Глава 30
Наутро Эван Дейвид толкал штангу с куда большей яростью, нежели то необходимо.
– И на кого мы так нынче осерчали? – даже поинтересовался Джейкоб, его личный тренер.
Перебравшись на жимовой тренажер, Эван принялся озлобленно его пинать.
– Давай-ка немного полегче, – не выдержал Джейкоб, – не то дальше мы отправимся в кабинет физиотерапии.
Недовольно бурча под нос, Эван оставил в покое тренажеры и утер лицо полотенцем.
Спортзал располагался тут же, в одной из комнат его огромных апартаментов, однако он только сейчас прибрел туда, с затуманенными от бессонницы глазами. Этой ночью он почти не сомкнул глаз. С самого концерта он был взвинчен и ничего, собственно, не предпринял, чтобы хоть как-то успокоиться. Про ужин Эван, естественно, забыл, и в животе всю ночь урчало, отчего он еще больше ерзал и ворочался в постели. И ему нисколько не хотелось разбираться, голод ли тому причиной или нечто совершенно иное. До рассвета он лежал с открытыми глазами, раз за разом прокручивая в голове свой вздорный разговор с Ферн, и лучше ему от этого, конечно же, не становилось.
Ферн совершенно права: причина того, что она проявляла к нему столько внимания и была с ним рядом на вчерашнем концерте, – что Эван чертовски хорошо ей за это платит. Создав себе обширное оплаченное окружение, легко поддаться ложной вере, будто в этом искусственном мирке найдется тот, кто будет рядом потому лишь, что ему действительно приятно общество Эвана Дейвида.
Правда состояла в том, что Эвану очень хотелось, чтобы эта женщина была рядом, и он втайне надеялся, что она с ним именно потому, что сама этого хочет. Она же единой фразой тут же загасила его надежду, а он, в свою очередь, выставился перед ней своим искрометным остроумием и природным шармом. От отчаяния Эван чуть не хватался за голову – Ферн уже едва не вошла ему в плоть и кровь, а впускать в свою жизнь какую бы то ни было женщину он не собирался.
Тут Эван сообразил, что Джейкоб все так же пристально за ним наблюдает.
– Не хочешь на сегодня закруглиться? – спросил тренер.
Эван согласно кивнул. Было уже десять утра, а он до сих пор был не в состоянии чем-либо заниматься.
– Извини, Джейкоб. Что-то я сегодня совсем не в настроении.
– Да ладно, не казни себя так, – ответил тот. – Невозможно же каждый день выкладываться на сто десять процентов.
Но как раз это он обычно и делал, подумалось Эвану. Он привык ни в чем не щадить своих сил и всегда очень сильно переживал, если не удавалось достичь наивысшего результата. Он сам сделал свое имя, создав себе репутацию лучшего во всем и привыкнув выкладываться гораздо больше, чем следовало.
– Приди сегодня попозже, – предложил он Джейкобу. – Устроим пробежку.
– В четыре годится? – уточнил тот.
– В четыре в самый раз.
Когда тренер ушел, Эван принял душ и переоделся, с немалым трудом заставив себя как можно дольше находиться за пределами большой гостиной. В последний раз, как он выглядывал, Ферн еще не приехала, а ему хотелось появиться как бы случайно – так, будто ничего досадного между ними вечером не произошло. В то же время Эвану хотелось увидеть ее как можно скорее, чтобы вновь наладить с ней отношения. Он вчера чересчур резко с ней разговаривал, и это было несправедливо с его стороны. Все это было довольно нелепо – ведь наняли Ферн как раз для того, чтобы помочь ему сконцентрироваться на работе, а не отвлекать от нее. С этой мыслью, раздраженно тряхнув головой, Эван Дейвид наконец выбрался в гостиную.
За столом, бегло просматривая свежие газеты в поисках обзоров давешнего концерта, сидел Руперт.
– С добрым утром, мистер Дейвид, – с напускной формальностью поприветствовал Эвана его агент. – Ну, как нынче с голосом?
– Отлично с голосом, – уселся он напротив Руперта.
– Хорошо вчера выступил.
Определенно, похвала агента относилась к его выступлению на сцене, а не к случившейся потом в гримерке досадной размолвке.
– Пять минут аплодировали стоя, – продолжал тот с самодовольной ухмылкой. – Почти как в тот раз, когда ты покорил «Ла Скала». – Руперт полистал газету. – А вот и твое фото. Глянь, какое классное! – развернул он полосу к Эвану, чтобы тот оценил. – И не менее классная подпись: «Мужчина, привносящий в оперу сексуальности». А что, мне это нравится. Я даже в восторге!
