Глава 6

Психиатрическая больница, в просторечии дурка, – самое подходящее место для промывания мозгов. Действительно, зачем убивать, когда можно спокойно упечь человека в психиатрическую больницу под предлогом невменяемости, там недалеко до признания недееспособности, и вот уже Белла Андреевна Яковлева получает власть над всем нажитым в браке имуществом.

Да, но как ей удалось провернуть все это, то есть доставку Вячеслава в психушку? Да проще простого. Она вполне могла какое-то время подсыпать или подливать муженьку определенные психотропные средства, от которых здоровый человек начнет вести себя неадекватно. Дальше, как говорится, дело техники, нужно только вызвать санитарную машину и определить супруга на лечение.

Несомненно, не обошлось без руководства профессионала. Яковлева должна была вступить в сговор с кем-то из психиатров – с лечащим врачом из психоневрологического диспансера, возможно, даже с главным врачом. За кругленькую сумму эти эскулапы сделают все, например подвергнут гипнозу или введут в транс. Кстати, это не одно и то же? Ладно, какая разница, не в терминах дело. Важно, что человек в состоянии гипнотического транса (надо же, как я удачно соединила гипноз и транс) способен совершить что угодно – утопить, зарезать, задушить. И конечно, бумаги нужные подписать. А потом даже и не вспомнить о содеянном.

Значит, мне необходимо как можно быстрее найти Вячеслава Яковлева, пока он еще не превратился в овощ стараниями психиатров. А для этого надо отыскать нужную больничку. Я раскрыла карту города. Н-да, такие достопримечательности здесь вряд ли найдешь, придется обратиться в справочное бюро.

Однако что-то я давно не советовалась со своими двенадцатигранниками. Пора узнать у них, что день грядущий мне готовит, а точнее, его вторая половина, поскольку первая уже практически закончилась.

Я развязала мешочек и вытряхнула додекаэдры на стол. Перед этим я, естественно, мысленно задала вопрос о том, насколько успешным будет для меня сегодняшнее расследование. Кости рассыпались, и на их гранях образовалось сочетание: 13 + 30 + 8. Это сочетание означало: «Внимание, рядом неизбежное горе, и оно не заставит себя долго ждать!»

Как же мне интерпретировать выпавшее предсказание, что стоит за предвещанием «неизбежного горя»? Если Белла Андреевна довела-таки своего супруга до психиатрического диагноза, то вряд ли это можно считать для нее горем, наоборот, это будет означать радость, причем радость в высшей степени.

Что же касается прилагательного «неизбежное», то, опять-таки, психотропные препараты делают свое дело именно с неизбежностью. Но как бы то ни было, факт остается фактом: скорее всего, сегодняшний день оставит после себя ощущения далеко не радостные. Ну что ж, к этому следует отнестись философски. По крайней мере, я теперь приблизительно знаю, что ожидает меня впереди. К тому же еще ни разу кости меня не подводили, все их предсказания сбывались на сто процентов.

Я спрятала гадательные кости в замшевый мешочек и посмотрела по сторонам. Со мной поравнялась неторопливо идущая женщина интеллигентного вида. Может быть, пенсионерка, а может быть, нет. Сейчас, когда появилось множество разнообразной лечебной косметики и омолаживающих средств, истинный возраст женщины определить становится все труднее и труднее.

– Извините, вы не подскажите, как мне добраться до справочного бюро? – спросила я ее.

Женщина очень подробно объяснила, как мне туда доехать.

Справочное бюро располагалось в центре и занимало первый этаж в пятиэтажном жилом доме. Я вошла в вестибюль и увидела приличную очередь к окну справок.

– Добрый день, – сказала я, когда подошла моя очередь, – мне, пожалуйста, адрес психиатрической больницы.

– Какой? – осведомилась тетка с неприветливым лицом.

– Я же сказала, психиатрической.

– Какой именно, спрашиваю?

– А у вас их что, несколько?

– Две, – буркнула тетка, – психоневрологический диспансер и областная больница.

– Давайте оба адреса.

– Оплачивайте. – И она назвала сумму.

Я вышла из здания, держа в руке два листка с интересующими меня адресами. С какого начать? Психоневрологический диспансер находился совсем недалеко, а вот до областной больницы ехать и ехать. Судя по адресу, на Семеновском шоссе, лечебница располагалась явно не в городской черте, значит, начну с психоневрологического диспансера. Рассудила я так: в диспансере, как правило, находятся пациенты с заболеваниями легкой или средней тяжести, в больницу же кладут совсем тяжелых или опасных, например, буйно помешанных. Надеюсь, Яковлева еще не довели до подобного состояния.

На территории психоневрологического диспансера располагалось несколько двух– и одноэтажных построек. Я прочитала названия на вывесках: «Кризисный центр», «Амбулаторный прием», «Психологическая поддержка». Больничные строения определенно требовали ремонта, хотя бы косметического, на фасадах хлопьями висела облупившаяся краска.

Куда же мне идти? Я решила начать с «Амбулаторного приема», хотя, если Яковлев находится именно здесь, то к амбулаторным больным его отнести нельзя. Ладно, на месте разберусь.

Я открыла дверь и оказалась в довольно широком, но не длинном коридоре. Несколько ступенек справа вели наверх, к двери с надписью «Регистратура». Дверь была приоткрыта, в проеме было видно сидящую перед компьютерным монитором женщину лет пятидесяти в белом халате.

