Глава 3

Я поехала по Коммунистической улице и остановилась у кафе «Звездный час». Неплохое местечко, большой выбор блюд, приятная музыка и обслуживание на высоте. Я заказала грибной суп, поджарку с гарниром из спагетти, компот и пирожное с заварным кремом и в ожидании заказа принялась систематизировать уже известные мне факты по делу Крашенинникова.

Мотив убийства, который первым приходит в голову, – это отобранное преступниками оружие. Предположим, Крашенинников нашел или даже украл пистолет, который являлся уликой. Или же пистолет не улика, а какая-нибудь музейная редкость, и стоит он немалых денег.

Еще возможна такая версия. Человек, пообещавший Крашенинникову денежную работу, связан с какой-нибудь преступной группировкой, в которую вовлекли Максимилиана. Возможно, поняв, с кем связался, он захотел оттуда выйти, и тогда его быстренько отправили на тот свет. Или же такой вариант: Крашенинников свою работу выполнил, а ему не заплатили обещанные деньги. И он стал наезжать на работодателя, за что и поплатился жизнью.

А что, если Крашенинников не полностью расплатился по долгам? Надо узнать, в каком банке он брал кредит, а также координаты того знакомого, у которого он занял деньги, чтобы расплатиться с банком. Помнится, Хмельницкая говорила, что этими сведениями располагает ее супруг Борислав Константинович.

И еще одна версия, совсем уж экзотическая, но ее тоже не стоит сбрасывать со счетов, – это ритуальное убийство. Все-таки необычный головной убор – шляпа ковбоя, да еще и белого цвета, – мог служить особым знаком для адептов какой-нибудь секты. Был ли связан Максимилиан Крашенинников с чем-то подобным? Возможно, Аделаида Леонидовна знает об этом, а может быть, она и не в курсе. Хорошо бы пообщаться с кем-то, кто знал Крашенинникова достаточно близко, – с друзьями, например, или с подругами, если таковые имелись. В любом случае первым делом стоит позвонить Аделаиде Леонидовне.

Закончив обедать, я набрала Хмельницкую.

– Аделаида Леонидовна, это я, Татьяна. У меня к вам несколько вопросов. Во-первых, мне нужно знать, в каком именно банке ваш племянник брал кредит. И еще фамилию, имя и отчество друга, у которого он одолжил деньги, – изложила я свою просьбу.

– Ах, Татьяна, да-да! Рада вас слышать! И как, вы что-нибудь узнали, что-то прояснили? Прошу вас, не томите! – как всегда с ажитацией проговорила Хмельницкая.

«Ох, какая же вы быстрая, Аделаида Леонидовна. Если бы все дела так быстро распутывались, как вы чешете языком, у частных детективов была бы не жизнь, а малина», – подумала я, а вслух произнесла:

– Работаю, Аделаида Леонидовна, работаю. Кое-какие детали прояснились, но требуется еще многое обдумать. Так как же насчет банка и координат друга Максимилиана?

– Да-да, я понимаю. Ох, сейчас Борислава Константиновича нет дома… А знаете что, Татьяна? Приходите завтра к нам: Максику будет девять дней… – в трубке послышался всхлип. – Вот. И тогда Борислав напишет вам адреса. Придете?

– Конечно, обязательно.

Я записала адрес Хмельницких. Что ж, прекрасный повод получить массу ценной информации: возможно, что-нибудь прояснится, когда я пообщаюсь с кем-то еще или даже просто понаблюдаю за теми, кто будет на поминках.

По дороге домой я заехала в супермаркет, чтобы пополнить свои запасы продуктов. Очередь у кассы, к которой я подкатила со своей тележкой, была сравнительно небольшая – всего пять человек. Первой к кассе подошла бабушка. Она долго вытаскивала из кошелька мелочь – по всей видимости, последнюю – на три апельсина по акции. За пенсионеркой стояли парень с вертлявой размалеванной девицей, мужчина в годах, женщина средних лет и я. Бабушка долго ковырялась в кошельке, у нее тряслись руки – может быть, от волнения, что она задерживает очередь, а может быть, от возраста и болезней. Вертлявая девица начала шикать, демонстративно закатывая глаза. Молодая кассирша также всем своим видом выражала нетерпение и пренебрежение. Наконец бабушка наскребла нужную сумму и скрюченными пальцами стала пытаться раскрыть сумку, чтобы положить туда свои апельсины.

– Девушка, помогите же бабушке! – не удержалась я от замечания в адрес кассирши.

Честное слово, я бы сделала это сама, но тележка с продуктами и четыре человека в очереди передо мной не позволяли подойти к кассе ближе.

Кассирша зыркнула на меня злыми глазками и отрезала:

– Мы не упаковываем покупки!

