2. Мнения и перспективы.
Ввиду столь недвусмысленных и многократных утверждений Римских Понтификов должно бы показаться безрассудством допускать или даже только намекать на то, что полнота папской власти может быть распространена и на расторжение браков между двумя крещёными сторонами, тем более — завершённых.
И всё же на протяжении вот уже нескольких лет, когда предпринимаются попытки найти пастырское решение для многих неудавшихся христианских браков, вопрос о том, исключается ли возможность расторгать эти браки только из осуществления заместительной власти или также из самой её сферы, становится всё более острым и более открытым навстречу новым мнениям и перспективам.
Ещё до Второго Ватиканского Собора было высказано мнение о том, что Церковь может расторгать любой брак, завершённый или не завершённый, являющийся или не являющийся таинством. Если она, имея такую власть, всё же не осуществляет её в случае одобренных и завершённых браков, то только по известным ей причинам — как, например, из почтения к особому священному символизму, который они выражают, и для того, чтобы привести хотя бы их к идеальному состоянию их происхождения. Однако ничто не запрещает думать, что когда-нибудь по соображениям сверхъестественного порядка и в силу большей зрелости в богословских исследованиях Церковь сможет распространить и осуществить заместительную власть также и на одобренные и завершённые браки.
В более явной форме к этому вопросу вернулись после Второго Ватиканского Собора. В попытках найти формулировку понимания и милосердия по отношению к тем, чей одобренный и завершённый брак потерпел крах, была выработана особая пастырская практика, чтобы и им обеспечить материнскую заботу Церкви и жизнь благодати. Эта забота касается главным образом тех, кто, разведясь или, во всяком случае, расставшись с другой стороной, создал новый «законный» или «гражданский» союз, который он морально не может расторгнуть.
Эту заботу разделила Пятая Генеральная Ассамблея Синода Епископов, посвящённая размышлению над «задачами христианской семьи в современном мире». В выступлении на закрытии указанной ассамблеи Иоанн Павел II истолковал и вкратце изложил мысли, выраженные по этому поводу на данном собрании: «Утверждая нерасторжимость брака и практику Церкви, не допускающей к Евхаристическому причащению тех разведённых, которые, нарушая нормы, предприняли попытку заключить новый брак, Отцы Синода призывают Пастырей и всю христианскую общину помогать этим братьям и сёстрам, чтобы они не чувствовали себя отделёнными от Церкви, и не только это: в силу крещения они могут и должны участвовать в жизни Церкви, молясь, внимая Слову, присутствуя на Евхаристических служениях общины и способствуя любви и справедливости».
Этой первой формулировкой определяется положение, занимаемое в христианской общине разведёнными, вступившими в новый брак. Предприняв попытку заключить новый недействительный союз, они создали условия жизни, противоречащие Евангелию, которое провозглашает единый и нерасторжимый брак и требует его. Однако только по этой причине разведённые, вступившие в новый брак, не исключаются полностью из церковной общины. В силу неизгладимого характера крещения и той веры, которую они сохраняют, они остаются в общении с Церковью, даже если оно, в силу их положения, не соответствующего правилам и противоречащего Евангелию, не является полным. Поэтому они поощряются и поддерживаются в участии в жизни веры христианской общины. Но, что касается их участия в таинствах, существуют ограничения. Как правило, они отстраняются от таинственного отпущения грехов и от Евхаристического причащения. Для первого требуется намерение оставить грех, которое фактически отсутствует, когда разведённые, вновь вступившие в брак, продолжают вести жизнь, противоречащую воле Господа. Второе предполагает таинственное примирение и является таинством, означающим и осуществляющим полноту единения со Христом и с Его Телом.
Однако в некоторых случаях те же разведённые, вновь вступившие в брак, могут быть допущены к таинственному отпущению грехов и к Евхаристическому причащению. Вышеупомянутое выступление Иоанн Павел II продолжает следующими словами: «Хотя не следует отрицать, что при наличии определённых условий эти лица могут принимать таинство покаяния и, следовательно, Евхаристическое причащение, когда они искренне решают придерживаться образа жизни, не противоречащего нерасторжимости брака — то есть, когда мужчина и женщина, которые не могут исполнить обязательство разлучения, обязуются жить в полном воздержании, то есть воздерживаться от актов, свойственных супругам, и когда нет причины для соблазна — однако лишение таинственного примирения с Богом не отстраняет их от постоянства в молитве, от осуществления покаяния и дел милосердия, дабы они могли получить благодать обращения и спасения». Впоследствии в апостольском призывании о задачах христианской семьи Иоанн Павел II, повторив те же самые указания, вновь обратился к проблеме пастырского попечения о тех, кто, «будучи уже соединён таинственными узами, попытался заключить новый брак», дабы «они не чувствовали себя отделёнными от Церкви, имея возможность, более того — будучи должны, как крещёные, участвовать в её жизни», хотя при этом всегда исключается возможность их допуска к Евхаристическому причащению.