На левой стороне коридора находилась одна-единственная дверь. Судя по табличке на ней, это был кабинет психиатра. У двери стоял потертый диван, на котором сидели две женщины и о чем-то беседовали. Я встала невдалеке от них и задумалась, каким образом мне получить информацию о Вячеславе Яковлеве. Невольно я начала прислушиваться к разговору женщин.

– Ой, а наша бабушка такого натворила! Представляете, неизвестно кому продала дачу и неизвестно куда дела деньги от продажи.

– А может, она и не получала их вовсе?

– Вполне возможно. Я предварительно у врача спрашивала, а тот говорит «деменция, что вы хотите».

– А чего ж раньше не везли?

– Так она не хотела!

– А что, сейчас захотела?

– Какой там захотела, – женщина махнула рукой, – сейчас уже деваться некуда: она и близких не узнает, и туалет найти не может.

– Ой, надо сразу же решить вопрос с наследством.

– Да куда там, в ее состоянии…

– Не скажите! Вот я вам сейчас расскажу одну историю. Старушка уже угасала последний год и передвигалась-то с большим трудом, дочку называла мамой и была полностью зависима от постороннего ухода. И вдруг неожиданный светлый промежуток, да такой, что старушка самостоятельно оделась и выбралась из квартиры. Добралась до нотариуса, а его офис располагался в том же доме на первом этаже, и там оформила завещание на подругу детства. Представляете? Через три дня после этого старушка скончалась, а дочь судилась несколько лет.

– И чем все закончилось? – спросила я, заинтригованная этой историей.

– Уже и не помню. Да даже если дочь выиграла, представляете, сколько она нервов попортила?

– Да уж… и не говорите.

Женщины немного помолчали.

– А как все-таки уговорить больного? – спросила одна из женщин.

– Да никак, это поколение очень бурно реагирует на попытку показать их психиатру. Обычно приходится идти на хитрость. Нам вот в этом деле помогла участковый терапевт, она очень убедительно объяснила маме про распоряжение президента по поводу диспансеризации ветеранов. Сказала, что если не поедет, то ее премии лишат. Слова «президент», «диспансеризация» и «премия» подействовали просто волшебно.

– А я свою тетю уговорила за компанию, – вступила в общий разговор недавно подошедшая женщина. – Сказала: «Ой, тетя, меня на консультацию отправили, я одна боюсь, поехали со мной».

– Да, тут уже кто что придумает. Я вот знаю, что некоторых просто сажают в машину и везут без объяснений, потому что объяснений они уже не понимают.

– Как же это все тяжело, – вздохнула одна из женщин. – Моя соседка, та при каждом удобном случае убегала к крупному торговому центру и у входа активно просила милостыню. При этом она всем рассказывала, что сын ее морит голодом, выгоняет из дома и жить с ним нет никакой возможности. А сын стоял с ней рядом, просил ее пойти с ним домой и не позорить его на весь город. Таблетки он ей не давал, потому что бабушка их пить не хотела, настоять на своем у него не получалось, а в больницу класть ее ему было жалко.

– Вот ужас, не дай бог!

Действительно, ужас. И не дай бог дожить до такого состояния.

Пока я слушала эти рассказы, у меня созрел план дальнейших действий. Я вышла из здания, а потом за ограду психоневрологического диспансера.

– Скажите, где здесь поблизости вещевой рынок? – спросила я у проходившей мимо молодой женщины.

– Сразу за поворотом будет хозяйственный магазин, – указала она рукой, – потом пройдете еще квартал и увидите.

Двинувшись в указанном направлении, я даже не дошла до вещевого рынка, потому что на полпути к нему увидела магазин «Секонд-хенд», расположившийся на первом этаже жилого дома. Для моего плана это было, пожалуй, даже лучше, чем рынок.

Я вошла в секонд-хенд и подобрала себе комплект из клетчатой расклешенной юбки до колена и пестрой кофточки с рукавом «фонарик», на всякий случай взяла еще спортивные штаны. В машине я переоделась в юбку и блузку, обулась в кроссовки, заплела волосы в косу и уложила ее вокруг головы, потом накрасила губы кроваво-красной помадой и слегка подкрасила ею же щеки. Осталось только повязать платочек на шею. Класс! Из зеркала на меня смотрела типичная жительница какого-нибудь райцентра – то, что надо.

Я снова вернулась в психоневрологический диспансер.

– Здравствуйте, а вы не подскажете… как мне найти… – нарочито запинаясь, начала я, адресуясь к женщине в регистратуре. На вид ей можно было дать лет пятьдесят с небольшим. Она, наморщив лоб, напряженно смотрела на монитор компьютера.

Отчет, наверно, составляет, подумала я. Наконец она оторвалась от экрана и вопросительно взглянула на меня.

– Дядя здесь у меня лежит… должен лежать, – сказала я.

– Фамилия как?

– Фамилия Яковлев, а зовут Вячеслав Афанасьевич.

Она удивленно посмотрела на меня.

– А вы кто ему будете?

– Я-то? Племянница я его. Я… это… из села я, все некогда было проведать, а теперь вот освободилась, отпуск взяла за несколько лет, приехала, а родственники говорят, в больнице он, – зачастила я, почувствовав, что неспроста регистраторша все это выспрашивает. И жалобно добавила: – Я дядю Славу столько времени не видела. Как он, вы не знаете?

