Остров Тонкий, 36 год, 32 июня, пятница, 4:35
Старший лейтенант уже перестал психовать из-за идиотского положения, в которое он влип с перехватом «американских шпионов». У него есть чёткая инструкция: все суда, не принадлежащие Советской Республике, если такие появятся, доставлять на пункт пограничной охраны, людей задерживать и передавать сотрудникам Службы госбезопасности, представители которых с недавних пор повсеместно стали начальниками погранпунктов. Инструкция имела гриф «совершенно секретно», и породила слух о том, что это как-то связано с изъятием всех коротковолновых радиостанций. Болтали, будто американцы тоже колонизируют этот Мир, и любое военное столкновение с ними весьма чревато для Республики, у которой уже несколько лет не было связи с Союзом. Впрочем, и просто Республикой-то из Автономной Республики она стала только спустя три года после закрытия Перехода. Но мало ли что болтают офицеры за рюмкой в чисто своих, офицерских компаниях?
Суда были нездешними, у обоих – бело-сине-красные флаги, которые были в ходу в царское время на Старой Земле. У обоих – русские надписи дублированы английскими, чего в Советской Республике никто не делает. Документы у людей – какие-то пластиковые карточки, а не привычные бумажные книжицы. Да ещё и по-английски заполнены. Значки на них – как на американских деньгах (Кислицын в детстве много книжек перечитал, и эта информация ему где-то на глаза попадалась). Если даже закрыть глаза на тот бред, что несли оба капитана, представляясь сами и представляя членов команды, то одежда выдавала их с головой: здесь такого не носят! Какие-то пятнистые куртки, бесформенные штаны и высокие шнурованные ботинки. Именно так в учебных пособиях военно-морского училища изображали американских солдат на Старой Земле. Ну и оружие. Частью советское, частью очень похожее на советское, а частью – откровенно иностранное. Радиотехника – вся не наша. Ну откуда, к примеру, у нас взяться персональным радиостанциям, размером с пачку сигарет?
Но Лёха Шестаков, капитан Службы госбезопасности и начальник погранпункта, после короткого разговора с этим дедком, что-то нёсшим про два года назад сменивший название КГБ, рассудил иначе. И послал его на «Изумрудном» за двести с гаком миль в Химик. Причём, приказал солярку не жалеть, а лететь со скоростью 20 узлов. И это в то время, когда на остров Толстый высадились бежавшие из колонии и заключённые, захватив в порту два сейнера.
В общем-то, из-за этого ЧП старлею и пришлось мчаться в Химик: зэки перебили трёх дежурных ретранслятора острова Толстый, и второй день, пока собирались баржи с бойцами охранного батальона, пограничный пункт сидел без связи с Большой Землёй. На Тонком не знали бы и этого, если бы один из дежурных не успел передать в эфир сообщение о нападении. Ещё лет семь назад зэков потопили бы прямо в море, раздолбав оба корыта авиацией. Но сейчас моторесурс самолётов и вертолётов берегли, как скупердяй копеечку. Видимо рассудили, что никуда зэки с острова не денутся. За океан не сунутся – передохнут по дороге без воды и еды. Да и топлива у них не хватит на это, даже если бы полные баки имели. На крайний случай – ещё на сотню обглоданных зверьём костяков где-нибудь в южных отрогах Становых гор больше станет. Не сразу, конечно. Года через два-три последних зверьё доест… Мало ли таких бежало за три с половиной десятка лет обитания людей в этом мире? Да только выжили считанные десятки.
Ночной заход в порт – та ещё процедурная возня. А потом в портовой комендатуре выбить машину, чтобы доехать до управления СГБ. Хорошо, хоть гэбэшники нервы мотать не стали. Прочли пакет от начальника погранпункта и оперативно закрыли в глухой каморке наедине с телефонным аппаратом.
После набора номера, продиктованного Шестаковым, трубку подняли буквально после второго гудка.