Размалеванная девица начала бухтеть, что если бабка не может сама в магазин сходить, пусть нанимает сотрудника социальной службы.

– Знаете, вы ведь тоже недолго будете молодой! – заметила я ей.

Девица прищурилась, окидывая меня взглядом:

– А вы – тем более!

Я бросила свою тележку и, обогнув соседнюю пустую кассу, подошла к старушке, которая все еще возилась с сумкой.

– Давайте я помогу вам!

– Ой, внученька, спасибо! – обрадовалась она и добавила виновато: – Артрит, пальцы совсем не слушаются…

Я положила апельсины в сумку, проводила старушку до выхода и открыла ей дверь, потому что, помимо сумки с апельсинами, в другой руке у нее был какой-то потертый пластиковый пакет. Вернулась в очередь я как раз в тот момент, когда рассчитывалась за продукты женщина, стоявшая передо мной. Она бросила на меня сочувствующе-благодарный взгляд и молча кивнула.

Дома я выгрузила продукты, разложила их на полках холодильника и принялась сооружать ужин. Хотелось чего-то легкого, диетического, и я решила запечь в духовке цветную капусту. Потерла морковку, обжарила ее вместе с луком, отварила разобранную на соцветия капусту, все перемешала и залила смесью яиц с молоком. Полчаса в духовке – и у меня получилось вкусное и полезное блюдо, которое я с удовольствием начала поглощать.

Перед сном я решила посмотреть, какие секты на данный момент работают в Тарасове. Едва ли понадобится, но все-таки не помешает узнать…

«Поместная церковь» Уитнесса Ли. Основатель – китаец Ли Чаншоу, проповедовал сначала в Китае, потом на Тайване, потом переехал в США. Умер в 1997 году. Его последователи называют себя протестантами, призывают порвать все социальные связи, бросить учебу, уволиться с работы, уйти из семьи, ставить интересы своей организации превыше всего на свете. Ясно, идем дальше…

«Слово жизни» – секта харизматического направления. Религиозная община основана в 1983 году в Швеции. Особое внимание уделяют личному общению с Богом, особенно со Святым Духом. Ну да, слышала о таких. Психологи любят говорить: «Когда человек разговаривает с Богом – это молитва. Но когда Бог разговаривает с человеком – это уже шизофрения».

Так, что там еще? «Богородичный центр». Основатель – Вениамин Янкельман, бывший пациент психиатрической больницы. Центр существовал как общественная организация вплоть до 1999 года, далее получил статус религиозной организации. «Богородичный центр» много раз фигурировал в различных инцидентах и скандалах. Адепты убеждены, что мировое зло сконцентрировано в женщине. Интересно, при чем здесь Богородица тогда? Впрочем, если идейный вдохновитель этой секты – бывший пациент психбольницы, мне его логику, наверное, не понять.

А вот и о секте в белых одеждах кое-что нашлось. Но это просто какие-то забавные чудаки из Японии, именующие свою организацию Центром по изучению волн Судного дня. Считают основной бедой человечества мобильные телефоны и все прочие источники электромагнитного излучения и пытаются защитить себя и природу от этого излучения с помощью белых одеяний. В мае 2003 года ожидали конца света, но так и не дождались.

Понятно. Посмотрим, что здесь еще.

Ага, вот еще «Белое братство», основано в 1990 году в Киеве, получило распространение на Украине, в Белоруссии и России. Основательница Марина Цвигун объявила себя Девой Марией, живым воплощением Христа, одновременно его матерью и невестой. Боже, что у людей в головах творится! В 1996 году была осуждена на четыре года колонии общего режима, в 1997-м освободилась. Ничего себе, она и там умудрилась людям мозги промыть, чтобы ей срок скостили до года? С 2006 года переносит свою деятельность в Москву и становится Викторией Преображенской. В 2013 году начинает вербовать новых членов «Белого братства». Фантастическая авантюристка!

Почитаем дальше. Суть учения – подготовка сознания адептов к преображению Земли, которое наступит после конца света. Те, кто поклоняется Марии Дэви (то есть Цвигун-Преображенской), войдут в Царство Божие. Остальные отправятся в ад. Кандидаты в ад получат метку зверя. В роли метки может выступать ИНН, кредитная карта, медицинская страховка – в общем, любой официальный документ. Ловко! Стало быть, чтобы стать адептом «Белого братства», нужно отказаться от всех социальных идентификаторов, полностью порвать все связи с социумом. А еще пишут, что были случаи ритуальных убийств и самоубийств членов секты. Вот только о белых шляпах здесь тоже ничего нет.

Что ж, наверное, участие в секте можно исключить. А теперь – спать.