Регистраторша не ответила, только неловко повернулась боком и задела при этом компьютерную мышку.

– Ой, – одновременно вскрикнули мы с ней.

Я быстро вернула мышку на место и взглянула на монитор. И никакой это не отчет, как я вначале подумала, регистраторша раскладывала пасьянс. Вот почему у нее был такой сосредоточенный вид. Надо же, как развлекаются на рабочем месте сотрудники психоневрологического диспансера.

– Ой, мне тоже нравится пасьянсы раскладывать, – решила я навести к ней мосты.

– И что, получается? – повернулась она ко мне.

– Иногда получается, иногда нет.

– А вот у меня редко когда сходится.

– Да тут ничего такого уж сложного нет. Вот смотрите, – начала я ей объяснять, – мышка – это ваш автоматический помощник. Щелкаете правой кнопкой, и открытые карты на столе, которые должны попасть в дом, сами туда полетят. Например, в доме лежит туз, а на столе есть открытая двойка. Мы щелкаем правой кнопкой мышки, и двойка улетает в дом и ложится на туза. Понимаете?

Она кивнула.

– Теперь идем дальше. Берем с верхушки колоды четыре любые карты. Затем раскладываем эти карты в один ряд, так чтобы картинки были наверху. Потом ищем карты одинаковой масти. Вот они: король, дама и бубновая семерка. Значит, нашли три карты одной масти, поэтому кладем поверх них карты из колоды. Потом еще раз ищем карты одной масти и опять кладем поверх них карты из колоды. Потом еще и еще, и еще… Раскладываем таким образом, пока не закончатся карты. Видите, карты закончились, стало быть, пасьянс разложен. Вот и все премудрости.

– Действительно, просто, а я-то как мучилась! Спасибо вам. – Она заметно подобрела. – Так кого вы ищете?

– Дядю, дядю своего. Яковлева Вячеслава Афанасьевича.

– Есть такой. Только… – Она замялась.

– Что с ним, что, скажите!

– Доступ к нему ограничен.

– А почему? Он что, совсем… того?

– Да, состояние его легким не назовешь.

Значит, все-таки довели Яковлева до нужной им кондиции. Но все равно я должна с ним увидеться во что бы то ни стало. Ведь другой зацепки у меня нет.

– Мне очень надо увидеть дядю. – Я умоляющим взглядом посмотрела на регистраторшу. – Понимаете, он сделал для меня много хорошего. Я была совсем маленькая, когда мои родители погибли в автокатастрофе, – начала я самозабвенно врать, – а дядя Слава, можно сказать, вырастил меня, платил за обучение, потом отправил за границу, – вдруг ни с того ни с сего ляпнула я.

– Но я ничего не решаю, все распоряжения отдает главврач.

– А где его кабинет, скажите, пожалуйста! Я сейчас пойду к нему и упрошу повидать дядю Славу.

– Боюсь, что у вас ничего не получится, – покачала она головой.

– Да почему же? – почти вскричала я. – Неужели ваш главврач такой бездушный, что не понимает, каково это, столько лет не видеть дядю!

– А сколько времени вы не виделись?

– Ой, много, много. Лет… Пять, наверное, или шесть, в общем, целую вечность. Я уж и забыла даже, как он выглядит. Ну, пожалуйста, помогите.

– Вы сказали, что он ваш дядя… по матери или по отцу? – почему-то продолжала допытываться она.

Что это, обычное любопытство или сложившееся свойство психики человека, учитывая профиль этого учреждения? Как бы то ни было, мне обязательно надо уговорить ее. По-другому к Яковлеву просто не попасть. Я же не могу силой ворваться в больницу, это совершенно исключено. Здесь все окна зарешечены, на первом этаже палат нет, стало быть, они находятся на втором. А как туда попасть? Ага, вон в конце коридора есть лестница на второй этаж. Но там дверь наверняка заперта. В общем, голыми руками такую со всех сторон укрепленную крепость не взять. А если я попытаюсь это сделать, будет такой шум, что лучше даже и не думать об этом. Поэтому единственная возможность увидеть Яковлева – это уговорить регистраторшу.

– Как вы сказали? – переспросила я ее.

– По матери или по отцу он вам дядя?

– А-а… по отцу. А что, почему вы спрашиваете?

– Просто не совсем понятны ваши родственные связи. Вячеслав Афанасьевич приходится родным братом нашему профессору, он его и лечит. Вы, что же, совсем не общаетесь со своими родственниками?

– Нет, почему же, общаюсь. Только как бы вам объяснить, здесь такая история… – начала я придумывать на ходу, – в общем, когда мои родители поженились, все, абсолютно все родственники были против их брака, представляете? Прямо как у Ромео и Джульетты. Ну и вот… Короче, все к чертовой матери перессорились, – выдохнула я в изнеможении, поскольку мне уже порядком надоело нести этот вздор.

– Ну, я вас очень прошу, помогите мне увидеть дядю, – снова начала ныть я. – Я вас отблагодарю.

Вынув заранее припасенную ассигнацию зеленого цвета, я подложила ее под коврик для мыши.

Скорее всего, именно этот аргумент и возымел решающее действие. Регистраторша молниеносно (как будто всю жизнь только этим и занималась) подхватила деньги и встала из-за стола.

