Когда Зелиха стала страстью пьяна,
Иосифу в ризы вцепилась она.
Бес похоти властвовал, стыд же умолк,
К Иосифу ринулась хищно, как волк.
Был мраморный идол в ее терему,
Она каждый день поклонялась ему,
Но лик изваянья закрыла в тот раз,
Боясь укоризны от идольских глаз.
Иосиф, не зная деваться куда,
Забившися в угол, страдал от стыда.
Она ж, ему руки и ноги покрыв
Лобзаньями, страстный шептала призыв:
«Суровым не будь, не беги, мы – одни,
Блаженных мгновений любви не гони!»
Но, плача, Иосиф воскликнул в ответ:
«Своей чистоты не нарушу, о нет!
Ты каменной куклы стыдишься лица,
Всезрящего мне ль не стыдиться творца?»* * *
Возденем-ка руки молитвенно ввысь!
Не даст завтра смерть, чтоб они поднялись.
Не видел ужель, как осенней порой,
Без листьев оставлены стужею злой,
Деревья просящую длань к небесам
Подъемлют? Отказа ведь нет их мольбам!
Весенний наряд вновь судьба им дает,
В их лоне опять зарождается плод.
Не гонят того, чья простерта рука
От двери, не знавшей вовеки замка.
Все с верой туда и моленьем своим
Подходят. Мы также туда поспешим!
Как голую ветвь, руки кверху прострем,
Ведь быть невозможно нам впредь нагишом.
С небес устреми, о владыка, свой взгляд,
Воззри на рабов, что, заблудшись, грешат.
Но если, о боже, грешит бедный раб, –
В надежде на милость твою он ослаб.
Тобою мы вскормлены, и потому
Привыкли мы к благу, добру твоему.
Ведь нищий при виде добра и щедрот
Со следа даятеля благ не сойдет.
Возвысил ты в этом нас мире, любя,
Вся наша надежда и впредь на тебя.
Лишь ты можешь дать униженье иль власть,
Любимцам твоим униженно не пасть.
Любим если я, от презренья спаси,
Меня от грехов, от паденья спаси.
Подобного мне не поставь надо мной,
Пусть буду казним лишь твоею рукой.
Нет в мире напасти тягчайшей, чем срам
Насилье терпеть от подобных же нам.
Довольно с меня пред тобою стыда,
Избавь от стыда пред людьми навсегда.
Меня если милость твоя осенит,
Подножием станет мне неба зенит;
И если возвысишь меня средь людей,
Спаси от паденья поддержкой своей.