Глава 48

Жизнь потихоньку возвращается в нормальное русло. Точнее, в нормальное, но с каким-то неблагополучным перегибом. Папочка все так же изображает мнимые недуги, рассчитывая вновь завоевать мамино расположение. А мамочка тем временем гуляет неизвестно где, занимается непонятно чем и более чем вероятно, что крутит роман с мистером Пателем. Я, как и прежде, работаю в «Голове короля» барменшей и каждый вечер пою там под аккомпанемент Карла. Я оставила свои дурацкие мечты о славе и богатстве. У моего друга теперь все настроение пронизано грустью, чего прежде не бывало, – но все же, по своему обыкновению, Карл пытается это всячески скрывать. Что насчет «Минуты славы», то я бы и рада посмотреть ее по телевизору, узнать, как там у них дела, – но у меня не хватает на это духу. Карл сказал, что вроде бы сейчас лидирует тот самый глэм-рокер. И я не могу отделаться от мысли, что на его месте могла бы быть я.

Единственное хорошее, что из всего этого получилось, – так это то, что теперь у меня есть время забирать из школы Нейтана. Джо успешно вышел на свою «классную денежную работенку», и даже при том, что я самым постыдным образом обломалась в своих попытках устроить им новую расчудесную жизнь, за эту неделю им все же станет лучше на несколько сотен фунтов.

Мой племяш, уже в который раз, сумел, почитай, волшебным образом оправиться от приступа астмы, но я все время терзаюсь мыслью, как долго он теперь продержится – ведь каждый период обострения болезни делает Нейтана слабее и неминуемо ухудшает состояние здоровья. У врачей же хорошо получается в ответ на наши страхи давать нам самый минимум информации.

Вот я дожидаюсь племянника возле школы, и неожиданно по всему телу у меня пробегает нервная дрожь. Я очень сильно люблю Нейтана, общение с ним доставляет мне массу радости и позволяет надеяться, что когда-то я буду точно так же радоваться собственным детям. И гоню от себя мысли, как же будет ужасно, если вдруг этого, паче чаяния, так и не произойдет. Подозреваю, это намного хуже, чем никогда не пробиться в новые Мадонны.

Спину мне согревает горячее не по сезону солнце, а сквозь холодную, затвердевшую за ночь землю на клумбе вдоль бордюра храбро пробиваются весенние цветы – ярко-желтые головки нарциссов, темно-пурпурные крокусы и ослепительно-белые цветки нескольких поздних подснежников. В небе – пронзительная синева. Белые пухлые облачка ни единым намеком не говорят о дожде. Сегодня стоит славный денек. Очень хороший и славный денек. И несмотря на мое подавленное состояние, чувствую я себя в порядке. Вполне даже нормально – все могло бы сложиться гораздо хуже.

Постепенно запруживая улицу, народ подъезжает за своими чадами на машинах. Кучка мамашек с карапузами в прогулочных колясочках сгрудилась у ворот школы поболтать. Когда-то бы и я хотела влиться в их ряды. Возможно, однажды и вольюсь – а пока что коротаю время тем, что, стоя в одиночестве, бесцельно вожу кончиком туфли по краю тротуарной плитки.

В отдалении звенит школьный звонок, и спустя каких-то несколько секунд из школы выплескивается целая орда встрепанных орущих ребятишек. Я уже дергаюсь в нетерпении, ожидая Нейтана, и вот наконец его вижу – одновременно он замечает меня. Он вскидывает свой ранец и бегом устремляется ко мне, затем (вероятно, заметив на моем лице тревогу) резко замедляет темп, сменяя бег неспешной трусцой. Когда он приближается, я сгребаю его в охапку и поднимаю на руки, не беспокоясь о том, что завтра он наверняка схлопочет от своих друзей порцию язвительных дразнилок.

– Ну как мой самый лучший мальчишка?

– Отлично, – отвечает Нейтан. При этом лицо у него бледное, под глазами темные тени.

В его дыхании мне слышится знакомый присвист.

– Тебе сегодня учительница давала подышать в ингалятор?

Нейтан с серьезностью кивает.

– Хорошо, – опускаю я его на землю. – Пойдем к бабушке пить чай. Ты как, в порядке?

– Ага.

