Я идола видел, пришедши в Сомнат,
Он был изукрашен, как древле Манат.
Так чудно художник его изваял,
Что краше кумира никто не видал.
И слал караваны паломников мир,
Чтоб этот бездушный увидеть кумир.
Искали все верности, как и Са’ди,
От идола с каменным сердцем в груди!
Речистых людей изо всех областей
Вокруг собирал истукан без речей.
Смущенный, я тщетно себя вопрошал:
Как стал для живых божеством минерал?
Раз магу, с которым знакомство водил, –
Сожителем мне, даже другом он был –
Как можно помягче я молвил: «Брахман,
Дивлюсь я на храм ваш, на ваш истукан,
Но больше всего я дивлюся, ей-ей,
На чтящих бездушную куклу людей.
В ногах и руках у кумира нет сил, –
Не встанет, когда б ты его повалил.
Глаза у него – два куска янтаря,
От каменных глаз ждать внимания зря».
От слов тех взглянул друг врагом на меня,
Как будто метнул он огнем на меня.
Уведомил вмиг магов, старцев своих.
Сошлись. В их враждебном кругу я притих
Вскипели в Пазенда чтецах гнев и злость,
Набросились, будто собаки на кость.
Кривой этот путь был для них справедлив,
Меж тем как прямой путь казался им крив
Каким бы кто ни был, о друг, мудрецом,
В собраньи невежд прослывет он глупцом.
Беспомощен, как утопавший, я вмиг
Смекнул, что спасет лишь притворства язык.
Узнав, что враждует невежда с тобой,
Уступчивость выбери, мягкость усвой.
Тут главному магу хвалу я изрек,
Сказав: «О учитель, Пазенда знаток!
Ведь этим кумиром я сам восхищен,
Столь образом чуден и сладостен он.
Пленился я видом, успев лишь взглянуть,
Но смысл мне невнятен, неведома суть.
На этот ведь путь я недавно вступил,
Добро ото зла различить нету сил.
Советник ты здешних святынь королю,
Ты – мудр, и в игре здесь ты – ферязь. Молю
Мне этого идола тайну открой,
Которому предан я всею душой.
Слепое одно поклоненье ведь – стыд,
Лишь в тайну проникший поистине чтит».
Такими словами доволен был жрец,
Зарделся, с улыбкой сказал: «О пришлец!
Вопрос твой уместен и верен подход,
Вожатого ищущий к цели придет.
Как ты, исходил я довольно краев
И видел бездушных, недвижных богов.
Но этот кумир не таков. По утрам
К создателю руки вздевает он сам.
И если остаться здесь с нами не прочь,
Проникнешь ты в таинство в эту же ночь».
И вот я остался средь храмовых стен
Во тьме, точно в яме злосчастья Бижен.
Та ночь продолжительней судного дня,
И маги в молитвах ночных вкруг меня.
Вовек омовений не знали они,
Как падаль на солнце, воняли они.
Должно быть, больших натворил я грехов,
Что выпал на долю мне жребий таков.
Всю ночь я терзался, одною рукой
Творца умоляя, грудь сжавши другой.
Как вдруг барабанщик забил в барабан,
И вслед, как петух, подал голос брахман,
А мрак-черноризец в тот миг с быстротой
Извлек из ножон утра меч золотой,
И будто б огонь на светильню упал, –
Весь мир загорелся, весь мир просиял!
Как будто средь негров в страну Занзибар
Явился вдруг светлый юнец из татар.
Тут стали стекаться отвсюду, кругом,
Угрюмые маги с немытым лицом.
Столпила их здесь поклонения страсть
Так тесно, что негде иголке упасть.
Страдал я, от ночи без сна точно пьян,
Как вдруг кверху руки воздел истукан.
И тотчас вскричал – возопил весь народ,
Ты скажешь – то бурное море ревет.
Когда разошлись все и храм опустел,
Пытливо брахман на меня поглядел
И молвил: «Твоим затрудненьям – конец.
Вся правда открылась, сомненьям – конец».
Тогда увидал я, что в мыслях жреца
Безбожью, невежеству нету конца.
Ни слова в ответ не посмел я сказать,
Ведь правду безумцам нельзя открывать.
Коль силой ты слаб по сравненью с другим,
Геройство ли – схватка неравная с ним?
И вот, лицемерные слезы струя,
Раскаялся в прежних сомнениях я,
Слезой я безбожников сердце привлек,
Не диво, – ворочает камни поток!
Ко мне подбежали, главу преклоня,
С почтением под руки взяли меня,
Прощенья прося, дал себя я вести
К тому изваянью из белой кости.
Уста приложил я к перстам костяным –
Да будет он проклят и все иже с ним! –
Во всем подражая кумира жрецам,
На несколько дней стал брахманом я сам,
Когда ж увидал, что доверье снискал,
От счастья куда и деваться не знал.
