Поутру бот обогнул восточную оконечность Англии и под западными прибрежными ветрами взял курс на Саутгемптон – пожалуй, самая удобная бухта и речное устье в мире для больших кораблей. Пролив оживился сразу, как развиднелось, покрывшись торговыми судами всех размеров и мастей, плывущих с континента и на континент аж от самой Африки. Для захода в глубокие порты им требовалось одолеть непростые отмели, требующие сноровки опытных шкиперов. Сейчас к этим судам легко подлетали парусные лодки, готовые за умеренную плату проводить их к рынкам Англии.

При виде скопления треугольников и квадратов парусов, туго надутых ветром, Уорик приободрился. Ишь сколько их здесь – многие сотни, среди которых его посудине ничего не стоит затеряться! Он сидел, терпеливо выжидая, когда мимо по борту проплывет остров Уайт.

Со свежим ветром стало качать чуть сильнее. Именно в эту минуту к Уорику и направился старший команды, по ходу ладно подстраиваясь в такт качке. Судя по акценту, моряк был из Корнуолла и из той породы, что с морем в ладах больше, чем с сушей. Для большей слышимости он напряг голос, приложив ладонь сбоку ко рту, а другой рукой указывая на участок между островом и побережьем.

– ’он, ви’ите, сэр? Те корабли на якоре. Я их знаю. Тот, что черный, – это «Авангард», а второй – «Норфолк».

Сердце Уорика опасливо екнуло. Эти названия он прежде уже слышал.

– Ты уверен? – переспросил он.

– Ну а как, – пожал плечами моряк. – Я ж до этой прогулки полгода на «Троице», в Саутгемптоне торчал. Каждый кораблик у этого берега знаю. И вон те два как раз под командой Энтони Вудвилла, адмирала Его Величества, состоят.

– И что, мимо них проскользнуть нельзя? Такая быстроходная посудина им вмиг пятки покажет, разве нет?

– Мимо них-то можно. А вон те лодочки на воде ви’ите, сэр? Весь Солент, кажись, перегородили. У меня ощущение, будто они знают, что мы попробуем мимо них просочиться. Среди других корабликов и лодок они нас пока не углядели. Но у них там, небось, в порту цельная артель рыщет, нас разыскивает.

Ричард сухо сглотнул. Несложно себе представить, как сейчас усердствует Энтони Вудвилл – он горы готов свернуть, лишь бы изловить беглецов. Если приглядеться, то и вправду: по всей ширине пролива и здесь, и там снуют лодки – где на веслах, где под парусом. А потому к Саутгемптону мимо них ни одна посудина не проплывет, не будучи остановленной для опроса и досмотра.

Придерживаясь рукой за мачту, граф встал и начал оглядывать сизоватую зыбь пролива. И в этот момент за его спиной истошно завопила Изабел. Уорик, вздрогнув, обернулся, но его жена была уже там и сейчас подставляла к губам дочери кружку с водой, а рукой нежно водила ей по бугру живота под одеждой. На глазах у смятенного Ричарда она отдернула руку, словно от укуса.

– Что там? – резким голосом окликнул Уорик. – Дитя ножкой бьет?

Анна с меловым лицом покачала головой.

– Нет. Похоже, схватки.

Изабел со стоном приоткрыла глаза.

– Что там? Дитя? Уже идет? – спросила она жалобно.

Ее отец выдавил из себя улыбку.

– Да нет! – наигранно-бодрым голосом сказал он. – Иногда бывают, знаешь, эдакие судороги, еще задолго до родов. Я вон помню, у матери твоей было примерно то же. Так ведь, Анна? А родила только через пару недель.

– П-правда, – одними губами ответила его жена.

Прижимая ладонь ко лбу Изабел, она повернулась к Уорику так, чтобы дочь не видела ее лица. Глаза ее были полны тревоги.

Ричард за локоть отвел моряка подальше, к самому бушприту, вокруг которого с пенным шелестом разлетались барашки волн.

– Мне нужно какое-нибудь безопасное место в порту, – тихо и требовательно сказал он.

– Да где ж вы его тут сыщете, сэр, место-то? Адмираловы люди, как только узнают, кто мы, сразу погонятся.

Уорик обернулся, оглядывая пролив через плечо. День стоял погожий, но французского берега из-за расстояния все равно видно не было.