Эван попытался сделать вид, будто бы его мало волнуют как отзывы о нем в газетах, так и очевидное отсутствие личного помощника.
– От Ферн ничего не слышно?
– Нет, – отозвался Руперт. – И у меня такое чувство, что мы вообще ее больше не увидим после того, как ты давеча ее выпер – причем довольно-таки бесцеремонно, должен заметить. Вид у нее был ну совершенно подавленный.
– Проклятье, – пробормотал Эван. – Почему б тебе ей не позвонить?
– А почему бы тебе ей не позвонить? – с нажимом парировал Руперт. Он закинул ноги на стол и сцепил за головой ладони. – Давай-ка припомним, разве мы этого уже не проходили с этой, столь исключительной, молодой леди?
– Похоже, с ней я постоянно умудряюсь все испортить, – признался ему Эван.
– Обычно тебя это как-то не особо беспокоит, – съязвил Руперт. – С Эрин вы орете друг на друга каждый божий день, а потом оба держитесь так, будто ничего не случилось.
– Я никогда не кричу на Эрин, – холодно возразил Эван. – Я должен беречь свой…
– Голос, – с выражением подсказал Руп. – А ты у нас само благоразумие. То есть, я так понимаю, это скорее связано с плотскими радостями, нежели с работой?
На провокацию Эван не поддался. Сказать по правде, он и сам уже толком не понимал, в чем тут дело.
– А Лане ты так до сих пор и не позвонил, – напомнил ему Руперт. – Она, кстати, по-прежнему тебе вызванивает по десять раз на дню. Умоляю, разбирайся ты как-то по очереди со своими дамами. Созвонись с Ланой до нашего отъезда в Кардифф, не то наша блистательная Дива будет потом шипеть на тебя, точно загнанный в угол драный кот. Как тогда ты сможешь изображать влюбленного Альфредо с Виолеттой в ее лице? Предполагается же, что у них любовь – как на сцене, так и вне. Или ты забыл?
– Мы с ней работали, когда еще даже не были тесно знакомы.
– Верно, – вздохнул Руп. – Вот только газетчики на этом изрядно порезвились. Впереди очень важное выступление…
– Они все очень важные.
– …и было бы очень хорошо, чтобы между вами были тишь да гладь, что называется.
Эван молча потер бровь.
– Хотя бы на этот раз, – добавил Руперт.
– Я позвоню ей чуть позже, – молвил Эван и, встретив недоверчивый взгляд своего агента, добавил: – Обещаю.
– Ну что, если мы можем наконец переключиться с твоей душещипательной интимной жизни на прочие вопросы, то я хотел бы обсудить с тобой кое-какие интересные предложения, – принял Руперт свой обычный, умиротворяющий тон. – Давай-ка выйди на балкон, проветрись. Не желаешь чего-нибудь выпить? А то давай велю твоему шеф-повару выжать тебе апельсинового сока?
– Было бы очень кстати, – кивнул Эван. – И закажи Дьярмуиду что-нибудь для себя – или ты нынче пробавляешься только свежей кровушкой?
– Эту шпильку я оставлю без внимания, – пробурчал Руперт. – Выходи давай, приобщись к здешнему смогу. Я буду через минуту.
Воздух на балконе ничего общего не имел со смогом – напротив, был свежим и бодрящим. Внизу, неся свои воды к сердцу Лондона, змеилась серебристая лента Темзы. В Англии было, конечно, замечательно, однако Эван уже начал томиться по долгому и жаркому лету Тосканы. Может, ему удастся выкроить время, чтобы отправиться туда, на свою виллу? Он уже больше года там не появлялся. Его утомленному духу весьма не повредили бы несколько деньков безделья у лазурного бассейна на знойном воздухе, пряно пахнущем лавандой. Внутренне настроившись, он мог даже сейчас ощутить этот чудесный аромат. Какой вообще смысл владеть несколькими особняками, если не имеешь возможности хоть какое-то время там проводить?
Руперт между тем вернулся в гостиную, устроился за столом и раскрыл ноутбук. Нехотя покинув балкон, Эван подсел к своему агенту, и тут же шеф-повар принес ему стакан свежевыжатого сока. Руперт между тем припал к более привычному для себя напитку – очень крепкому черному кофе.
Агент энергично согнул в локтях руки и похрустел пальцами, давая понять, что уже принял рабочий настрой, и без всяких предисловий перешел к делу:
– Сейчас самое время выпустить новое поколение «Трех теноров». Паваротти покинул сцену, двое других уже подустарели.
– Едва ли им было бы приятно такое услышать, – недовольно буркнул Эван.