- Дежурный приёмной!
- Примите телефонограмму.
- Кто у аппарата?
- Командир пограничного катера «Изумрудный» старший лейтенант Кислицын, погранпункт «остров Тонкий».
- Диктуйте! Какой гриф телефонограммы?
- «Искра».
- Вы не ошиблись?
- Никак нет! Гриф «Искра».
- Не кладите трубку!
Голос пропал, пропали и любые звуки из трубки, будто кто-то обрезал витой провод, ведущий от аппарата. Ни единого звука не было минуты три. Потом голос дежурного внезапно произнёс:
- Соединяю!
- Алло! Говорите, Кислицын! – пробурчал на ухо сонный голос.
- Гриф «Искра»…
- Если было бы что-то другое, вас бы со мной не соединили. Диктуйте!
- Собственно, мне, кроме грифа, приказано было передать только имя – полковник Данилов, - чётко произнёс старлей.
На том конце провода несколько секунд сопели в микрофон, потом голос говорящего зазвучал чётко, без сонных ноток.
- Принято. Теперь слушай меня, капитан-лейтенант.
- Старший лейтенант, - осмелился поправить Толян.
- Я сказал – капитан-лейтенант! – жёстко отрезал ещё полминуты назад сонный собеседник. – Ты никогда не слышал о существовании грифа «Искра».
- Есть!
- Всё! Возвращайся на Тонкий. Соответствующую подписку у тебя возьмут.
В трубке запищали короткие гудки…
Выходил назад то ли старший лейтенант, то ли капитан-лейтенант Кислицын уже утром. Следом за «Изумрудным» из порта потянулись загруженные солдатами самоходные баржи, но пограничный катер набрал скорость около 20 узлов, и вскоре они скрылись где-то за кормой.
Никакого братания с бойцами пограничного поста не было. Шестаков очень быстро навёл дисциплину среди пограничников, припугнув тем, что каждого, кто сунется к нам, сверхсекретным, зашлёт в какую-то неимоверную дыру. Хотя, казалось бы, где найти большую дыру, чем этот остров в океане, удалённый от ближайшей суши на сотню миль, а от города – более чем на две?
Что из себя представляет погранпункт? Причал с тремя пирсами и будочкой дневального перед ним. По одному из пирсов, тому самому, к которому швартовался «Изумрудный», толстой чёрной змеёй проброшен резиновый шланг, ведущий к закопанной в землю цистерне с горючим. Небольшой бетонный плац, размеченный для строевых занятий. За ним одноэтажная казарма. С другой стороны казарменного строения – небольшая столовая. Ещё один домик – для проживания офицерского состава, всего четыре квартиры. Выше по склону – караулка. Мимо неё на вершину прибрежного холма ведёт тропинка, упирающаяся в угрюмое бетонное сооружение, на крыше которого днём вращается антенна локатора. Рядом – высокая ажурная мачта. Вся описанная территория огорожена забором из колючей проволоки. Будто снова в годы срочной службы вернулся!
Я не зря обратил внимание на то, что локатор вращался только днём. Едва стало темнеть, его антенна, просвечивающая сквозь редкие деревья на склоне, замерла. На вопрос, почему, Шестаков пожал плечами:
- А кто среди ночи в пролив сунется?
- Если б мы к нему среди ночи подошли, я бы пошёл.
- У вас локатор, а у нас для них катастрофически не хватает электронной начинки. Они только на военных кораблях стоят, да и то используются не часто. Мы тоже ресурс экономим.
На это мне нечего было ответить, и я попросил Осинцева выставить ночную вахту.
Как говорится, инициатива наказуема исполнением. А поскольку очерёдность дежурств никто не отменял, мне выпало время с двух до шести ночи. «Собачья вахта», как называли это время в старину.