Я взъерошиваю ему волосы, чего он терпеть не может, и мы разворачиваемся в противоположную сторону, к автобусной остановке. Едва мы это делаем, как я вижу занявший чуть не половину улицы огромный черный лимузин и сразу инстинктивно понимаю, кому он принадлежит. У меня тут же душа уходит в пятки, ноги дальше не идут. И вот перед нами на тротуаре и впрямь вырастает Эван Дейвид. На нем черное кашемировое пальто, руки глубоко засунуты в карманы. Он, как всегда, красивый, а еще – немного грустный и даже, в немалой степени, как будто оробевший. Я едва подавляю в себе желание схватить Нейтана и удрать в противоположном направлении.

– Привет, – тихо говорит он.

Мы с Нейтаном останавливаемся перед ним, и я совершенно не представляю, что ему сказать. Племяш тоже недоуменно глядит на меня, словно ожидая подсказки.

Эван нас обоих спасает от замешательства.

– Так это и есть одно из твоих многочисленных обязательств?

– Это Нейтан, – сообщаю я.

– Мне пять лет, – добавляет племяш.

– Очень приятно познакомиться.

– Как ты узнал, что я здесь окажусь?

– Да есть у меня свои шпионы, – легко отмахивается Эван, но у меня такое ощущение, что говорит он это вполне серьезно.

Я снова не знаю, что сказать, а потому мы просто стоим и смотрим друг на друга. Пауза затягивается, и Нейтан начинает нетерпеливо ерзать.

– Пожалуй, мы пойдем, – говорю я наконец.

– Давайте я вас подброшу, – поспешно предлагает Эван. – Отвезу вас домой.

Я колеблюсь. Не ящик ли Пандоры я готова тут открыть?

– Я ищу возможности с тобой поговорить, – добавляет Эван. – Пожалуйста, позволь подвезти вас до дома.

– А это ваша машина? – спрашивает Нейтан, указывая на лимузин.

– Да.

Мальчик умоляюще смотрит на меня, и я уступаю. Как я могу отказать своему племяшу в том, что, может статься, его единственная в жизни возможность покататься на машине размером со всю его квартиру?

– Мы собирались заглянуть к бабушке на чай, это у вокзала Эустон, – говорю я Эвану.

– Значит, отвезу вас туда.

Я страшно рада, что мы не едем к моему ужасному жилью, однако впервые в жизни – мне даже стыдно это произнести! – я стесняюсь родительского дома. Сильно сомневаюсь, что Эвану Дейвиду когда-либо в жизни доводилось бывать в таком тесном и обветшалом и столь откровенно муниципальном жилище. Впрочем, этот дом – тоже часть меня. Такой, какая я есть. И Эвану, хочешь не хочешь, но придется это если не полюбить, то принять.

Мы подходим к машине и все вместе забираемся на задний диван. Я опасаюсь, что Нейтан может «передышать» от перевозбуждения, и на всякий случай обхватываю пальцами его ингалятор у себя в кармане.

– Это и правда твоя машина? – взволнованно выдыхает Нейтан.

– Да. – Эван явно чувствует себя немного неловко.

– Я никогда в такой не ездил, – говорит племяш и поворачивается ко мне: – А ты?

Решив не посвящать Нейтана в отдельные подробности девичника Джеммы МакКензи, я обращаюсь к более свежему периоду своей жизни:

– Я уже ездила на этой машине с мистером Дейвидом.

– Ничего себе! – восторженно восклицает племяш и откидывается на спинку гигантского, по его размерам, сиденья.

– Куда едем? – спрашивает Эван.

Я сообщаю адрес дома на Фродшем-Корт, водитель понимающе кивает, и авто неслышно трогается с места.

– Люди будут думать, что я принц! – подскакивает на сиденье Нейтан и, припав к окну, застывает как прикованный.

Я взглядываю на Эвана Дейвида, стесняясь до смешного.

Подвинувшись на сиденье, он поворачивается ко мне:

– Так почему ты сбежала с «Минуты славы»?

Я пожимаю плечами и, как Нейтан, впериваюсь взглядом в окно.

Эван неловко кашляет, прочищая горло.

– Из-за меня?

Мне хочется ему сказать, чтобы не особо-то о себе воображал, но в глубине души понимаю, что мне не удастся так легко отделаться.

– Мне было ужасно совестно, что я тебе наврала, – признаюсь я. – Сколько себя помню, я всегда хотела стать певицей.

Я ожидала, что Эван будет шокирован моими словами, однако он сидит как ни в чем не бывало, совершенно спокойно мне внимая.

– Собственно, я и есть певица, – уточняю я, с каким-то даже самоедством взглядывая на него, хотя и чувствую довольно редкий для меня прилив дерзкой самоуверенности. – Я каждый вечер пою для публики разные популярные хиты в пабе под названием «Голова короля», а мой лучший друг Карл подыгрывает мне на пианино.

