Голос Азатота
Ирина Черкашина

«Мозги» они спрятали в углубление под водительским местом. Контейнер, мигающий желтым сигналом на крышке, лег в тайник как влитой. Леха по прозвищу Механоид скрупулезно проверил пси-сканером кабину – тихо, как на кладбище. Если полиция не решит разобрать дизель по винтику, то никогда ничего не найдет.

– Ну что, закончили? – спросил Франкенштейн, возбужденно подпрыгивая на месте. Ему можно было радоваться: свою часть работы Франки честно выполнил. Теперь дело за Тошкой и Механоидом. От беззаботного вида приятеля Леха только злился: поджилки ощутимо тряслись при мысли о том, что и кому они повезут. Хотя, если подумать, у Франки поджилки тряслись не меньше, когда он тащил со своего спецзавода «мозги». За такое полагается расстрел – только не на месте, а после основательного выворачивания наизнанку психики.

– Закончили, – буркнул Механоид, спрыгивая на бетонный пол из высокой кабины дизеля.

Гараж был его, а дизель они взяли в кредит на паях с Тошкой. «Когда эта авантюра с «мозгами» закончится, – поклялся себе Механоид, – завяжу с контрабандой навсегда. Отдам долги, возьму за дизель с Тошки чисто символическую плату, а на деньги, вырученные за «мозги», открою в гараже мастерскую. И буду жить спокойно, как все люди живут».

Ну и не только люди.

Пыльная лампа под потолком мигнула раз, другой… Напряжение в сети скачет – небось опять на подстанции роботы чудят. Держат их там, покуда все мозги не проржавеют, все средства экономят… Леха обвел тоскливым взглядом гараж. В огромном помещении царил полумрак. Тени по углам, казалось, шевелились – надо будет проверить, как бы фюллер не завелся. Лампа в проволочной оплетке освещала тусклым желтым светом темную громаду дизеля. Кузов и кабина сверху блестели ярко-синей эмалью, а снизу были заляпаны бурой дорожной грязью. Мыть дизель приятели специально не стали – грязная машина привлечет меньше внимания. Здоровенная выхлопная труба торчала над кабиной как сигнальная вышка.

Франки подскакивал рядом с громадным колесом – растрепанный, тощий, в нелепом спортивном костюме. На самом деле приятеля звали Пашкой, но прозвище прилипло к нему еще классе в пятом – с того самого урока по мифоистории, когда училка объясняла, что на самом деле Франкенштейн не монстр, а его создатель. Пашка тогда уже славился среди мальчишек тягой к некроконструированию. Не перечесть, скольких воробьев он отправил на тот свет, а потом оживил, встроив нехитрые магические механизмы. Где он их добывал – одному Ктулху известно. Поговаривали, что его дядя работает в секретной лаборатории маготехники и оттуда приносит любимому племяннику игрушки. Ничего, в общем, удивительного – здесь, в Уральской автономии, что ни город, то спецзавод или секретная лаборатория.

Ничего удивительного не было и в том, что через три года после школы Франки уже вовсю клепал пси-процессоры для военных в чистенькой закрытой лаборатории, в то время как его бывшие одноклассники вкушали тяжкий хлеб дальнобойщиков.

Из-под дизеля выполз чумазый Тошка. Вытянул за собой ободранный пластиковый ящик с инструментами, которыми проверял тормоза и сцепление.

– Порядок, – объявил он, попытавшись вытереть пот со лба. Только грязь размазал. – Мех, заводи Железяку, а то уже времени много. Выехать не успеем.

– Ты хоть умойся, – буркнул Леха. Снова окинул взглядом гараж – будто в последний раз. Ладно, как там говорится? «Кто не рискует, того не любят боги»?..

Тошка покорно умылся из пластиковой бутылки, проливая воду прямо на пол. «Вернусь – выставлю его отсюда в два дня, – подумал Леха. – Вместе с дизелем». Ему было жалко дизеля, страшно ехать, но больше всего хотелось денег.

Очень хотелось денег.

Наверно, остальным так же сильно хочется денег – иначе с чего бы идти на смертельный риск, продавая чужакам краденые «мозги»? Ну с Тошкой все понятно – он спит и видит себя единоличным владельцем дизеля. А вот Франки на кой черт рисковать? Ему в лаборатории неплохо платят…

Додумать Механоид не успел – партнер по бизнесу, слегка размазав по лицу воду с грязью, повернулся к нему:

– Ну что? Едем, нет?

– Ну чисто Ползучий Ужас, – вздохнул Леха.

Было у Тошки такое прозвище, тоже со школьных времен. Давно оно было, правда, не столько за полное презрение к правилам гигиены, сколько за имя. Родители нарекли сыночка Нъярлатотепом, прямо так в метрике и записали. Папаша его был из новых жрецов, так что его никто толком и не видывал, а мамаша, насколько знал Леха, регулярно проводила время в психиатрической лечебнице. Послали же боги приятеля, шоггот ему в печенку…

Тошка только ухмыльнулся, услышав про Ползучий Ужас. Франки в последний раз подпрыгнул, пнул колесо, скривился – и присоединился к Тошке:

– Ребята, вы опоздаете. Пора двигать. Заказчик вас долго ждать не станет.

«Тебя не спросили», – мысленно окрысился Механоид, но все же вернулся к дизелю, залез на подножку и с усилием задвинул на место Железяку. Робот-водитель надежно закрыл тайник с «мозгами» – и не скажешь, что под ним что-то есть. Так уж повелось между партнерами: Леха обслуживал робота и вел все документы на грузы, а Тошка следил за исправностью дизеля. За чистотой, правда, следить приходилось больше Лехе…

Железяку отключили специально, чтобы в регистраторе не оказалось записей о том, куда прятали «мозги». Робот обладал скверным характером – мог исподтишка включить регистратор, из одной только вредности. Ему же не понять, какие последствия придется расхлебывать хозяевам, выплыви все наружу. Леха и сам не знал, почему робот получился у него такой вредный. Не иначе от того, что Леха собрал его из деталей, найденных на помойке. Хорошее-то не выкинут… Железяка был не просто роботом, а частью самого дизеля. Он был жестко встроен на водительское место и обречен вечно сидеть за рычагами управления. Робота это не напрягало – зато все остальное раздражало неимоверно. Сколько Леха ни пытался найти дыру в операционке, через которую в Железяку проникал брюзгливый дух, – так и не нашел. Проще было подобрать на помойке другой процессор.

Пока Железяка загружался и тестировал системы дизеля, приятели прощались. Прощание вышло нервное.

– Ну… будьте там осторожны, – бормотал Франкенштейн, попеременно хватая за руки Леху и Тошку. – Главное, не разговаривайте слишком. Отдали – и назад. Эти… чужие… с ними чем меньше контактируешь, тем лучше. А заплатить они заплатят. Железно.

– Смотри, ты договаривался, – буркнул Тошка, засовывая в карман комбинезона отвертку с микронасадками. – Если что пойдет не так – отвечать будешь ты.