– Ну, ладно, пойдемте, – сказала она мне.

– А у вас здесь… особо опасных нет? Ну, которые могут наброситься, – пояснила я, продолжая оставаться в роли пугливой сельской жительницы.

– Не волнуйтесь, у нас диспансер. Буйные, как вы их называете, находятся в больнице.

Мы вышли из регистратуры, служительница закрыла ее на ключ, и мы пошли по коридору. У выхода на лестницу регистратор открыла дверь ключом, вытащив целую связку из кармана халата. Я увидела людей в больничной одежде: мужчин в пижамах или спортивных костюмах, женщин в халатах или тоже в спортивном одеянии. Как неприкаянные, с бессмысленным выражением лица, они ходили взад и вперед. Одни шли мелкими, семенящими шажками, другие, наоборот, маршировали. Некоторые из них что-то бормотали себе под нос, другие двигались молча, как роботы. Мне стало не по себе. Бессмысленные пустые глаза, лица как маски, лишенные мимики. Каждый больной как будто был погружен в себя и находился наедине со своими переживаниями и ощущениями. Похоже, многие из них не ориентировались во времени и в пространстве.

К нам приблизилась, размахивая руками, совсем молоденькая девушка. Она подошла почти вплотную и уставилась на меня безумными глазами. От неожиданности я отшатнулась.

– Катюнь, ты иди себе, иди, – сказала ей служительница, и девушка, как механизм, зашагала в обратном направлении.

Как зомби, подумала я. Не дай бог такого никому.

В палате, куда мы пришли, было сумрачно, но и того света, который проникал через неплотно прикрытые жалюзи, хватило, чтобы рассмотреть лежащего на кровати мужчину. Надо же, подумала я, существует полный тезка разыскиваемого мной бизнесмена.

С первого взгляда я поняла, что это не тот Яковлев, который мне нужен. Передо мной был глубокий старик. Даже если представить себе, что психотропные вещества могут превратить сорокапятилетнего человека в восьмидесятилетнего, все равно искомый бизнесмен и этот старец не могли быть одним человеком. Но надо было довести представление до конца, чтобы у сотрудницы диспансера не возникло и тени сомнения.

– Дядя, дядечка, – позвала я слабым голосом, добавив в него слезы для большей убедительности, хотя особенно притворяться не пришлось: мне действительно было жалко этого мужчину. – Боже мой, это он такой от лекарств? – спросила я регистраторшу.

– Это он такой от болезни, – ответила она.

– Сколько он здесь находится?

– Три года уже.

Все ясно, больше здесь мне делать нечего. Остается психиатрическая больница.

Я подъехала к зданию психиатрической больницы, обнесенной высоким забором, осмотрелась и, отъехав примерно на квартал, принялась думать, как проникнуть на территорию больницы. Снова соврать, что я родственница Яковлева? Вряд ли это прокатит, вон и в диспансере регистраторша подозрительно смотрела на меня, когда я рассказывала байки о своих «родственниках».

Вдруг мне в голову пришла одна мысль. Я сняла юбку и надела вместо нее спортивные штаны. Потом достала из косметички специальную салфетку и сняла с губ и со щек помаду, косу расплела, а кроме того, как следует начесала и взлохматила волосы. На веки я густо наложила тени антрацитового цвета, посмотрела на себя в зеркало и осталась довольна маскарадом.

Теперь следующий этап. Я вышла из машины и, пройдя с полквартала, вошла в супермаркет, который заприметила по дороге в больницу. Стараясь не привлекать к себе особого внимания раньше времени, я зашла в магазин и осмотрелась. Слева от касс находился продуктовый отдел, а справа – отдел бытовой химии, всяких сопутствующих товаров типа туалетной бумаги, салфеток, бумажных полотенец и тому подобных мелочей.

Я пробралась в отдел бытовой химии и подошла к полкам. У двух касс столпилась очередь. Пора!

Вдруг я громко и заливисто расхохоталась. Очередь замерла.

– Девушка, что с вами? – раздался мужской голос из очереди.

Я продолжала хохотать. В очереди начали выдвигать предположения относительно меня:

– Наверное, пьяная.

– Или наркоманка.

– Один хрен.

Нет, милые, не один. Впрочем, сейчас это неважно.

Очередь зашевелилась:

– Надо вызвать полицию.

– Или «Скорую».

Только два варианта? Нет, они мне не подходят. Нечего мне делать ни у ментов, ни у медиков. Придется несколько сгустить краски. Я схватила с полки рулончики с туалетной бумагой и по очереди начала швырять их в очередь, из нее раздались крики:

– Дура! Хулиганка! Дебилка! Сумасшедшая!

Вот наконец-то точное определение.

Какая-то сердобольная пенсионерка дрожащим голосом осведомилась:

– Деточка, что с тобой, тебе плохо?

Я пристально посмотрела на нее, стараясь смотреть, как та девушка в психиатрическом диспансере, которая подошла ко мне.

– Ой, – отшатнулась пенсионерка, хотя нас разделяло приличное расстояние.

– Не заговаривайте с ней, это опасно, – сказал мужчина из очереди.

– Ей очень плохо, неужели не видите, – твердила свое пенсионерка. – Деточка, что же с тобой случилось?

