлю, так и непонятно, что может произойти. Пример тому американцы в Северной Африке – получили прожекторные танки, засекреченные. А как их использовать – теории и тактики еще нет, вот и не получилось, ничего путного. Вроде круто, все согласны, а своего Ромеля или Гудериана, у них там и не оказалось. Потом в Арденнах немцы прожекторами союзникам проблемы создадут, намного грамотнее и эффективнее.

Самым ценным, что взяли в десанте оказались коммутатор телефонный. С немецкими бобинами полевого провода (аж 1.5 км) и семь полевых телефонов. Именно на средства связи – как корабельный трофей был нацелен Нечипайло и Ко.

Ситуация со средствами связи в Союзе всегда была плохой, а в то время вообще аховой. Вот как, к примеру, на корабле выдавали целеуказание. За маленькой или большой артустановкой, всегда стоял матрос с двумя красными флажками, и его главной задачей (весьма ответственной кстати, стоять под пулями и осколками и репетовать команды) было – одной рукой с флажком, указывать командиру орудия куда целиться и когда стрелять или прекращать огонь. С надстройки сигнальщику указывали, куда указывать при целеуказании. Сигнальщик на надстройке становился и указывал рукой с флажком направление на цель (тоже, кстати, под осколками не прятался, а стоял и держал флажки). Далее сигнальщики у орудий репетовали (копировали) стойку сигнальщика на надстройке, что служило подтверждением получения и понимания целеуказания. Этот сигнальщик комендор должен был в горячке боя непрерывно следить за командами ведущего сигнальщика и добиваться у командира орудия осознания и выполнения команд с мостика. И все это в бою при летящих вокруг осколках, пулях падающих рядом товарищах (выдержка нужна еще та). Голосом ведь команды не передашь. Их просто не услышат, аппаратура внутренней связи была на уровне ларингофонной используемых в танках, и то только значительных боевых постов – башня главного калибра, машинное отделение и запасной командный пункт.

По замыслу, на каждый боевой пост необходимо вывести линию связи, хоть из полевки, но иметь возможность личного общения командиров боевых частей и служб с каждым боевым постом и отсеком. Который есть в настоящем, и будет в будущем. Поэтому каждый диверсант нашей разведроты знал – главное, что надо взять у противника связь, связь и еще раз связь. Секреты – это само собой разумеется, все же в то время я знал. что развитие организации управления и противодействия я смогу делать, в ближайшие два года, только с помощью фирм «Телефункен» и «Цейс».

Теперь, когда появилась возможность свободно перемещаться по акватории Дуная возле Измаила. Река словно ожила. От города к захваченному правому берегу со скоростью черепахи начал идти катер тянущий прямой кабель связи на плацдарм. Портовый буксир вспомнил о своих обязанностях и начал выводить из порта поврежденное сухогрузное судно «Северная Буковина». Буксир с баржей, загруженной пленными, перевозит их в Измаил. Пара бронекатеров пошли вниз по течению, вдоль правого берега, сопровождать пограничников, зачищающих противоположный берег от румынских постов на участке Измаил- Килия.

Кораблю поставлена задача вернуться в район рассредоточения в входа в Кислицкую протоку. Бессонные сутки требуют отдыха, словно сонное царство окружает всех. Люди борются со сном, из последних сил, управляя механизмами и всматриваясь в окружающую обстановку. Пришвартовались к берегу, выставили охранение, подключились и корабль превратился в сонное царство. Хорошо сейчас лето. Мне на мостике поставили складывающийся шезлонг, на котором после быстрого завтрака удалось поспать. Вокруг прямо на верхней палубе и надстройках, недалеко от своих боевых постов легли отдыхающие смены. Раньше удары корабельных склянок указывали время на корабле и вызывали к действиям. Теперь вахтенный командир обязан следить за временем, руководить корабельной службой и жизнью.

Натянутый над ходовым мостиком брезентовый тент дает тень и затишек. Несущие вахту бойцы и командиры, аккуратно обходят лежащих рядом с ними боевых товарищей. На корабле уже не экипаж сослуживцев а боевое братство. Несмотря на неожиданность применения слепящего света, по корпусу корабля были выстрелы и пули вокруг верхних боевых постов пролетали не условные а настоящие. Броня рубки и корпуса в некоторых местах тоже получила отметины.