– Да все нормально будет, – испугался Франки. – Я знаю, точно! Да, и вот еще что…

Он извлек из висящей на боку сумки сверток, развернул – и глазам приятелей предстали два гибких полупрозрачных кольца диаметром сантиметров двадцать. Внутри колец мутно проглядывала тонкая сеть, напоминающая сеть кровеносных сосудов, только белесых. На каждом была закреплена черная коробочка с крошечными кнопками и сигнальной лампочкой. Сейчас сигналы светились мертвенно-синим.

– Новейшая псионная защита, – гордо сказал Франки. – Из отдела упер – все равно пока документация на утверждении, их вряд ли кто хватится. А вам пригодятся.

– Зачем? – подозрительно спросил Леха.

– А ты забыл, что везешь? – изумился бывший одноклассник.

Механоид, конечно, не забыл. Вся эта операция по продаже «мозгов» стала возможной только потому, что «мозги» – они же новейший революционный пси-процессор «Грот» – оказались неисправными. Причем настолько, что партия работающих процессоров чуть не стоила жизни половине спецзавода. Все неудачные «мозги» пришлось уничтожать спешно и под серьезной псионной защитой; уцелел только один экземпляр – тот, который сейчас дремал под водительским местом дизеля. Умница Франкенштейн нашел способ погрузить бунтующий процессор в анабиоз.

А также нашел на него покупателя.

– Ты же говорил, «мозги» сейчас спят, – напомнил Леха.

– Спят, спят. Только защита лишней не бывает.

– Ладно, давай. – Механоид забрал у приятеля защитные обручи, отдал один Тошке, второй надел себе на голову. Франки что-то нажал на коробочках – и сигнальный огонек загорелся зеленым.

– Готово!

– Мы поедем или будем дальше нежно прощаться? – Пробудившийся окончательно Железяка нарочно врубил динамик на полную громкость.

Приятели синхронно подпрыгнули.

Дизель вздрогнул и завелся, выпустив под потолок облако черного вонючего дыма.

– Железяка, я тебя в переплавку сдам! – рявкнул Леха. – Мы же оглохнем и задохнемся!

– Не успеете, если сейчас сядете в кабину.

– Ну, боги вам в помощь. – Франки быстро обнял приятелей. – Связь через Шум, как договорились. Буду ждать.

– Хаос с нами, – пробормотал Тошка.

Механоид подозревал, что его партнер был втайне посвящен богу, имя которого носил. Может, по этой причине у него такая ненависть к чистоте?..

Напарники забрались в кабину. С высоты Франки казался еще меньше и нелепее, чем был на самом деле, и Леху на миг обожгло страхом: «Куда мы едем, что делаем, против кого играем?» Но в следующий миг ворота гаража разъехались в стороны, открывая черный прямоугольник осенней ночи, и дизель величественно выплыл наружу, покинув безопасный полумрак гаража. Леха тихонько, чтоб никто не услышал, пробормотал: «Господи помилуй». Так его учила бабушка, сохранявшая до смерти прежнюю христианскую веру. Леха не очень-то верил: в конце концов, старые божества можно было увидеть только на картинках, а новые – вот они, во всей своей ужасающей реальности, – однако ничья защита, как верно заметил друг Франки, лишней не бывает.

Железяка равнодушно орудовал рычагами управления. Лицо ему заменяла старая панель от радиоприемника с мелкой сеткой динамика вместо рта. Над динамиком Леха приделал два объектива от кинокамер, которые заменяли Железяке глаза, а носом служила круглая ручка частотной настройки. Не красавец, конечно, но ведь не для выставки сделан, для работы! Руки, собранные из случайных деталей, свою функцию честно выполняли – правда, правая имела вместо локтя шарнир, а левая – телескопическую конструкцию. Процессор и шумопередатчик вообще сшиты, что называется, на живую нитку из всякого хлама.

– Маршрут? – своим обычным скрипучим голосом осведомился робот.

– В навигатор загляни, там все.

Через секунду дизель резко затормозил – так, что застонали тормозные колодки, и юзом съехал на обочину, едва не опрокинувшись. Леха едва не расшиб нос о торпедо, а Тошка как следует приложился виском о правую стойку. Пощупал коробочку на обруче пси-защиты – вроде целая…

– Маршрут некорректный, – спокойно заявил Железяка. – Частично проложен по закрытой трассе. Я там ехать не могу.

– Поедешь, кастрюля ржавая! – рассвирепел Механоид. – Как девочка в первый раз – «не могу»! Я тебе для чего навигатор взламывал, ограничения снимал?

И вдруг он испугался – как бы робот своими выходками не сотряс припрятанные «мозги». Вдруг заказчик решит, что ему подсунули побитый товар? Тогда он высосет их личные мозги прежде, чем они успеют «мама» сказать.

– Берете ответственность за маршрут на себя? – осведомился Железяка. Вообще-то он был прав – ответственность за проложенный маршрут частично лежала на нем.

– Берем, берем… А еще раз тормознешь – лично выкину тебя обратно на помойку!

– А я помогу, – заверил Тошка, потирая висок.

– Записано, – бесстрастно откликнулся робот.

Дизель завелся и спокойно тронулся с места, словно и не было только что экстренного торможения. Леха перевел дух. Этот говорящий самовар всерьез действовал ему на нервы. «Продам его вместе с дизелем, – мстительно подумал Механоид, – и пусть партнер принесет его в жертву Нъярлатотепу. Тошка – он не из тех, кто склонен к долгим дискуссиям…»

Ночной Заводоуральск проплывал перед ними россыпью разноцветных огней в черной бездне глухой ночи. Вот остался позади сияющий остров завода номер пятнадцать – громадного комбината, где собирали знаменитые русские шагающие танки. Вдалеке переливался голубым неоновым светом НПО «Атлач» – производитель уникальных сплавов и материалов. Самую лучшую обшивку для дирижаблей делали именно здесь. Справа тянулась темная промзона Уральского завода особой электроники. Где-то в этой темноте, незаметный отсюда, стоит корпус второго спецзавода – места, где родились «мозги». Франки говорил, что «спецзавод» – слишком сильное название, на самом деле это всего лишь разросшееся конструкторское бюро, занимавшееся пси-оружием.

Деятельность которого очень и очень интересовала всех, от иностранных разведок до резидентов чужих и даже богов.

Железяка заложил крутой вираж, выруливая по дорожной развязке за пределы города. В последний раз мелькнули перед глазами огни заводов, спальных районов, причальные мачты аэровокзала с призрачно мерцающими возле них рыбками дирижаблей – и перед дизелем открылась скоростная трасса, широкая, темная, полупустая по ночному времени.

– Поворот на закрытую дорогу примерно через два часа, – сообщил Железяка. – Можете пока отдохнуть, несчастные органические создания.

– Сейчас динамик отключу, – вяло пообещал Леха. После того как дизель выехал на трассу, его все больше снедала тревога. Впереди лежала неизвестность – словно тьма, в которой водились чудовища.

– Слышь, Тошка, а ты чужаков когда-нибудь видел? – спросил он спустя некоторое время.

– Видел, – спокойно откликнулся напарник. Он откинул спинку сиденья назад – видимо, воспринял всерьез пожелание Железяки отдохнуть.

– Ну и как они?

Посвященный Ползучему Хаосу неопределенно пожал плечами:

– Как?.. Да никак. Как на картинках. Противные на вид, но ничего страшного. Мы, наверно, на их взгляд, тоже не красавцы.

