Глава 24

Этим утром мы с отцом не разговариваем. В скверном настроении я грохочу на кухне всем, что только под руку подвернется, папа же тем временем сидит угрюмо за столом. Выползши целым и невредимым из потасовки, что сам же он устроил в пабе, отец не может покрасоваться даже подбитым глазом – хотя, если вас интересует мое мнение, хороший смачный бланш он заслужил. Одному небу известно, как моя матушка терпела его столько лет! И если в ближайшее время она не пустит его обратно, то, чувствую, я сама, собственноручно, наведу ему фонарь.

Всю дорогу в подземке я старательно прихожу в себя, успокаиваясь, – и наконец, попав в апартаменты Эвана Дейвида, неожиданно для себя испытываю прилив радости. Сама дивлюсь, насколько я счастлива здесь снова оказаться! Как будто из окружающего меня хаоса и суеты я вдруг ступила в оазис покоя и умиротворения. Меня встречают приглушенные звуки классической музыки, и я, не в силах сдержаться, еле слышно вздыхаю. Эван в черных спортивных штанах и футболке ленивыми, размеренными движениями растирает коротко остриженные темные волосы полотенцем. При виде меня он прерывает свое занятие.

– Приветствую, – говорит он со скованной улыбкой, свешивая себе полотенце на шею.

Эван порывисто направляется ко мне, и в какой-то момент мне кажется, что он хочет меня поцеловать. Внезапно он останавливается, и мы вдруг оба испытываем какое-то стеснение друг перед другом.

– Здрасьте, – отвечаю. – Извините за вчерашнее недоразумение.

– Я очень рад, что у вас все в порядке.

Не уверена, что хочу распространяться перед ним о том, как именно все у меня в порядке.

– Вашему отцу уже лучше?

– Он идет на поправку, – уклончиво отвечаю я. Очень надеюсь, что к тому моменту, как я вечером вернусь домой, папочка окончательно придет в себя и озаботится тем, как бы спасти свой брак неким более разумным способом, нежели изображать собою полудурка. Если же нет, я пару раз как будто невзначай обмолвлюсь в разговоре насчет мистера «Омара Шарифа» Пателя. – Я рада сюда вернуться.

У меня такое чувство, будто я не одну неделю провела вдали от драгоценного и горячо любимого друга, а вовсе не отлынивала самовольно пару дней от новой работы.

– На сегодня дел совсем немного, – сообщает Эван.

Зачем же тогда, спрашивается, Руперт меня сегодня вызвал? Или, может быть, Эван до такой степени не способен самостоятельно функционировать в реальном мире, что ему требуется постоянное сопровождение в режиме 24/7?

– Согласитесь со мной позавтракать?

Я пожимаю плечами. Папа вчера употребил весь оставшийся хлеб, так что утром и мне, и Пискуну-Голодному-Мышу пришлось обойтись без тостов.

– С удовольствием.

– Я велел Дьярмуиду выставить столик на балкон.

– Звучит потрясающе!

Ну почему ни на одной из прошлых моих работ не было все так изысканно!

– Я взял на себя смелость заказать для вас завтрак.

Ох, плакал мой сэндвич с беконом!

Осторожно взяв под локоток, Эван выводит меня на балкон. Столик застлан белой скатертью с льняными, как и полагается, салфетками, а не царапучими бумажными. В небольшой стеклянной вазочке стоит композиция из коротких алых роз – сразу чувствуется рука суперфлориста Джейн Пэкер. Знаю я это потому лишь, что несколько лет назад, листая изрядно потрепанный журнал в приемной у дантиста, наткнулась на любопытную статью о ней. Этому дизайнеру свойственен особый, тотчас узнаваемый стиль, и мне бы очень хотелось, чтобы однажды кто-то мог бы сказать подобное и про меня.

Утро еще хранит рассветную прохладу, и установленный на балконе уличный обогреватель жарит беспрерывно, развеивая бодрящую свежесть. Зимнее солнце и не думает показываться, все небо белесое, в мелких, точно конь в яблоках, серых облачках. Я по-прежнему в пальто, а Эван берет со спинки стула и надевает теплый кашемировый свитер. Я в который раз поражаюсь, насколько красиво его лицо с остро выступающими, точно мастерски изваянными скулами и полными чувственными губами, которые с такой великой неохотой поддаются улыбке. Сегодня в его серых глазах как будто отражается холодная Темза, несущая свои воды чуть не под самым балконом. В Эване чувствуется какая-то напряженность, во всем его теле словно сосредоточилась некая сила, готовая в любой момент выплеснуться на свободу – будто вся мощь его могучего голоса невероятными усилиями удерживается внутри. Этакий альфа-самец высшего разряда! Я думала, что давным-давно выработала иммунитет ко всем этим неотразимым мачо, ан нет, дудки! Как видно, я ошибалась. Этот мужчина – просто оперный аналог Джорджа Клуни.