Утром я проснулась в хорошем настроении. Приняла ванну, позавтракала и заодно обдумала план действий на сегодня. Для начала зайду к Хмельницким за координатами банка и знакомого Максимилиана. Потом наведаюсь в банк, уточню, погасил ли Крашенинников кредит. Дальше – естественно, к знакомому, который одолжил Максимилиану деньги. А потом видно будет. Может быть, за время похождений я узнаю нечто такое, что подтолкнет меня к дальнейшим действиям в том направлении, о котором я пока даже не догадываюсь.

Да, и посоветоваться со своими магическими костями не мешало бы! Я достала их из мешочка, метнула на стол – выпала комбинация 13 + 3 + 25. Это означало, что я понапрасну растрачиваю свои силы и время. Спасибо, родные! Что же, вчерашний обход свидетелей – пустая трата времени? Или это предсказание относится уже к сегодняшним моим планам?

Ладно, в любом случае сейчас нужно ехать к Хмельницким!

Чета Хмельницких проживала на Октябрьской улице в типовом десятиэтажном доме. Я поднялась на лифте на пятый этаж и позвонила в дверь. Мне открыла Аделаида Леонидовна.

– Здравствуйте, Татьяна, проходите, проходите!

Я вошла в просторную прихожую и, повернув направо, оказалась в большой комнате. Она была обставлена ультрасовременной мебелью в стиле хай-тек. Вот уж не ожидала такого от Аделаиды Леонидовны! Обычно к подобному стилю тяготеют люди гораздо моложе Хмельницкой. Впрочем, эта дама достаточно непредсказуема и экстравагантна, так что с нее станется!

В интерьере квартиры меня больше всего поразил диван радикально синего цвета. Он состоял из модулей, позволяющих легко менять его форму по своему желанию и настроению. Интересны были также стулья из цветного прозрачного пластика. Гостиная изобиловала встроенными светильниками; кроме того, на разных уровнях были развешаны каскадом небольшие подвесные галогенные лампы. Перед маленьким диванчиком, примостившимся в углу, лежала шкура, выделанная под леопарда. И наконец, завершал картину большой аквариум с экзотическими обитателями.

– Аделаида Леонидовна, у меня к вам такой вопрос. Скажите, ваш племянник состоял в какой-нибудь секте?

Хмельницкая округлила глаза.

– Боже упаси! Он никогда не интересовался никакими религиозными течениями!

– Ладно, хорошо. Тогда, если позволите, я пока понаблюдаю за людьми, которые здесь собрались.

– Конечно-конечно, делайте, что сочтете нужным! – ответила Хмельницкая. – А я сейчас пойду к Бориславу Константиновичу, чтобы он подготовил то, что вы просили. Да, по поводу собравшихся: здесь в основном те, кто знал Максика, – соседи, знакомые… Вот, кстати, – она кивком указала на двух женщин лет тридцати с небольшим, – это бывшие одноклассницы Макса. А вот это моя дочь Изабелла с мужем.

Я проследила за ее взглядом и увидела молодую женщину: нежный овал лица, такие же рыжие, как у матери, волосы. Ее супруг выглядел значительно старше; красноватый нос и обрюзгшее лицо свидетельствовали о пристрастии к алкоголю.

Аделаида Леонидовна покинула комнату, а я отошла к двери лоджии и наполовину спряталась за портьерой нейтрального серо-голубого цвета, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Люди, пришедшие на поминки, переговаривались вполголоса, в основном на нейтральные темы: за девять дней, минувших после убийства Крашенинникова, скорбные эмоции, как это обычно бывает, уже притупились.

Вскоре Хмельницкая пригласила всех за стол. Когда все расселись и наполнили рюмки, она сказала:

– Давайте помянем моего дорогого племянника Максика. – Ее голос задрожал. – В самом расцвете сил его сразила бандитская пуля. Царство тебе небесное, мой Максик!

Я не стала пить водку, потому что мне еще надо было вести машину, – только зачерпнула ложечку кутьи да положила себе на тарелку кусок рыбы и несколько картофелин. Гости один за другим поминали Максимилиана, повторяя, как и полагается в таких случаях: «Светлая память» и «Пусть земля тебе будет пухом». Супруг Изабеллы опрокидывал рюмку за рюмкой, она только шикала на него, но безрезультатно.

Наблюдения за присутствующими в течение поминального обеда, увы, ничего мне не дали, и когда все закончилось, я поднялась из-за стола разочарованная. Люди стали расходиться. И тогда, уже буквально у самого порога, я услышала довольно эмоциональный разговор двух женщин с лестничной клетки. Прозвучало имя Максимилиана. Я ускорила шаг, и до меня донесся звонкий голос одной из собеседниц:

– Теперь-то твоя душенька довольна? Не ожидала я, что ты такая окажешься!

