29
ВСПОМОГАТЕЛЬНАЯ КИТОБОЙНЯ ГРИВЗА № 5, КИТОБОЙНЫЙ РЯД, ДАНУОЛЛ
15-й день, месяц тьмы, 1851 год
«Насколько нам удалось выяснить, предмет действительно обладал некоторой оккультной силой и оказывал неприятное побочное воздействие на его обладателя. Пока нам неизвестно, специально ли создатель этого порченого амулета – или целая секта – наделил его такими свойствами, или же они проявились сами».
– ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ О ПОРЧЕНЫХ АМУЛЕТАХ
Выдержка из отчета смотрителя о черном рынке оккультных артефактов
Жуков попятился и поднял руки. Эмили готова была сражаться – сражаться за свою жизнь, за свой город, за Гристоль и империю.
За свою маму, которую она не могла спасти, ибо историю нельзя повернуть вспять.
Рядом с Эмили бесшумно и быстро двигался Корво. Именно этому он и обучал свою дочь. Он был искусным воином, ее героем, ее защитником. Она целиком и полностью доверяла ему.
Корво упал первым.
Эмили заметила это краем глаза и повернулась к нему. Мир вдруг пришел в движение, пол закачался, как палуба корабля, идущего по высоким волнам. Корво споткнулся и упал на колени, а затем перекатился на бок, смягчив тем самым падение. Он успел лишь выставить руку, в которой сжимал складной клинок и, застыв в этой позе, больше не двигался.
Тут Эмили поняла, что сама тоже не может пошевелиться. Она стояла – точнее, пыталась устоять на ногах – и смотрела по сторонам, но голова была такой тяжелой, словно ее выточили из камня. Когда Эмили все же удалось ее повернуть, мир закружился с ужасающей скоростью. Казалось, китобойня слетела с фундамента и соскользнула в реку, а там это тяжелое здание пошло ко дну – все глубже, глубже, глубже…
Эмили ударилась коленями о пол, и ее пронзила резкая боль, которая на мгновение прояснила мысли, отогнала туман и дурноту. Втянув в себя воздух, Эмили услышала смех Жукова.
Он пятился к зеркалу, все еще держа руки поднятыми. Корво рядом с ней в конце концов сдался и плашмя рухнул на пол, когда его рука подогнулась.
Аура Жукова.
Костяные амулеты.
К нему невозможно было подойти, не то что атаковать. Они были бессильны.
Эмили поднялась, сделала несколько неуверенных шагов в сторону отца и снова упала на колени. Она протянулась к нему, то и дело оборачиваясь в сторону врага. Он стоял рядом с резервуаром, спиной к зеркалу. Эмили видела его и видела его отражение.
Она видела, как поднимается дым.
Не из резервуара, а от Жукова – и вовсе не потому, что он стоял слишком близко к расплавленной массе. Нет, дым поднимался от него, точнее, из-под его шинели. Он проходил между лацканов, струился из-под воротника, сочился сквозь плотно обернутый вокруг шеи Жукова шарф и затуманивал его красные очки.
Эмили почувствовала, как все внутри сжалось и все вокруг завертелось Она упала на Корво. Чернота в ее глазах вращалась, вращалась, вращалась, пока Жуков усиливал свою ауру, заставляя их терять ориентацию. Послышался треск, и Эмили показалось, что в несущемся перед глазами мире она разглядела язычок пламени, который вырвался из шинели Жукова, словно, используя свою силу, он сам сгорал в ее огне.
Это означало, что его возможности не безграничны. Вопрос заключался лишь в том, как долго он сможет сдерживать натиск противников. Мысли в голове Эмили путались. Казалось, ее тело существует где-то далеко, отдельно от ее разума, а китобойня – это всего лишь сон.
Она не могла этого выдержать. Все это было слишком сложно. Ей хотелось умереть, и ее сознание стремительно теряло связь с окружающим миром.
И тут она увидела его. Клинок Корво. Он все еще сжимал его рукоять, подмяв под себя при падении ведущую руку.
Но сам клинок был свободен.
И до него можно было дотянуться.
Не без труда набрав воздуха в легкие, Эмили вытянула перед собой руку. Клинок лежал то ли очень близко, то ли за миллион миль от нее – китобойня качалась и кружилась, так что наверняка определить это Эмили не могла. У нее перед глазами плясали голубые искры и точки, в ушах ревело пламя лесного пожара, очистительного огня начала времен.