Мы усаживаемся за столик, и тепло обогревателя ласково обдувает нас, отчего у меня, как ни странно, по всему телу сыплются мурашки. Воспользовавшись этим неловким моментом затишья между мной и Эваном, Дьярмуид приносит завтрак.

– Привет, Ферн. Рад тебя видеть, – и, отвернувшись от Эвана, украдкой мне подмигивает. Этакий типичный комедийный греховодник!

Я бесхитростно улыбаюсь в ответ. Что бы это значило? Может, я пропустила какую-то шутку?

Дьярмуид между тем удаляется, вновь оставляя нас наедине.

Мое внимание целиком притягивается к выставленным перед нами яствам. Свежие ягоды и йогурт для разгона. Честное слово, уж сколько лет я так не завтракала! Это куда как лучше зачерствелого в хлебнице долгожителя с мохнатящимися зеленой плесенью краями.

Эван Дейвид берет в руку стакан со свежевыжатым апельсиновым соком и чокается со мной:

– Славно, что вы вернулись.

Успев уже наброситься на чудеснейшую землянику, я шамкаю в ответ:

– Славно у вас здесь.

Ошеломленная всей обстановкой, оглядываюсь по сторонам. Ведь именно так, наверно, и завтракают киношные звезды – и, судя по всему, оперные тоже. На фоне этого моя собственная суетная жизнь с постоянными перекусами на бегу выглядит особенно жалостно. Когда встаешь по утрам и видишь перед собой разве что тосты из перележалого хлеба – какое уж тут сравнение!

Я взглядываю на Эвана Дейвида. Как-то он чересчур рад меня видеть. Интересно, он так ведет себя со всеми личными помощниками?

Лежащая перед Эваном земляника остается нетронутой. Его удивительные глаза буквально прикованы к моим, скупая поначалу улыбка медленно становится шире… И тут до меня наконец доходит! Причем доходит с полнейшей ясностью, сражая, точно гром среди ясного неба. Вот оно в чем дело! Я тоже включена в меню. Сердце разом ухается вниз, увлекая с собой все мое самомнение. Он думает, раз уж попотчевал меня своим здоровым завтраком, то вполне может меня и поиметь? Я вздыхаю про себя. Бог ты мой, что же это я не прояснила все нюансы своей новой должности, прежде к ней приступать? Будет мне на том хороший урок. Меньше всего я представляла, что одной из моих служебных обязанностей будет развлекать Эвана Дейвида во всех сферах его жизни. Его столь медлительная улыбка внезапно приобретает в моих глазах совсем иное значение.

Очередная ягода вдруг застревает у меня в горле. И что теперь делать? Этот их гламурный стиль жизни ну совершенно не по мне! Даже в голову не приходило, что от меня будут такого ожидать. Возможно, случись мне работать на какую-нибудь брутальную легенду рока, я бы могла подобное предвосхитить, – но оперные господа, казалось мне, имеют куда более возвышенный моральный облик. Впрочем, одно лишь то, что они поют более рафинированные песни, наверное, не делает их лучше остальных людей. Хотя почему-то мне казалось, что именно так оно и должно быть. Это только лишний раз показывает, насколько я наивна по части обыденного миропорядка. Или, скорее, по части здешнего, звездного миропорядка. Если бы в «Голове» кто-то со мной повел себя таким образом, я почти наверняка хорошенько врезала бы наглецу.

– Вы в порядке?

– Да, отлично. – Я вдруг захожусь кашлем. – Просто поперхнулась земляникой.

Еще каких-то пять минут назад я была без ума от него. Всего пять минут назад мы с ним были два отдельных человека, нормальных и полнокровных, которые могли бы идти вперед по жизни, питая друг к другу симпатию и некоторое уважение. Теперь же, когда я знаю, что он видит во мне нечто вроде оплаченной игрушки, которую он может пользовать, как и когда ему заблагорассудится, наши отношения выглядят уже совсем в ином свете. Плюс к тому я уже очень давно не занималась сексом. До сих пор не встретился мне тот человек, в которого бы я безоглядно влюбилась или который был бы готов предложить мне свою любовь и определенные обязательства. И раз уж я продержалась так долго, то, разумеется, не собираюсь прыгать к кому-либо в постель только потому, что от меня этого ожидают, – даже если это тот самый мужчина, к которому я на недавней памяти прыгала в постель в воображении.

