Погода держалась устойчивая, без дождя и с умеренным солнцем – в самый раз для соколиной охоты. И, что не менее приятно, кречет короля Эдуарда напрочь затмил вудвиллского ястреба. Сэр Джон Вудвилл управлялся со своей птицей весьма неплохо, однако изъян крылся в природе, а не в опытности. Ястребу оставалось лишь гневно клекотать, но он был не в силах угнаться за своим соперником – это его чувство было таким же отчетливым, как и в людях. Кречет же как будто упивался показом своего превосходства: он закладывал стремительные виражи и на безумной скорости нырял прямо перед лицом у Вудвилла, так что ястреб заполошно отлетал на волне воздуха, вздымаемой крыльями летучего удальца.

Добычи хватало обоим – ее выгоняли из укрытий гончие, так что зайцы и куропатки стремглав неслись или вспархивали из травы, вызывая крики у слуг и сквайров: «Вон он, вон она, туда пошла!» Лучники состязались, кто ловчее подстрелит птицу на лету, а то и юркую форелину в воде (тут уж со стороны скептиков делались ставки серебром). Вечера знаменовались общим ужином из добытого на дню, и у костровых ям и вертелов усердствовали слуги. Мазилам приходилось голодать, пока их из жалости не усаживали с собой друзья. Хорошо, что лошади везли на себе груз, состоящий в основном из мехов и кувшинов с вином. Вечерами отказа в питье не было, и под общий гам люди соревновались меж собой в том, кто сумеет привлечь внимание и потешить молодого короля.

У самого Эдуарда настроение было благостное. Честно говоря, добычу не мешало бы заполучить и повидней, но волков или оленей близ дороги не водилось. Зверье здесь было привычно к звукам и запаху человека, а потому знало, когда надо уносить ноги и бежать не переставая. Совсем не то что вольготная охота в чащобах и на пустошах Уэльса, где зверь с человеком малознаком и потому становится более легкой добычей.

На север двигались без спешки – отведать королевского правосудия повстанцы-ткачи еще успеют. Эдуард со своей свитой наслаждался гостеприимством и пирами, которыми всю его кавалькаду ублажали во многих манорах и торговых городках. Бывали дни, когда похмелье висело такое, что король и его окружение со стоном одолевали от силы пяток миль. В дороге на этой почве захворал граф Риверс: его двое суток кряду мучил безудержный понос, и Эдуард уже подумывал оставить старика позади или заменить ему лошадь, что ли. Припоминание о страдальческой физиономии сидящего на корточках тестя вызывало безудержный смех. Старик, в свою очередь, поглядывал с подозрением: над чем это рыцари так хихикают и прыскают в кулак?

Наконец впереди показались стены города Йорка и изгиб реки Уз. При виде этих мест монарх улыбаться перестал. Слишком уж много мрачных воспоминаний связано с этим местом, которое назвать домом даже язык не поворачивается. А самое худшее – это открытые с юга Миклгейтские ворота, будь они прокляты! Убрать бы к черту эти две башни и кусок стены, или хотя бы перестроить так, чтобы они своим видом не напоминали себя прежних. А то смотришь, и всякий раз на душе тошно.

Устремленный вперед взор Эдуарда разглядел линию, темнеющую на горизонте вокруг города: еще несколько минут назад ее там не было. Правитель подался вперед, прищурившись и прикрыв ладонью глаза от солнца. Разведчиков вперед кавалькады он не посылал. Что-то засосало повыше живота – ощущение, которое он прогнал за счет природной воинственности. Это еще что: бояться повстанцев? Ну уж нет!

– Сэр Джон! – не сводя глаз с горизонта, позвал король. – Скачите вперед и разведайте, что там такое. Кто эти люди?

Младший брат его жены дал шпоры коню, и тот, привстав на дыбы, метнулся галопом – прекрасная демонстрация удали от человека, страдающего от нерасторопности своего ястреба. Проводив всадника взглядом, Эдуард в первый раз оглядел своих людей как возможную рать, а не какой-то там охотничий выезд. Увиденное не радовало: совсем не те дисциплинированные ряды, что стояли под Таутоном. Все рыцари и сквайры при оружии, но все равно публика слишком разношерстная, да еще и вопрос, у всех ли за плечами военный опыт? Хорошо, что хоть лучники есть: какая-никакая, а сила!