Ее пальцы чего-то коснулись.
Холодного. Острого. Металлического. Эмили обхватила клинок, просунула под него большой палец, провела рукой по острому лезвию и почувствовала, как ладонь заливает горячей жидкостью.
А затем она ощутила боль. Ее руку обожгло огнем, который озарил все ее тело, подобно фейерверкам в первый день месяца земли. Ахнув, она выпустила клинок и подняла перед собой рассеченную конечность, не в силах пошевелить онемевшими пальцами.
Она стиснула зубы и заставила себя сжать ладонь в кулак, услышала хлюпанье липкой крови, почувствовала, как жуткая боль волнами обрушивается на ее нервную систему. Ее чуть не вырвало.
Клинок Корво был очень остр. Она глубоко рассекла ладонь – именно это ей и было нужно. Потому что было кое-что сильнее ауры Жукова, и это кое-что пробивалось сквозь дезориентацию и тошноту. Это кое-что оттесняло все на задний план – кое-что древнее, первобытное. Простое.
Боль.
Эмили встала на ноги. В голове у нее прояснилось. Рана на руке пульсировала, но она не обращала на это внимания. У нее не было другого выбора. Ее тело подчинялось ей, по жилам тек адреналин. Она чувствовала себя бодрой, быстрой, гибкой, готовой, словно ее только что окунули в ледяную ванну. Все болело, но при этом все было ясно как божий день.
Жуков в нерешительности опустил руки, как будто догадавшись, что что-то пошло не так. Корво на полу застонал и перекатился на бок. Концентрация Жукова спала, его сила стала ослабевать.
Эмили наклонилась и рывком выдернула обагренный собственной кровью клинок из руки отца. Развернувшись, она бросилась вперед, выставив перед собой оружие. Жуков тотчас отскочил, но недостаточно далеко – кончик клинка рассек толстую ткань его шинели. Пуговицы посыпались на пол, полы разошлись.
Заметив, что противник дрогнул, Эмили сделала еще один +выпад, теперь в другую сторону. Еще один взмах клинка – и полы шинели Жукова распахнулись, грубая шерстяная ткань провисла под тяжестью амулетов, пришитых к подкладке.
Все они были неправильной круглой формы и напоминали маленькие шутихи из кости и медной проволоки. Они светились красным и оранжевым огнем, как раскаленные угли. Вырвавшийся из-под шинели дым взлетел к потолку.
Эмили встала в стойку и сделала выпад влево, но Жуков отреагировал быстро: он шагнул в одну сторону, затем в другую, уходя из-под удара клинка. Оружия у него не было, но Эмили заметила, что он рисует в воздухе какие-то символы.
На нее нахлынула волна тошноты.
Эмили споткнулась, пытаясь не согнуться пополам. В ее ушах зазвучал смех – ее смех, смех той Эмили, которой никогда не существовало, но которая могла бы существовать. Она услышала, как меч рассекает плоть, как захлебывается очередная жертва, горло которой ей на потеху только что перерезал ее коварный отец, придворный палач империи.
Эмили сжала раненую руку, и в голове прояснилось, но тошнота не отступила. Очередной выпад получился неуклюжим и не достиг своей цели. Жуков ушел от удара, вильнув в сторону, меч зацепил подол его шинели.
Развернувшись, он потянул подол на себя. Клинок запутался в толстой ткани. Эмили потащило вперед – рука, в которой она сжимала меч, оказалась в ловушке. Жуков снова повернулся, заставив ее вывернуть рабочую руку, и Эмили пришлось подчиниться ему, чтобы не сломать кисть.
Вскрикнув от боли, она тоже повернулась и упала на колени. Жуков оказался рядом с ней. Она чувствовала жар сияющих порченых амулетов и какой-то странный запах – запах старья и пыли, гнилых овощей и горелого мяса.
Она отпустила меч, но ее рука теперь тоже запуталась в складках шинели. Дернув ее на себя, она раненой рукой схватила Жукова. Клинок со звоном упал на пол.
Цепляясь за шинель противника, Эмили поднялась на ноги. Жуков был сильнее и крупнее нее, но и она была не слабачка. Она была бойцом. Большую часть жизни ее обучал лучший из лучших. Она умела обращать против соперника его же размеры и силу.
Но Жуков тоже был бойцом. Благодаря боли в раненой руке Эмили могла противостоять его ауре дезориентации, именно эта боль – эта рана – замедляла ее. Боль проясняла мысли, но в то же время отвлекала ее, ладонь жгло огнем, и Эмили разом лишилась и силы, и ловкости.