– Ничего страшного… – задумчиво повторил Леха. У него при мысли о пришельцах кишки начинали сворачиваться в узел. Пришла пора признаться себе: он до жути боялся чужаков. Трясся, как первоклассник, которого заперли на ночь в школьном туалете. И деваться было некуда.

– Правда-правда, – с улыбкой заверил его Тошка, и Механоид запоздало пожалел, что слишком мало разговаривал с партнером. Тошка был молчалив, а его бытовое разгильдяйство раздражало Леху и никак не способствовало возникновению душевной близости.

Да и возможна ли душевная близость с человеком, у которого в метрике записано имя Нъярлатотеп?

– Железяка, отправь Франки сообщение, что мы из города выехали, – велел Леха.

Железяка, к удивлению Лехи, не ответил, однако на приборной панели загорелся красный сигнал связи – робот вышел в Шум. Леха подозревал, что только там, в информационном пространстве Шума, который роботы считали проявлением великого божества Азатота, Железяка мог быть самим собой. Вряд ли там он ворчал, попрекая всех вокруг невниманием и черствостью.

– А я всего один раз видел чужаков, – сказал Леха, стараясь не смотреть на напарника. – Ми-го видел. В детстве. Мы с челябинских озер ехали на машине, а они мигрировали на новую шахту. Пешком, это были нелетающие ми-го. Трасса была у них на пути. Они просто прошли по машинам, и что потом осталось от этих машин… Прямо перед нами…

Он усилием воли отогнал от себя воспоминания. Все это было давным-давно, десять лет назад, однако нисколько не поблекло в памяти. Покореженный металл автомобилей и лужи крови, странный туман, сопровождавший прохождение чужаков, крики и плач, нечеловеческие фигуры ми-го, странные и от того еще более жуткие, – все это отпечаталось, кажется, прямо на сетчатке.

Отец тогда сказал: «Не смотри, ляг на пол», – но одиннадцатилетний Леха все равно смотрел.

– Ну… – протянул Тошка, – ты относись к чужакам как к стихийному бедствию. Я вот и ми-го видел, и Старцев – и ничего. Тебя же не пугает наводнение или снегопад? А от них тоже, между прочим, жертвы бывают. Так и тут.

– Попробую, – сказал Леха, но желаемого облегчения не почувствовал. Ему все равно было очень страшно. Он отвернулся и стал смотреть в черноту за окном.

Как всегда в ночном рейсе, время словно остановилось. Редко мелькали во тьме освещенные мертвенным светом заправочным станции, пустынные кемпинги, указатели. Дизель несся сквозь ночь как огромный зверь, двигатель радостно ревел, дальний свет выхватывал из тьмы деревья на опушках, черно-белые ленты отбойников, красные глазки катафотов, синхронно зажигавшиеся в свете фар… Скорость успокаивала, скорость говорила, что тревога не имеет смысла. Смысл сейчас имела только дорога.

Иногда Леха думал о том, как он будет жить без этого пьянящего чувства дороги, когда осядет на одном месте. Наверно, все это будет сниться ему – полет по ночной трассе, без забот, без цели, без конца… А уж если тоска по ночным рейсам доконает – можно будет снова купить дизель и колесить по всей Уральской автономии, а то и по всему Союзу. Или до Европы добраться…

Он сам не заметил, как плавно погрузился в сон. Во сне тоже была ночная дорога, только Леха сам сидел за рычагами дизеля. В кабине, кроме него, никого не было. Так же ровно ревел двигатель, тускло светилась приборная доска, красным помаргивал индикатор связи. Странно, зачем связь, ведь Железяки нет?.. Шел дождь. «Дворники» мерно скребли по лобовому стеклу. Дорога по-прежнему разворачивалась под колесами темной лентой, но с ней что-то было не так. Леха не узнавал ее. Она петляла, извивалась, закладывала виражи, и Леха не сразу понял, что это уже не дорога, а громадная, влажно мерцающая щупальца. Он откуда-то знал, что рано или поздно щупальца приведет прямо к пасти чудовища. Всем, кто попадает туда, грозит последняя, страшная, неотвратимая гибель… Леха пытался съехать с дороги, но обочина обрывалась в темную пропасть. На каждой развилке он поворачивал в другую сторону, но дороги-щупальца все равно вели его к пасти. Он прибавил скорость, пытаясь убежать от неизбежности, но дизель только быстрее приближался к ужасной цели. И в его реве словно слышались слова: невнятные, узнаваемые краем сознания. «Все бессмысленно, – говорил голос, – все смертно. Умри – ведь ты родился для этого. Умри и присоединись к моему безумию…» Леха бросил рычаги и зажал руками уши, но голос, глубокий, как сама тьма, проникал в мозг. Щупальца теснились со всех сторон: невообразимо огромные, беспокойные, сплетающиеся между собой. Дизель по сравнению с ними казался не больше песчинки. А вот и пасть: черная дыра, окруженная рядами похожих на кинжалы зубов. Пасть судорожно сжималась и раскрывалась, предчувствуя добычу, зубы расходились веером, приближались…

– Нет!!! – заорал Леха и изо всех сил дернул тормоз. Дизель повело. Леха крепко ударился лбом о приборную доску – и проснулся.

Несколько минут Леха сидел, приходя в себя. Потом потряс головой. Сон никак не желал уходить – все еще в темноте за окнами грезилось движение громадных щупалец, и в ушах стоял то ли вой, то ли грохот, в котором слышался нечеловеческий голос.

«Успокойся, дурак, – сказал себе Механоид. – Начнешь дергаться на дороге – обязательно сделаешь что-нибудь не так. Спокойно! Ехать осталось недолго – отдашь «мозги», и все, свободен. Здравствуй, мастерская, прощай, дизель».

Он растер ладонями лицо. «Успокойся, – повторил он про себя, – видишь ведь – все в порядке. Как обычно, ровно светится приборная доска, бросая цветные блики на бесстрастную морду Железяки, покачивается подвешенный на лобовом стекле сушеный спрут – амулет, дарующий благосклонность Древних богов. Красным глазком горит индикатор связи – Железяка все еще торчит в Шуме. Бардачок приоткрыт – сломался в прошлом рейсе, – и сквозь щель видны скомканные грязные перчатки и страницы растрепанной книжки в бумажном переплете. И что за ерунду Тошка вечно читает… На торпедо поблескивает знаменитый логотип Северо-Американского завода автодизелей – надкушенное яблоко. Никелированный листочек у яблока давным-давно отвалился.

Видишь, это реальность, ты в реальности», – твердил про себя Леха, и ужас сна постепенно стал отступать. Трасса была почти пустой – редко-редко навстречу попадались машины – как правило, дизели таких же рисковых ночных дальнобойщиков.

– Железяка, навигатор включи. Я хоть знать буду, где мы едем.

Дисплей навигатора тускло засветился. На карте желтым была обозначена главная дорога, от которой отходила красная ветка закрытой трассы. По направлению к ней медленно, но верно двигалась черная точка дизеля.

– Ты из Шума-то выйди, – посоветовал Леха. – Нечего там просто так торчать, засветишь нас еще. Ни к чему нам лишнее внимание.

