– Я войду первым! – распорядился генерал, – Если поймешь, что я остался жив, то сразу зайдешь вслед за мной. А теперь – отойди! – он легонько оттолкнул меня в сторону, быстро проверил – снят ли пистолет с предохранителя, молниеносным ударом ноги распахнул дверь, и, увидев сидевших вокруг стола под малиновым абажуром нескольких людей, буквально впрыгнул в комнату, оттолкнувшись от пола обеими ногами, и выстрелив в потолок, крикнул:

– Всем руки – в гору, мордами – на стол!!

Но собравшиеся за празднично накрытым столом неподвижные люди никак не отреагировали на нетерпеливое требование генерала, никто из них не подумал изменить позу или хотя бы ради элементарной вежливости, просто – шелохнуться. Сергей Семенович удивленно и, вместе с тем – облегчённо, свистнул. Я шагнул из полутёмных сеней в ярко освещённую комнату и остановился, поражённый увиденным.

Во-первых, я сразу же узнал её – роковую истребительницу моего счастья, главную виновницу гибели Антонины Кирилловны – бельмастую, толстую, громадную цыганку Шиту. Узнал я и её грубияна-мужа. Они, как и остальные, незнакомые мне цыгане, держали поднятыми в воздух руками стаканы с водкой и вилки, на зубчиках которых дымились куски золотисто-лилового жареного мяса, капавшего фиолетовым жиром на клеёнку, покрывавшую стол.

Они были ненормально неподвижны и сверкали не хуже новогодних ёлочных игрушек, но поначалу я подумал – так они лоснятся от пота, вызванного водкой и горячим мясом. Мною овладел приступ безрассудного бешенства – я бросился вперед к толстой безобразной цыганке и, совсем уж не владея распоясавшимися эмоциями, пнул её правой толчковой ногой по двойному подбородку, залитому то ли жиром, то ли потом.

– Валька, стой!! – запоздало крикнул генерал, и его отчаянный крик слился с тонким стеклянным звоном: голова цыганки разлетелась, как новогодний ёлочный шар – тысячами сверкающих осколков. Сила отдачи была такова, что нога моя взлетела почти под самый потолок, по инерции потянув за собой всё туловище. Я почувствовал острую боль в пояснице, не удержал равновесия и грохнулся на деревянный пол, изумлённо глядя на обезглавленное тело Шиты, не изменившее позы и продолжавшее столь же крепко сжимать поднятой рукой стакан с водкой.

– Возьми себя в руки! – сухо и отрывисто прозвучал короткий приказ. – Разве ты не видишь, что твои цыгане просто-напросто – остекленели!! С их рибонуклеиноврыми кислотами произошла какая-то кардинальная мутация на молекулярном уровне! – Панцырев неожиданно умолк и громко сглотнул слюну.

Громкий звук сглатывания насторожил меня, я быстренько вскочил на ноги и, внимательно посмотрев на большую глубокую сковородку, где тихо шкворчала золотисто-лиловая мясная поджарка, сразу почувствовал неодолимое желание сесть рядом со стеклянными цыганами, схватить вилку, поскорее вонзить ее в кусок поаппетитнее и с жадностью приняться пережёвывать сочное ароматное мясо, с наслаждением ощущая, как горячий золотисто-лиловый сок будет стекать по стенкам пищевода эликсиром бодрости, здоровья и вечной молодости. Пропала куда-то злость на бельмастую цыганку Шиту, на буролицого грубияна и бандита Вишана, исчезла без следа горечь и боль по поводу безвременной кончины Антонины Кирилловны, мгновенно испарилось ни на секунду не отпускавшее меня весь день острое мучительное беспокойство о Раде и скорбь о трагически погибшем тесте. Богатейшая гамма переполнявших меня глубоких эмоций упорхнула прочь, решительно и бесповоротно, и я превратился в голодное безмозглое животное, алчущее поскорее залезть прямо мордой в сковородку, наполненную кусками золотисто-лиловой отравы.

Вполне возможно, что через каких-нибудь пять-шесть минут я присоединился бы к компании стеклянных цыган, собравшихся на свой нескончаемый ужин, кабы не богатый опыт и профессиональная сообразительность генерала Панцырева: резким молниеносным движением генерал левой рукой (правой он по-прежнему сжимал рукоятку служебного «ПМ») схватил за край клеенчатой скатерти, покрывавшей стол, и с силой дернул на себя. На пол со звоном и стуком полетели бутылки, стаканы, вилки и ложки, а главное – сковорода, наполненная жареным мясом неизвестного человеческой науке зверя. Куски мяса вывалились на грязные цветастые половики, а вставшая на ребро сковорода укатилась в дальний угол комнаты, куда не попадали лучи малинового света абажура, и где скопилась чернильная тьма. В ней, как мне показалось, кто-то копошился или в глазах моих, возможно – начало рябить. Но, как бы там ни было, вспышка нездорового аппетита у меня пропала, я поднялся на ноги, смущённо глядя на криво улыбавшегося генерала.

– С пола, надеюсь – ты подбирать не станешь? – с убийственной иронией спросил он, глядя не на меня, а – на обезглавленное тело цыганки.