Утром «Бродяга» прогулялся назад и рассказал, вернувшись, что мы вчера случайно прошли мимо растяжек. Не случайно «прошли», а случайно «мимо». Все нормальные входы в лес защищены растяжками, поэтому хорошо, что мы не стали вчера тут заходить.

– А я говорил тебе, – не лезь, – сказал мне «Сокол».

И он был прав. Единственно, что меня оправдывало, это то, что я выбрал кабанью тропку. А звериная тропа – не то место, где стоит ставить растяжки на человека.

Надо было зайти в лес. И мы пошли назад. Заодно высматривая растяжки. Днём их было видно, если искать. Мы не старались их все найти, но только пока мы шли, я увидел штук пять – леска, зелёный колышек и Ф-1. Стояли они на тропинках вдоль леса и там, где тропинки заходили в лес. Случай или интуиция проводника нас уберегли, но пройди мы вчера на три метра левее, одну из них мы бы сняли. Вообще, как я понял, интуиция и та незримая связь с миром, которая просыпается у людей, творят чудеса. Надо к себе прислушиваться, чтоб не пропустить подсказку вселенной, своего «Я». Потом слышал несколько подобных историй от других. Когда люди проходили практически по краю пропасти на интуиции.

Пришлось порядочно вернуться, чтоб зайти в лес сбоку. В лесу мы остановились, а «Бродяга» отправился на разведку и поиск группы.

Пока его ждали, я позавтракал (заодно пообедал и поужинал) оставшимися двумя стикерами с мёдом. И погрузился в раздумья, сравнивая реальность с компьютерной симуляцией. И если обычная жизнь, с семьёй, работой и друзьями, выглядела игрой, а война – игрой в игре, то наш выход из окружения был ещё одной игрой в игре, с ещё одним уровнем вложенности. С более бедной сюжетной линией и большим количеством ограничений. Удовольствие от этой игры – весьма сомнительное. Ещё пришла мысль о «Бобре». Тогда я подумал: хорошо, что его в бою ранило в руку. А то и ему сейчас тут пришлось бы выбираться с нами. Мелькнуло даже сожаление, что меня тогда не зацепило (очень глупая мысль, согласен). Ещё мы узнали после вчерашнего разговора, что Амвросиевка уже не наша, Комсомольское – тоже. Я думал о том, что фронт откатывается быстрее, чем мы идём. А ресурсы наши уже на пределе. И это меня злило.

Мёд съел, мысли закончились, в голове начала крутиться очередная мелодия (иногда мозг любил чем-то заполнить время). Через полтора часа (по моим ощущениям) вернулся «Бродяга». Вокруг нас никого не было найдено. Надо было двигаться в другую часть леса. Для этого мы вышли и стали его обходить, как вчера. По холму, снова мимо опушки с растяжками.

Мобильной связи не было. Только на холме, недалеко от места нашей ночёвки, добивала российская вышка «билайн». Пользуясь роумингом, мы стали посылать смс с номеров МТС. «Сокол» пытался состыковаться с «Пламенем» и «Вихрем». Я подсоединил аккумулятор к своему второму «дубовому» телефону и послал смс жене о том, что со мной всё в порядке. Крайний раз, когда мы с ней общались, я был на Саур-Могиле. С тех пор прошло несколько дней неизвестности для неё (и, насколько я понял, нас несколько раз «хоронили» в штабе). После меня с этого телефона «Монах» послал весточку своим родным. Потом, кажись, «Лис».

Связаться с «Пламенем» получилось, но то ли из-за билайнового роуминга были задержки, то ли ещё что. Обмен сообщениями происходил с перерывами. Наверное, тогда «Вихрь» что-то написал про Иловайск. «Сокол» потом рассказал, что там есть наши и что какая-то фигня с вертолётом произошла – упал. Я подумал, что с нашей скоростью мы не скоро дойдём до Иловайска. Да и вообще неизвестно, что там будет в то время. Хорошо бы, чтобы нас достали из серой зоны. Но туда ещё добраться надо. А иллюзии по поводу «волшебника в голубом вертолёте» хоть и давали силы и надежду, но как реальные не воспринимались. В «помощь идёт» мы перестали верить ещё на высоте.

Было принято решение попытаться найти группу. И если не получится, то двигаться на запад самостоятельно. Само наличие группы ставилось под сомнение (уже потом я узнал, что группа точно была, и они даже выходили на Саур-Могилу после нашего ухода).

Мы обошли лес с другой стороны. Остановились. Сначала «Монах» с «Запорожьем» (который Анатолий) пошли в одну сторону на поиски. После их возвращения послали нас с «Лисом» в другую сторону. Мы шли вдоль опушки (группа должна была быть на краю леса), каждые 50–100 метров заходили в лес, немного проходили и негромко звали: «Пламя». Один раз нам почудилось, что мы кого-то слышим. То ли показалось (если сильно прислушиваться, то иногда набор разных звуков может сложиться во что-то осмысленное), но мы так никого и не нашли. Когда возвращались назад, я стал замечать кустики шиповника и сорвал несколько ягод. С этого момента я всегда старался иметь пригоршню этих ягод. Держишь её на языке, чтобы меньше хотелось пить, потом съедаешь, когда надоест. Думаю, это был один из ингредиентов, позволявший тогда держаться физически.

Вернувшись, мы доложили о результатах остальным, после чего наша группа двинулась на юг, юго-запад. Уже в темноте мы дошли до реки. Недалеко был населённый пункт. До нас долетали звуки техники и лая собак. Вода закончилась ещё тогда, когда мы только отходили от леса. Так что река была очень кстати. Вода в ней была мутноватой в свете фонарика и пахла не очень, но это была вода. Мы попили и расположились на ночлег. «Лис» и «Сокол» начали спорить, уже не помню с чего у них началось, но, слово за слово, накал дошёл до того, что прозвучала угроза применения оружия. Все напряглись. «Монах» говорит, что он не верил в возможность стрельбы. Я верил, видя, как столкнулись два характера. Шум и «трёхсотые» нам были ни к чему. К счастью, спор закончился сам собой, хотя каждый остался при своём. После этого мы таки легли спать.

Дневной зной и вечерняя духота сменились промозглой сыростью и холодом. Всё усугублялось влажной, ещё не высохшей после перехода одеждой. Это была одна из тяжёлых ночей. Не то что предыдущая.