Драка превратилась в борьбу, противники сцепились на краю резервуара. Под распахнутой шинелью Жукова потрескивали горящие костяные амулеты. Теперь Эмили разглядела его старую одежду из зеленой кожи, потертую и грязную, изъеденную солью, ту, в которой долгие годы герой Тивии работал в шахтах.
Эмили толкнула Жукова к резервуару, и он зарычал, коснувшись пятками бортика. Императрица навалилась на него снова, но слишком поздно поняла, что у него есть преимущество. Он отклонился, используя бортик как рычаг, подался вперед и с силой оттолкнул Эмили. Она потеряла равновесие и упала навзничь, пытаясь нащупать хоть какую-нибудь опору.
Тут ее пальцы коснулись чего-то мягкого и теплого, рука провалилась в моток какого-то ворса.
Она приземлилась на копчик, и боль сверху донизу пронзила ее позвоночник и достигла кончиков пальцев. Она встряхнула головой и взглянула на зажатый в руке шарф. Рядом с ней описала широкий круг черная широкополая шляпа.
Жуков с ревом обрушился на нее, вытянув вперед руки. Его рот раскрылся нечеловечески широко. Эмили ахнула от удивления и ужаса, увидев почерневшую, растрескавшуюся кожу, тонкие сморщенные губы и черные зубы внутри искривившегося рта. Он был лыс, темная кожа на его черепе иссохла и натянулась. Теперь на нем оставались лишь очки – два огромных красных круга. Толстые кожаные ремешки, удерживающие их на месте, плотно обхватывали его голову и Эмили заметила, что ушей у него нет.
Ходячий труп, который прежде был героем Тивии, кричал на Эмили. Это был животный рев, жуткий вой. Жуков склонился над ней, нависая над ее горлом. Полы его шинели хлестали ее по лицу.
Протянув раненую руку, Эмили схватила ближайший порченый костяной амулет. Тот задымился и зашипел, пропитавшись ее кровью. Эмили закричала и дернула его на себя. Нитки лопнули, он оторвался от шинели, тут же остыл и обратился в уголь на ладони императрицы.
Жуков покачнулся. Его черная пасть от неожиданности раскрылась еще шире. Руки, тянувшиеся к горлу Эмили, замерли на полпути. Жуков злобно заворчал и сжал кулаки.
На Эмили обрушилась дурнота, которая почти физически ударила ей в голову, подобно несущемуся на полной скорости экипажу. Бойня как будто развернулась на все триста шестьдесят градусов, и Эмили почувствовала, что падает – падает с большой, огромной высоты.
Она моргнула и подняла глаза. Голова гудела. Она увидела Жукова – много Жуковых. Его образ двоился, троился, множился бесчисленное количество раз и кружился, словно она смотрела в калейдоскоп. Его аура дезориентации работала на полную, костяные амулеты были охвачены маленькими язычками голубого пламени, шинель дымилась.
Прищурившись, Эмили попыталась остановить вращение мира. Она заметила, что один из амулетов сияет ярче остальных. Он раскалился докрасна, потом и добела. Этот амулет Жуков использовал особенно активно. Именно он даровал ему силу дезориентировать противника.
Эмили закрыла глаза и рванулась к нему. Она почувствовала, как всем телом врезалась в нечто мягкое и обволакивающее. Ей стало жарко, амулеты, как раскаленная галька, обожгли ей лицо. Она упала на живот, покатилась по полу и остановилась только у стены бойни.
Ее раненую руку снова пронзила боль. Морщась, Эмили невольно сжала предмет, лежащий у нее на ладони. Он уже остыл и треснул, а под давлением и вовсе раскрошился, легкий и хрупкий, как мертвое сухое дерево.
Обернувшись, Эмили увидела, как кто-то поднялся с пола, размял плечи и шею, наклонился и поднял сложенный клинок. Плотно обхватив рукоятку, он поднял руку, клинок щелкнул, направленный в сторону Жукова.
Это был Корво Аттано. Лорд-защитник.
Отец императрицы Островов.
Амулет дезориентации был разрушен, наваждение рассеялось. Корво освободился от его чар и выступил навстречу врагу.
– Это конец истории героя Тивии, – сказал он.
Жуков рассмеялся в ответ. Широко раскинув руки, он поклонился противнику.
А затем повернулся к нему спиной и побежал к зеркалу.