Корабельный сон он бывает: – крепкий, ложишься и сразу в сон, а вокруг хоть трава не расти, если она тебя не касается; – чуткий. Полудремотное состояние, ты спишь, но слышишь, а в уме даже видишь. Вот сигнальщик разбудил сменщика а сам улегся на его место, прямо под прожектором у ног вахтенного сигнальщика, а вот на берег сошел патруль и дозорный из секрета, меняющие товарищей на берегу.

В жизни бывают разные командиры, мне нравится как бывшие мои учителя. Командиры – Мамедов и Пантус.

Один – азербайджанец, любящий и создавший вокруг себя экипаж этаких сорвиголов, верящих в своего командира и его знания и знания его окружения, стремящихся быть на него похожими, готовых пойти за него в огонь и воду. В его команде все знают, что они одно целое, только действующие по-разному, во имя общей цели. Все достойны уважения, если они попали в твою команду.

Другой – русский, умный, рассудительный создающий вокруг себя команду грамотных и уважающих окружающих сослуживцев, каждый в его команде спец. Не просто спец, а специалист с большой буквы. Знающий, что если он что-то сделает, то командир его поддержит по принципу: – «Ты знаешь что делаешь? Да знаю. Добро. Делай, как знаешь».

Такие командиры могут находиться рядом со своими подчиненными и не замещать их пытаясь влезть в мелочевку, а контролируют ситуацию вокруг них, изредка корректируя обстановку своими командами. Экипажи живут сами, словно маленький мирок молящийся своему богу. На корабле один только бог, точнее первый после бога – командир.

Таких командиров – единицы, но именно они основа вооруженных сил. Люди создающие вокруг себя команды. Остальные – карьеристы, сидящие в мутной воде и ждущие шанса в выслуге, педанты и крючкотворцы, просто чьи-то сынки и ставленники.

Крепкий сон, переходящий в дремотное состояние все равно когда либо кончается и появляется потребность, что либо сделать. Здесь возможно уже надо сдерживать зуд своей деятельности.

Вечером 22 июля в кают-компании, я сознался своим сослуживцам, что в Николаеве я не только выздоровел.

– Понимаете. В Николаеве я не полностью выздоровел, кое что потерял, а кое что и получил.

Все слушают меня.

– Наверное, я получил шанс видеть сны о будущем. Взамен частичной потери памяти.

– Да разве такое возможно?

Павел не выдержав паузы, сказал свое слово.

– Всего на несколько месяцев вперед. Я знал, к примеру, что 22 июня начнется война.

– Все подозревали о готовящейся войне. Однако все надеялись, что она начнется не скоро.

Механик не остался в стороне.

– Только ты Иван Александрович, единственный, из командиров кораблей, проявил себя не так как все. Они людей тренировали. Командир не просто тренировал, а еще и по-новому учил, и корабль затеял модернизировать. И еще кучу дров нагородил. Одна только команда Нечипайло чего стоит. Пираты настоящие. И остальные такие же. Весь город на уши поставили.

Сказал корабельный комиссар.

– Погоди командир, а что с памятью. Это ведь по моей части. Что-то я не помню осложнений, после гриппа, связанных с потерей памяти. Да вроде ты ее и не терял. Все что с училища вроде есть. Характер поменялся. Факт. А так зашел на корабль вроде и людей узнавал, и с женщинами нет проблем. Уж те бы сразу разобрались, что к чему. Факты предсказаний и вещих снов зарегистрированы, еще с древности – «Вещий Олег» к примеру, не зря приставку к имени получил.

Доктор решил разобраться с медициной.

С женщинами мне оказалось проще. Одна, как бы брошена, оказалась. Другая еще только встречаться начали. И потом. Когда встречаются, они думают и видят партнера одним, когда уже отношения типа жених и невеста – другие, Отношения мужа и жены третьи. До третьей фазы с местными у меня ранее отношения не доходили. Поэтому думаю, мне просто повезло.

– Не знаю. Вот подхожу к человеку. Некоторых почти сразу узнаю, а некоторых хоть убей, не помню. Вообще то, что до Николаева, то как в тумане. С женщинами, тоже просто – вижу и понимаю – он моя.

– А ты не ударился, когда заболел, головой случайно, перед тем как в госпиталь попасть? Тогда все становится на свои места. Организм, ослабленный болезнью, а тут удар по голове и две болезни накладываются одна на другую.

Начал рассуждать Павел Данилович.

– Да откуда я знаю, что было до госпиталя. Вот в палату зашел Павел. Так я сразу понял, что это мой помощник и артиллерист. Нечипайло тоже, такого вряд ли забудешь, тем более, что скорее всего он и был из числа последних, кого я видел до госпиталя.