– Какая такая? О чем ты? – ответила другая, более низким голосом.

Я быстро нажала кнопку диктофона, который всегда ношу с собой в сумке на всякий случай.

– А как же! «Он получил по заслугам!» – процитировала обладательница звонкого голоса. – Надо же было такое ляпнуть на поминках! Хорошо, что только я слышала.

Голоса стали удаляться. Но одну важную реплику в этом диалоге я еще успела уловить:

– Нисколько не жалею о том, что сказала, и могу еще раз повторить: он свое получил…

Я ринулась за ними, но тут меня остановила Аделаида Леонидовна:

– Татьяна, подождите, куда же вы? А контакты банка и знакомого Максика? Борислав Константинович все для вас записал! Вот, держите, – она протянула мне лист бумаги.

– Спасибо, до свидания! – скороговоркой произнесла я и выскочила на лестничную клетку.

Естественно, она была пуста. В подъезде тоже никого не оказалось. Надо срочно вернуться к Хмельницким и спросить о тех двух женщинах!

Я вновь позвонила в квартиру.

– Татьяна, вы? Что-то случилось? – встревожилась Хмельницкая.

– Аделаида Леонидовна, на поминках были две молодые женщины. Кто они?

– Это Лялечка и Леночка, бывшие одноклассницы Максика. Лялечку вообще-то зовут Оля, но все ее называют Лялечкой.

– Одна из них русоволосая, а другая шатенка? – уточнила я.

– Да, совершенно верно. Светленькая – это как раз и есть Лялечка, – подтвердила Аделаида Леонидовна.

– Знаете, где они живут?

– Конечно, это совсем рядом. Лялечка – в двух кварталах от нас, на Мичурина, а Леночка – на Набережной, – ответила Хмельницкая.

– Какие у них были отношения с вашим племянником?

– Ох, да какие отношения могут быть между молодыми людьми? – всплеснула руками она. – Конечно же, романтические! Лялечка была влюблена в Максика.

– А Леночка?

– Леночка – лучшая подруга Лялечки, она всегда во всем ее поддерживала.

– Это у Леночки такой звонкий голос?

– Да-да… А что такое все же произошло, Татьяна? Почему вы так спешно вернулись? – полюбопытствовала Хмельницкая.

– Мне просто нужно было выяснить некоторые детали, Аделаида Леонидовна, – уклончиво ответила я. – До свидания!

Не передавать же ей диалог Лялечки и Леночки! Я уточнила адреса обеих одноклассниц и первым делом направилась к Оле-Ляле.

В ответ на мой звонок к двери никто не подошел, хотя я звонила дважды. Значит, хозяйка еще не вернулась домой. Я спустилась во двор и села в свою «девятку», приготовившись ждать.

Вскоре в арке, ведущей во двор, показались те самые женщины, что были на поминках у Хмельницких. Они остановились у подъезда и болтали еще минут двадцать. После того как они наконец расстались, я выждала минут пять и лишь потом снова поднялась на нужный этаж и позвонила.

Дверь открыла Ляля. Она уже успела переодеться в спортивный адидасовский костюм.

– Вы… Что вам надо? Кажется, я вас где-то видела… – пробормотала она.

– Не далее как пару часов назад, – ответила я.

– Вы были на поминках у тети Ады! – воскликнула она.

– Точно.

– А от меня вам что надо? – высокомерно и неприязненно спросила она.

– Меня зовут Татьяна Иванова, я частный детектив и расследую убийство Максимилиана Крашенинникова. Хотелось бы услышать ваши комментарии вот по этому поводу…

Я включила кнопку диктофона.

Прослушав запись, Ляля-Оля на несколько секунд остолбенела.

– Не люблю разговаривать через порог, – сказала я, решительно шагнув в прихожую. – Мне известно, что вы были влюблены в Максимилиана. И я пришла выяснить, насколько вы причастны к его гибели.

Ляля сначала побледнела, потом покраснела. Внезапно она бросилась в комнату и, громко зарыдав, упала в одно из двух кресел, стоявших у окна. В это время из смежной комнаты вышла женщина лет под пятьдесят, с такими же светлыми волосами, как у Ляли.

– Что здесь происходит? – спросила она, обращаясь то ли ко мне, то ли к Ляле, которая все так же продолжала рыдать.

Я подумала, что будет лучше, если все разъяснения она получит от меня, тем более что Ляля, похоже, не собиралась прекращать свои рыдания.

– Я занимаюсь расследованием убийства Максимилиана Крашенинникова. Вот моя лицензия частного детектива. Зовут меня Татьяна Иванова. Как мне к вам обращаться? – спросила я у женщины.