Честно говоря, радар я тоже включал лишь каждые двадцать минут, а не гонял его постоянно. Но то, что нужно было обнаружить – обнаружил. Две засечки на фоне острова Толстый неторопливо двигались в нашу сторону.
Первым делом, естественно, поднял Осинцева, у которого опыт работы с локаторами был побольше моего. И он подтвердил:
- Два небольших судна, предположительно 250-300 тонн водоизмещения. Движутся к нам со скоростью около шести узлов. Примерно через 45-50 минут будут здесь.
- Поднимайте команду, Вадим Григорьевич, а я побегу будить хозяев.
Примчавшись на пирс, Шестаков, вызванный дневальным, уткнулся в экран радара. Убедившись в нашей правоте, он погнал бойца поднимать в ружьё пограничный пост.
- Свет нигде не зажигать! – скомандовал он, а потом крикнул вдогонку. – Мою жену с ребёнком отправь в радиоцентр! И пусть не копаются! Что делать собираетесь, товарищи офицеры?
- Во-первых, услышать от вас, кто это может быть.
- Беглые заключённые, - недовольно поморщился капитан. – Несколько дней назад подняли бунт в колонии на окраине Химика, прорвались в порт и захватили два сейнера. Той же ночью ушли в море. Пока зачистили территорию порта, они успели оторваться. Два дня назад захватили ретранслятор на острове Толстый, где дежурили штатские. Из-за чего мне и пришлось не связываться с берегом по радио, а отправить Кислицына на «Изумрудном». Видимо, заметили, что катер ушёл в сторону города, и решили к нам наведаться.
- И что им тут могло понадобиться?
- Оружие, топливо, еда…
- У вас план обороны поста имеется на случай нападения с моря?
- Да какой там план! – с досадой махнул рукой Шестаков. – Никто ни о чём подобном даже не думал! Обычно, если случались подобные бунты, заключённые уходили в горы, в леса. Это первый случай, когда они суда захватили. Да ещё и на остров напали!
- Оборону-то в казарме и радиоцентре хоть сумеете занять?
- Ну, радиоцентр как раз и строили по типовому проекту, позволяющему держать в нём бой. Шесть бойцов там, остальных в казарме размещу, будем через окна отстреливаться.
- Тогда мы снимаемся с якоря и отходим метров на двести вдоль берега. Чтобы под ваш огонь не попасть, а когда они попытаются высадиться и пойти в атаку, ударить им во фланг и тыл. Ещё бы знать, какое у них оружие…
- На сейнерах точно было по паре пулемётов. Обычно на них ставят СГМБ или ПКМБ. На Толстом захватили ещё один ручной пулемёт и три автомата. Сколько и чего с собой из зоны принесли и у охраны порта отняли, только им известно.
- Понятно. Тогда бегите в казарму, а мы отваливаем от пирса: им минут пятнадцать идти осталось!
«Анадырь», не защищённый бронёй из железного граба, мы поставили чуть подальше: пусть бьют по тем, кто на берег выскочит. А сами, подсветив пространство перед пирсами фарой танкового прибора ночного видения, приготовились ударить перед швартовкой.
- Сейнеры РС-300 типа «Маневренный», проект 388, - узнал силуэты Осинцев. – Водоизмещение до 318 тонн. Бойко, по рубке и носу первого. Носов, тебе второй сейнер. Вы, Николай Валерьевич, со своим прибором ночного видения, постарайтесь подавить пулемёты.
Первая стальная громадина уже ползёт вдоль пирса, и тут на него с палубы судна, возвышающейся над досками причала метра на полтора, посыпались люди с оружием в руках.
- Огонь! – скомандовал Вадим Григорьевич, и ночь раскололась грохотом выстрелов.
Рубка первого сейнера расцвела вспышками разрывов 23-мм снарядов. На берегу посыпались выбитые стёкла казармы, тоже озарившиеся вспышками выстрелов. Железом по железу заскрипел о причал второй сейнер, прикрывшись тушей первого.