– Вот его и надо спрашивать.

Решил Механик.

– Вахтенный офицер. Нечипайло в кают-компанию вызовите.

Дал команду наверх, комиссар Демид Евдокимович Федоренко

– А как же ты шифрограммы переводил в моем присутствии? Я же явно видел как ты с шифровальщиком расшифровкой и шифровкой занимался. Она то – не забылась!

Задал вопрос мой хитрый татарин – Араков Дмитрий Васильевич.

– Да я же про это и говорю. Тут не помню, а тут… Приносите вы вдвоем документы. Подаете мне опечатанный портфель. Я вижу его. Ну и что тут такого. Обычный опечатанный портфель с красной полосой. Вскрываю. Беру в руки. Вижу цифры. И вот все всплыло в уме, разложилось по полочкам, открываю книгу криптограмм и приложения, начинаю работать. Руки и голова сами все делали. Это я вспомнил, и тебя вспомнил из сна, что ты женишься. Ну не помнил я, что у тебя проблема с женщинами была. Поэтому и отпустил легко в отпуск. Я же во сне на твоей свадьбе был, и даже поздравлял тебя.

Придумываю по ходу легенду своего знания криптографии. Вообще каждый командир и старший помощник командира корабля обязан уметь обращаться с шифрацией и дешифрацией шифрограмм. Связисты просто получают наборы цифр. А тут у нас по штату и свой шифровальщик был. Заставил его в своем присутствии начать проверку первого предложения. Пока шифровальщик раскладывал документы и начинал расшифровку я следил за его ходом действий. Далее наводящие вопросы и как итог я конец шифрограммы уже перевожу в присутствии связиста стоящего у входа в каюту. Ближе ему все равно запрещено подходить в этом случае.

– Частичная амнезия. Криптография тому подтверждение, так просто, без учебы просто – невозможная вещь. Ее только шпионов и командиров учат.

Все уставились на меня. В это время шпиономания, да и не только в это время.

– «Шпион» у каждого в голове набатом застучало во множественном числе одно единственное слово. Вот он час истины.

– Я сейчас посмотрел на себя и содрогнулся. Я с этим страшным словом уже сколько месяцев живу, а вдруг на меня так начнут думать. Только я могу одно сказать. В моих снах я с вами до конца лета, а далее ничего нет. Сейчас июнь, потом июль и потом август – середина. А далее ничего.

Пытаюсь отвести мыслей своих командиров от опасных для меня мыслей.

– Со шпионами бороться не наша профессия. Да и подменить замучаешься, мало того что близнец нужен, так еще и обучить надо службе корабельной, кораблем управлять. Я сколько на корабле уже служу, а за штурвал идти даже не помышляю. Криптографию у нас еще и помощник знает – так он, что тоже шпион. Все эту тему забыли и выбросили из головы.

Выложил свои мысли механик Виконтьевич.

В кают-компанию появляется уже главный старшина Нечипайло.

– Товариш командир головний старшина Нечипайло прибув по вашому приказу.

Доложил Нечипайло.

– Нечипайло привет. А скажи-ка нам, ты не помнишь как заболел наш командир товарищ Прохоров в Николаеве. Как он в госпиталь то попал. Наш командир говорит, что не помнит. Очнулся, говорит в госпитальной палате. Кто его нашел больным, и кто в госпиталь отправил. Или он сам туда пошел.

Начал интересоваться доктор Панасенко

– Так цеж я йогой відвіз з буксиру до гошпиталя. Ми тоді їли у кают-компанії. Коли Іване Андрійовичу поїли, та розпочали виходити з за столу, а потому як гепнеться, то все з буфету й впало.

Великий и богатый украинский язык – его нет нужды, переводить в какую либо сторону, для русского или белоруса. Как нет нужды на украинский язык, переводить братские. Это политики делят народы и народности.

– Так командир упал в кают-компании при всех? И еще и уронил все, что было на буфете.

Уточнил информацию связист.

– Ну, то я й кажу. Гепнувся, та потягнув за собою усе, що було на буфеті.

– Нас интересует, тогда, когда командир падал, он ударился или нет?

Задал наводящий вопрос военком.

– То я про теж й кажу, що він вдарився о той клятий буфет, тай потягнув усе за собою. Він вдарився, та зомлів. А я узяв хлопців, тай ми й потягли його до гошпиталя.