Итак, неизменная норма Церкви вновь подтверждена. Новый «законный» или «гражданский» союз, созданный после развода, не расторгает сам по себе прежние узы; поэтому он не является брачным. Те, кто живет в нём как муж и жена, являются сожителями и, как таковые, не пребывают в полном церковном общении. Новый супружеский союз может быть разрешён только после действительного прекращения прежних уз, что в случае «одобренного и завершённого» брака, согласно традиционному католическому учению, может произойти только в связи со смертью одного из супругов.
Дабы отстоять положение, по которому христиане тоже входят в сферу заместительной власти Папы, некоторые исходят из замечания о том, что папская дис- пенсация по этому поводу не влечёт за собой какой-либо существенной невозможности со стороны наличных в ней элементов, а именно: а) ни со стороны закона нерасторжимости, подлежащего диспенсации, поскольку он равным образом регулирует любой брак; б) ни со стороны таинственной природы, которая одинакова как в завершённом браке, так и в незавершённом, от которой также можно получить диспенсацию; в) ни со стороны завершения, поскольку оно доводит до полноты символизм, а не саму природу брака; г) ни со стороны символизма, который является лишь основанием уместности; д) ни, наконец, со стороны власти, которая и в этом случае будет заместительной и, следовательно, Божественной, а не человеческой.
На первый взгляд эта аргументация может показаться убедительной. Однако на деле она является всего лишь надуманной. Только из-за того, что диспенсация в этом случае не предполагает внутренней противоречивости, нельзя и не должно делать вывод, что завершённый христианский брак входит в сферу заместительной власти. Защитники абсолютной нерасторжимости тоже единодушно допускают, что она связана с завершённым христианским браком не «по естественному праву», не по совокупности вовлечённых в нее элементов или по одному из них, но «по позитивному Божественному праву». Необходимо аргументировать, исходя не из того факта, что сам по себе рассматриваемый брак не содержит ничего противоречащего диспенсации, но из вопроса о том, включил ли его Бог в сферу действия заместительной власти, вверенной Церкви.
В папском Учительстве посредством всё более точных формулировок неоднократно и недвусмысленно утверждается, что одобренный и завершённый брак «абсолютно» не может быть расторгнут «никакой человеческой властью», «никакой властью на земле», «никакой властью в мире», «даже» властью «Наместника Христа».
Речь идёт, что вполне очевидно, об Учительстве «аутентичном», то есть осуществляемом от имени и властью Христа, и именно в ней, а не в приведённых аргументах, оно обретает свою обязывающую силу. Но не всё аутентичное церковное Учительство, даже папское, которое является его наиболее авторитетным выражением, имеет одинаковую обязывающую силу.
Осуществляя свое верховное Учительство, Папа может либо предлагать некую истину как явленную Богом в Откровении, либо подтверждать то или иное католическое учение, либо разрешать какой-нибудь спорный вопрос. В первом случае, когда Папа «окончательным образом провозглашает какое-либо учение о вере и нравах» (L.G. 25; кан. 749, § 1), его учительство является окончательным и не подлежащим пересмотру, то есть кладёт конец любому другому мнению или дальнейшему обсуждению. Но и в других случаях, когда его учительство равным образом является аутентичным, то есть осуществляемым от имени и властью Христа, «следует выказывать если и не согласие веры, то, во всяком случае, благоговейное послушание разума и воли» (кан. 752). Это значит, что верховное Учительство Папы «следует почтительно признавать, высказанных им суждений следует искренне придерживаться согласно выраженной им мысли и воле, которая проявляется прежде всего либо в характере тех или иных документов, либо в неоднократном изложении одного и того же учения, либо же в самой словесной форме какого-либо высказывания» (L.G. 25).