Ладно, сейчас узнаешь. Я уселась на пол и, раскачиваясь из стороны в сторону, забубнила монотонным голосом:

– У нас была такая любовь, такая любовь… Я так его ждала, так ждала… А он, скотина, женился на другой! – выкрикнула я последнюю фразу.

– Вот, видите, несчастная любовь, стресс! Я же говорила! Небось, и ребенок у нее есть! Все мужики сволочи! – выдала она традиционное.

– Слушайте, выведите ее отсюда! Сколько можно смотреть это представление? – это опять подал голос мужчина.

– Вы, мужчина, помолчите, – продолжала заступаться за меня пенсионерка. – Слышали ведь, что пострадала она!

– «Пострадала»! А чего, спрашивается, я должен страдать, наблюдая весь этот цирк?

– Слышь, мужик. Если ты такой храбрый, возьми и сам выведи, – это вступил в разговор другой мужчина.

– И пойду! – Он вышел из очереди и направился в мою сторону.

Я немедленно поднялась с пола и швырнула в него небольшой флакон с шампунем. В мои планы не входило быть выведенной из магазина обыкновенным покупателем.

– Вот сука! – Он отшатнулся, и шампунь приземлился около кассы.

– Девушка, – вмешалась кассир, – уходите сами, пока действительно кого-нибудь не вызвали.

Нет, извините, сама не могу. Придется вам и всем остальным терпеть и дальше весь этот цирк, как выразился покупатель, удачно избежавший попадания в него шампуня. Однако пора мне сменить пластинку, мои зрители уже, наверное, заскучали от однообразного репертуара.

Я снова уселась на пол и, наклонив голову так, что ее закрыли волосы, все тем же заунывным голосом начала петь:

Два последних слова я выкрикнула и, отбросив волосы с лица и сверкнув глазами, снова вскочила с пола. Черт возьми, мне уже порядком надоело изображать сумасшедшую, а они никак не догадаются вызвать санитаров, хотя те совсем рядом. Еще немного, и я крикну на манер Чацкого: «Санитаров мне, санитаров!» Правда, Чацкий кричал: «Карету мне, карету!», но санитары как раз и доставят мне нужную сейчас «карету» – карету «Скорой помощи».

Первой не выдержала кассир.

– Ну, все, хватит! Петрович, – обратилась она к охраннику, который вместе со всеми глазел на меня все это время, пока я изощрялась в попытках подвести публику к принятию нужного мне решения. – Выведи наконец эту больную из магазина. Сколько можно, голова разболелась!

– Нет, к таким, как она, нельзя приближаться, – многозначительно сказал Петрович, толстый дядька в камуфляжной форме. – У них же нечеловеческая сила.

– Тьфу! – в сердцах бросила кассир.

Я решила подтолкнуть их к нужному решению, раз они сами никак не догадываются.

– Пожалуйста, – жалобным голосом попросила я, – я очень хочу домой, отведите меня туда, пожалуйста.

– А где твой дом, деточка?

– Тут недалеко, – радостным голосом сообщила я. – Там, за высоким забором, большой такой дом, там мои братья и сестры, тети и дяди, мамы и папы, и…

– А также муж, жена, кум, деверь, золовка, – подхватил кто-то из очереди. – Точно, из дурки она сбежала, здесь же больничка в двух шагах. Куда только смотрят там!

– А вы не надсмехайтесь над больной! Такие, как она, обижены судьбой!

– Психологи считают, что душевнобольные расплачиваются за преступления, совершенные кем-то в их роду, несут свою болезнь как свой крест.

– Да ладно, психологи вам наговорят, только слушайте их! Им бы побольше денег вытянуть!

– «Не дай мне Бог сойти с ума, уж лучше посох и сума!» – продекламировал кто-то.

Так, только общественной дискуссии мне еще не хватало. Господи, сколько мне еще перед ними выделываться, когда кто-нибудь из них вызовет санитаров, наконец! Я разъярилась уже не на шутку, похоже, что скоро мне уже не нужно будет притворяться. Чем же их стимулировать? Ага, знаю чем.

Теперь я молча подошла к полкам и начала швырять на пол упаковки с туалетной бумагой, салфетками, полотенцами, одноразовой пластиковой посудой. Я специально выбрала такой отдел, где мои манипуляции не смогли бы нанести слишком большой урон.

– Ну все, – решительным тоном произнесла кассир, – она же сейчас мне весь отдел разгромит! Петрович, вызови наконец санитаров, если сам боишься!

О, кажется, дело сдвинулось с мертвой точки. Петрович вытащил мобильник и набрал номер.

– Тут эта, сумасшедшая сбежала из дурдома… Да, в супермаркете… посетителей терроризирует… весь товар с полок покидала… Приезжайте скорее, пока она еще чего не натворила! – И он назвал адрес.

Не прошло двух минут, как послышался звук сирены. Еще через минуту дверь супермаркета открылась, и внутрь вошли два санитара. Наконец-то, как же долго я вас ждала, родные мои! Я протянула к ним руки и радостно закричала:

– Мой папочка пришел! И еще один папочка!

– Пошли домой, дочка! – ухмыльнулся один из них.

– Слышь, а эта вроде не наша, – с сомнением в голосе сказал другой. – Че-то раньше я ее у нас не видел.

– Ну, значит, недавно поступила, и не в твою смену.

– Ой, молодые люди, пожалуйста, заберите ее поскорее, – взмолилась кассир, – сил уже никаких нет, я скоро сама попаду в психушку!