– Так для меня как врача все понятно. Надо будет запись в медкнижке сделать. А Вам Демид Евдокимович. Я бы посоветовал пока не поздно, с нашего главного старшины бумагу взять рассказывающую товарищу Федоренко, о том, как и при каких обстоятельства товарищ Прохоров попал в госпиталь. А то мало ли что.

Опытный, по службе и жизни, старший корабельный фельдшер дал совет корабельному комиссару.

– Все Нечипайло иди. Пока мы тут совещаемся, заходи в мою каюту и начни писать объяснительную – как ты отвел командира в госпиталь. И не забудь там нормально написать, что командир ударился о буфет. Еще кто рядом был, не забудь написать.

Отправил главного старшину комиссар.

– Я так думаю, с командиром как сказал Павел Данилович, все понятно. Заболел, потерял сознание, упал, ударился головой, и как итог амнезия вместе с гриппом. Что теперь дальше будет? Война получается, не один месяц будет. Хоть на нашей земле?

Подвел итоги разбирательству механик. И ту же решил продолжить тему.

– Не знаю. Вы служите со мной уже сколько времени. Вам лучше знать. В моих снах вижу только несколько месяцев. Вплоть до середины августа. Я там все время с Вами. А далее я ничего не вижу. Ни себя, ни Вас.

– И что вообще никого. Ни жену. Ни детей. У тебя же дочка в Ленинграде. Ее что не помнишь.

Задал вопрос доктор.

– Нет, не помню и дочку. Только про дочку Юлю из Ленинграда. Когда думаю о ней вижу зиму, люди замерзшие, и страшный голод чувствую. Зиму мы уже пережили, значит это потом должно быть. Это единственное, что получается, после августа, может быть. Я им в Ленинград письмо послал с адресом в Поти, пускай срочно туда переезжают.

– Так вот командир, почему ты всех в Поти зовешь, и на один корабль все наши семьи зовешь. Там зимой тепло и есть, есть что.

Догадку озвучил связист

– Да у меня нет там мыслей, которые запрещают туда ехать.

– Командир а если ты видел сны до августа. То где мы воевали, здесь на Дунае и далее пошли румынов бить? Получается, мы воевали несколько месяцев. Почему ты все немцев в пример ставишь? Здесь же румыны против нас воюют.

Старпом Павел Викторович Кручина готов воевать победно на чужой земле.

– Ты погоди Павел. А голод тогда в Ленинграде зимой откуда. Где там румыны, там финны. С ними только прошлой зимой воевали. Или немчура, аж до Ленинграда с финнами и румынами дойдет? Чего Александрович молчишь, не рассказываешь дальше? В твоих снах мы все вместе до августа будем?

Задал вопрос механик.

– Да что Вы такое говорите. Да это паникерством пахнет. Чтобы финны и немцы у Ленинграда были. Это же война на нашей территории.

Высказал комиссар, и испугался своей догадки.

– Что три месяца на своей земле, а может и больше раз зима голодная и трупы на улицах. А ты Демид Евдокимович не торопись сразу нас за паникеров держать. Вон Иван Александрович, сколько месяцев в себе держал. Ведь мог и руки опустить, а не нас старых командиров новым загружать. Ты посмотри, что он за это время натворить успел. И нам спать не давал, и тебя загрузил – на всю корабельную группу. Это же надо так, оглянуться каждый из нас не успел, а кроме корабельных дел еще и проблемы КУГ на плечи получили. Значит не все так плохо. Знает что делает.

Продолжил возникшую мысль Панасенко.

– Давайте к делу перейдем. Как и где воевать будем?

Задал вопрос связист. Все вновь переключили внимание на меня.

– Не могу точно сказать. Знаю, что тут будем, почти месяц. Потом пойдем в Николаев на завод. Значит тут, что-то будет происходить, раз ремонт потребуется. Потом будем возле Николаева, Херсона и Очакова воевать. Последнее, что помню, это бой с немецкими самолетами возле Очакова. Я там еще ходом маневрировал, но не помогло машинное отделение, затопило, и весь боезапас кончился. Все дальше ничего не помню. В этот день мы все были вместе.

Тишина за столом. Сначала все смотрели на меня, а потом на механика.

– Вы че. Не смотрите на меня.

Выдал мгновенно вспотевший механик. Его китель начал мешать, ему дышать. И он расстегнул все пуговицы. Он как никто понимает – затопленное машинное – затопленный механик, ведь там его боевой пост.

Потом все посмотрели на артиллериста – это он отвечает за боезапас. Если нет боезапаса и нет хода, то корабль – неподвижная мишень. Это не значит, что надо уже оставлять корабль, ход можно каким-то образом восстановить и боезапас подвезти можно, но это потом, если выживешь в эти мгновения.

