Воздержный и строгий один богомол
Вдруг золота слиток огромный нашел.
Вмиг жадность смутила подвижника дух,
И разум его, прежде светлый, потух.
Не спал он и думал: «Таков этот клад,
Что буду до самой я смерти богат,
И старческий стан свой не стану я впредь
Для просьбы сгибать и презренье терпеть.
Я выстрою дом: мрамор – дома устой,
А весь потолок – драгоценный алой.
Особый чертог для приема друзей
И с выходом в сад чрез одну из дверей.
Изныл я от этих прорех и заплат,
И очи повыел мне кухонный чад.
Отныне найму поваров и стряпух,
Начну на досуге воспитывать дух.
Мне эта кошма изъязвила бока,
Отныне постель моя будет мягка».
Вцепилась та мысль, точно рака клешней,
Рехнулся подвижник от блажи такой.
Оставил его богомольческий пыл,
Молитву и сон и еду позабыл.
Не мог усидеть он на месте одном
И в поле раз вышел, тревогой влеком.
Увидел, что некто там глину могил
Месил, кирпичи из той глины лепил.
Тот вид богомола в раздумье вовлек:
«Безумец, – сказал он, – используй урок!
Кирпич коль замесят на прахе твоем,
Прельщаться доколь золотым кирпичом?
Широко отверста у жадности пасть,
Куском лишь одним не насытится всласть.
С кирпич пусть размером твой слиток, что в том?
Евфрат не запрудишь одним кирпичом!
В безумных мечтах ты считал барыши,
Меж тем ты растратил запасы души.
Прах страсти засыпал твой взор и твой ум,
Сжег пажити жизни безумья самум.
Сурьму заблужденья с очей своих смой, –
Сам станешь ты завтра во прахе сурьмой!»