– И то ладно, – буркнул монарх и, свистком подозвав капитана, дал ему ворох распоряжений насчет того, чтобы создать хотя бы видимость боевого порядка из своей расхристанной вольницы.

Через какое-то время прискакал Джон Вудвилл, который с интересом оглядел четкие ряды рыцарей, с лучниками по флангам и королем по центру. При всех «за» и «против» капитан из Эдуарда получался превосходный, в этом сомнения нет.

Попытка сэра Джона спешиться перед правителем была прервана вскинутой ладонью.

– Сиди, не слезай! – раздраженно бросил Эдуард. – Говори, что ты видел?

Теперь виделось уже ясно: темная линия вокруг города состоит из отдаленных людских фигур. На повстанческое отребье они не походили – никакими ткачами здесь, похоже, и не пахло.

– Тысячи две или три, Ваше Величество, – доложил Джон. – С сотню конных и сотен восемь лучников. И идут сюда, потому как разглядели нас.

– Чьи знамена? Кто ими верховодит?

– Знамен я не видел, но построены, как солдаты. Возможно, ланкастерские прихвостни.

– Что? Не мели ерунды, их не осталось!

Сердце правителя замерло от догадки: восстал и поднял оружие граф Перси, им же, Эдуардом, поднятый из праха. От самой этой мысли стало тошно, едва представилось, какими глазами посмотрел бы сейчас Уорик, ратовавший против того назначения.

– Кто бы их ни вел, сир, числом они несравненно превосходят нас, – подъезжая сбоку, встрял в разговор граф Риверс.

Отец и сын Вудвиллы напряженно переглянулись. Оба видели, как молодой гигант-король, озирая горизонт, нервно постукивает по рукояти своего меча. Если и есть во всей Англии человек, способный обратить ловушку в победу, так это именно Эдуард, но их жизни – и отца, и сына – могли сейчас быть брошены на осуществление этого замысла.

– Помнится, Ваше Величество, на ланкастерские орды бесстрашно выходил еще ваш отец, – вкрадчиво заговорил Риверс. – У вас есть армии, чтобы покончить с этим безобразием.

– Армии со мной сейчас как раз нет, но есть две сотни лучников, – ответил монарх. – Я видел, на что они способны. Те, что идут на нас, должно быть, не более чем подставные с дубьем, перетянутым бечевой. Думают нас напугать. Мои две сотни могли бы разорвать их в клочья за наглость и коварство.

– Не сомневаюсь, Ваше Величество. Или же это заговор с целью убить вас и снова посадить на трон Ланкастеров. При Таутоне, сир, вы одержали верх, но там с вами была армия. А здесь… Заклинаю, Ваше Величество…

Эдуард искоса взглянул на своего тестя, после чего еще раз оглядел тех, кого привел с собой на север. Охотники из них вполне сносные, но рать все-таки никудышная. Вон и страх на лицах при виде идущих вширь рядов…

– Ладно, Риверс, так и быть. Сердце, понятно, кровью обливается, но благоразумие я ставлю выше поспешности и этих ублюдков покараю, как только представится возможность, – решил правитель. – Ударом на удар. Отходим к югу, джентльмены! Скорым шагом, и не растягиваться!

Было ясно без всяких разъяснений, что до сил, необходимых для ответа на угрозу, отсюда еще идти да идти, а еще что охотники сами превратились теперь в добычу. Дальний звук рогов за спиной заставил всех вздрогнуть, бросая в озноб.

Весна пришла во Францию, заполнив просторы полей молодой нарядной зеленью. Бумаги Уорика представляли собой старые подорожные с вытертыми старыми и вписанными новыми датами. Взошедший на судно начальник порта, а вслед за ним и начальник крепости на свитки и печати едва взглянули. Оба помнили Уорика с Кларенсом по предыдущему визиту и к тому же явно смущались видом молодой красивой женщины, лучащейся счастьем.

С собой Уорик взял всего лишь кучера и двоих телохранителей, внешней солидности предпочитая скорость. У заинтригованного королевского капитана гости разжились лошадьми, пообещав вернуть их назавтра утром. Английские офицеры, все как один, смекнули, что на глазах у них разыгрывается некая романтическая история, но все вопросы оставили при себе.