Раз ночью, один, дверь замкнув, без препон
Снуя влево-вправо, что твой скорпион,
Я поиски начал. Кумира престол
Обшарив, завесу в подножьи нашел.
Открыл – вижу: в келье сидит потайной
Брахман, за веревку держася рукой.
Открылась мне тайна внезапно в тот миг
(Так плавку железа Давид вдруг постиг),
Что снизу канат коль потянут к себе –
Вверху руки вскинет кумир, как в мольбе.
Брахман же, увидев меня, был смущен,
В позорном обмане попался ведь он!
Вскочил и – бежать. Я за ним по пятам –
Нагнав, сбросил в кладезь, случившийся там.
Я знал, что, останься в живых тот злодей,
Погибели будет искать он моей,
Боясь, что раскрою я низкий обман,
Покончит со мной озлобленный брахман.
Злодейства свидетелем став невзначай,
Злодея как можно скорей убивай,
А если оставишь в живых, то потом
Врага ты получишь смертельного в нем.
Пускай пред тобой он склонился в мольбе,
Лишь случай представится – горе тебе!
Добил я камнями брахмана-лжеца,
Навек ведь безгласны уста мертвеца.
Но все же, возмездья боясь от людей,
Тот край я покинул как можно скорей.
Случайно огонь заронив в камышах,
Спасайся – скрываются львы в тех местах.
Не трогай змееныша, если ж убил,
От мести змеи убегай что есть сил.
Коль в улье ты пчел как-нибудь взволновал,
Не медли, спасайся от тысячи жал.
Средь прочих советов Са’ди есть такой:
«Подножье стены подкопав, там не стой».
Я бегством себя от несчастия спас,
Из Индии морем приплыл я в Хеджаз.
От горечи всех пережитых невзгод
Теперь лишь почувствовал сладость мой рот –
Теперь лишь, когда от судьбины лихой
Надежно укрыт я под сенью благой
Счастливой державы Бу-Бекра Зенги,
Которого, боже, спаси, сбереги.
Ему средь рожденных подобного нет,
Молельщиком быть за него – мой обет.
Спасенье найдя от судьбины оков,
Свой опыт со всеми делить я готов.
Так знай, что теперь всякий раз, как с мольбой
Я руки подъемлю в молитве святой,
Кумир тот встает предо мною в мечтах,
В глаза себялюбья он сыплет мне прах.
Тогда разумею, что, руки в мольбе
Воздев, их подъемлю не сам по себе,
Что руки подъемлет молельщик не сам,
Но тянет их тайная нить к небесам.
Отверсты врата милосердия, но
Проникнуть не всякому в них суждено.
Не так же ли в царский дворец на прием
Преходят лишь те, кто допущен царем.
Никто не владеет ключом от судьбы,
Всевластный владыка – лишь бог, мы – рабы.
О, правым идущий путем, разумей,
Что богу обязан ты правдой своей.
Хранит тебя бог, нрав твой добрым создав,
Поэтому зла и не знает твой нрав.
Ведь тот, кто дает от пчелы сладкий мед,
Тот также и яд, и змею создает.
На царство твое если гневно воззрит,
Он души людей от тебя отвратит,
А ежели миловать будет, любя,
Он людям спокойствие даст чрез тебя.
Коль прямо идешь ты, не требуй похвал, –
Тебя поддержали, и ты не упал!
Полезен совет мой, коль будешь внимать,
Избрав правый путь, обретешь благодать,
Достигнешь ты мест, если милость обрел,
Где сядешь за вечного пиршества стол.
Но только один не вкушай, погоди,
Сперва вспомяни о несчастном Са’ди.
Быть может, поможет молитва твоя,
В поступках своих не уверен ведь я!* * *
О ты, возраст чей ныне – семьдесят лет,
Ужель ты проспал? Жизнь прошла, жизни пет!
Ты все о житье о бытье хлопотал,
К отъезду припаса себе не собрал.
Но в день воскресенья на торжище, знай,
Заслугами только сторгуешь ты рай.
Товар коль имеешь, получишь барыш,
С пустыми руками придя – прогоришь!
Чем торг оживленней, тем слезы горчей
Пришедших с пустыми руками людей.
Имел пятьдесят коль дирхемов, а пять
Из них потерял ты – начнешь горевать.
Так знай: пятьдесят если прожил годов,
Пять дней лишь осталось тебе – будь готов!
Ах, если почивший имел бы язык,
Он поднял бы слезный и горестный крик:
«Молись, о живущий, имеющий речь,
Пока смерть не может твой голос пресечь!
Ведь если в беспечности век наш протек,
Используй хоть ты остающийся срок».