– Виктория Валерьевна, – ответила она.

– Мама! – закричала вдруг Ляля. – Она меня подозревает!

– Это правда? – осторожно поинтересовалась Виктория Валерьевна.

– Вот, послушайте, – я снова включила диктофон.

Женщина прослушала запись в полном молчании, вопросительно глядя на меня.

– Нет, я не подозреваю вашу дочь, – сказала я, когда запись окончилась. – Точнее сказать, я обязана подозревать всех, кто каким-либо образом был связан с Максимилианом Александровичем. Но по мере того как я получаю ответы на интересующие меня вопросы, лишние фигуранты отсеиваются. Я пришла для того, чтобы просто поговорить.

– Я вас поняла, Татьяна, – кивнула Виктория Валерьевна. – Лялечка, дочка, иди в свою комнату. Вы извините ее, – обратилась она ко мне, – Ляля не совсем здорова. Иди, дочка, иди, – выпихивала она ее из комнаты. – Извините, – она повернулась ко мне, – я сейчас вернусь.

Из комнаты, в которой скрылись мать и дочь, какое-то время доносились всхлипы и приглушенные голоса. Наконец Виктория Валерьевна вышла ко мне.

– Лялечка уснула, – сказала она. – Я дала ей успокоительное. Сейчас я вам все объясню.

Она немного помолчала.

– Видите ли, Татьяна, Лялечка была влюблена в Макса еще с детского сада.

– Вы это серьезно, Виктория Валерьевна? – удивилась я.

– Увы, да. Я надеялась, что со временем это пройдет, но ее нездоровая привязанность только крепла год от года. В подростковом возрасте Ляля совсем обезумела, без Максимилиана ей свет был не мил. Однажды – ей тогда только исполнилось пятнадцать лет – Ляля пошла к Максу на день рождения. Я спокойно сижу дома, ни сном ни духом, – и вдруг мне звонит его мать, Аделаида: «Приходите срочно, заберите Лялю – она сильно поранилась!» Я прибегаю – у Ляли ладонь туго забинтована, и повязка вся в крови. Аделаида сказала, что ребята просто пили чай и танцевали. И когда Максимилиан пригласил на танец другую девочку, Ляля схватила со стола чашку и сжала так, что чашка только хрустнула, а осколки впились в ладонь. Я отвезла Лялю в травмпункт, осколки вынули, рану промыли, наложили стерильную повязку, вкололи обезболивающее. А когда мы вернулись домой, она улучила момент и наглоталась снотворного. Я случайно заметила пустой флакон в ванной, тут же кинулась вызывать «Скорую»…

– Попытка суицида – это серьезно, – задумчиво сказала я. – Лялю госпитализировали?

– Нет, что вы! Ей просто сделали промывание желудка – и все.

– А потом вы обращались к специалистам?

– Конечно!

– И что же вам сказали?

– Я возила Лялю к лучшему психиатру в городе, и он сказал, что это эротомания. Есть такое отклонение, его еще называют синдромом Адели – по имени дочери Виктора Гюго, у которой было что-то подобное. Это болезненная влюбленность, которую время не лечит. Обычно же как бывает? Влюбилась девочка, ее отвергли, она поплакала какое-то время и смирилась, пошла жить дальше. Но эротоманка не успокоится, пока не получит возлюбленного в свое полное распоряжение! Она будет преследовать его годами, и никакие уговоры не убедят ее отказаться от него.

– И как же вы лечили Лялю? Таблетки, уколы, гипноз?

– Доктор назначил антидепрессанты, но Ляля отказалась: от них полнеют.

– Но вы же нашли какой-то выход?

– Я где-то прочла, что лучшее лекарство в таких случаях – это встреча с реальностью лицом к лицу. Патологическая влюбленность существует до тех пор, пока есть возможность фантазировать о каких-то отношениях с объектом своей любви. Если, скажем, женщине все-таки удается заполучить своего возлюбленного, она очень быстро разочаровывается. Вот я и подумала: пообещаю Ляле, что Макс женится на ней, как только им исполнится восемнадцать.

– Но как вы могли пообещать такое за самого Максимилиана? – изумилась я. – Он ведь не марионетка.

– Вы знаете, я подумала, что до восемнадцатилетия еще целых три года. Мало ли что может произойти за это время. Может быть, Макс полюбит Лялю или, наоборот, дочка выбросит его из головы.

– И как прошли эти три года?

– И не спрашивайте! Ужасно! Ляля постоянно устраивала истерики, она была очень неуравновешенна: то плачет, то через пять минут хохочет. А я была в постоянной тревоге, ведь дочь то и дело твердила, что покончит с собой. Представляете, как я извелась?