Ехать далеко не пришлось: всего в нескольких милях оттуда по дороге из Кале находилась деревушка Ардр. Здесь Уорика приветствовал седовласый сельский священник, которому на беглом французском было объяснено, что именно от него требуется. Священник одарил всех улыбкой, в явном восторге от того, что столь видные особы избрали для своих нужд именно его скромный храм (к своей просьбе Ричард, однако, присовокупил мешочек серебряных монет).

Что же до Джорджа Кларенского, то он лишь стоял, тихо и счастливо ожидая обряда венчания, и держал руку Изабел, не в силах поверить, что то, к чему они так долго и непросто шли, происходит именно в эту минуту и непосредственно здесь. Люди Уорика, как могли, огладили себе волосы и отряхнули одежду, сбрызнутую водой из колодца. Им предстояло стать свидетелями таинства, и их распирало от гордости. Ричард чутко поднял руку: снаружи послышался перестук конских копыт. Дочь тревожно поглядела на отца, но тот лишь подмигнул ей. От побережья никто их, разумеется, преследовать не мог. Просто был еще один человек, который, не исключено, мог подъехать сюда по его приватной просьбе.

– Изабел, Джордж, если можно, повремените минутку, – бросил граф молодым через плечо, направляясь по нефу к деревянным дверям.

Он еще шагал, когда двери в храм отворились и внутрь вошли двое ратников в доспехах, с мечами наготове. А за ними в церковь ступил король Франции Людовик, без головного убора и в одеянии настолько неброском, что даже, признаться, удивительно.

– Ваше Величество, вы оказываете мне великую честь, – произнес в поклоне Ричард.

Людовик в ответ улыбнулся, оглядывая остолбеневшего священника и молодых, ожидающих скрепления брачными узами.

– О, похоже, я не опоздал, – бодро произнес он. – Так вот какое место вы облюбовали? Наш маленький Ардр? Прошу вас, продолжайте. Я говорил мессиру Уорику, что, по возможности, наведаюсь. В самом деле, почему бы нет? Женитьба во Франции – что может быть пикантней, не правда ли?

Король благосклонно кивнул на поклоны людей графа Уорика и самого священника, который рассеянно отирал лоб и, похоже, позабыл о готовящемся обряде.

Под прощальный свет уходящего солнца священник раскатисто возглашал на латыни слова обетований, которые Ричард повторял на английском и французском, после чего это делали новобрачные. В маленькой, мертвенно-чистой церкви было тихо, а день выдался теплый, и вообще весна – самое подходящее время для любви и начала новой жизни. Под сводами зиждился дух умиротворенности, который ощущал и король Франции со своими телохранителями. Французы широко улыбались и с огоньком в глазах наблюдали, как жених с невестой, рука в руке, клянутся в вечной верности друг другу. Под сводами храма Уорик первым поздравил новобрачных, и вся небольшая группа сошлась скрепить обряд согласно христианским традициям.

– Мессир Кларенс, у меня для вас есть свадебный подарок, – объявил Людовик с вздымающейся от гордости грудью. – Тот самый обещанный мною доспех, исполненный парижским мастером Огюстом. Он сказал, что эта работа – самая лучшая на его веку, а для вас доспех сделан по меркам, но с учетом роста плеч и груди, так что другой вам вряд ли и понадобится.

Джордж Кларенс был ошеломлен – своей невестой, церемонией, да еще и присутствием во всем этом небывалом событии французского короля. Людовик рассмеялся, когда священник подал ему для отирания лба грубую холстину, но принял ее, а к выходу из храма направился вслед за всеми.

Ричард пристроился рядом с правителем Франции в нескольких шагах позади новобрачных, и они переглянулись с улыбками искушенных.

– Ваша дочь прелестна в своей изысканности, – заметил король. – Смею предположить, что это у нее от матери.

Уорик ответил с улыбкой:

– Иного, Ваше Величество, и быть не может. Благодарю вас за то, что вы все засвидетельствовали лично. Сам обряд достаточно прост, но они, я уверен, будут помнить о нем до конца своих дней.

– Ведь мы друзья, не так ли? – почему-то со вздохом спросил король Людовик. – Думается, мы оба это понимаем. Мир здесь ни при чем – человек всегда будет драться и проливать кровь. Мои вассалы ропщут и грызутся даже при моих богоданных законах. Честь – и та, увы, становится недолговечна. Но любовь… Ах, Ричард! Без любви какой может быть смысл вообще во всем?