«Благоговейное послушание», которое следует оказывать папскому Учительству, даже если оно не является безошибочным, предполагает соответствие мыслей и поступков с преподанным в нём наставлением. Но в данном случае не исключено, что исследования по этому вопросу будут продолжены, и есть возможность, что в будущем, вследствие новых богословских заключений, то же папское Учительство выскажется иначе. Может показаться, что такую возможность исключают следующие слова Пия XIÏ «Если Верховные Понтифики, приложив старания, в своих актах выносят суждение по вопросу, бывшему до сих пор спорным, то всем ясно, что этот вопрос, согласно намерению и воле самих Понтификов, уже не может считаться предметом свободного обсуждения богословов». Этот запрет может показаться ещё более суровым, когда речь идёт о таком учении, которое, подобно настоящему, многие богословы считают «католическим учением»; иными словами: если, даже не будучи предложено как данное в Откровении, оно является всеобщим и считается несомненным в наставничестве Католической Церкви.
Необходимо уточнить смысл вышесказанных слов. Суждение, высказанное в учительстве ординарном, то есть не безошибочном, даже если оно выносится по вопросу, бывшему до сих пор спорным, «уже не может считаться предметом свободного обсуждения богословов» — в том смысле, что они не могут отстаивать и преподавать какое-либо иное суждение так, как будто первое не является действительным. До тех пор, пока оно остаётся в папском учительстве (пусть даже просто в «аутентичном», а не безошибочном), оно является единственным суждением, которое надлежит принимать и которому нужно следовать как норме мысли и поступков. Его нельзя заменить никаким другим. Однако нельзя сказать, что «благоговейное послушание» отсутствует и что «предметом свободного обсуждения» по-прежнему считается какой-либо определённый вопрос, если его исследование всё ещё продолжается. И не только для того, чтобы углубить, пояснить и подтвердить суждение, изложенное в папском учительстве, но даже для того, чтобы рассмотреть, нельзя ли придти к другой позиции, особенно если она должна послужить решению вопроса, тесно связанного со спасением душ. Достаточно и в тоже время необходимо, чтобы это исследование исходило из несомненного принципа и руководствовалось им, поскольку до тех пор, пока не будут найдены новые элементы, подводящие то же церковное Учительство к пересмотру нынешнего суждения, последнее должно считаться единственной нормой мысли и действия в рассматриваемом вопросе и приниматься как таковое. То же самое должно соблюдаться, если доказательства, на которые ссылаются в Учительстве Церкви, не кажутся надёжными, поскольку Учительство обретает свою силу не столько в приведённых основаниях, сколько в поручении Христа, в силу которого оно осуществляется.
Из приведённых папских утверждений и «неоднократного изложения одного и того же учения» явствует, что, благодаря богословским выводам, сделанным до сих пор, Церковь осознала, что даже в силу заместительной власти она не имеет права расторгать одобренный и завершённый брак. Но нельзя сказать, что это её последнее слово по данному вопросу, которое определяет позицию, не подлежащую пересмотру. Церковь никогда не закрепляла её какой-либо догматической статьёй. Поэтому дальнейшие исследования по этому вопросу не запрещены. И не только с ограниченной целью найти и выявить причины того, как и почему Церковь всегда отказывалась затрагивать одобренный и завершённый брак, но и для того, чтобы узнать, может ли этот брак быть включён в сферу действия заместительной власти. Ничто не мешает полагать, что когда-нибудь, вследствие новых богословских выводов, Церковь сумеет осознать, что одобренные и завершённые браки тоже входят в сферу действия заместительной власти и могут быть расторгнуты, равно как и прочие браки, если того потребует благо душ.
Другое положение, всё увереннее прокладывающее себе путь (хотя при этом остаётся в силе принцип абсолютной нерасторжимости одобренного и завершённого брака) состоит в том, что в недалёком будущем Церковь может придти к расторжению многих браков, до сегодняшнего дня считающихся нерасторжимыми, пересмотрев и изменив нынешние понятия «завершения» и «таинственного характера».
Согласно нынешнему понятию, издавна принятому и соблюдаемому в церковной юриспруденции, «завершение» брака осуществляется с момента первого супружеского соития, независимо от тех чувств, которые на него подвигнули. Это понятие всё чаще оспаривают и отвергают, поскольку оно считается не соответствующим библейской концепции, определяющей брак как «сочетание двоих в плоть едину». Не отвечает оно и мысли Второго Ватиканского Собора, который придерживается той же линии, определяя брак как «глубокую общность жизни и супружеской любви».