Я понимающе кивнула.

– И все-таки, что же произошло после совершеннолетия?

– Ох, вы не представляете! Лялечку как будто подменили! Она и думать забыла о Максимилиане! Вышла замуж за очень хорошего парня, старше нее на пять лет, очень положительного во всех отношениях. Словно и не было никакого Макса в ее жизни… Я наконец-то вздохнула с облегчением! Но тут до Ляли дополз слух, что Максимилиан женился. И все пошло прахом! Она моментально развелась с мужем – для него это был просто шок. Представляете, как гром среди ясного неба! Потом снова начались истерики, походы по врачам… – Виктория Валерьевна махнула рукой.

В это время из соседней комнаты донесся какой-то шум. Потом дверь стремительно распахнулась, и на пороге показалась Ляля. Не говоря ни слова, она помчалась в прихожую.

– Лялечка, куда ты? – закричала ей вдогонку мать. – Ах, боже мой! Татьяна, сделайте же что-нибудь! Опять у нее начинается!

Я побежала за Лялей. Она буквально взлетала по ступенькам вверх, и я, несмотря на мою тренированность, значительно от нее отстала. Догнать ее мне удалось уже почти на выходе на крышу.

– Ляля! – окликнула я ее.

Она обернулась и, увидев меня, быстро добежала до самого края крыши.

– Не подходите! – закричала она. – Если приблизитесь еще хоть на сантиметр, я прыгну!

– Хорошо, не буду, – как можно спокойнее сказала я и сделала несколько шагов назад. – Вот видите, я даже отошла немного. Пожалуйста, вы тоже отойдите от края крыши.

– И не подумаю! – выкрикнула Ляля. – А сорвусь вниз – вы будете виноваты во всем! Нечего ходить по домам и все вынюхивать!

Да, истеричность и подростковая демонстративность, свидетельствующая о незрелости психики, налицо! А ведь ей уже за тридцать, если она училась в одном классе с Максимилианом, – давно пора повзрослеть!

– Ляля! Можно с вами поговорить? – спросила я.

– Нам с вами не о чем говорить! – продолжала кричать она. – Ищейка!

– И все-таки выслушайте меня, – мягко сказала я. – Моя работа заключается в том, чтобы найти убийцу человека, который был вам дорог. И то, что рассказала мне ваша мама, подтверждает, что вы к его гибели непричастны.

– А-а! – снова закричала Ляля. – Она выдала меня! Никому не понять, как я страдала все эти годы! Никто меня не понимает! Я больше так не могу! Лучше умереть!

– Ляля, – все так же мягко продолжала я, – вы далеко не единственная на свете, кто так страдает, могу вам это сказать абсолютно точно. Но люди находят в себе силы жить и после того, как их отвергли. И после того, как их предпочли кому-то другому. И после смерти любимого человека. Даже после смерти собственного ребенка. Ваше страдание действительно так велико? Вам действительно кажется, что никто на земле никогда не страдал сильнее, чем вы?

Ляля невольно чуть-чуть отступила от края крыши и судорожно всхлипнула:

– Не знаю… Но я так правда больше не могу! Он совсем измучил меня, всю душу из меня вынул!

– Его больше нет, Ляля. Совсем нет. Нигде нет. И никто не будет вас больше мучить.

Ляля обвела пространство вокруг себя потерянным взглядом.

– Но как же мне жить, если его больше нет? Зачем тогда вообще жить, без него?

Прыгать она уже передумала, это точно. Осталось только уговорить ее вернуться домой.

– Ляля, а как же ваша мама будет жить без вас? Вы об этом подумали? Ее-то вы за что решили наказать?

Ляля потупилась, как ребенок, внезапно осознавший себя виноватым.

В это время с криком «Лялечка!» к нам на крышу, запыхавшись, ворвалась Виктория Валерьевна. Ляля тоже закричала: «Мамочка!» – и бросилась ей навстречу. Некоторое время они стояли неподвижно, судорожно вцепившись друг в друга; потом Виктория Валерьевна, не выпуская дочь из объятий, повела ее к лестнице.

Уф! Кажется, все обошлось.

Я вернулась в машину и, прежде чем отправиться в путь, проделала несколько дыхательных упражнений, приводя мысли и чувства в порядок. Визит к полусумасшедшей Ляле практически ничего не дал мне в плане расследования, зато изрядно потрепал нервы. Лишь посидев в машине минут двадцать, я почувствовала, что снова могу взяться за руль и наконец поехать в банк «Резолют», в котором Крашенинников брал кредит, чтобы рассчитаться с долгами.