– Лучше не мог бы высказать никто, Ваше Величество, – чинно склонил голову Уорик. – То, что вы сегодня здесь, – для меня великая честь. Я этого не забуду.

– Хотелось бы верить, мессир, – улыбнулся монарх, подныривая под низкую притолоку.

Снаружи стояла Изабел, с улыбкой счастливой усталости глядя, как Джордж Кларенс восторженно размахивает вынутым из ножен дареным мечом. На фоне гаснущего солнца клинок переливчато вспыхивал, поигрывая тонким орнаментом. Остальной подарок короля Людовика лежал в седельных сумах, навьюченных на двух мулов.

– Уже смеркается, – поглядев на небо, сказал король. – Вы думаете скакать в вашу крепость в Кале, мессир? Суетливыми воробушками?

Взгляд его еще раз деликатно прошелся по фигуре Изабел и по ее темным, до пояса волосам с серебряной брошью.

Уорик вскользь поглядел на монарха, уже не первый раз прикидывая, понимает ли тот всю подоплеку происходящего. Об этом не говорится вслух, но было важно, чтобы молодая пара довела свое брачное дело, так сказать, до логического завершения. Сам Ричард собирался заночевать в таверне близ Кале, свою комнату в крепости предоставив молодоженам. После этого уже никто, даже король, не сможет аннулировать их брачный союз.

– До места всего несколько миль, Ваше Величество, – ответил граф. – Хотя день, конечно же, выдался очень, очень долгим. Эту ночь мы, смею надеяться, проведем в комфорте. Подумать только, еще сегодня утром я был в Лондоне! Воистину мир разгоняется до безумных скоростей.

– Что ж, мессир, в таком случае, честь имею. Желаю вам всем удачи. Несомненно, мы встретимся снова, и несомненно, как друзья, – пообещал Людовик.

Он учтиво дождался, когда гости сядут на лошадей и тронутся в путь. В церковном саду король простоял до тех пор, пока конные силуэты не истаяли в синем сумраке. Пока еще неизвестно, ждет их удача или нет, но ему себя упрекать не в чем. Он заложил в фундамент прочные камни, пока еще незримые, но они определенно там есть. Король тихо вздохнул. Девица и в самом деле хороша – и так влюблена, что смотрит во все глаза и видит рядом лишь своего молодого супруга.

– О, прелесть юности! – пробормотал под нос Людовик. – Когда жизнь видится такой простой…

– Ваше Величество? – угодливо подал голос один из его спутников, хорошо знающий привычку монарха вести диалог с самим собой.

– Ничего, Ален, – отозвался тот. – Веди меня в пристанище. Туда, где тепло и ждет доброе красное вино.

Эдуард ехал без остановки, хотя плывущий по небу месяц был не более чем узким серпиком, и оттого плохо различались камни на дороге. Сзади была не слышна, а скорее, осязаема грозная поступь войска, становящаяся ближе с каждой милей, с каждым упруго звенящим шагом. Знамен по-прежнему не было видно (да хоть бы и были – кто их разглядит впотьмах?). Король покривил лицом, предпочитая мыслям вслух молчание. Не важно, кто там идет по пятам, – важно то, что они дерзнули атаковать королевский отряд и что их так много, что и в самом деле есть опасность пленения. Между тем его рыцари не могут скакать сотню миль без остановки. Это невозможно ни для коней, ни для всадников. Когда вдали показался Йорк, они уже двигались весь день, и Эдуард изначально намеревался отдохнуть в его стенах. Но вместо этого он был вынужден повернуть и отдаляться, и теперь кони уже тяжко вели боками, а люди выбивались из сил. А сзади шли свежие ряды конных и пеших, наддавая в темпе и сужая зазор, растягивались в поперечнике на целую милю – численность, приводящая в оторопь. Какие, к чертям, ткачи! Это же явный вооруженный мятеж против королевской власти, истинные враги в поле!

