Глава 77

На свадебное торжество собралась не одна сотня гостей, и все уже расселись рядами на изящных белых стульях, тоже увитых лентами и цветами. В воздухе разливается пьянящий экзотический аромат. Играет рояль, слышится негромкий гул светских бесед. Нас с Карлом провожают по краю сада, между деревьями, словно обрамляющими собравшуюся толпу, и ведут к большой беседке, воздвигнутой в самом центре лужайки. Идем мы медленно, поскольку каблуки моих прелестных босоножек то и дело утопают в газоне.

Карл берет меня за руку.

– Нервничаешь?

– Ага. – По какой-то неведомой причине сердце чуть не выпрыгивает из груди.

Когда мы доходим до тыльной стороны невысокого помоста, сопровождающая нас дама останавливается:

– Будьте так любезны подождать здесь еще пару минут. Я дам знать, когда выходить.

Кивнув женщине, я, пользуясь моментом ожидания, разглядываю будущую аудиторию. Какое все же щеголеватое сборище – в жизни еще не видела в одном месте столько дизайнерских брендов! Если хорошенько вытянуть шею, то, может, мне удастся хоть одним глазком увидеть счастливого – и к тому же страшно богатого – жениха. Я чуть сдвигаюсь вбок, заглядывая за густое скопление белых роз, и наконец вижу его.

Я вижу Эвана Дейвида и его шафера, которые стоят в первом ряду, сияя до ушей, точно два полудурка, и гордые собой, как два индюка. Никогда еще не представал он предо мной таким красивым, как в этом свадебном костюме!

Эван поворачивает голову в мою сторону, однако меня он не замечает, глядя как будто сквозь. Я невольно отшатываюсь назад, и Карл меня подхватывает:

– Ты чего? – с тревогой в голосе спрашивает он. – Что случилось?

Я не в силах сказать ни слова, лишь часто и прерывисто дышу, как будто задыхаясь. Голова идет кругом. Я сознаю, что присутствую на свадьбе того, которого люблю, – и у меня даже нет слов, чтобы описать пронзившую меня боль!

– Что с тобой? – уже не на шутку беспокоится Карл. – Скажи же, что стряслось?

Но говорить я не в состоянии, а потому просто указываю пальцем в сторону жениха, и Карл устремляет туда взгляд.

– От ч-черт! – выдыхает он, наталкиваясь глазами на Эвана Дейвида. – Это что, свадьба Эвана Дейвида?! – Тут он с досадой хлопает себя по лбу: – О чем только думал этот чертов Руперт! Почему он ничего тебе не сказал? Он же знает, что ты любишь… – Тут он резко умолк.

У меня начинается настоящая трясучка – лихорадит, как при гриппе, и ничего не могу с собой поделать. Такой кошмар мне не снился в самых страшных снах! Я даже начинаю мысленно молить невидимого господа, чтобы дал мне поскорее проснуться – и чтобы я снова оказалась в своей постели, в своей квартире до того, как она выгорела, и до того, как мы сделались поп-звездами – и вообще до всего того, что постепенно привело меня к этому ужасному мгновению. Я все бы отдала, лишь бы не оказаться здесь и сейчас!

– Слушай, Ферн, – хватает Карл меня за плечи и встряхивает так неистово, что аж вращаются глазные яблоки. – Ферн, давай-ка, прекрати сейчас же!

Мне надо срочно убраться из этого места! Я точно не в состоянии петь перед ним. Развернувшись, я пытаюсь сбежать, но мои чертовы каблуки застревают в дерне, и я вновь спотыкаюсь.

Карл хватает меня за руку и цепко держит на месте.

– О нет, ты этого не сделаешь. Даже не думай от этого сбежать.

Наконец я выхожу из шокового состояния – и вот-вот готова разреветься.

– Я не могу это сделать, – задыхаюсь я. – Не могу.

Однако Карл глядит на меня решительно и твердо.