По корпусу «Удачи» сыпанул горох пулемётной очереди с кормы рыболовного судна, и я ответил двумя трёхпатронными сериями из своего АК-103. Пулемёт на несколько секунд смолк, возле него мелькнули тени, и снова на его дульном срезе вспыхнули жёлтые цветы выстрелов. Взрыв ВОГ-25 заставил его замолчать. А носовой пулемёт продолжал бить по окнам казармы. Подавить этот пулемёт я не успел, его накрыла очередь из «зушки».
Хуже было то, что второй сейнер оказался полностью скрыт за корпусом ближнего к нам, и атакующие, накопившись на пирсе, рванулись в сторону казармы. Одни стреляли на ходу из автоматов, а вторые бежали с какими-то огоньками в руках. Вот один из них споткнулся, сражённый пулей, и вокруг упавшего вспыхнуло пламя. Ещё один мгновенно превратился в живой факел, но всё понятно стало, лишь когда бутылки с горящими фитилями полетели в сторону казармы.
Это был кошмар: горели люди на плацу, горящая жидкость стекала по стенам казармы, полыхало внутри неё. Разлетались брызги крови при попаданиях в людей свинца. Особенно страшно было видеть, что происходило при стрельбе из ДШК, пули которого в буквальном смысле того слова отрывали руки и ноги.
Где-то в литературе попадалось выражение «упоение боем». То есть восторг, наслаждение им. Чем, бл…дь, наслаждаться и восхищаться? Криками боли, тяжёлым запахом крови, горящей плоти и, простите, человеческого говна? Не надо морщиться от слов правды! Когда пуля в живот попадает, наружу летят брызги вовсе не духов «Ландыш»! Да и нередко организм, умирая, пытается избавиться от лишних жидкостей и… более густых субстанций. Каким же психом и моральным уродом быть, чтобы балдеть от всего этого?!
Чёрт! Дофилософствовался! Кто-то с сейнера резанул нам по фальшборту, и десятисантиметровая щепка, отбитая пулей от кромки доски, пробила насквозь правую щёку. В воду её! Хорошо, не в лоб или в бровь: кровь глаза не заливает! А ту, что в рот течёт, выплюнуть можно. Туда, где только что вспыхивали огоньки выстрелов, летит граната из подствольника. Только почему взрывов два и не один?
- Я тебе что сказал? Не высовываться из каюты! – рявкнул я на Наташу, прячущуюся за мачту. – А ну, быстро вниз!
Опять стреляют с сейнера. Чёрт, туда бы очередь из ДШК влепить! Чего он, кстати, молчит?
Возле пулемёта тёмным кулём лежит Носов, а с пулемётной лентой уже возится Райзман, которому тоже приказано было оставаться в каюте. Я достреливаю трёхпатронными очередями второй магазин, чтобы позволить Семёну Марковичу вставить ленту, и басовитое «бу-бу-бу-бу» разносит в клочья стальной борт сейнера в том месте, где укрывался стрелок.
Пальбы уже почти не слышно, но что это за металлический визг? Второй сейнер, почти не пострадавший от нашего огня, отползает от пирса задним ходом. Сейчас покажется кормовой пулемёт, установленный на надстройке за ходовой рубкой…
Один за другим в район дымовой трубы ложится пара ВОГов.
- Бойко, Семён Маркович! Огонь по ходовой рубке! Разнесите её, чтобы они уйти не смогли!
ДШК и «зушка» в три ствола дырявят ходовую рубку решившего сбежать сейнера, а я забрасываю ВОГами надстройку для входа в нижние помещения, на которой сверху установлен носовой пулемёт.
Всё. Закончились ленты и у ЗУ-23-2, и у ДШК. На сейнере, продолжающем пятиться задом, несколько очагов пожара. С него уже никто не стреляет. Пожалуй, бой закончен, осталось провести зачистку. Но для начала – разобраться, что у нас с потерями…