Елки зеленые, за кого он вообще меня принимает?

Господи, а вдруг он на меня набросится?

Неудивительно, что Дьярмуид нынче так странно мне подмигнул. Он-то уж точно все это видел не однажды.

Меня снова пробирает кашель. Не дай бог еще добавлю неловкости, если, откашливаясь, усею все вокруг ошметками клубники. Вот ведь незадача, угораздило ж меня родиться с полным отсутствием гена утонченности!

Эван Дейвид промакивает рот салфеткой и с беспокойством на лице приподнимается с места:

– Хотите, я постучу вас по спине?

– Нет-нет! – «Держи-ка при себе свои грязные руки, приятель!» – Я сейчас. Мне надо скорее в одно место.

И метнувшись в балконные двери, поскорее захлопываю их за собой.

– Уборная где? – в панике кричу я Дьярмуиду, и тот, не спрашивая, что за спешка, указывает нужное направление.

Здешний туалет – это, естественно, роскошная мраморная комната размером где-то с мою квартиру. Схватив с подставки у сдвоенной раковины стакан, быстро наполняю его водой из крана – заодно выясняя, как работают эти образцы новейших технологий. Делаю большой глоток, и досаждавшая мне земляника мягко соскальзывает с опасного места.

Вся зарумянившаяся, с красными глазами, гляжу на себя в огромное зеркало. И как мне теперь поступить? Еще раз, что ли, изобразить исчезновение? Наверняка ведь я прямо отсюда могу улизнуть незамеченной. Но надо ли мне это? Вроде как у меня наметилась чудесная работа. Если бы я могла так легко от нее отказаться, я бы сегодня сюда не вернулась. К тому же, видит бог, мне чертовски нужны деньги. Да и надо ли мне так резко реагировать? Делаю поглубже вздох – и понимаю, что явно переоцениваю ситуацию. Едва ли, согласитесь, он захочет изнасиловать меня прямо на своем белковом омлете. И если уж я умею управляться с шаловливыми клиентами «Головы короля», то уж Эвана Дейвида точно смогу несколько недель держать на почтительном расстоянии.

И когда я мучительно пытаюсь разрешить эту моральную дилемму, у меня звонит мобильник. Время самое что ни на есть неподходящее – а значит, скорее всего, вызванивает мой дражайший старикан.

Я хватаю телефон, выдыхаю в трубку:

– Да, алло!

– Ферн Кендал?

Что ж, по крайней мере, это не отец.

– Да.

– Это Алана с «Минуты славы».

У меня подкашиваются колени, и я пячусь назад, пока не присаживаюсь на краешек огромной мраморной ванны. Не могу припомнить, что это за Алана, – наверняка из команды этих безукоризненных ассистенток по связям с общественностью.

– Да, – робко отзываюсь я. – Алло! Да, здравствуйте.

– У меня для вас кое-какие вести.

Сердце заходится как сумасшедшее, а дыхание, наоборот, едва не замирает.

– Мы хотим, чтобы вы спели в финальном отборе, – радостно сообщает она. – Если вам удастся его пройти, вы будете участвовать в телевизионном шоу.

О боже! Боже, боже мой! Может, я даже, сама того не сознавая, брякаю в трубку какую-то подходящую случаю банальность. Господи, мы сделали это! Сделали, черт подери! Мы с Карлом круты безмерно! Чувствую, как катятся по щекам слезы. Мы обставили всех этих двойников Бритни с их щупленькими попками и попадаем в следующий тур! Надо позвонить Карлу. Прямо сейчас, немедленно! Он ни за что не поверит!

– Ферн? – окликивает меня из трубки Алана. – Вы на связи?

– Да! Да, – быстро отвечаю ей. – Просто я так… настолько…

Так рада видеть проблеск надежды, которая может положить конец моему жалкому тягомотному существованию.

– Я вне себя от радости! – добавляю я.

– Только одна небольшая оговорка.

Слезы радости мгновенно пересыхают. Ну почему всегда бывает какая-то «одна оговорка»?

Вся моя эйфория стремительно утекает, точно вода под выдернутую из слива пробку.

– Я вас слушаю.

– Это касается вашего напарника.

– Карла?

– Тут есть одна проблема, – говорит Алана. – Мы считаем, что дальше вы пойдете как сольный артист.