Железяка медленно повернулся к нему. Лицо его, как обычно, ничего не выражало, но Лехе почудилось, что робот смотрит на него откуда-то издалека.

– Не могу, – проскрежетал Железяка. – Азатот… говорит…

– Это что за новости?! – изумился Механоид, но потом вспомнил, что у роботов к Шуму особое отношение. Мало ли, может у них там сейчас что-то вроде религиозной конференции? Некоторые аспекты бытия братьев наших механических покрыты тайной, и людям в эту тайну лучше не соваться. Себе дороже.

– Азатот… говорит: «Умри… умри…» – повторил Железяка с запинкой и отвернулся к дороге.

Леху продрала дрожь. Это ведь в его сне было – умри, умри?.. Но Железяка не может видеть сны – тем более подсматривать чужие!

Тем временем черная точка дизеля на дисплее почти достигла развилки. Робот сбросил скорость, но сигнал поворота не включил. Он уже знал, как надо проходить такие препятствия. Из темноты навстречу выплыл указатель: «Проезд запрещен» – и красный глазок фиксирующей видеокамеры над ним. Леха на всякий случай глянул в зеркало заднего вида – трасса в обе стороны была пуста. Сразу за указателем дизель еще сбросил обороты и мягко съехал на обочину, переваливаясь через неглубокую здесь канаву. Под колесами захрустел гравий. Следы, конечно, останутся, но утром это будет уже не важно… Потом с тяжеловесной грацией грузовик снова взобрался на асфальтовое полотно, но уже на закрытой дороге. Двигатель взревел, и машина рванула с места, уходя все дальше от основной трассы.

От перепада скоростей проснулся Тошка. Он, как всякий дальнобойщик, шкурой чувствовал любые изменения в движении дизеля, и неважно, спал он в это время, лежал в обмороке или любовью занимался. Дизель и водитель – они должны быть как одно целое. А иначе какой ты дальнобойщик?.. Тошка сел и недоуменно огляделся – точь-в-точь как ребенок, разбуженный среди ночи.

– Какая-то хрень приснилась, – сообщил он, протирая глаза.

Едва Леха открыл рот, чтобы признаться, что ему тоже снилось черт-те что, Тошка склонил голову набок и сказал:

– Слышишь? Что это?

Леха прислушался, но ничего, кроме гудения двигателя да скрипа в правом локтевом суставе Железяки, не уловил.

– Ничего…

– Да нет же! Звук – слышишь? Непрерывный такой. Тонкий, как жужжание… Или как пение… Ну?

Леха только покачал головой:

– Может, это у тебя в ушах звенит?

– Или ты оглох, – буркнул напарник, дергая себя за уши. Звук, судя по всему, был не из приятных и никак не стихал. – Неужели не слышишь?!

– Не-а…

– Глухарь, – проворчал Тошка. – Ну что, своротку прошли? Еще полтора часа до места?

– Где-то так. Эй, Железяка, свет притуши – тебя любой дозорный с дирижабля сейчас засечет.

Фары дизеля мигнули и погасли. Приборная доска тоже. Леха когда-то встроил в робота инфракрасные камеры, так что Железяка мог вести машину даже в полной темноте. Очень удобно, когда нужно где-нибудь проехать незамеченными. Леха этой придумкой всегда гордился – до сегодняшнего дня. Сейчас ему внезапно пришло в голову, что ехать в темноте очень неуютно: ни дороги не разобрать, ни тех, кто рядом сидит. Только в раме лобового стекла виднелось мутное небо над черными, иззубренными вершинами деревьев.

– Громче стало, – сообщил Тошка и, судя по звуку, снова поковырял в ухе. – Так противно!.. Словно говорит что-то. Сейчас-то слышишь?

– Нет, – ответил Леха. Он и правда ничего подозрительного не слышал. Зато обратил внимание, что обруч пси-защиты на лбу заметно потеплел – неужели работает? Хотя тут, вблизи колонии ми-го, все могло быть. Кто знает, какой они магией балуются…

Тошка замолчал. Тьма давила со всех сторон, меняла восприятие, ровный гул двигателя погружал в дремоту. Через некоторое время Леха понял, что уже не видит перед собой блеклого ночного неба, что вокруг одна тьма, а кабина кажется огромной, как бальный зал. Или как космос… Он почувствовал, что сердце заколотилось с удвоенной силой, – реальность стремительно менялась, и он не мог этому помешать. Он перестал ощущать рядом с собой Тошку, перестал слышать скрип Железякиного сустава. Снова всплыл в памяти недавний сон: неспешное движение громадных щупалец где-то рядом, пасть, ждущая впереди, чувство абсолютной безнадежности, пустоты, неотвратимости. Во тьме не за что было зацепиться взгляду, не на что опереться – и вот сон уже стал единственной реальностью, которую Леха воспринимал и понимал. Порой ему казалось, что он различает перед собой, в смутной рамке лобового стекла, влажное поблескивание дорожного покрытия – нет, не покрытия, а щупальцы, по которой дизель мчался навстречу ужасной гибели. Казалось, что кузов дрожит не от работающего двигателя, а от судорожных сокращений громадных мускулов под колесами. И звук он услышал – далекий неровный гул, в котором снова угадывались нечеловеческие, ужасные слова. Гул то превращался в пронзительно-высокий вой, то падал до низких частот, от которых волосы вставали дыбом. Таким голосом могла говорить только громадная всепожирающая пасть, полная зубов величиной с дом. В какой-то миг Леха испытал непреодолимое желание защититься от этого ужаса, заслонил голову руками – и коснулся чего-то чужеродного у себя над бровями. Пси-защита! Леха отдернул руку и внезапно ощутил боль во лбу. Обруч нагрелся и чувствительно обжигал кожу.

Это ощущение вернуло Механоида в реальность. Он поморгал, прогоняя видение. Снова гудел движок дизеля, снова в рамке лобового стекла виднелось тусклое облачное небо над черным горизонтом. Леха больше всего сейчас боялся, что настоящая реальность исчезнет и он снова провалится в сон о дорогах-щупальцах.

– Железяка! – прохрипел он. – Включи свет в кабине! Ну!..

Никакой реакции.

– Тошка, скажи ему…

Но и Тошка молчал. Только сопел рядом – Леха хорошо слышал его тяжелое дыхание. Почему-то в кабине висел неприятный запах – так пахло в мясном ряду на рынке, куда Леха частенько ходил за продуктами. Бывало, что там портились холодильники… Обруч обжигал лоб – хотелось его снять, дать коже отдых, но Механоид боялся его даже трогать. Пси-защита работала – и работала с такой нагрузкой, что едва не плавилась. Это могло означать только одно: где-то рядом работал источник пси-излучения такой мощности, что, сними Леха защиту, и в следующий раз точно не найдет обратной дороги в реальный мир.

Источник. Мощный.

Понадобилось несколько минут, чтобы до Механоида дошло. Процессор! «Мозги»!

– Железяка, болт тебе в динамик! Гаси двигатель, включай свет! Ну?!

И снова – никакой реакции. Дизель продолжал идти с прежней скоростью по дороге, едва видимой в темноте. Леха выругался. С этой реальностью творилось что-то неладное – но, как и во сне, Леха ничего не мог с этим поделать.