Руперт лишь пожал плечами. Порой его давний друг был куда более откровенным прагматиком, нежели другие агенты.
– Пора на их место двинуть свежие силы. Ты в курсе, сколько по всему миру раскупили твоих дивиди?
– Да уж не сомневаюсь, что с новой партией твои денежные закрома набьются еще туже, – скривился в насмешке Эван.
– Ну и? – вскинулся Руп. – Ты разве не хочешь, чтобы я осел на пенсии со всеми удобствами?
– Лучано никогда мне не простит, если я попытаюсь узурпировать его славу.
Крутой взлет в карьере Эвана случился в тот самый миг, когда Паваротти, впервые его услышав, обнял и велел лелеять и взращивать богом данный талант, заметив, что никогда еще не встречал юного тенора с подобным чистым и ярким голосом. Этим воспоминанием Эван чрезвычайно дорожил. С тех давних пор он не раз уже пел на сцене с маэстро – как правило, на ежегодных благотворительных концертах «Паваротти и друзья» в Модене, родном городе великого певца.
– А ты ничего у него и не узурпируешь, – насупившись, возразил Руперт. – Ты просто продолжишь его дело для нового поколения.
– Агент до мозга костей, – вздохнул Эван. – Мы ведь, получается, украдем его идею.
– То есть ты согласен? – уточнил Руп.
– Ты ж не оставишь меня в покое, пока не соглашусь.
– Тогда я сегодня позвоню Эмилио Рицци и Жаку Францу. Они, ежели не возражаешь, будут другими двумя тенорами в вашей троице.
Оба этих певца блистали яркими звездами на оперном небосклоне, и Эван всегда восхищался их несомненным талантом. А потому он нетерпеливо махнул рукой своему импресарио:
– Что там еще?
Руперт задумчиво погладил подбородок.
– Видишь ли, – осторожно начал он, – есть тут кое-что еще, и мне бы очень не хотелось, чтобы ты это упустил… Боюсь, ты можешь поспешить и отказаться, не подумав…
– Что означает, ты предполагаешь мой отказ.
– Взгляни на это без предубеждений.
– Мне уже хочется отказаться, даже не услышав, в чем там дело.
– Утром мне позвонили с «Минуты славы»…
– Нет.
– Выслушай хотя бы, – взмолился Руперт.
– Нет.
– Они просят, чтобы ты посидел у них в жюри на телешоу.
– Нет.
– Говорят, в этом сезоне у них есть совершенно потрясающие участники. Не одни, мол, блондинистые красотки да неудачники с ночных клубов. На сей раз там будут ребята, реально одаренные. Нашли они одну певчую птичку с золотым голоском, которую уже прочат в новые Мадонны.
– Очень рад за нее.
– А еще у них есть бой-бэнд, поющий оперную классику.
– Замечательно.
– Ну же, Эван, – заныл Руп. – Давай хотя бы просто сперва подумай. Они рассчитывали, ты придашь их шоу некой весомости, зрелости, что ли.
– Бог знает, нужно ли им это.
– Я сказал, что ты рассмотришь их предложение. Причем достаточно внимательно.
– Я не стану этого делать.
– Они предлагают кучу денег.
– Ага, ты снова подумываешь о пенсии где-нибудь в Испании.
– Большую кучу денег.
– В деньгах я уже особо не нуждаюсь.
– Ну, как ты можешь так говорить! – даже с обидой уставился на него агент. Руперт подался вперед, упершись локтями в стол, и сделал искреннее лицо: – Сделай это. Ну пожалуйста. Хотя бы для меня.
– Нет, – уперся Эван. – Я не могу в этом участвовать. Вся их программа – полнейшая лабуда.
– А ты когда последний раз ее смотрел? Там уже все изменилось, стало лучше. Правда, лучше. В последнее время они задействуют Шерон Осборн. Разве она станет выпускать лабуду? Можешь даже и не отвечать.
– Зря сотрясаешь воздух, Руп.
– Для твоего имиджа это будет как нельзя кстати. Прайм-тайм в субботнем телеэфире! Твой контингент слушателей резко расширится. Ты получишь непосредственный контакт с народом. Только представь, сколько прелестных молодых мамашек и домохозяек ринутся покупать последний твой сидишник! Ну пожалуйста, сделай это. Хотя бы ради меня.
– Нет, нет и нет! – категорически замотал головой Эван. – Что бы ты там ни сказал, ты меня не убедишь. Я ни за что не соглашусь.
– Ох ты господи, – растерянно вздохнул Руперт. – Позор моим сединам, Эван. Сущий позор. – Агент порылся в своем портфеле и толкнул через стол бумагу с контрактом. – Потому что я вроде как за тебя согласился.