Когда звезды на черно-синем небе начали смещаться, люди стали упрашивать Эдуарда, чтобы дальше он ехал один. Может, оно и имело бы смысл, если б под ним была свежая лошадь, но могучий жеребец уже ник головой. Надежда из вина перебродила в уксус. Идущую позади армию не устраивало просто выпроводить пришельцев на юг. Все заметней скрадывая расстояние, она настойчиво шла на сближение. Уже отчетливо различались темные плотные ряды, покрывающие своим наплывом естественный изгиб окрестных долов. Счет неприятеля шел на тысячи. В одном месте Лондонская дорога делала поворот на запад, проходя мимо мест, где случилась битва под Таутоном. Те, кто ее помнил, крестились и нашептывали молитвы по убиенным. На ночлег здесь никто не останавливался: боязно, при той кровище, что впиталась в эту землю, да еще столько призраков неприкаянно бродит по округе…

Эдуарда подстегивала одна лишь мысль о пленении в подобном месте. Своих людей он призвал сплотиться и ждать рассвета, не переставая при этом яростно прикидывать, куда можно рвануть и к кому вовремя доскакать за помощью.

С первым светом утра монархом овладела мрачная покорность своей участи. Его свита не составляла и четверти от числа идущих по следу, к тому же люди и кони были вконец измотаны и утратили стойкость. В отсветах зари лучники брели шаткими бледными тенями, и едва Эдуард натянул поводья, они тут же остановились.

Король развернул коня к дороге, в сторону наступающих. Рыцари резкими командами рассредоточили лучников по флангам, на случай если начнется бой. Даже две сотни могли нанести неприятелю нешуточный урон, хотя встречный дождь из стрел не оставил бы конным никаких шансов. Поначалу свет был еще слишком мутен и слаб, чтобы различить что-либо помимо рядов, растянувшихся по ту сторону в ответ на маневр. Эдуард раздраженно встряхнул головой: эти дерзецы грозили самому королю Англии! Хотя ярись не ярись, а расклад сил явно в их пользу. К тому же теперь верх брало и любопытство: не так уж много врагов отважилось бы загонять короля в ловушку подобным образом. Разумеется, присутствовал и страх: так или иначе вспоминалась судьба отца. Эту мысль правитель с усилием отогнал, решив выказывать врагу одно лишь презрение.

По дороге приближалась небольшая группа всадников в доспехах, с герольдом впереди – значит, едут все-таки с миром. Эдуард повернулся к своим.

– Опустите мечи, – сказал он, взмахнув кольчужной перчаткой. – Против такого числа вам не выстоять, да и я не допущу, чтобы вы вот так понапрасну потратили свои жизни.

Чувствовалось, как по его боевому порядку пронеслось облегчение. Его четыре сотни противостояли тысячам, да к тому же зевали от усталости и были слабы от голода. Что толку, если молодой король велит им биться до последнего? Полягут все, да и дело с концом.

– Сдайся под мою опеку, Эдуард. Ручаюсь честью: обращение с тобой будет достойное.

Голос исходил от одного из всадников по центру, и монарх, прищурившись, вгляделся в сумрак. В белесом предутреннем свете глаза его слегка расширились, когда он различил черты архиепископа Йоркского Джорджа Невилла. В латах вместо ризы тот выглядел таким же дюжим, как любой воин.

– Значит, измена? – проговорил Эдуард, все еще пытаясь понять, что происходит. Рядом с архиепископом он увидел и Джона Невилла (маркиза Монтегю, до которого он его урезал). Смятение монарха рассеялось, и он утвердительно кивнул своим мыслям.

Видя смиренность короля перед своей участью, архиепископ ухмыльнулся и подвел свою лошадь ближе. К изумлению и даже к замешательству Эдуарда, Джордж Невилл вытянул в его сторону меч и, бестрепетно держа клинок, произнес:

– Сдавайтесь, Ваше Величество. Молвите слово, или я отдам вас моему брату, и он лишит вас головы. Так же, как вы лишили его титула.

Король выпучился на него немигающими глазами.

– Вот как, – выдавил он. – Значит, Невиллы обернулись против меня…

Несмотря на плечистость, истинным воином Джордж Невилл не был. Эдуарда ожгло желание рубануть сейчас мечом по горизонтали и начать исступленно пластать всех и вся вокруг. Но это обернется неминуемой гибелью. А потому король, посидев со сжатыми кулаками, снял с себя перевязь и проводил взглядом свой меч, отданный кому-то из напавших на него людей. Без оружия он вдруг ощутил себя слабее, словно урезанный.

– Значит, и Уорик тоже? – спросил он неожиданно. – Из-за замужества дочери?