Продолжая ругаться, он зашарил рукой по приборной доске. Где-то здесь, справа, возле бардачка, был рычажок аварийного освещения. Леха нащупал его, измазавшись в чем-то влажном и теплом. Повернул.

Тусклый свет залил кабину, мигнула и засветилась приборная доска. Железяка по-прежнему бесстрастно восседал на водительском месте: руки-манипуляторы на рычагах, камеры безотрывно смотрят на дорогу. На включение света он никак не отреагировал. Тошка…

Леха отполз по сиденью ближе к роботу, насколько мог. Несколько мгновений он не мог поверить, что это не следующий слой сна, а самая реальная реальность.

Тошка сидел сгорбившись, нависая над приборной доской. Лицо его было бледно, глаза закрыты, словно он спал, – может, на самом деле спал? Обруч пси-защиты лопнул и свисал на одно плечо, как белая лента. Похоже, не выдержал пульт управления защитой, черная коробочка, которой Тошка приложился о стойку в начале пути. Напарник тяжело дышал полуоткрытым почерневшим ртом. Леха даже догадывался, что ему может сниться: бесконечные дороги, извивающиеся, блестящие в свете безумной полной луны. И громадная пасть, в которую рано или поздно падает все, что существует на земле…

Изо рта, из носа и из-под век у Тошки сочилась черная жижа, превращая лицо в жуткую маску. Жидкость капала на приборную доску. Это в ней Леха измазался, это она пахла как тухлое мясо…

– Тошка… – Механоид осторожно прикоснулся к плечу напарника. Тот покачнулся. Леха, сам не зная зачем, схватил его за рукав и изо всех сил затряс – Тошка медленно, как в кошмаре, упал лбом на приборную доску и захрипел. Леху едва не стошнило. Под лицом напарника растекалась черная, тускло блестящая лужа. Несколько секунд Механоид неподвижно глядел на нее, и с губ срывалось только невнятное сипение.

– Железяка, урод, – взвизгнул Леха, когда дар речи вернулся к нему. – Тормози! Ну!..

Дизель продолжал ехать вперед, не снижая скорости. Тошка захрипел сильнее, задергал руками. Наверно, в своем жутком сне почти доехал уже до всепожирающей пасти древнего чудовища…

До пасти Азатота.

Лехе вдруг почудилось, что, если прямо сейчас остановить дизель, Тошке можно помочь. Первым делом вырубить проклятые «мозги». Потом вытащить его наружу, на обочину положить… В конце концов, ведь в дизеле есть аптечка, там препараты на все случаи жизни – в том числе и универсальный блокиратор психозов. Только надо остановиться!

Железяка равнодушно сидел на водительском месте. Обычно робот бывал болтлив, как телеведущий, но сейчас, казалось, полностью потерял связь с окружающим. А все проклятые «мозги», Ктулху им в микросхемы – или что у них там… Леха ухватил Железяку за правый манипулятор, дернул на себя – с тем же успехом можно было пытаться сдвинуть с места мостовую опору.

– Стой, гад! – Леха вцепился в манипулятор сильнее. – Останови дизель! Останови сейчас же, тебе говорят…

Железяка нехотя повернул к нему свое уродливое лицо.

– Азатот… говорит… нет смысла… – донеслось из динамика сквозь шипение помех.

Лехе на миг показалось, что из щелей динамика идет легкий дымок – но нет, это была просто игра теней.

– Останови, не видишь – Тошке плохо. – Леха помимо воли заговорил просительно. Как еще заставить эту чертову кастрюлю сделать то, что просят? Железяка всегда подчинялся – он же робот! Никому и в голову не могло прийти, что однажды голос спятившего пси-процессора заглушит все прочие голоса в дырявых Железякиных мозгах.

Робот внезапно отпустил рычаг и левым манипулятором медленно прикоснулся к Лехиному лицу. Как будто на прочность пробовал – легко ли будет пробить кость… Это было похоже на прикосновение ядовитой змеи – холодное, опасное. Леха аж дышать перестал. От видения стального пальца, погрузившегося в середину лба, Леху пробрала дрожь. Дизель сбросил скорость, одним манипулятором вести машину роботу было сложно.

– Останови, – прошептал Механоид. – Пожалуйста…

Железяка, как слепой ощупывая Лехино лицо, добрался до обруча пси-защиты. И тут Леха понял, чего хочет робот. Он успел пригнуться прежде, чем Железяка рванул обруч на себя. Манипулятор скользнул по скуле, расцарапав кожу. Леха упал с сиденья на пол, и сверху на него закапала вонючая жижа, которой истекал несчастный напарник.

– Железяка! Урод!..

Робот слепо тыкал манипулятором в пол, но Лехе удалось извернуться и заползти под прикрытие Тошкиного тела. «Прости, друг, тебе уже все равно, а меня этот самовар сейчас продырявит!» Манипулятор ударял напарника по плечу, но до Лехи не дотягивался. Тошка уже не хрипел – он дышал со всхлипами, редко, как будто что-то мешало ему дышать. Ясно было, что он умирает… Наверно, доехал в своем черном сне до самого конца пути. Леха скорчился на полу, но долго ему в таком положении было не удержаться. И тут Железяка на несколько мгновений прекратил попытки добраться до хозяина и вернулся к рычагам. Дизель медленно съехал на обочину и остановился. Что за черт?.. Ну конечно, сообразил Леха, – они достигли конца пути! Программа, заложенная в навигаторе, сработала, несмотря на явное помешательство робота. Леха, пользуясь моментом, ужом извернулся и прополз под телом напарника, весь измазавшись в отвратительной черной жидкости. Может, ему показалось, но краем глаза он уловил в открытом рту Тошки какое-то движение, словно там шевелился неестественно огромный темный язык.

Задумываться над этим было некогда.

Леха толкнул дверцу – и вывалился из кабины на обочину, сильно ударившись плечом о подножку. Вскочил, шипя от боли, пытаясь стереть с лица черную, пахнущую гнильем жижу и прилипший к ней песок. Из-за туч мутным пятном проглядывала луна – и в ее слабом свете Леха узнал местность. Когда-то он останавливался здесь на ночлег и едва не погиб. Дорога шла по пустынным холмам, заросшим травой и кое-где испятнанным старыми лесополосами. Когда-то вдоль дороги стояли села и фермы, но с тех пор как ми-го обосновались в этих местах, селения опустели. У подножия ближайшего холма Леха разглядел смутно чернеющие строения. Да это же заброшенная скотобойня, в которой он едва не погиб! Вот это занесло… У него мурашки побежали по спине, когда он ясно вспомнил, как три года назад решил переждать дождливую ночь под крышей этой самой скотобойни и загнал туда дизель.

Едва потом ноги унес…

Кстати, и сейчас неплохо было бы унести ноги. Леха осторожно отступил от грузовика, не сводя глаз с кабины. За лобовым стеклом ему был виден силуэт Железяки, все так же восседающего за рычагами. Фары дизеля горели вполнакала, мотор едва работал. Вдруг дверца, через которую Леха сбежал из кабины, с грохотом отскочила и так и осталась висеть, покривившись. Что-то темное взметнулось в кабине, заворочалось там, задевая безучастного робота, – дизель аж пошатнулся. А потом через открытую дверцу наружу полезло нечто странное, издающее невнятные стоны, похожее на оживший клубок. Леха принялся медленно отступать, не сводя глаз с явившегося монстра.

