Глава 2
У ворот дома Вишана и Шиты стоял старый цыган по имени Буруслан, являвшийся их соседом и деловым партнером. За спиной Буруслана нерешительно топтались два его взрослых сына. Собственно, сам Буруслан также испытывал нерешительность – он решительно не знал, что ему предпринять: попытаться взломать ворота или вернуться обратно домой вместе с сыновьями. Один из сыновей держал в руках железный лом, другой – заряженную двустволку. У Буруслана на левом боку под полой кожаной куртки в самодельной кобуре висел настоящий израильский «УЗИ» с еще не начатым магазином. Все трое были матерыми бандитами и попусту никогда не брали с собой заряженное боевыми патронами оружие.
– Отец, ты думаешь – их?… – негромко спросил старший сын и провел по воздуху двумя вместе сложенными пальцами характерную черту поперёк своего горла.
Буруслан нахмурился, наморщил лоб, но вслух ничего не ответил, лишь неопределенно пожал плечами. Честно сказать, Буруслану ни о чем не хотелось говорить. В убеленной густыми сединами голове старика варилась каша из самых фантастических догадок и предположений относительно того, куда подевались Вишан, Шита, Дюфиня и Мишта. Ещё позавчера вечером Буруслан должен был встретиться с Вишаном по достаточно важному для обоих поводу, но Вишан не явился в условленное время и означенное место, и встреча не состоялась.
Прождав еще сутки, сделав несколько безрезультатных визитов к Вишану домой и каждый раз ни с чем уходя от наглухо запертых ворот, Буруслан решил сегодняшней ночью, в самое глухое время, дабы исключить наличие нежелательных свидетелей, вскрыть вишановские ворота и попасть таким образом внутрь его дома. Что-то подсказывало старому Буруслану, скорее – богатый жизненный опыт или полная тишина за воротами, что хозяева находятся внутри дома в совершенно окоченевшем состоянии. Кто-то и почему-то попросту убил их, и старому цыгану не терпелось поскорее проверить свою основную и наиболее мрачную догадку на практике.
Буруслан на всякий случай надавил на кнопку звонка и не уловив никакой реакции по ту сторону ворот, тихонько сказал:
– Пора – делай ворота, Малик.
Старший сын, Малик вставил тяжелый лом между створками и изо всех сил надавил оставшийся в руках конец по воображаемой часовой стрелке и остановил на воображаемом циферблате огромного будильника напротив цифры три. Раздался треск сломаного дерева: между створок ворот образовалась щель и цыгане увидели электрический свет, блеснувший из двора, крытого оцинкованным железом. Но Малик не мог долго удерживать в таком положении мощный напор могучих створок, и щель захлопнулась, полоска электрического света исчезла.
– Они там – мёртвые, – уверенно сказал Буруслан и добавил, как видно избавившись от мучавшей его нерешительности, – ломайте, ребята!
Малик и второй сын, Маер дружно навалились на лом, вставленный в зазор между створками ворот, опять затрещало дерево, появилась узкая щель и полоска электрического света, но… ничего более не удалось сделать сыновьям Буруслана.
– Отойдите! – нетерпеливо приказал старый цыган.
Сыновья выдернули лом и послушно отошли в сторону. Буруслан неторопливо вытащил из-под куртки короткоствольный «УЗИ». Также не торопясь, основательно навинтил на ствол прибор бесшумной стрельбы, негромко сказал:
– Внимание! Разойдитесь ещё подальше! – сам тоже отошел метра на три от ворот, тщательно прицелился и дал короткую, действительно, почти бесшумную очередь.
Десяток разрывных пуль превратили в кудрявые лохмотья массивный стальной замок, вмонтированный в деревянную толщу ворот со стороны двора. Послышался мучительный, почти человеческий, но все-таки металлический стон, затем – хруст и резкий громкий щелчок, и огромные тяжелые ворота дрогнули, как бы в задумчивости сохранили еще секунду-другую статистическую неподвижность и не сдерживаемые никакими запорами бессильно распахнулись внутрь двора.
Заасфальтированный обширный двор оказался ярко освещен – под навесом горели две мощные лампы. В центре двора, едва не доставая ламп крышей кабины, стоял пятитонный «КамАЗ», равнодушно уставясь темными фарами на непрошенных гостей. А гости, кстати, словно оцепенели перед раскрывшимися воротами и как будто сами были не рады, что в конце концов их открыли Буруслан поднял левую, свободную от автомата, руку вверх, что означало: «Опасность! Всем оставаться на своих местах!» Он сразу не понял, что конкретно его так сильно потрясло и напугало. Развитым за долгие годы жизни профессионального скотокрада чувством опасности ощутил старый цыган – насколько близко, как никогда близко, почти вплотную, подступила к нему смерть.
Она притаилась быть может в сарае, чью дверь оставили открытой нараспашку хозяева, и откуда лился на двор зловещий больной ненормальный тускло-оранжевый свет, А быть может – в самом хозяйском доме, где во всех окошках, зашторенных красивыми занавесками, ярко горело электричество, и входные двери, оббитые кожей, были гостеприимно распахнуты. Буруслану оставалось лишь пройти или в сарай, или в дом, широко радостно разулыбаться, раздвинуть в стороны руки, как для дружеского объятия и воскликнуть прямо смерти в лицо: «Здравствуй, родная! А вот и я – твой долгожданный Буруслан!»…
– Ну что, отец, что делать-то будем? – не выдержал и спросил старший сын Малик.
– Молчи, дурак, не мешай мне думать! – не поворачивая головы к несдержанному Малику, сурово произнес Буруслан.
«Смерть наверняка сидит за столом и ужинает», – почему-то так подумал Буруслан и почти сразу понял – почему. Да потому что из гостеприимно распахнутых дверей дома шли невидимые, но густо концентрированные ароматы еще горячего свежезажаренного мяса и лука.
– Гуляют что ли? – как следует принюхавшись, высказал свою догадку вслух Малик, – Пьяные, наверное, в «дым», вот и не открывают, и не выходят.
В этот раз Буруслан не одернул сына, видно, внутренне с ним согласился, затем помолчав всё же несколько секунд для сохранения древнего патриархального порядка, он решился и сказал:
– Что ж, пойдем составим им компанию! – хотя в седой голове Буруслана кто-то отчетливо закричал затравленным и отчаянным голосом: «Беги отсюда старик, вместе с сыновьями без оглядки!!! Беги!!!»
– Вперед! – вслух упрямо повторил Буруслан, стараясь не слушать крикуна-паникера в своей голове, и сделал шаг вперед.