– Короче, давай, заводи ее, – сказал один санитар другому.

– С фиксатором или без?

– Слышь, ты, дочурка, – обратился ко мне санитар, – сама пойдешь или тебя связать?

Я быстро замотала головой.

– Не надо меня связывать, ну пожалуйста, не связывайте, я вас очень прошу! Я вас очень прошу, я вас очень…

– Тогда пошла! Заладила тут, как заезженная пластинка… Пошла, кому говорю! – меня довольно ощутимо ткнули в бок.

Я уже было развернулась, собираясь дать сдачи обидчику, но вовремя остановилась. Сейчас главное – не выдать себя, иначе моя затея со всей предшествовавшей ей подготовкой пойдет насмарку.

Меня вывели из магазина, крепко держа с двух сторон за руки, и затолкали в «Скорую».

– Чем ее уколоть? – спросил один санитар другого.

– Ой, пожалуйста, не колите меня, – заныла я, – я буду смирненькая, послушненькая…

Я замолчала: а вдруг психи так себя не ведут, вдруг я переигрываю? Но санитары не обратили на мои слова ни малейшего внимания и вообще вели себя так, как будто в машине их было двое. Они все-таки что-то мне вкололи, потому что я впала в забытье…

Сначала послышались какие-то невнятные голоса, они доносились как будто со всех сторон, потом голоса исчезли и наступила тишина. Я попробовала открыть глаза, но получилось это не сразу. Казалось, что веки и ресницы весят по сто пудов. Когда же я все-таки их открыла, то увидела вокруг себя мельтешащие сверкающие точки. Нет, лучше уж я буду лежать с закрытыми глазами.

Какую дрянь вкололи мне эти чертовы санитары? И где я вообще нахожусь? Я помню, что меня затолкали в «Скорую» и… И все, на этом мои воспоминания заканчивались.

Через некоторое время я рискнула снова открыть глаза. На этот раз прыгающих точек не было, была кромешная темнота. Потом, когда глаза адаптировались к ней, я начала различать очертания вещей вокруг меня. Сначала взгляд выхватил в темноте зарешеченные окна, потом койки и тумбочки.

Сама я тоже лежала на кровати, укрытая колючим одеялом. Снова раздались голоса, а потом крики и стоны. И тут я догадалась: это же больница! Точно, меня привезли сюда на «Скорой», которую вызвали в супермаркете, где я устроила представление под названием… Впрочем, неважно. Важно только то, что я добилась своего: я нахожусь в психиатрической больнице, чтобы найти Вячеслава Яковлева. Хорошо, что мне ввели не самое сильнодействующее лекарство: голова была хотя и тяжелая, но я все помнила, а это большой плюс.

Я решительно сбросила одеяло и оглядела себя. Спортивных брюк и кофточки не было, меня переодели в больничный застиранный халат. Ну, ничего, не век же мне здесь находиться. Вот разыщу бизнесмена и каким-нибудь образом выберусь отсюда.

Я села на кровати и почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Рядом с моей кроватью стояла высокая худая женщина.

– А я давно на тебя смотрю, – сообщила она мне лишенным всякой выразительности голосом, – все жду…

– Чего? – осведомилась я.

– Жду, когда ты проснешься, непонятно, что ли, – теперь в ее голосе появилось раздражение.

Так, с психами надо поаккуратнее, ни в коем случае нельзя их раздражать.

– Ну, вот я и проснулась, – как можно более спокойным тоном сказала я.

– Вижу, – констатировала этот факт больная, – значит, слушай.

– Слушаю, – с готовностью ответила я.

– Молодая ученая, – торжественно начала пациентка, – я обращаюсь к тебе от лица всех пациентов психиатрических клиник.

– Извини, но я не ученая, ты обращаешься не по адресу, – сказала я.

– Молчи и слушай дальше.

– Слушаю-слушаю, – послушно согласилась я.

– Молодая ученая, – начала она снова, – очень больно смотреть на насилие, которое происходит в психиатрических больницах. Может, пришло время по-новому взглянуть на нас? Ведь мы говорим вам правду. Наше пробудившееся сознание содержит информацию, которую мы хранили на протяжении многих столетий. Эта информация наполнена единством вселенского разума. Лечить нас таблетками бесполезно, потому что наши души принадлежат Богу, и только любовь и слово Божье, отсутствие деспотического и равнодушного, тем более презрительного отношения могут вылечить нас.

А ведь в ее словах есть рациональное зерно, подумала я. Действительно, таблетки лишь снимают симптомы, но не устраняют причины болезни, да еще приносят массу побочного вреда.

– …лечите душу, напрочь забывая о ней. Чтение Молитвослова и Евангелия открыли во мне знание прошлых жизней, которых я прожила немало. Среди пациентов есть много великих людей. Нужно внимательно изучить историю болезни каждого, чтобы понять, как и когда они жили, кем были в прошлой жизни. Не спорю, есть среди них насильники и убийцы, которые нуждаются в покаянии и очищении через слово Божье. Знай же, что Сократ, Аристотель, Коперник, Конфуций, Пушкин, Магеллан и многие другие живы! – крикнула она.

Упс, а вот это уже чистой воды бред.