– Можешь, – уверенно говорит он. – И ты это сделаешь.

– Не могу. – Я и говорить-то едва в силах, не то что петь! У меня такое ощущение, будто мир вокруг рушится, в ушах стоит глухой звон.

– Ферн! – Карл совсем как будто взбеленился. – Ты не смеешь меня подвести. Ты же профессиональная певица, и нам за это заплатили уйму денег. Давай-ка копни в себе поглубже и найди то, ради чего ты должна сейчас выйти на сцену и спеть.

Кто же оплатил нам все это? И частный самолет, и люкс в пентхаусе? Эван уж никак не мог потребовать, чтобы я пела на его свадьбе – это было бы чересчур жестоко. И уж никак не могу представить, чтобы Лана Розина вдруг возжелала в свой знаменательный день меня здесь увидеть. У меня уже кружится голова, и все, чего мне хочется, – это просто лечь и умереть.

– Я не могу.

– Сейчас не время для бабских истерик.

Бабских истерик?! Не будь я сейчас так выбита из равновесия, я бы Карла поколотила!

– Выход по готовности, – появляется возле нас организатор. Если ее и огорошило мое ненормальное состояние, то она ни слова об этом не сказала, лишь устремила на Карла беспокойный взгляд. – Может, вам еще нужно какое-то время?

– Будем готовы через минуту, – хрипло отвечает Карл.

Ага, как же, мечтай!

Едва дама уходит, Карл берется за подол моего прелестного воздушного платья и, повернув ткань изнанкой, вытирает мне слезы.

– Справишься с этим, Ферн, – значит, выдержишь уже все на свете.

Я невидяще киваю – перед глазами по-прежнему размытая пелена.

– Я буду с тобой, – обещает Карл. – Я тебя когда-нибудь подводил?

Я мотаю головой.

– Когда закончишь, я налью тебе самый что ни на есть огромный бокал шампанского, какой только смогу найти. – Он берет меня за руку: – Ну что, готова?

– Да. – Голос мой звучит приглушенным хрипом, весьма далеким от того голоса, из-за которого меня сюда, собственно, и позвали.

Мой дражайший Карл помогает мне подняться на помост беседки, и я, точно слепая, бреду к микрофону. Я стараюсь не глядеть на Эвана, но никак не могу удержаться – и когда я встречаюсь с ним взглядом, то замечаю, как его лицо вмиг озаряется радостью. Он широко мне улыбается – столь редкой для него и такой удивительно красивой улыбкой. Мне кажется, что, пока я готовлюсь запеть, скорее свалюсь от слабости. Мне очень хочется знать, что сейчас происходит в его голове, – и я ужасно рада, что он не видит того, что крутится в моей.

У самого моего локтя Карл берет вступительные аккорды нашей песни. Я закрываю глаза и пытаюсь представить, будто я сейчас где-нибудь в совершенно другом месте. И сама поражаюсь, каким чистым и сильным рождается мой голос. Словно из ниоткуда я получаю внезапный толчок, мощный импульс, дающий мне понять, что я на самом деле способна это преодолеть. Я знаю, что должна закрыться и не пропускать через себя лирический текст песни, – но у меня это никак не получается, и меня захлестывает трогающими за живое, западающими в душу словами. В моем сознании они обретают цвет и осязаемость, причем настолько зримо, что мне кажется, у меня чуть ли не галлюцинации. Карла я слышу с трудом – но не сомневаюсь, что он – как всегда и неизменно – рядом, готовый меня поддержать.

Наконец моя песня, слава богу, подходит к концу, и я открываю глаза. По лицу у меня безудержно струятся слезы. Поднимаю взгляд на зрителей – у многих из них тоже потоки из глаз. У Эвана лицо также влажно. В последний момент, прежде чем я отворачиваюсь, чтобы сойти со сцены, наши глаза встречаются, и мне кажется, будто ему удается взглядом проникнуть мне глубоко в душу. На подкашивающихся ногах я отступаю от микрофона, и тут меня накрывает волной слабости.