Артиллерист тоже теперь получил внимание заставляющее осознать что в этом пункте ты подвел товарищей доверивших тебе жизнь.

– Да ведь этого еще не было. Вы что уже считаете, что я вас подвел? Да у нас хватает боезапаса сколько должно…

Да я теперь этого боезапаса буду столько получать. Попробуйте мне только теперь сказать, что места нет.

Выдал Петр.

– Успокойтесь все. Ведь это только сны. Я когда очнулся в госпитале, тоже так подумал. Мол, механик ход не дал, а артиллерист боезапаса не получил. А потом себя корить начал. Как же так. Ведь все как надо действовали. И тогда я решил разобраться – кто нас атаковал, что я знаю о нем. Узнал. Сразу стало понятно – с опытными вояками столкнуться пришлось. Они в Англии вон какие дела творили, а теперь у них Греция и Югославия позади. Начал я думать и понял. Машинное затопили. А почему? Ведь мог же еще и в сторону идти, нет только вперед и назад, ход давал. С боезапасом история. Там тоже столько стреляли, кажется не один час. И еще стреляли то чем? Максимами – по цельнометаллическим самолетам, пуля прошьет, а ему все равно, у него же дюраль, а не деревянный корпус. Да хоть еще вагон патронов на корабль загрузи, это все равно не из пушки или из крупняка стрельба. Вот поэтому я и пошел на установку нового оружия, и начал новый маневр отрабатывать. Поэтому ИСА на корабль и получил, чтобы в затопленном машинном отделении механики могли что-то делать и дать ход, или корпус заделать.

Сделал маленькую паузу. И закончил ободрением.

– В моем сне корабль тогда был другой, «Ударный» был таким, как если бы все оставалось по-старому. А теперь у нас крупнокалиберные пулеметы, пушки и даже прожектора зенитные есть. Есть тройка своих собственных глиссеров с Нечипайлой во главе, которые если, что нас дымзавесой, хоть на часок прикроют. Главное нам теперь боезапаса побольше, да людей и матчасть подготовить. У меня еще есть задумки. Возможно в Николаеве сможем корабль еще больше усилить. Заодно узнаем правдивые у меня сны или нет. В любом случае, что смогли сделать уже неплохо.

– Я теперь только не знаю где мне столько комендоров найти столько пулеметов и пушек появилось, Кто теперь подноску боезапаса обеспечивать будет. Аварийную партию разбирать ни как нельзя.

Ввел на обсуждение насущную проблему помощник.

– На подноску будем определять морскую пехоту. У тебя и так все вторые номера уже стали первыми. Теперь весь корабельный состав. Из тех, кто остался распишите втроем, вторыми номерами. Морпехов определяй в подносчики и заместителями вторых и первых номеров пулеметчиков. Все, кто участвует в ПВО, должны освоить как минимум три вида вооружения и правила стрельбы к ним.

– Артиллерист, а ты теперь не забудь заявки на дополучение боезапаса получать, думаю, теперь механик начнет сам новые места хранения боезапаса придумывать. Впереди лето матросы смогут и на верхней палубе спать, главное боезапас.

Убеленный сединой доктор не забыл напутствовать помощника.

– Ну а в ближайшее время что будет?

Не выдержал связист.

– Не сегодня так завтра в ближайшие дни захватим плацдарм аж на 70 км вдоль реки. И будем его держать почти месяц. Будем стрелять. От самолетов прятаться будем. Более точно не знаю.

А далее меня вызвали на совещание по телефону с планированием высадки напротив Измаила. Командиры остались сами. Информацию о своей возможной частичной потере памяти и пророчествах я постарался довести до общества. А то, что знают более троих, то узнают и другие. Просто, как и когда узнают – это имеет значение. Время все еще играет на меня.

Легко вспоминать мне, то через, что прошел, лежа в шезлонге, в тиши летнего вечера на надстройке. Вечер сменился ночью и сном.

Дремоту разорвали звуки стрельбы на противоположном берегу. Немедленно отразившиеся действием – сигнал боевой тревоги, объявленной на корабле, вахтенным командиром. Рассвет оказался полон сюрпризов.

Оказывается. Ночью румынские корабли высадили десант, в плавнях. Десант с ходу сбил охранение на плацдарме, и теперь пытается выбить закрепившихся в нескольких домах пограничников и полуроту флотилии.