– Найди их, – продолжала женщина, – узнай их, и тогда Россия шагнет на новую ступень эволюционного развития человечества – в эпоху бессмертия! Я знаю, что психиатрия находится в пространстве закона. Я не призываю нарушать его, но очень прошу посмотреть на психиатрию с другой, новой, божественной точки зрения, используя опыт ученых в исследовании подсознания психически нездоровых людей.

– Да-да, совершенно с тобой согласна, но…

– Посмотрите, что происходит в мире! – продолжала она вещать. – Катаклизмы, подавление гласности при помощи карательной психиатрии ведут к хаосу, а в дальнейшем способны привести к вымиранию мировых наций!

– Послушай. – Я подняла руку, чтобы остановить поток ее слов, но она шлепнула меня по ней и продолжала:

– Кто определяет уровень состояния здоровья ваших пациентов, по каким критериям? Неужели вы думаете, что, привязав к кровати человека, вы заставите молчать вселенную?

Ее голос звучал все более патетически.

– Вы должны смотреть шире на их проявления. Вы должны понимать, что нет стандартов поведения у Бога, для него все дети имеют право творить и выражать себя по-разному.

Мне ничего не оставалось, как ждать, пока она выдохнется и закончит свое выступление.

– Психиатры придумали шизофрению, – продолжала больная, – только для того, чтобы не видеть и не слышать высший разум, который несет в себе бессмертие и высшие духовные ценности. Гораздо легче сказать одаренному, что он сумасшедший, и не признавать свою несостоятельность. Люди привыкли ставить на первое место материальные ценности, а что происходит в душе, неважно! Лишь бы успеть заработать на хлеб с маслом. Так происходит в семье, в обществе, в России и во всем мире. И очень жаль, что современного человека, наделенного высокоразвитым сознанием, превращают в подопытного кролика, на котором испытывают различные сильнодействующие лекарства, ввергающие организм в зависимость от них.

Наконец она остановилась. Нужно перевести разговор на какую-нибудь другую тему, а то снова примется разглагольствовать о вселенском разуме.

– Тебя как зовут? – спросила я.

– Елизавета.

– Как английскую королеву.

– Я и есть английская королева. Сейчас я представлю тебя королю.

Очень кстати, подумала я, мне уже давно пора в мужское отделение.

Мы вышли из палаты в коридор. На сестринском посту никого не было. Очень интересно, где же медсестра обретается? А если больному требуется помощь?

– Где же здесь медсестра? – спросила я Елизавету.

– Спит, – кратко ответила она и вполголоса запела: – Спят усталые игрушки…

Я подхватила:

– Книжки спят…

Так с песней мы поднялись на второй этаж, где находилось мужское отделение.

Миновав коридор, мы вошли в большую палату. На кровати, стоявшей почти у самой двери, метался привязанный к ней мужчина. Он явно находился в состоянии сильнейшего возбуждения и отчаянно рвался, пытаясь освободиться от фиксаторов.

– Спрячьте меня, спрячьте! – Его выпученные глаза смотрели на нас с невыразимой тоской и надеждой. – Спрячьте же, спрячьте скорее, пока они снова не пришли за мной!

– Кто они? – осведомился я.

– Как кто? Инопланетяне! Они опять похитят меня, опыты делать будут! Помогите, помогите, пожалуйста!

– А что, они уже похищали вас?

– Конечно! Незадолго перед поступлением сюда! Тарелка ихняя зависла, туман напустила, затем двое гоминоидов вышли – серебристые такие, в чешуе, глаза по чайнику, хвать, и утащили меня на корабель ихний. А потом как давай лазером всего светить, в глаза мигать, колоть чем-то, что-то сбоку отрезали, вон даже шрам остался; электрод японский в извилины впаяли!

– Какой ужас! – искренне посочувствовала я.

– Куда там! Еле живой спасся. Только отпустили – я сразу «Скорую» вызывать. Электрод-то остался, сигналы шлет непонятные, мне и не разобрать толком. Эта, как его, операцию делать надо, а то и взорваться может!

– Ну, надо так надо. Сделаем, какие проблемы!

– Да хрен с ней, с операцией: они меня уже здесь выследили, гоминоиды эти. Прибор у них есть такой: мысли ворует, желания. Поступками управляют.

– Страшное дело!

– Так я же и говорю. Пришельцы у меня в первый же день душу выкрали, только сегодня утром и вернули. Они ж из меня биоробота делали. Вон, вон, гады, сигналы посылают! – Он с ненавистью уставился в потолок.

Я машинально тоже посмотрела вверх.

– А вы знаете, я сейчас не вижу никакого НЛО, – сказала я.

– Да-а?

– Точно говорю, никакой тарелки нет. Она улетела!

– Ну, вот и хорошо, – сказал мужчина.

Кажется, он успокоился.

Я подумала, что Яковлева вряд ли содержат в общей палате.

– Скажи, Елизавета, а кто у вас лежит в отдельной палате?

– Так король же лежит!

– Веди меня к нему.

Отдельная палата была гораздо меньше общей. Я вошла в нее и увидела Вячеслава. Конечно, это был он, исхудавший, с лихорадочным блеском в глазах, но, несомненно, он. Я хорошо запомнила его фотографию в стоматологии «Ультра Дент».

– Вячеслав Афанасьевич, – начала я.

– Это король! – вмешалась Елизавета.

– Подожди, не мешай, – одернула я ее.

Елизавета прищурилась и как-то нехорошо посмотрела на меня.