И то, и другое выражение указывает на совершенное единение, на полное, абсолютное слияние, охватывающее собою всю личность и включающее в себя всю деятельность супругов в их разнообразных внутренних и чувственно ощутимых проявлениях. Только это единение может полностью воспроизвести союз Христа с Церковью, из которого проистекает его абсолютная нерасторжимость. Такого рода следствие и подобный символизм, наделённые
столь важным значением, не могут быть связаны ни с сугубо биологическим явлением, ни с единичным актом. Супруги «завершают», доводят до конца брак, когда в нём действительно осуществляют «сочетание двоих в плоть еди- ну», «глубокую общность жизни и супружеской любви».
Поэтому, согласно мнению, которое находит всё большее число сторонников, нынешнее, слишком ограниченное, понятие завершения должно быть расширено и заменено понятием завершения «экзистенциального». Брак должен рассматриваться в его «экзистенции», в его реальности, в той форме, в которой он переживается сторонами, посредством суждения, вынесенного на основе рассмотрения всей совокупности проявлений их поведения, их глубокой межличностной общности, их ответа на соглашение супружеской любви.
Подобное понимание завершения приводит к серьёзным затруднениям, когда речь идёт о необходимости перевести его на юридический язык. Это открыто признают даже те, кто его выдвигает и отстаивает. Кроме того, существует опасность, что это утверждение, уподобляющее завершение долгому психологическому созреванию, может привести к допущению «пробного брака». Однако оно поднимает вопрос, достойный дальнейших размышлений.
Что же касается «таинственности» брака, то кан. 1055, § 2 гласит, что «между крещёными не может состояться такой действительный брачный договор, который тем самым» непременно, в силу своей внутренней природы, не был бы настоящим «таинством». В формулировке данного канона вкратце излагается католическое учение по этому вопросу. Уже неоднократно учил, что «всякий праведный брак между христианами сам в себе и сам по себе является таинством», что «тщетно будет проводить различие между соглашением и таинством, желая сделать из этого вывод, что между христианами может состояться действительное брачное соглашение, которое не было бы таинством». Пий XI поясняет: «Поскольку Христос сделал это действительное брачное согласие между верными знаком благодати, смысл этого Таинства настолько тесно сочетается с христианским супружеством, что между крещёными невозможен такой подлинный брак, «который тем самым не был бы Таинством"".
Вот уже в течение нескольких лет при попытке найти решение проблемы неудавшихся браков и новых союзов разведённых переживает кризис принцип, согласно которому в христианском браке таинственность возникает только в силу того, что он заключён и существует между двумя крещёными лицами, даже если при этом остаётся в стороне знание о таинстве и намерение его принять. Чтобы их брак стал таинством и его нельзя было расторгнуть в случае его завершения, необходимо, чтобы оба крещёных лица имели вышеуказанные знание и намерение, которые предполагаются у верующих, а не у тех, у кого вера явно отсутствует, и уж тем более — у того, кто от неё отрёкся.
Хотя вышеизложенные мнения намечены ещё очень неясно, они всё же открывают новые перспективы в пастырской деятельности. В процессе развития вероучения понятие таинства и завершения брака может быть уточнено и, следовательно, осуществление заместительной власти может включить в сферу своего действия те случаи, которые до сих пор были из неё исключены. Об этом открыто заявила Международная богословская комиссия, учреждённая при Свящ. Конгр. вероучения, «задача которой — оказывать помощь Святому Престолу и, главным образом, этой Священной Конгрегации в рассмотрении наиболее важных вероучительных вопросов».
В одном из своих документов, посвящённых «учению о христианском браке», вышеупомянутая Комиссия в числе сформулированных ею предложений следующим образом высказывает одно, касающееся «внешней нерасторжимости и власти Церкви по отношению к бракам»: «Одновременно с практикой Церковь разработала учение о своей власти по отношению к бракам, ясно указав сферу и границы её действия. Церковь признаёт, что не имеет никакой власти расторгать брак-таинство, одобренный и завершённый. По очень веским причинам, с учётом блага веры и спасения душ, все прочие браки могут быть расторгнуты полномочной властью Церкви — или, согласно другому толкованию, могут быть объявлены сами собой расторгнутыми. Это учение — не что иное, как особый случай теории о развитии христианского вероучения в Церкви, ныне почти повсеместно принятой католическими богословами. Нельзя исключить того, что Церковь может и дальше определять понятия таинственного характера брака и его завершения, ещё лучше объясняя их значение, так что всё учение о нерасторжимости брака можно будет изложить в более углублённом и точном виде».