Сразу же начинает играть знакомая мелодия Генделя «Прибытие королевы Шебы» – весьма подходящая, на мой взгляд, музыка для свадебного марша, – и в самом конце прохода между рядами кресел появляется Лана Розина. Свет еще не видел невесты в столь облегающем свадебном платье! Ее узкое платье-футляр из мокрого шелка, обрисовывающее каждый изгиб прекрасного тела, каждую его выпуклость, – наверняка эксклюзивное творение какого-нибудь пальцастого кутюрье вроде Веры Вонг. Грива густых темных волос, унизанная жемчугами, уложена на макушке, удерживаясь жемчужной же диадемой. Следом за Ланой тянется чуть ли не на милю длиннющая фата. Стыдливо прикрывать фатой лицо невесты – это явно не для Ланы Розины! В руках Лана несет букет белых калл. И, если честно, столь потрясающе красивой невесты я еще в жизни не видела. Меня снедает жгучая зависть вкупе с ревностью. Будь у меня в руках автомат, я бы сейчас с удовольствием пустила его в ход!

Гости разом встают с мест и разворачиваются в ее сторону. Эван Дейвид с его шафером тоже поднимаются, причем Эван как будто с большой неохотой отрывает от меня взгляд. Он что-то произносит мне одними губами, чего я не в силах понять, потом все же поворачивает голову к Лане, глядя, как она величаво шествует по проходу. У меня же чуть сердце не разрывается от боли.

Больше я уже выдержать не в силах.

– Пошли, – шепчу я Карлу. – Я свое дело сделала, теперь давай валить отсюда.

И в мгновение ока покидаю сцену.

– Нам надо досмотреть до конца, – шепчет в ответ Карл. – Мы не можем сейчас уйти, Ферн.

Но я уже решительно шагаю назад по саду. Вижу, как озабоченно хмурится, глядя на нас, Руперт – но это уже его личная проблема! Я иду, глядя строго перед собой, и не имею ни малейшего желания смотреть, что там происходит на церемонии.

– Надо остаться до конца, – шипит Карл. – Уйти будет крайне невежливо.

– Да мне насрать! Я что, похожа на идиотку?! – взрываюсь я. – Мы едем прямо в аэропорт, к этому дурацкому самолету, и летим отсюда к чертовой матери!

Мы уже успеваем взяться за дверцу лимузина, когда нас нагоняет Руперт.

– Вы уезжаете? – тяжело отдуваясь, выдыхает он.

Я забираюсь в салон. Я настолько зла, так раздосадована, в таком диком бешенстве от всего, что связано с этим местом, что даже не желаю с ним разговаривать. Он должен был сказать мне об этом! Должен был меня предупредить… Хотя, скажи он мне заранее, я бы ни за какие коврижки сюда не поехала!

– Мы едем в аэропорт, – слышу я голос Карла. Затем он понижает голос, так что я едва разбираю слова: – Для Ферн это был ужасный шок. Она просто хочет поскорее отсюда уехать.

– Но почему? – встревоженно недоумевает Руперт.

– Поехали! – кричу я из машины.

– Вы же знаете, какие чувства она к нему испытывает, Руп, – разводит руками Карл, непроизвольно оглядываясь в сторону сада. – Едва ли она вообще могла себе представить, что будет петь на его свадьбе.

Эк он мягко высказался! Типичная Карлова сдержанность.

– На свадьбе у Эвана Дейвида? – переспрашивает Руперт.

– Можем мы наконец отсюда уехать? – выкрикиваю я противным вздорным тоном, сама себя за это ненавидя.

Карл, пожав плечами, садится рядом со мной в машину, лимузин неслышно трогается с места и уезжает, оставляя на тротуаре совершенно ошалелого Руперта.