Банк располагался на небольшой и тихой улочке, на первом этаже десятиэтажного жилого дома. Я миновала вестибюль и оказалась в просторном операционном зале со множеством окошек. Но отдел по работе с должниками находился дальше, и я пошла по коридору, читая по пути таблички с надписями, пока не увидела нужную мне комнату. Люди в очереди вели разговоры о своих делах, и я невольно прислушалась.

– Присылают нам кредитную карточку на двадцать тысяч, – рассказывала молодая женщина, – и тут же предложения, на что их можно потратить. Ну, мы как нормальные люди карточку эту подальше убрали – ни к чему нам она! Но, как назло, мужу через пару месяцев начали задерживать зарплату. Пришлось тогда нам активировать эту карту. Стали понемногу снимать с нее – и постепенно увеличили лимит до девяноста тысяч. Платили все исправно: если и были просрочки, то в следующем месяце мы выплачивали за два. А потом муж остался совсем без работы: предприятие развалилось, задолженность по зарплате так и не выплатили. Пока он искал новую работу, выплаты мы просрочили на три месяца. И вот тогда посыпались письма с угрозами, начались звонки по телефону. Пришлось в другом банке денег взять, чтобы здесь погасить, – и покатилось все под горку: теперь уже в два банка нужно выплачивать, долги растут, а доходы не прибавляются… Хорошо, что мы с мужем друг друга поддерживали: он отчаивается – я утешаю, мне свет не мил – он меня подбодрить старается… Но когда мы решили узнать общую сумму задолженности, то выяснилось, что она нисколько не уменьшилась: мы оказались должны даже больше, чем брали. Вот это был шок!

– Ни фига себе! – присвистнул один мужчина.

– Ага! – поддакнула рассказчица. – Мы с мужем спрашиваем: «А где же то, что мы платили больше года»? «А это, – говорят, – вы только проценты гасили. Если вносите минимальный платеж, то только через три года основная сумма начнет понижаться, а вообще этот кредит на девять лет рассчитан». И тогда мы поняли, что долг нужно возвращать весь сразу – иначе мы всю жизнь у них в должниках ходить будем. А денег взять негде. Как вы думаете, что мы сделали?

– Грабанули банк! – радостно воскликнул все тот же мужчина.

– Нет. Просто продали свою квартиру. Покупатель нашелся сразу. Оно и неудивительно: квартира в пригороде, поэтому недорогая, а состояние идеальное, площадь большая, все удобства, только отопление печное. Мы деньги получили, договор подписали, а для себя сняли квартиру в городе – даже удобнее вышло, на работу ездить не так далеко. Но тут выясняется, что покупатель наш не подал документы на госрегистрацию. Интересный такой! Я понимаю еще, когда продавцы тянут с документами, так что регистрация откладывается на полгода, если не больше: то одну бумажку забудут принести, то другую… Но если уж ты купил, неужели не хочется право собственности побыстрее зарегистрировать? Ты же свои кровные за эту квартиру отдаешь! И только через полтора года мы поняли, почему наш покупатель не торопится с регистрацией. Нам пришла повестка в суд: новый собственник все это время не оплачивал коммунальные услуги, и его долг повесили на нас. Но мы же с мужем люди неопытные в этих делах, никогда раньше продажей недвижимости не занимались… Нам и в голову не могло прийти, что госрегистрация так много значит. Мы деньги получили, ключи отдали – и думали, что все, дело сделано. И вдруг такой сюрприз! «Как так? – спрашиваем у юриста. – Мы же дом продали, деньги получили, ключи отдали…» «А пока ваш договор купли-продажи в юстиции не зарегистрируют, сделка недействительна, – говорит юрист. – Вы по-прежнему остаетесь собственниками, а следовательно, и по счетам платите». И мы начали выплачивать эту задолженность, а сумма там накопилась огромная, особенно за отопление. Новые жильцы на дрова решили не тратиться, а вместо этого обогревателей мощных понаставили в каждой комнате. Представляете, сколько они электричества нажгли за полтора года? Раз такое дело, мы обратились в суд с просьбой признать сделку недействительной и вернуть нам квартиру. Как бы не так! Долги остались нам, а квартира – новому хозяину. Правда, его в судебном порядке обязали все документы оформить надлежащим образом, но он все равно тянул до последнего и зарегистрировал собственность только после вмешательства судебных приставов.

– Вот вы попали! – сказал другой мужчина. – Выходит, и квартиру понарошку продали, и долги новые приобрели.