– Вы сами дали нам повод, Ваше Величество, – ответил архиепископ. – Молвите слово. Спрашиваю в последний раз.

– Будь по-вашему. Сдаюсь, – надменно бросил монарх.

Видя облегчение на лицах кое-кого из этих людей, он принялся злословить:

– А какая печать храбрости – прятать свои знамена! Не оттого ли, что вам известно, что я не прощаю своих врагов? Понимаю ваш страх, парни. Будь я на вашем месте, я бы тоже его чувствовал, причем самым жестоким образом.

Он с издевкой наблюдал, как его обступают лучники, натягивая тетивы в готовности выстрелить при первом же резком движении.

– Ваше Величество, – обратился к нему архиепископ. – Я вынужден связать вам руки. Не хочу, чтобы у вас возник соблазн бежать. Все это для вашей же пользы, во избежание вреда.

Эдуард яростно засопел при приближении незнакомого рыцаря с бечевой, которой тот стал обвязывать ему запястья. То, как этот негодяй отвел глаза, вызывало мстительное удовлетворение. Король буквально ожег его взором, сулящим неминуемую месть.

– Ну вот, Ваше Величество. Впереди у вас долгий путь к приготовленному для вас месту. Насчет ваших людей не журитесь. Они теперь не ваша забота, а мой брат Джон их для начала хорошенько просеет, – сообщил Джордж.

Эдуард встретился взглядом со своим тестем. Старик грустно пожал плечами, всем своим видом показывая: ничего не поделаешь. Монарх, стиснув зубы, позволил взять под уздцы своего коня. Путь лежал к югу, и вместе с королем туда отправились примерно шесть десятков всадников. Его людей непроницаемым кольцом окружило скопище неприятелей. Через силу отведя глаза, Эдуард принялся размышлять о собственной участи.

– Так твоему брату Уорику об этом известно? – еще раз спросил он Джорджа. – Он тоже часть этого заговора с изменой?

– Он – глава семьи, Ваше Величество, – ответил тот. – Срезая одного из нас, вы тем самым срезаете его. Возможно, он приедет навестить вас в замке Уориков… Вам вообще это не кажется странным? Получается, у моего брата под стражей два короля Англии – Генрих в Тауэре и вот теперь вы. Надо же…

От самой этой мысли архиепископ благоговейно поцокал языком.

– Ты глупец, что говоришь мне такие вещи, – медленно покачал головой Эдуард. – Я этого не забуду и не прощу. Ни это, ни что-либо другое. А король может быть только один.

Вдыхая мягкий запах утра, Уорик улыбался. На дуврской пристани рыбаки уже выложили на продажу свой первый на дню улов, который за утро раскупят купцы, чтобы затем с барышом продать рыбу подальше от моря. Море и корабли, острые брызги прибоя и белопенные барашки волн нравились Ричарду, пожалуй, даже больше, чем погожее весеннее утро. А вон и открытая карета с кучером стучит навстречу по доскам причала, а с другой стороны, держась за руки и о чем-то мило воркуя, идут его дочь с мужем. Чтобы привлечь их внимание, графу пришлось свистнуть, иначе они прошли бы мимо кареты. Чуток подумав, Уорик устроился на дальнем краю, давая молодоженам сесть вместе.

Изабел, румяная от восторга, постоянно находила возможность коснуться Джорджа Кларенса то рукой, то нежно-круглым коленом. Судя по ее упоенным взорам, этой ночью жених был со своей невестой весьма нежен.

Щелкнул бич над лошадями, и карета тронулась. От Ричарда не укрылось, что, наряду с нежностью, его зять испытывает еще и задумчивость.

– Все ли хорошо, Джордж? – спросил Уорик.

– Лучше и не бывает, сэр! – отозвался юноша. – Хотя, признаться, никак не могу отделаться от раздумий, как же все-таки отреагирует на известие мой брат. Хотелось бы одного: пусть он примет все как есть и мы больше не будем к этому возвращаться. Как вы и говорили, сэр. Мы с Изабел отныне женаты, и этого не изменить. Вы как думаете, Эдуард с этим согласится?

Граф повернул голову, оглядывая пыльную ленту дороги впереди.

– Я в этом уверен, – ответил он. – Мы все должны принять то, чего не можем изменить. Так что беспокойства, Джордж, я не испытываю. Ни малейшего.