– Ветер достаточно свежий. Сможешь доставить нас в Кале?

Словно подстегивая, за спиной вновь раздался вопль Изабел – высокий и бесприютный, похожий на крики чаек в вышине. Моряк что-то взвесил.

– Если вест продержится, можно попробовать, милорд. Даст бог, так и за двенадцать часов домчимся.

– Двенадцать?! – воскликнул Ричард так громко, что на него вопросительно обернулись жена и Кларенс. Он заговорил тише, подавшись ближе к моряку. – Да ты что! Это ж разродиться можно. Надо быстрее.

Корнуоллец огорченно развел руками.

– На хорошем-то ветру мы никому не уступим, но больше-то парусов, чем есть, я вздернуть не могу. Двенадцать часов, и то дай-то бог, если ветер будет стойкий. Ну а коли получится лучше, то я из него выжму.

– Мы идем к берегу, Ричард? – с надеждой спросила Анна. – Изабел нуждается в безопасном теплом месте.

– Где ж я его вам возьму?! Тем более в Англии, тем более сейчас, тем более когда король стискивает нам глотку! – Уорик раздраженно хлопнул себя по бокам: надо же, навалились всем скопом! – Идем в Кале.

С протяжным скрипом повернулся румпель, и нос суденышка под хлопанье парусов стал смещаться в сторону – бот ложился на другой галс.

Уорик, чередуясь с моряками, правил суденышком, чувствуя рукой на румпеле натяг его хода. Крики Изабел с каждым часом становились все несносней и жалобней, родовые схватки истощали ее. Теперь сомнения не было: ребенок был готов появиться на свет, причем сделать это на виду мерно качающегося на горизонте зеленого берега Франции. Экипаж весь день неустанно хлопотал со снастями, в какой-то момент даже поставив рядом с основным дополнительный парус, чтобы хоть как-то убыстрить скорость. Проходя мимо багровой от натуги молодой женщины, моряки нервно поглядывали на нее: зрелище для них было столь же невиданное, сколько и неприятное.

Далеко впереди темнела громада Кале, известная Уорику не менее досконально, чем его собственные имения. В самом деле, годы назад (король Эдуард тогда был еще мальчишкой) эта крепость служила ему домом. Крепость и город Ричард озирал с изрядной долей ностальгии. На обратном пути от Саутгемптона день оставался погожим, так что на пути вверх по сужающемуся Каналу по одну сторону от себя граф различал белые скалы Дувра, а по другую Францию и связанную с ней свободу. С каждой минутой и милей он становился ближе к спасению, но дальше от того, к чему был привязан всей душой.

Из задумчивости его вывел очередной вопль дочери, на этот раз особенно мучительный и долгий. Моряки на роженицу старались не глядеть, но на открытом боте уединиться было совершенно негде. Изабел сидела на досках палубы с раздвинутыми ногами и натужно дышала, одной рукой держась за мать, а другой – за своего мужа, которые находились по бокам от нее. В глазах ее стоял смертельный испуг.

– Теперь уже недолго, – сказал Уорик морякам. – Подходите так близко, насколько позволяет смелость, и бросайте якорь. Поднимите на мачту мой штандарт, чтобы нас пропустили без задержки.

– У этой посудины, милорд, киль мелковат, – с сожалением сказал корнуоллец. – Я могу попробовать завести ее прямиком на пристань.

Ричард в отчаянии поглядел через густо усеянные кораблями воды. Там вздымались каменные стены крепости. Ему было известно и точное число орудий на них, и вес их ядер.

Со стороны суши осада Кале была невозможна: цитадель могла снабжаться с моря. Атаки с моря тоже были обречены из-за размеров пушек. Кале был самым укрепленным английским владением на свете, а любое судно, что рискнуло бы испытать те укрепления на прочность, было бы разбито в щепки. И все же Уорик прикинул, можно ли, скажем, скрыть приближение бота за чужими судами, а там рвануть в гавань до того, как их намерение кто-то раскроет… Нет, ничего не выйдет.

– Видишь те завитки дыма? – понуро указал он моряку. – У них там железные ядра, докрасна накаленные в жаровнях и всегда готовые к пальбе. Их выхватывают клещами и со ствола закатывают в орудия, где они утыкаются во влажные заглушки. Пушки со стен бьют на расстояние мили, и все, во что они попадают, воспламеняется. Так что придется нам ждать начальника порта.

