Нищий правовед и судья

Раз бедный законник явился к судье,
Явился и сел на почетной скамье.
Сердито судья на беднягу взглянул,
А пристав пришел, за рукав потянул:
«Вставай, недостоин ты здесь восседать.
Сядь ниже, иль вовсе отправишься вспять.
Почетного места достоин не всяк,
Ведь место сие – уважения знак.
Я вижу, что ты устыдился теперь
И к мерам другим не прибегну, поверь.
Кто скромно садится на месте своем,
Того не изгонят оттоль со стыдом.
Забудь о местах именитых людей,
Быть львом не старайся, коль нету когтей».
И вспомнились мудрому мужу тогда
Несчастная доля его и нужда.
Он вздох из груди безнадежный извлек,
Смиренно поднялся и сел в уголок.
Меж тем обсужденья настала пора,
И прения начали прав доктора.
Мгновенно меж них возгорелась вражда,
Твердили настойчиво: «нет» или «да»,
Как будто в палате судилищной той
Свели петухов на отчаянный бой.
Один, как хмельной, бесновался во зле,
Другой кулаком колотил по земле.
Все более путался спор их и вот –
Запутался так, что ни взад, ни вперед.
Тогда-то, смущенье свое одолев,
Воспрянул законник-бедняк, точно лев,
И молвил: «Борцы за господний завет,
Мужи, откровенья хранящие свет!
Ведь доводы мудрые в споре важней,
Чем сила и крепость гортаней и шей.
Внемлите! Я в этих делах не простак».
Сказали ему: «Говори, если так».
Тут речью своей, как печаткой кольца,
Отметил мудрец правоведов сердца.
В пустые прикрасы не вдавшись ничуть,
Предмета затронул он самую суть,
И, кончивши речь, ото всех он собрал
Обильную жатву горячих похвал.
Он правил конем красноречья лихим,
Увязшим ослом был судья перед ним.
Одежду судейскую сняв и чалму,
Судья захотел передать их ему:
«Я сразу твой сан не сумел распознать,
Я встречи тебе не устроил подстать.
Как жалко, что ты при таланте таком
Находишься, друг, в положеньи плохом».
Тут пристав, приблизившись к мужу, ему
С почетом судейскую подал чалму,
Но молвил он, дар отстранивши рукой:
«Тщеславья и гордости путы долой!
Как завтра останусь средь бедных людей
Я в этом тюрбане длиной в пять локтей?
Ведь если муллою меня назовут,
Презренен мне бедный покажется люд.
Вода ключевая чиста и светла,
В каком бы сосуде она ни была.
Главу украшает величье ума,
А вовсе не пышная в складках чалма.
Пусть пышной чалмой голова обвита,
Что толку, коль будет, как тыква, пуста?
Чалмой, бородой не кичись, голова, –
Из хлопка чалма, борода – как трава.
Ведь ежели в муже прекрасен лишь вид,
Пускай он, подобно картинке, молчит.
Во что бы ни стало ко власти не рвись, –
Сатурн высоко, но зловеща та высь.
Тростник для циновок хоть вырос велик,
Но сахарный все же ценнее тростник.
Пусть пышная свита идет за тобой,
Что толку, коль будешь ты слаб головой?
Стеклянная бусина молвила так,
Когда ее поднял какой-то чудак,
За жемчуг приняв:,Всякий, знающий толк,
Отбросит меня. Не клади меня в шелк“.
Улитка, которая в розах сидит,
Ничем не отлична от прочих улит.
Тот лучше не стал, кто в богатстве процвел,
Осел в чепраке дорогом, все ж осел».
Так он говорил. Красноречья водой
С души он смывал раздражения зной.
Обиженный резко всегда говорит, –
Коль враг твой упал, пусть он будет добит.
Воспользуйся, ежели случай хорош, –
Злодей коль повержен, его уничтожь.
Судья оглушенный приник и притих
И только из книги божественной стих
«Поистине день сей тяжел» он шептал,
Да руки кусал да глазами сверкал.
А бедный законник в тот миг из суда
Ушел, по себе не оставив следа.
Волненье возникло и спрашивал всяк:
«Откуда явился сей дерзкий чужак?»
Расспрашивал пристав: видал кто иль нет
Мужчину таких и таких-то примет?
И некий ответил ему гражданин:
«Так сладко сказать мог Са’ди лишь один».
Ответ сей прекрасен, и прав этот суд,
Коль горькую истину сладкой зовут!

Отправить