Вначале оно было похоже на комок щупалец – темных, слегка блестевших от лунного света. Щупальца обвивали стойки, колеса, бессильно извивались на обочине. А следом за ними показалось тело… Когда Леха понял, кто это, он схватился за придорожный куст, чтобы не упасть.

Это был Тошка. Точнее, это когда-то было Тошкой, потому что сейчас от напарника осталось только запрокинутое к небу лицо с закрытыми глазами и мучительно открытым ртом и ошметки клетчатой рубахи. Тело, кажется, вывернулось наизнанку, разорванное народившимися черными щупальцами. Изо рта у напарника тоже торчал пучок тонких извивающихся щупалец.

Леха Механоид почувствовал, как ноги подгибаются под ним.

Откуда это? Почему?! Не может быть, чтобы псионные «мозги» – будь они хоть трижды новейшими и совершенными – смогли превратить человека в подобие одного из древних чудовищ! В дитя Азатота!

Разве что… Тут Леха уже не выдержал и сел – прямо в придорожный куст. «Мозги» были вполне исправными. Пси-процессор не сошел с ума – он просто подключился к парящему где-то в недоступных измерениях Внешнему богу Азатоту и транслировал его безумную, невнятную, изменяющую реальность речь. Теперь понятно было, почему так спешно и с такой секретностью уничтожили всю партию дорогущих «мозгов». Понятно, почему закрыли лабораторию, занимавшуюся их разработкой, – и почему ими так интересуется неведомый покупатель из чужаков.

Леха со страху замычал и начал отползать в кусты – подальше от этого ужаса, извивавшегося на обочине, как клубок чокнутых змей. Обруч псионной защиты он придерживал на всякий случай рукой – чтобы, не дай Ктулху, его не сорвало веткой.

Теперь понятно, из-за чего Железяка спятил, – про его-то защиту никто не подумал, а через Шум он воспринимал сводящий с ума голос бога безо всяких препятствий…

Облака окончательно разошлись, и лунный свет явственно озарил пустынную дорогу, черную тушу дизеля на обочине и судорожно извивающегося монстра рядом с ней. Леха подумал, что до конца дней своих не забудет эту картину… В этот момент, словно ожив под лунными лучами, монстр перестал беспорядочно двигаться. Он замер, и на поднятом к небу Тошкином лице, перемазанном грязью, широко открылись глаза.

Абсолютно черные, нечеловеческие.

Голова с трудом повернулась, и взгляд этих глаз, от которого, казалось, невозможно скрыться, остановился на Лехе. А потом монстр целеустремленно пополз через обочину и канаву. К нему.

Леха взвизгнул и бросился бежать, спотыкаясь на невидимых под ногами кочках. Луна равнодушно глядела с высоты круглым белым глазом. Когда человеко-спрут убьет его, она будет так же равнодушна… Позади шуршала трава – дитя Азатота, несмотря на свое нелепое тело, ползло с поразительной быстротой, не переставая невнятно стонать. Леха на миг оглянулся – кусты за спиной шевелились. Но что его напугало еще больше – дизель завел двигатель и не торопясь ехал следом за монстром, словно машинка на веревочке.

Леха бежал во весь дух, не глядя вперед, но словно сами по себе перед ним выросли руины заброшенной скотобойни. Впрочем, не такие уж и руины – длинное дощатое здание наподобие ангара стояло вполне устойчиво, разве что забор вокруг повалился. Три года назад, когда Леха неудачно решил заночевать здесь, он сам же и повалил часть забора. Когда спасался бегством…

И тут у Механоида мелькнула безумная мысль. А что, если старый-престарый фюллер, на которого ему не повезло в тот раз напороться, все еще жив? Что, если он по-прежнему дремлет в ожидании добычи? Тогда у Лехи есть крошечный, но все же реальный шанс спасти свою жизнь.

Он, задыхаясь, ринулся ко входу в заброшенное здание. В лунном свете цвета не угадывались, но Леха и так знал, что на досках, которыми обшиты стены, остались ошметки голубой краски, а косяки были когда-то выкрашены в веселенький оранжевый цвет. У него по сей день перед глазами стояли эти косяки, которые фюллер легко выламывал, пытаясь поймать ускользающую добычу. В тот раз добыче удалось уйти, но сейчас она сама лезла в пасть к чудовищу, моля всех богов о том, чтобы чудовище не сдохло от голода за прошедшие годы.

Дверные створки валялись на земле – там, где их когда-то сорвал дизель, на котором Леха спасся от фюллера. Внутри было пусто и тихо, пахло сыростью и старой кровью. К прошлый раз эта пустота обманула Механоида – он даже не подумал проверить углы. А в углах притаился враг: домашний спрут-фюллер, разожравшийся в свое время на дармовой крови и тушах убиенных свиней до гигантских размеров. Леха таких огромных фюллеров сроду не видел. Наверно, все старое здание скотобойни и держалось сейчас на этом спруте, ставшем для него чем-то вроде каркаса.

Леха по инерции пробежал почти до середины здания и остановился, задыхаясь. В выбитые окна лился лунный свет. Позади послышался шорох – Механоид оглянулся, но дверной проем был пуст. Значит, дитя Азатота еще далеко.

Значит, это шуршат призрачные щупальца фюллера, очнувшегося от голодной дремы и сейчас тихонько скользящего по стенам. Хорошо…

Леха осторожно пошел вперед. Под ногами хрустели невидимые осколки. Пару раз в бледном ночном свете блеснули чьи-то чисто обглоданные кости: слишком мелкие для человека, наверно, лисьи или собачьи. Леха кожей чувствовал, что фюллер здесь. Он сейчас окружает неосторожную добычу со всех сторон, чтобы потом в один момент наброситься и сжать ее в смертельных объятиях, высосать досуха, до пустой шкурки и гладких, тонких костей…

Леха сделал шаг к окну, проем которого был разворочен больше других. Если фюллер кинется раньше, чем преследователь явится сюда, у Лехи будет возможность выскочить в окно. Может быть. Шорох за спиной повторился. А потом раздался голос – невнятный, заунывный, хриплый, от которого кровь стыла в жилах. Несчастный напарник Тошка, дитя Азатота, пришел за своей добычей.

Леха обернулся. Силуэт человеко-спрута ясно вырисовывался в пустом дверном проеме. А над ним, на притолоке, застыла крапчатая громадная щупальца старого фюллера. Фюллер увидел еще одну жертву и теперь раздумывал, которую из них легче схватить. Леха отступил к самому окну. Под ногами что-то брякнуло. Не сводя глаз с бывшего напарника, он нагнулся и нащупал под ногами ржавый изогнутый прут – должно быть, деталь какого-то скотобойного оборудования. Поднял и приготовился к бою – сейчас важно было, чтобы фюллер принял Тошку за менее опасную добычу.