Другие, неизменно руководствуясь пастырскими соображениями, взывают к милосердию по отношению к крещёным супругам, чей брак, пусть даже завершённый, потерпел непоправимый крах и, следовательно, оказался по-человечески разрушен. С исчезновением их желания жить в любви и считать друг друга мужем и женой исчезает и «знамение» благодати таинства брака, образованное единодушной волей сторон. Перед лицом Бога они провинились. Но нужно принять во внимание фактическое положение, ту ситуацию греха, в которой стороны находятся или могут оказаться, и предложить им какое-то пастырское средство. Церковь могла бы вмешаться, используя принцип «домостроительства» (икономии), применяемый православными Церквами, согласно которому они признают предоставленной Христом всякую власть, необходимую для того, чтобы в пользу душ разрешить конкретную ситуацию, в ином случае непоправимую. Она могла бы позволить христианским супругам, действительно раскаявшимся и решившим впредь творить добро, начать всё сначала и образовать семью по воле Божией, предварительно простив их и наложив на них покаяние.
Но Церковь полагает, что она не обладает такой властью, и страдает от невозможности пойти навстречу верным в столь многочисленных плачевных ситуациях. Пий XII, говоря о домашних очагах, разрушенных во время последней войны из-за отсутствия верности при вынужденном разлучении молодых супругов, выражал своё сожаление следующим образом: «Ныне речь идёт о восстановлении этих руин, об исцелении этих язв, о лечении этих недугов. Материнское сердце Церкви обливается кровью при виде невыразимой тоски стольких своих детей, и, чтобы придти к ним на помощь, она не жалеет никаких усилий и доводит свою снисходительность до последнего предела. Этот последний предел находит свою торжественную формулировку в кан. 1118: «Действительный одобренный и завершённый брак не может быть расторгнут никакой человеческой властью и ни по какой причине, кроме смерти».
В одном из своих последующих выступлений Пий XII вновь возвращается к этой мысли, говоря: «Очень часто Церковь упрекают за ту непреклонность, с которой она отстаивает нерасторжимость брачных уз, заключённых действительным образом и завершённых. Если она и поступает так, то не из-за нечувствительности или излишней юридической строгости, словно не замечая трагедий, часто происходящих в конкретных случаях, но просто для того, чтобы оставаться верной брачному праву, определённому в его границах Самим её Основателем — праву, выйти за рамки которого Церковь не может».
Только со смертью одного из супругов, и не иначе, прекращает своё существование завершённый брак верных. Расторжение уз в этом случае осуществляется самой природой. Действительно, брак — это институт, отношение, устанавливаемое между существами, живущими на земле. Со смертью одного из супругов исчезает один из двух необходимых полюсов брака, в силу чего прекращается и само это отношение.
До тех пор, пока живы оба крещёных супруга (как католики, так и некатолики), между которыми был заключён и завершён брак, они никоим образом не могут восстановить свою свободу. Им открыт единственный путь: рассмотреть, не позволяет ли их положение просить о провозглашении брака недействительным, вследствие чего будет признано, что супружеские узы никогда не существовали. Они являются супругами лишь по видимости, а не объективно. Изъявленное ими согласие не положило начало браку, потому что при бракосочетании помехой стал либо изъян согласия, либо отменяющее препятствие, либо дефект формы. В том случае, если нельзя с моральной уверенностью констатировать недействительность брака, последний, будучи однажды заключён, должен считаться действительным, и, даже если его совершение лишь ставится под сомнение, он всё же абсолютно нерасторжим. Провозглашение недействительности брака никоим образом не может быть сделано без риска нарушить Божественное право. Это было бы подобно попытке расторгнуть брак, не подчиняющийся даже заместительной власти.
Об этом во всеуслышание заявил Пий VII по случаю канонического процесса, разбиравшего одно брачное дело. Заявленную недействительность брака доказать не удалось. Понтифик, открыто заявив сначала, что ему недостаёт оснований для того, чтобы вынести решение «о недействительности брака, который, согласно провозглашению Бога, никакая человеческая власть не может расторгнуть», сделал следующий вывод: «Если бы Мы узурпировали власть, которой не наделены, Мы оказались бы виновны в самом отвратительном злоупотреблении Нашим священным служением перед судом Бога и перед всей Церковью».