Один из членов экипажа успел поднять штандарт Уорика. Между тем ветер крепчал, и флаг туго трепетал над волнами в барашках белой пены. Бот раскачивался, дергаясь на небольшом якоре, отчего все на палубе держались непрочно. Ухватившись за струной натянутую вервь, граф влез на бортик и отчаянно замахал свободной рукой, сигналя берегу о неотложной срочности. За спиной у него стенала Изабел, в кровь кусая себе губы; на щеках ее пятнышками проступали лопнувшие от натуги сосуды.

– Идет, Ричард! Дитя идет! – послышался крик его жены. – Скоро ли земля? О, Иисус и дева Мария, оберегите нас! Когда же кончится эта мука?!

– Вон они, плывут! – криком отозвался Уорик. – Держись, Изабел, дочка! Начальник может дать сигнал крепости, и ветер все еще попутный. Я позову лекаря, тебе в подмогу…

Он обернулся с новым приказаниями для экипажа. Там все стояли наготове, дабы, если что, обрубить якорную веревку и убрать паруса – работа не из легких, но если надо, то придется это делать. Суденышко моталось под завываниями ветра, нещадно обдающего всех ледяными брызгами. По небу неслись разорванные тучи, а Изабел все вопила. Ее иссиня-белые ноги были широко расставлены, и взгляд Уорика уже улавливал проглянувшую наружу макушку младенца. Жена, плюнув на стеснительность, встала на колени и, дрожа под водяной взвесью, была исполнена решимости в первый же момент принять на руки тот крохотный комочек новой жизни.

По волнам к боту неспешно продвигалась лодка начальника порта. Гребцы, должно быть, уже слышали крики роженицы, но отчего-то совсем не торопились. Не слышать таких стенаний они просто не могли. Уорику они казались такими пронзительными, что, должно быть, весь гарнизон Кале уже знал, что на свет рождается ребенок.

Когда лодка наконец приблизилась на расстояние голоса, граф заорал во всю мощь легких. При этом он указывал на штандарт с медведем и деревом, полощущийся наверху мачты, и вопил в сведенные у рта ладони о том, что на борт срочно нужны лекарь или хотя бы повитуха, чтобы помочь при родах.

Управившись с этим, Ричард как-то поник, отдуваясь и смаргивая искры, пляшущие в глазах от приложенного усилия. Буйно шумел ветер, трепля снасти и дергая на якорной привязи беспорядочно кренящееся суденышко. Вместе с ботом плясал и горизонт – то вверх, то вбок, то вниз.

Настороженность вызывало то, что ялик портового начальника продолжал плыть без всяких сигналов к наблюдателям крепости. Уорик закричал снова, размахивая рукой и указывая на флаг, а лодка знай себе ныряла по волнам под лоскутом паруса, ухая носом в соленую воду и исправно выныривая. В ней стоял в такой же рисковой позе, ухватившись за веревку и встречно жестикулируя, какой-то человек. Он тоже что-то выкрикивал, но завывания ветра мешали разобрать слова. Вместо того чтобы ждать, Ричард снова провопил, что он – Уорик и что у него на борту роды. Посреди своей ярости он вдруг удивленно расслышал высокий мяукающий вой. Переменчивый ветер на секунду стих, и Уорик, обернувшись, увидел, что один из моряков оцепенело стоит на палубе, зачем-то протягивая свой рогатый нож матери Изабел.

Граф раскачивался вместе с бортом, открыв рот и ничего не соображая. На палубе виднелась кровь, которую стремительно смывали сонмы брызг и которая стекала в щели меж досок. Изабел снова лежала под грудой мокрых одеял. И тут до Уорика дошло, что ножом Анна обрезала пуповину. Младенчика она сунула Изабел под рубашку – не для кормления, а просто чтобы было хоть какое-то тепло и прибежище от кусачего ветра и сырости.

– Девочка, Ричард! – слабо донесся голос жены. – Доченька!

Это был момент поистине чуда. А когда граф повернулся обратно, ялик находился уже в небезопасной близости. На борту его было всего четверо людей, а в начальнике Уорик признал служаку, что однажды уже приветствовал Кларенса с Изабел, когда те прибыли для заключения брака. Тогда он источал улыбки и дружелюбно посмеивался. Сейчас же взгляд его был сумрачен, как непогода.