– Сольный артист?

Алана, прочистив горло, поясняет:

– Карл должен уйти.

Вот уж чего я никак не ожидала! Из всех возможных «небольших оговорок» ни за что бы не подумала, что мне скажут, будто нас с Карлом не могут принять вместе.

– Мы понимаем, что для вас это будет нелегко.

– Я не могу, – резко выпаливаю я. – Я не могу идти на шоу без Карла. Мы с ним одна команда. Мы уже много лет вместе. Его это просто раздавит! Чем он вам не угодил?

– Видите ли, мы на «Минуте славы» отнюдь не считаем, что он соответствует вашему имиджу, – холодно отвечает Алана.

Да у меня и вовсе нет никакого имиджа! Есть лишь один премиленький топик, что я напялила на это чертово прослушивание. Теперь это что, мой имидж?

– Мы хотим предоставить вам наилучший шанс к победе. Карл же будет лишь вам мешать.

У меня аж в голове загудело. Карл-то уж точно не будет мне мешать! Ведь именно этот человек лестью и угрозами заставил-таки меня пойти на прослушивание. Как можно говорить про него, что он якобы будет меня сдерживать! Без него я просто шаркающая развалина! Да знает ли эта дамочка, что случаются дни, когда, не будь Карла, мне бы вообще приходилось сидеть без еды! Разумеется, этого ей не дано знать. Она видит в нем лишь очередного неудачника – лабающего по струнам хиппи, которого можно легко оттереть в сторону. Но я-то так вовсе не считаю. Для меня все это совершенно иначе!

Отчаянно тряхнув головой, пытаюсь разогнать заволочивший мозги туман. В кои веки я, казалось бы, ухватила свой шанс – и вот, нате вам, уже внезапные загвоздки. Вечно они случаются, эти проклятые загвоздки!

Еле слышным голосом говорю в трубку:

– Я не уверена, что смогла бы выступить без него.

На другом конце повисает молчание.

– Что ж, – молвит наконец Алана, и мне слышится ее глубокий вздох. – Совершенно точно одно: вместе с ним вы не пройдете в программу.

У меня снова бегут по щекам слезы.

– Это даже не подлежит обсуждению. Мы хотим, чтобы вы либо пели на шоу сами по себе, либо не участвовали вообще.

От рыдания перехватывает в горле. Что мне теперь делать?

– Я не могу так с ним поступить, – бормочу я. – Не могу.

– У вас есть некоторое время хорошенько все обдумать, – чуточку смягчается голос в трубке. – Вы должны быть абсолютно уверены, что не хотите воспользоваться этим шансом. У вас потрясающий голос, Ферн. Не упустите свою возможность. Мы могли бы радикально изменить вашу музыкальную карьеру. Перезвоните мне завтра по этому вот телефону… – И она быстро говорит мне номер сотового.

– Спасибо, – уныло отвечаю я, и Алана отключается.

Я прислоняюсь головой к холодным мраморным плиткам. «Вашу музыкальную карьеру», – многократным эхом отдается в мозгу. Она думает, я достойна того, чтобы иметь какую-то музыкальную карьеру! Но только без моего ближайшего, самого лучшего друга Карла. Такое у меня просто в мыслях не укладывается. И к этому-то жестокому, безжалостному миру я хочу принадлежать? Когда тебя склоняют – причем весьма бесцеремонно – к тому, чтобы без лишних раздумий топить своих самых близких друзей, тех людей, что больше всех тебе в жизни помогали? В этот момент проблема не подпустить к себе Эвана Дейвида сразу кажется мне наименьшей из всех бед. Вот если бы я знала его достаточно хорошо, чтобы с ним все это обсудить! Интересно, что бы он посоветовал? А может, он вообще не увидел бы здесь никакой проблемы. Хочешь стать ярчайшей в мире знаменитостью – привыкай всегда пренебрегать другими.

Для Карла это будет катастрофа. Более скверной вести, кажется, и быть не может! Или, может, вообще не стоит ему ничего говорить? Может, лучше сделать вид, что, по мнению жюри «Минуты славы», мы с ним оба не добьемся успеха? Это будет означать, что мне придется отказаться от своего хрупкого шанса попасть в звездный мир. Но раз уж я вынуждена этим пожертвовать, то так тому и быть. Лучше я оставлю собственные честолюбивые мечты, чем так вот бессердечно брошу Карла.

Я нервно грызу ноготь. Да, это будет, несомненно, самое лучшее решение.