– Вот-вот. А пока мы со всем этим разбирались, судебные приставы наложили арест на зарплату мужа: высчитывали половину от всего заработка и весь долг с него постепенно списали. Но нам ведь еще и за аренду квартиры нужно было платить, и жить на что-то… В общем, пришлось снова в банк обратиться. Вот и пашем теперь без сна и отдыха, чтобы отдавать долги и жилье оплачивать. И сколько это будет продолжаться, неизвестно…

Да уж, сколько таких историй можно услышать! Вполне вероятно, что и Крашенинников угодил в подобное кредитное рабство, которому конца не было видно…

– И у меня примерно то же самое, – подхватила другая женщина. – Собрались мы с мужем открыть свой сервис по ремонту компьютеров в дополнение к основной работе. На аренду помещения, естественно, нужны деньги, подешевле сразу найти не удалось – вышло аж двадцать тысяч в месяц. На начальном этапе, когда бизнес еще не окупается, это большие траты. У меня уже были кредитные карты двух разных банков, плюс мы открыли расчетный счет в третьем. И все эти банки наперебой стали предлагать самые выгодные ставки по кредитам: «Вы наш ВИП-клиент, для вас – самые низкие проценты!» В общем, заливаются соловьем. Муж к тому времени вынужден был уволиться с работы, меня тоже сократили. Все летит к черту, у меня стресс: за что браться, что делать, с чего начать? Надо развивать бизнес, нужна реклама, аренду тоже платить приходится… И бросить жалко: уже дело в гору пошло, клиенты появились, помещение нашли подешевле. Но кредиты платить все равно нужно. Решила я взять один большой кредит, чтобы закрыть все сразу, а в банке мне говорят: «У вас и так уже несколько кредитов, и не важно, что сумма маленькая». В общем, отказали. Пришлось брать микрозаймы – сначала один, потом второй… А дела идут не очень, обороты нисколько не увеличиваются. Я пишу заявления в банки с просьбой дать кредитные каникулы, произвести реструктуризацию долга – в ответ везде отказ. Ну, думаю, надо искать работу, чтобы хоть какая-то денежка капала. С прежней работы меня уволили ведущим специалистом, а устроиться я готова была простым оператором – лишь бы стабильно выплачивали зарплату. И в довершение всего в транспорте у меня украли сумочку. А в ней – паспорт, трудовая, медицинский полис, пенсионное страховое, и это все вместе с карточками, кошельком и… тридцатью рублями!

В очереди засмеялись:

– Да, оригинально!

– И вот я вся в долгах, без документов, ни своей машины, ни своей квартиры, только сын и муж мои, – продолжала женщина. – Хоть иди и вешайся! Две недели играла в молчанку с сотрудниками банка, не отвечала на их звонки. Потом стала говорить, что сейчас у меня нет возможности отдать, прошу подождать. Все деньги отдаю в микрозаймы. Одним отдаю, с другими тяну время. Вот так и живу. А по-другому никак не получается. Что еще делать? Пойти украсть? Убить кого-нибудь?

– А вокруг сплошные рекламы: «Хочешь – возьми в кредит»! «Много кредитов – подай на реструктуризацию»! – сказал кто-то из очереди.

– Совершенно с вами согласна! – подала голос женщина лет шестидесяти. – Банки элементарно заманивают людей в кредитную ловушку. И, кстати, не только молодежь. Вот как-то раз получила я пенсию, отхожу от окошка, а оператор мне говорит: «Зайдите к менеджеру». Я спрашиваю: «Зачем»? Она отвечает: «Для завершения операции». Ну захожу к менеджеру. Менеджер мне: «Здравствуйте, мы рады предложить вам подарочную карту на пятнадцать тысяч. Это не кредит, это просто для вашего удобства: идете в магазин, не хватает наличных – пользуетесь картой». Так она пела-пела – ладно, оформили. Прихожу домой, читаю: оказывается, кредитная карта! Муж говорит: «Иди в банк и верни: могут быть всякие заморочки, лучше не связываться». На другой день я пошла возвращать карту. Менеджер спрашивает: «А чего вы боитесь»? Я отвечаю: «Ничего не боюсь, только врать не надо: карта ведь кредитная, а не подарочная».

– Правильно ваш муж сказал, – поддержали женщину из очереди. – Вполне могли вам заморочить голову со своими кредитами. А тех, кто послабее, кредиты и до петли доводят.

В этот момент подошла моя очередь.

Специалист по работе с должниками по моей просьбе открыл в компьютере нужные документы и сообщил, что Крашенинников банку «Резолют» ничего не должен: он погасил свой кредит еще полгода назад.

– Вот если бы все были такие сознательные заемщики! – мечтательно произнес сотрудник банка на прощание.

Что ж, осталось выяснить, какой ценой Максимилиан выплатил этот кредит. Вернул ли он долг своему знакомому? Я заглянула в листок с координатами этого знакомого, которые дала мне Хмельницкая. Там было написано имя Георгий Витальевич Митрофанов.