Тем не менее Ричард, пользуясь близостью дистанцией, обратился к нему:

– Сэр, на борту родился ребенок. Мне надобен врач для ухода за моей дочерью. А еще гостиница, огонь в камине и горячее вино с пряностями для нас всех!

– Прошу простить, милорд, – отозвался портовый служащий. – У меня приказ от нового капитана Кале, сэра Энтони Вудвилла. Высаживаться на берег вам запрещено. Сам бы я, конечно, позволил, но у меня рескрипт с печатью короля Эдуарда. А против него я, сами понимаете, никуда.

– Вот как? А куда же мне, по-вашему, высадиться?! – воскликнул Уорик в горестном отчаянии. Куда ни ткни, везде уже успел наследить братец этой королевы. Видно было, как от боли в его возгласе у служаки сжались плечи.

Вдохнув до отказа, Ричард проревел через волны и водяную пыль:

– У нас в боте дитя, родившееся всего минуты назад, моя внучка! Нет, даже не моя – родная племянница короля Эдуарда! Родилась прямо тут, на борту! Так что к черту ваши приказы, сэр! Мы сходим на берег. А ну там, рубите якорь, чтоб его!

Его экипаж живо обрубил веревку, и суденышко тотчас пришло в движение, превратившись из ныряющего обломка на привязи в подвижную, одушевленную скорлупку. Начальник порта махнул руками, жестом выпроваживая непрошеных гостей, но Уорик кивнул морякам, и те приподняли парус, отчего движение бота выровнялось, и он заскользил по волнам в сторону берега.

Темная громада крепости дважды трескуче громыхнула. Не было видно ни вспышек, ни полета раскаленных ядер, но удалось заметить место их падения. Оба шлепнулись в море неподалеку (безусловно, у пушкарей было время прицелиться, когда бот болтался на якоре, представляя собой отменную мишень). Ричард знал, как муштруется орудийная прислуга, обучаясь стрелять по привязанным лодкам, что покупаются, как расходный материал. Сам надзирал за такими занятиями.

Второе ядро плюхнулось настолько близко, что Анна испуганно взвизгнула, а Кларенс обхватил припавшую к нему в страхе жену. Обошлось без повреждений, но послышалось яростное бурление от раскаленного металла. От воды даже повеяло жаром.

– Ричард! – вскрикнула графиня. – Забери нас отсюда, пожалуйста! Сойти они нам не дадут, и в порт нам не попасть. Прошу тебя!

Уорик вперился взглядом в крепость, понимая, что следующие выстрелы разнесут суденышко в щепу, поубивав всех. До сих пор не верилось, что выстрелы эти были сделаны по нему, с его штандартом на мачте. Его люди ждали приказа, вызверив глаза. С поднятием руки графа бот крутнулся, и паруса обвисли. Возможно, это и спасло бот: следующий выстрел лег совсем уж рядом, так что его даже подкинуло всплеском. Жгучий пар вознесся над местами, куда шлепнулись малиново-красные от накала ядра. Экипаж оттабанил, и суденышко снова выровнялось.

– Каков будет курс, милорд? – спросил корнуоллец.

Уорик пробрался на корму, оглядывая валкую панораму Кале.

– Похоже, в Англии верных людей уже не осталось, – горько сказал он. – Идем вдоль берега к Онфлёру, а оттуда по реке в Париж. Там у меня, пожалуй, еще есть пара друзей, готовых выручить меня в час нужды.

Он вздрогнул: Изабел издала пронизывающий вопль такой боли, что он, скорее, напоминал страдания раненого животного, чем человека – прежде Уорик такого и не слышал. Подоспев к дочери, он увидел у ее обнаженной груди крохотное тельце младенца.

Оно не шевелилось, а его сморщенная кожица была синеватой. Ощутив на своей пылающей коже холод, дочь сунула малютке сосок в попытке накормить, но та была недвижима. Откинув голову, Изабел зашлась в исступленном стенании, пока Джордж Кларенс не притиснул ее к себе лицом. Вдвоем они содрогались в глухих рыданиях над своей мертвой дочерью. Вместе с ними, казалось, содрогалось и море.