Но старый монстр все раздумывал, а обруч пси-защиты на лбу снова начал нагреваться. Дитя Азатота продолжало говорить на своем жутком наречии – Леха видел, как шевелятся у него во рту щупальца, заменяющие язык, как закатываются нечеловеческие глаза, полные тьмы. А у него самого голова начала болеть от этих звуков, и снова в них послышался невнятный голос Древнего бога из сна – сводящий с ума, влекущий к себе. Он завораживал, заставлял опустить руки и двигаться навстречу гибели – потому что не могло быть ничего слаще. Леха медленно, как во сне, поправил обжигающе горячий обруч и шагнул вперед, прочь от спасительного оконного проема. У него оставался один выход… хотя он пугал куда больше, чем воющий речитатив Азатота.

Шаг, другой. Леха шел вперед, подняв прут над плечом. Все силы уходили на то, чтобы двигать ноги. Отстраненно он замечал, как перетекают по потолку тени от щупалец фюллера. Кажется, тот уже сделал выбор – и совсем не тот, на который надеялся Леха. Но дальнобойщику сейчас было уже все равно, в голове осталась только одна задача – и кроме нее голос Азатота, медленный, на грани смысла, то пронзительно-высокий, то низкий, от которого волосы вставали дыбом. Азатот устами своего отпрыска уже не говорил – пел о неотвратимости гибели и о ее отвратительной красоте.

Шаг, еще шаг, еще. Вот он уже совсем близко – черные глаза человекоспрута похожи на жидкую тьму, блестят в лунных лучах… Уже ни о чем не думая, Леха размахнулся и изо всех сил ударил прутом по запрокинутому лицу монстра, по этим красивым глазам.

Щупальца взметнулись, опрокидывая Леху, голос превратился в злобный вой. Леха очнулся от наваждения и пополз прочь от бывшего напарника, снова в глубь ангара. А дитя Азатота, очнувшись от боли, бросилось на него.

У Механоида уже не было сил сопротивляться. Он ткнулся лицом в мусор, покрывавший бетонный пол скотобойни и закрыл руками голову. Тошка, завывая, наползал на него сверху – Леха чувствовал силу его щупалец, чувствовал, как ткань рубашки мгновенно промокает от черной их слизи, как жжет кожу, как нечто твердое и острое упирается ему в основание шеи.

«Клюв. Это у него клюв – совсем такой, какой бывает у земных осьминогов, – вяло подумал Леха. – Вот сейчас он меня ударит, и все…»

Но вместо этого ударил фюллер. Неведомая сила подхватила человекоспрута вместе с его добычей и вознесла под потолок ангара. Через мгновение Леха полетел вниз – Тошка выпустил его, схватившись с фюллером не на жизнь, а на смерть. Дальнобойщик едва успел сгруппироваться, но все равно сильно ударился локтем и виском и едва не потерял сознание. Под потолком кипела невидимая во тьме схватка. Стены ангара заходили ходуном. Изредка дитя Азатота издавало пронзительный вопль, а фюллер – раздраженное, совершенно змеиное шипение. Леха кое-как поднялся на ноги и, пошатываясь, побрел к выходу. Нужно было уходить, пока монстры заняты друг другом и пока не рухнули ему на голову.

Азатот вновь завел свою речь, гораздо громче, чем раньше. Леха остановился. Казалось, что голос Древнего бога звучит у него в голове так же явственно, как свой собственный. «Умри, – говорил он. – Чего ты ждешь?.. Все на свете лишь безумие – умри, прикоснись к моему безумию». Онемев от ужаса, Леха поднял руку ко лбу – и обнаружил, что пси-защита исчезла. Наверно, дитя Азатота сорвало ее.

Механоид бросился обратно в трясущийся ангар. Без защиты с ним станет то же, что стало с Тошкой… Он упал на колени, стал шарить руками в темноте. Голос Азатота зазвучал у него в мозгу победной и мрачной песнью. Какая защита? Этот голос уже не могло заглушить ничто на свете. Леха скорчился на полу, закрыв голову руками. Все… Темнота окружила его, сверху, с потолка что-то сыпалось, стены качались, а он не имел сил ни чтобы встать, ни чтобы защититься. Умри, говорил голос в голове. Убей, говорил голос. Все в мире смерть и безумие. Разве не безумие, что ты лежишь на полу, а два чудища, два спрута древней крови душат друг дружку над твоей головой? Разве не смерть кругом? Умри, потому что таков закон твоего бытия. Такова воля Азатота.

Леха застонал. Он чувствовал, как погружается в темноту, которая чернее ночи. Там никогда не светили звезды, там не дул вольный ветер, там не было ничего – только духота вечного безумия. Из последних сил он вцепился себе в волосы, и тянул, тянул, цепляясь за боль как за соломинку в море ужаса.

Внезапно раздался грохот и в ангар полился яркий свет. Тьма на время отступила, позволив Лехе пересилить звучащий в голове мрачный речитатив. Кое-как он протер глаза, обнаружив, что веки склеились какой-то мерзкой темной субстанцией. Когда глаза смогли видеть, им открылась дивная картина: снеся последние косяки, в ангар величественно въезжал дизель.

Фары осветили пространство внутри, и Леха против воли снова прижался к полу: над ним, под самым потолком сплелись в смертельных объятиях бесконечные щупальца. Фюллер был больше, но дитя Азатота – сильнее. Они судорожно дергались, изворачивались, стараясь нанести друг другу смертельные раны. По крапчатой коже фюллера текла черная кровь Древнего существа, но и человекоспрут без остановки рвал плоть противника.

Леха шмыгнул носом, из которого что-то потекло – кровь? Слишком очень странно она пахла… Дизель двигался вперед и уже нависал передним бампером над Лехой. Он словно не замечал ни кипящей под потолком схватки, ни человека, лежавшего на пути.

– Железяка! – закричал Леха и замахал руками, правда, вместо крика получился писк. Железяка не слышал его. Похоже, он по-прежнему ничего не слышал, кроме вечного голоса Азатота. Леха как мог быстро отполз к стене, обдирая ладони о мусор на полу.

И в этот миг выхлопная труба дизеля, торчавшая вверх, как сигнальная вышка, зацепила бьющихся под крышей существ. Фюллер вцепился частью щупалец в стены, но, видимо, слишком ослабел от долгого голодания и не удержался. По-прежнему не разжимая объятий, оба монстра рухнули на крышу дизеля.

А вслед за ними обрушился ангар.

Грохот на время заглушил даже голос Азатота, все так же безумно певший о смерти из своих недостижимых измерений. Леха вжался в пол. Ему повезло – дизель стоял рядом и принял на себя большую часть обломков и тела монстров. Леха лежал, прикрывая голову руками, и сквозь щель между пальцами видел, как рядом с ним упала оторванная щупальца фюллера, истекающая слизистой кровью.

Дизель, несмотря на повреждения, продолжал двигаться, давя обломки и щупальца. Железяка, похоже, совсем впал в транс. Рядом с Лехиной головой неспешно прокатилось громадное колесо. Он приподнялся на локтях, стараясь отодвинуться как можно дальше, – темная громада дизеля проплывала мимо, а под колесами его извивались в последних конвульсиях два чудовища, так и не расцепившие объятий. Леха видел, как белеет в ночной темноте лицо монстра, бывшего когда-то его напарником.