– Почему ж ты мне об этом не сказала?

– А что тебе до этого? – с досадой огрызаюсь я, причем куда более резко, нежели бы мне хотелось. – Тебе и так, должно быть, постоянно досаждают желающие стать певцами и певицами.

Эван задумчиво потирает подбородок.

– Да нет, как ни странно.

– Это, верно, потому, что они очень боятся, что их унизят.

– И ты тоже этого боялась?

– Ну естественно!

А еще я чувствовала себя глупой и жалкой. И совершенно недостойной. И вообще испытывала полный набор всевозможного негатива, что только может прийти в голову.

Я перевожу взгляд на Нейтана, который развлекает себя тем, что на манер ее величества помахивает ладошкой глядящим на него прохожим. Ну хоть кто-то из нас безмерно счастлив!

– У тебя был верный шанс выиграть конкурс, – роняет Эван.

Господи, когда же мне перестанут об этом говорить!

– Остальные из вашей компании просто недостойны внимания.

– И ты что, отдал бы свой голос за меня? – не могу я удержаться от иронии.

– Положим, я пока так и не слышал, как ты поешь, – бесстрастно замечает Эван, – хотя очень хотел бы услышать.

– Ну ты не много потерял, – усмехаюсь я.

– Уж позволь мне самому судить об этом.

Мы оба не можем сдержать осторожной улыбки.

– Зато я слышал, что ты отличная бегунья.

Тут уже меня просто разбирает смех.

– Вот только не надо! – шутливо ворчу я. – Не усугубляй.

Эван прячет улыбку, и его голос вновь вновь становится серьезным:

– Стивен Коулдвелл считает, у тебя настоящий талант.

Мне остается лишь вздохнуть.

– Едва ли меня это сильно утешит. Я все равно все прохлопала, меня никто уже не примет обратно на шоу.

– Это верно, – соглашается Эван.

Между тем мы подъезжаем к обшарпанному многоквартирному дому, где живут мои родители, с облезающей на стенах краской и непотребными граффити.

– Приехали, – без всякого намека говорю я.

Некоторое мгновение мы сидим молча, наконец Эван спрашивает:

– И что дальше?

– Дальше я отправлюсь в «Голову короля» наливать за стойкой пиво, – с притворным безразличием пожимаю я плечами. – А ты?

Скользнув ладонью по сиденью, Эван касается моей руки.

– Поеду к себе, в свои пустые апартаменты, и буду в одиночестве ужинать.

Мне срочно нужно что-то сделать, как-то его удержать! Может, обнять его? Сделать какой-то ласковый жест? Вот только я в этом деле полный профан!

– Я совсем немного еще пробуду в Англии, – сообщает Эван. – Еще где-то неделю. А потом вернусь к себе, в Сан-Франциско.

– Я слышала, там очень красиво. – Это говорит та, что нигде не бывала дальше Ибицы!

– Да, прекрасный город, – кивает Эван.

Я беру Нейтана за руку. Вид у мальчишки вконец расстроенный: такое классное катание и так досадно быстро завершилось.

– Мы, пожалуй, пойдем, – говорю я. – А то бабушка заждалась.

Наконец я набираюсь храбрости и, потянувшись к Эвану, чмокаю его в щеку. Мне бы, конечно, стоило вложить в свой поцелуй больше волнующей страсти – однако я нахожусь, так сказать, в блаженном ведении, что каждое наше движение лицезрит мой смышленый пятилетний племянник.

Я сдвигаюсь на сиденье ближе к дверце.

– Давай-ка, Нэт, поблагодари мистера Дейвида, что прокатил тебя в своей машине.

– Было классно! – говорит ему Нейтан. Эван поднимает раскрытую ладонь, и мой племяш дает ему «пять».

Наконец Нейтан выбирается из лимузина, я следую за ним и некоторое время стою на тротуаре, задержав руку на дверце. Я понимаю, что, возможно, вижу Эвана в последний раз, и мне не хочется так вот с ним расстаться. Несмотря на всю его обстановку роскоши, шикарное авто и дорогую одежду, выглядит он почему-то очень одиноким и несчастным.

Ни один из нас не вымолвил ни слова, однако мы на долгое мгновение встретились глазами, глядя друг на друга то ли с сожалением, то ли с тоской. И тогда, не успел мой мозг опомниться, как губы произнесли:

– Если хочешь, можешь зайти с нами на чай.