Ночью, к кораблям на берег, собрались подразделения батальона высадки от Перекопской дивизии. Возле которых красноармейцы и переночевали. Теперь получив команду с КП флотилии в срочном порядке, пока запускались двигатели, погрузили на борт сотню красноармейцев и пошли к Сатул-ноу. Впереди корабля пошли на противоположный берег – два сторожевые катера пограничников и пара пулеметных бронекатеров. Еще сумерки не закончились, а уже первый катерок с пятеркой красноармейцев вступил в бой.

Наша полурота не удержалась в обороняемых домах и отошла практически к урезу воды.

Маленький пограничный катерок с десятком бойцов и пулеметом на борту, подошел практически в тыл атакующей пехоты противника и обстрелял их атаковав с левого фланга. Несколько мгновений боя и несколько пограничников и краснофлотцев попали под сосредоточенный огонь атакующих, своей жизнью спасая обороняющихся. Атака противника остановилась. В этот момент к берегу подошли пулеметные бронекатера.

Всего 500 метров отделяют Измаил от противоположного низменного берега, на котором и мыса Сатул-ноу в реальности не видно. Так, как это всего лишь несколько метров грунта возвышающегося над поймой реки заросшей кустарниками, пойменными деревьями и камышом. До последнего момента бой на берегу не позволял разобраться в темноте, где свои, а где чужие. Пули летели в обе стороны, стараясь не задеть своих.

Противник снял из дельты Дуная 17-й батальон морской пехоты и бросил его в атаку. В отличие от боя прошлой ночи за этот же участок фактора неожиданности с нашей стороны не было. Зато противник, успел быстро отреагировать на наш десант. Вслед за пограничниками к берегу подошли два бронекатера вооруженные станковыми пулеметами усилив обороняющихся. Но новая атака не заставила себя ждать. Бой начался на берегу реки где нападающие уже могли добрасывать гранаты к подошедшим катерам.

Подходящие к берегу и различимые на фоне воды мониторы, тоже не остались без внимания, пулеметные очереди ударили по корпусам подходящих кораблей. Несколько выстрелов из орудий и уже нет возможности стрелять по румынским бойцам – они оказались в мертвой зоне.

Видимость из ходовой рубки в сумерках через щели броневых листов отвратительная. Находящиеся на надстройке пулеметчики что-то видят и куда-то стреляют. Сумерки вокруг просвечиваются вспышками выстрелов и пулеметных очередей. Железной дробью слышится удар нескольких винтовочных попаданий по корпусу. А как там сигнальщикам, стоящим на открытых площадках? Сделали несколько выстрелов, по вспышкам залпов атакующих, прекратившим атаку и теперь наоборот перешедшим к обороне.

Нос корабля плавно вошел в грунт берега, слегка приподнявшись над водой и погасив инерцию корабля.

Выбегаю на ходовой мостик, по правому борту. Здесь немного безопаснее, корпус рубки защищает от выстрелов с берега с левой стороны. Ну а спереди – приходится рисковать.

– Сходню подать. Вперед. На берег.

Кричу как можно громче и машу рукой.

– Боцман с боцманенком подают сходню на берег. И дают добро на сход с борта.

Красноармейцы, пригибаясь под пулями, побежали по сходне на берег.

По другому, ни как. Это не морской берег. Здесь в метре от берега может оказаться по горло и еще течение. Мгновение и утянет на глубину.

На верхней палубе лежат несколько тел, которых тут же проверяет фельдшер, его задача осмотреть убитых и раненых и если есть раненые, то тут же отправить его боцманской командой в кают-компанию, где наш старший фельдшер – интендант 2 ранга Панасенко развернул свою операционную. Вот уже одного грузят на носилки, а на берегу помощи ждут новые раненые.

Румыны настроены решительно. Не бросились отходить сразу, а завязали бой в глубине островка, у погранзаставы, где деревья прячут атакующих и обороняющихся противников от нашего огня.

Рядом стоит пулеметный бронекатер, в башне которого отверстие от пули из противотанкового ружья. Нам повезло по нам такого обстрела не было, видимо стрелок был убит до нашего подхода.

Спустя два часа, бой за островок был закончен. Взяли и пленных, которых тут же отправили на наш берег.

После зачистки острова бронекатера с танковыми башнями вновь пошли на восток с приданной ротой высаженного батальона для зачистки румынских пикетов. Началось расширение плацдарма не на один островок а на все острова вплоть до Килия-Веке. За день плацдарм растянулся вдоль реки на 40 километров.