Я очнулся в белой палате.

Лежал на спине. Голова кружилась.

Позже я сумел осмотреться. Заправленная постель. Белые простыни, белые подушки.

Что-то в белизне стен показалось знакомым. Так выглядит доска для маркера, когда смотришь на нее слишком долго. Я находился в больнице.

Или мертв.

Я проверил себя, провел рукой вдоль туловища – бинтов не было. Я пошевелил пальцами ног – одеяло зашевелилось.

Я медленно выпростал ноги и спустил их на пол. Я долго стоял, ощущая, как от подошв расходится вверх холодок. Держать равновесие было трудно.

Здесь пахло болезнью и дезинфекцией. Если такова смерть, то Брайтон не ошибся – я в аду. Только ад мог превратить вечную жизнь в больницу.

Я не знаю, долго ли простоял так, пока за открытой дверью не мелькнула медсестра.

– Сестра! – позвал я.

Она остановилась, обернулась ко мне. Темные волосы связаны в конский хвост. Открытое, внимательное лицо. Блокнотик в руке. Она ждала.

Я не знал, с какого вопроса начать.

На ней была голубая больничная форма, и выглядела сестра занятой. Она надеялась, что мой вопрос ее не задержит – по лицу было видно.

– Я давно здесь? – спросил я.

Нетерпение на ее лице сменилось озабоченностью, и сестра вошла в палату.

– Давно ли?

– Да.

– Почти неделю. Разве вы не помните?

– А куда я ранен?

– Мы несколько дней как сняли повязку с руки.

– Нет, – повторил я и стал разглядывать розовую кожицу на ладони. Старый ожог – это было не одну жизнь назад. – Нет, я о других ранениях.

– Каких – других? – удивилась сестра.

Я сидел в кабинете врача.

Он отгородился от меня столом с раскрытой медкартой. Он выглядел молодо. «Слишком молод для врача», – подумал бы я, но заметил седину надо лбом. Пожалуй, он был старше, чем выглядел. Он с привычной заботой рассматривал меня. Мне подумалось, что этот взгляд доктор старательно отрабатывает перед зеркалом.

– Насколько я понимаю, у вас опять проблемы с памятью?

– Да.

– Препараты, которые мы вам давали, вызвали нежелательную реакцию. Мы рады, что вы наконец пришли в себя. Кажется, новые лекарства вам подходят.

– Как я сюда попал?

– А вы не помните?

– Нет.

– Этот препарат часто вызывает проблемы с памятью, но вы оказались особенно чувствительным. Судя по истории болезни, у вас уже бывали подобные симптомы?

– Когда?

– Опять же судя по истории болезни, в Индианаполисе.

– Нет… Мне бы надо… – Ничего не вышло. У этой фразы не было конца. Что мне надо? Не найдя ответа, я повторил вопрос: – Как я сюда попал?

– Вас нам передала полиция. Вас подобрали, когда вы бродили по улицам. Вы бредили.

– Полиция… – Я пытался уместить это в голове. Не было такого.

– Пострадали многие, – продолжал врач. – Кое-кто перенес это событие тяжелее других. Для вас неудивительно, учитывая вашу историю.

– Не понимаю.

– Мы не задержим вас здесь, после того как ваше состояние стабилизируется, – успокоил он. – Помните, мы ведь с вами об этом уже говорили?

– Не помню.

Он чуть нахмурился и записал что-то в моей карточке.

– Ретроградная амнезия. Думаю, лекарства придется полностью отменить. Как у вас с настроением?

– Нормально, – заверил я.

– А тремор?

Я на пробу вытянул руки. Пальцы дрожали.

– Гораздо лучше, – кивнул он.

Я выпучил глаза. Если это – «гораздо лучше», что же было раньше?

– На краю зрения ничего не мельтешит?

– Нет.

– Навязчивые мысли? Тревожность?

– Нет.

– Бред?

Эта роль ему подходила. Я оглядел кабинет. Мило. Книги, приятный деревянный стол. Он старался: создавать впечатление – это важно. Окно, за ним приятная лужайка. За ней деревья и синее небо. Солнце светит.

– Только…

– Что только?.. – спросил он.

И я чуть не рассказал. Чуть не выложил все. Но сдержался. Смолчал потому, что за окном светило солнце, и мне хотелось еще разок подставить щеку его теплу.

– Кошмары, – договорил я. – Изредка снятся кошмары.

– О чем?

– О женщине. Ее зовут Мерси. У нее недостает пальцев на руке.

– На руке? – заинтересовался он и поднял перо, но записывать ничего не стал. – Мы беседовали о вашей семье, помните?

– Помню, – сказал я. Хотя предпочел бы не вспоминать.

– С тех пор прошло много лет. Пора простить себя. Расскажите свои сны подробнее.

– Не помню, – проговорил я как сквозь стекло.

Мне не нравился взгляд врача. Я встал. Я не хотел больше разговаривать. И думать об этом больше не хотел.

– Я арестован?

– Что? – Врач свел брови в искреннем недоумении. – С какой стати вас арестовывать?

– Значит, я могу уйти?

Озабоченный взгляд вернулся. Доктор что-то пометил в моей карточке.

– Скоро сможете, – ответил он. – Как только состояние стабилизируется.

Я склонился вперед, потер виски. Подумал, что так же сидела перед врачами моя мать. Не сомневаясь в своем бреде.

– Я должен уйти, – сказал я. – Не могу здесь оставаться.

– Думаю, пока это не лучшая мысль. Особенно учитывая последние события.

– Какие события?

Он выкатил глаза.

– Вы видели их в новостях последние пять дней.

– Что видел? – Я очень старался вспомнить что-нибудь, хоть что-то, о своем пребывании в больнице. Ничего не вспоминалось.

Взгляд врача стал жестче.

– Это показывали по всем каналам.

– Да что случилось? Что показывали?

Брови у него снова сошлись.

– Определенно назначения придется отменить. Впервые вижу настолько тяжелую ретроградную амнезию. Такая реакция ненормальна.

Я услышал голос Брайтона. «Вы разбили мир».

– Что случилось? – повторил я. Доктор молча продолжал писать, и тогда я ударил ладонью по столу: – Что случилось?