– Простите… ваше величество, – исправилась я. – Позвольте мне поговорить… получить аудиенцию у… короля.

Елизавета величественно кивнула и вышла из палаты.

– Кто ты? – слабым голосом спросил Яковлев.

– Скажите, как давно вы здесь находитесь?

– Не знаю… не помню.

– А Мирославу Позднякову помните?

– Нет… Кто… это…

С ним все понятно. В таком состоянии действительно затруднительно, мягко говоря, провернуть всю операцию по виртуальному ограблению и обналичиванию денег.

Я вышла из палаты. В коридоре мелкими семенящими шажками прохаживалась Елизавета.

– Теперь я покажу тебе наши истории болезни, – тоном, не терпящим возражения, сказала она. – Следуй за мной.

Очень кстати, подумала я, надо все-таки точно установить, когда сюда поступил Яковлев.

Мы вошли в небольшую комнатку, всю обстановку которой составляли два шкафа, письменный стол и стул. Я раскрыла дверцы одного из шкафов, вытащила стопку карточек, положила ее на стол и начала их перекладывать. Больной Михайленков, больной Скоробогатов… Это все не то… Поехали дальше. Больной Растороцкий… Ага, нашла: «История болезни Яковлева Вячеслава Афанасьевича». Я перелистала несколько страниц. Мне не все было понятно, особенно медицинские термины. На одной странице я прочитала, что у больного имеются «слуховые вербальные императивные псевдогаллюцинации», он жалуется, что в голове «звучат голоса», которые «приказывают, управляют, говорят ужасные вещи». Наконец, следовало заключение, что «данное состояние можно трактовать как галлюцинаторно-параноидный синдром»…

Так, что там еще? «У больного имеются нарушения в сфере мышления», «соскальзывающие ассоциации», «формирование паралогичных умозаключений, нарушение абстрагирования». Врач рекомендовал лечение «нейролептиками с преимущественно тормозным эффектом в быстро нарастающих дозировках: аминазин, тизерцин… нейролептики с антипсихотическим действием: галоперидол, триседил… корректоры: циклодол, артан…», и еще целый абзац с перечнем препаратов. Мамочка родная, сколько же Яковлев проглотил всего этого… Пожалуй, после такого количества психотропных медикаментов так «затормозишься», что забудешь, кто ты и как тебя зовут.

А где же дата поступления в стационар? Да вот же она, на первой странице истории болезни: 15 марта 20… года. Да, находится здесь Вячеслав Афанасьевич почти три месяца. Это что означает и доказывает? Это доказывает то, что к ограблению Мирославы он не имеет никакого отношения и мне здесь делать больше нечего. И если так, то возникала новая задача – благополучно выбраться на волю. Для начала необходимо было спуститься на первый этаж, в женское отделение.

– Елизавета, – позвала я, – ваше величество, пойдемте обратно в ваши… королевские покои.

Когда мы вновь оказались на первом этаже, я спросила у нее, как можно выбраться наружу.

– Если ты, молодая ученая, пообещаешь мне, что найдешь Сократа, Аристотеля, Коперника…

– Я найду даже Конфуция, Пушкина, Магеллана, Леонардо да Винчи, а также Чайковского, Достоевского и многих других! – горячо огласила я весь список.

– Поклянись! – не отставала Елизавета.

– Клянусь, не сойти мне с этого места!

– Тогда следуй за мной, – велела она.

Мы снова пошли по пустынному коридору. Удивительное заведение эта психиатрическая больница. Больные разгуливают по ночам, медсестра на посту отсутствует, можно запросто войти в архив с историями болезней. Ну и ну, порядочки здесь, однако!

– Куда ты меня ведешь? – спросила я Елизавету.

– Сейчас узнаешь.

Мы вошли в боковую комнату, на двери которой было написано «Душевая». Елизавета открыла дверь, прошла к окну, приподняла решетку на нем и раскрыла оконную створку.

– Спускайся, здесь невысоко.

Я вылезла через окно и очутилась на земле.

– Прощайте, ваше величество, – сказала я напоследок Елизавете.

– Прощай и помни, молодая ученая, про свое обещание. Если не выполнишь, Господь взыщет с тебя.

– Выполню, не беспокойся, – заверила я ее.

Хоть бы поскорее убраться с территории, пока никто не заметил. Я осторожно пробралась к главным воротам, но они были закрыты. Что же делать? На мое счастье послышался шум подъезжающей машины. Наверное, кого-то привезли госпитализировать.

Я спряталась за большое дерево, поджидая, пока «Скорая» проедет вглубь, а потом короткими перебежками выскользнула за ворота. Уф, кажется, никто не заметил. Наконец, свободна.

Я добралась до своей машины, сняла больничный халат и сунула его в пакет, а сама переоделась в джинсы и футболку.

Через час я уже была в гостинице. Дежурный администратор молча выдала мне ключ от номера, но как-то недоверчиво на меня поглядывала. Ну да, первым делом нужно было принять душ, чтобы избавиться от специфического запаха, свойственного медицинским учреждениям. Видимо, потому девушка на рецепции так странно смотрела на меня.

Я сняла одежду, встала под душ и долго стояла, с наслаждением подставляя тело под упругие струи воды. После душа я сразу же легла спать, на ужин сил уже не хватило. Как все-таки была утомительна эта психиатрическая эпопея!