Дитя Азатота явно умирало, но голос его по-прежнему звучал. Леха с трудом поднялся и, закрывая уши руками, похромал вслед за дизелем, перебираясь через обломки досок. Раздавленные щупальца источали такой смрад, что дышать было невозможно. Леха прикрыл нос полой рубашки. Голос Азатота по-прежнему звал его к смерти.

«Не сейчас, – подумал Леха. – Вначале я тебя выключу. Ты уже столько натворил, проклятый бог, пришедший из глубин! Может, ты и не виноват – но зачем ты здесь, если даже твой голос способен свести человека и ума или превратить его в ужасное существо?

Мы тебя сюда не звали!»

Голос Азатота исходил из «мозгов», а они по-прежнему лежали в тайнике под роботом. Леха чувствовал себя таким уставшим, словно сутки подряд таскал грузы сам вместо дизеля. Гараж в Заводоуральске, Пашка Франкенштейн, мечты о собственной мастерской – все это осталось где-то в другой жизни. В той, где был жив Тошка и где за рулем дизеля сидел ворчливый самодельный робот.

Наконец, совсем запыхавшись, Леха выбрался из руин. Дизель медленно ехал вперед, и догнать его не составило бы никакого труда, если бы стоял светлый день, а сам Леха не был бы так измучен всем тем, что с ним случилось. Спотыкаясь, Механоид побежал вслед за грузовиком. Ночь посветлела – луна склонилась к горизонту, а над противоположной кромкой леса небо приобрело темно-синий оттенок. Близился рассвет.

Наконец дизель уперся в тополя ближайшей лесополосы, и Лехе удалось его догнать. Мотор тихонько работал, колеса скребли по земле, но бампер мертво уперся в тополиные стволы. Леха открыл дверцу с водительской стороны и сразу отскочил в сторону – он еще не забыл, как Железяка пытался достать его манипулятором. Здесь голос безумного Древнего бога стал громче, настойчивее, но все же не был таким всесокрушающим, каким запомнился в ангаре. Однако теперь он говорил с Лехой на одном языке. Говорил четко, ясно и понятно. Леха усилием воли попытался не прислушиваться к нему (умри, говорил Азатот) – но это оказалось не так-то просто. Железяка неподвижно сидел на своем месте, манипуляторы на рычагах, лицо обращено к лобовому стеклу. Только вот камеры, заменяющие глаза, лопнули, будто от внутреннего жара, а панель, бывшая лицом, местами обуглилась. Вместо динамика открылась уродливая дыра.

Железяка, как и один из его хозяев, был мертв.

Дрожа от нетерпения (убей, говорил Азатот), Леха сдвинул робота в сторону. Открылся тайник. В бардачке Механоид нащупал походный фонарик и подсветил себе – с «мозгами» нужно было кончать, и быстро (все это безумие, сказал Азатот).

Держа фонарик зубами, Леха осторожно снял крышку с пси-процессора (смерть сладка, сказал Азатот). Под ней открылась емкость, полная зеленоватого желе, в которое были погружены ветвящиеся проводки и мерцающие белые шарики непонятного назначения. Совершенно непохоже на человеческую технику… Леха вынул процессор из тайника трясущимися руками (эта реальность нереальна, сказал Азатот) и собрался выплеснуть желе под ближайший куст, когда рядом раздался странный шипящий звук. Леха аж подпрыгнул.

С синеющего неба прямо на Механоида спланировало нечто: птица – не птица, планер – не планер. Черное, крылатое, похожее на гигантский неряшливый зонтик, и пахло оно гниющими водорослями. Леха знал этот запах – два года назад ездил отдыхать в Крым.

(все на свете гниет, заметил Азатот из зеленоватого желе)

– Сссс… – Существо опустилось перед онемевшим Лехой на траву. Оно было заметно выше человека. На Леху дохнуло целой горой гниющих водорослей. – Ссспасибо. Вашше вссснагршшдение.

Покупатель, вот это кто. Леха совсем забыл про него… И вовсе это не ми-го – это Старец, один из злейших врагов Древних. Чертов чужак – дождался, пока продавцы перебьют друг друга, и явился за товаром. Да будь он проклят!.. Леха ощутил, как его душит ненависть.

(убей, сказал Азатот)

Однако сил у Лехи уже не оставалось. К его ногам упало что-то вроде кошеля – вывалилось прямо из складок на боках существа. Из этих же складок вытянулись тонкие ветвящиеся щупальца и осторожно забрали «мозги» из рук дальнобойщика. После чего существо забило крыльями и довольно неуклюже взлетело, обдав Леху напоследок волной гнилостного запаха.

(оно умрет, предрек Азатот)

Леха посветил под ноги фонариком и действительно нашел в траве кошель из толстой кожи. Внутри лежали золотые монеты – по крайней мере, опознать желтые тяжелые кругляши удалось только так. Леха расхохотался. Смех прозвучал дико в предрассветной тишине (это безумие, сказал Азатот). Зачем эти монеты? Что с ними делать? Где ими можно расплатиться?.. Леха схватил кошель и со всей силы запустил его в ствол ближайшего тополя (ни в чем нет смысла, добавил Азатот).

– Какого черта?! – заорал он. – Ктулху побери!.. Почему ты все еще здесь?.. Этот урод забрал «мозги» – что ты здесь делаешь?! Заткнись наконец! Заткнись! Заткнись!..

Но голос продолжал звучать.

«Я теперь всегда с тобой, – ответил Азатот из своих высоких измерений. – Мой голос – это твой голос. Они думают, что смогут заставит меня замолчать! Нет – отныне ты будешь говорить за меня».

Леха без сил опустился на землю и привалился спиной к тополю. Очень болела голова. Над вершинами разгорался рассвет. В лесополосе шумел утренний ветер. Дизель стоял невдалеке, ободранный, как туша дохлого кита. Двигатель заглох, но Леха даже не заметил, когда это произошло. Над головой в светлеющем небе медленно-медленно проплыл дозорный дирижабль.

– Умри, – сказал Леха онемевшими губами и закрыл глаза. – Убей. Это безумие…

Может быть, я тоже заключил сделку с Мифами. Не с кем-то из Древних, нет, с ними со всеми как с явлением – ведь я, кажется, становлюсь единственным летописцем их Пришествия. Даже скорее собирателем, бесстрастным хроникером, на чью долю выпало изучить и классифицировать уникальный материал. Временами я ощущаю себя самим Провидцем: у нас с ним есть что-то общее, я так же, как и он, вдруг получил доступ к запретному знанию, но не к чему-то конкретному, мы оба видим лишь отдельные фрагменты, мазки гигантского незаконченного полотна.

Не знаю, чем он заплатил за свой дар. Боюсь, что и меня ждет расплата, немыслимая и особо изощренная. Нельзя остаться прежним, зная то, что знаю я. Знания всегда опасны, и вдвойне опасны запретные знания.

Но письма продолжают приходить и я не смогу отказаться от этой роли. Я уже ничего не способен изменить и не могу предугадать, чем придется пожертвовать за звание негласного летописца Пришествия. Как сказал автор нового письма, у мух и пауков хотя бы есть с людьми что-то общее. В точку.