ГЛАВА 20. Замыкая круг
К тому моменту, как Алестар вернулся, Джиад уже почти успокоилась. И даже смогла мрачно оценить забавность происходящего: сам король морского народа выгуливает ее зверюшку и плавает за выпивкой. Расскажи кому на суше — ведь не поверят. И уж точно не поймут. Джиад и сама не понимала многого, но знала точно: Торвальду никогда бы просто в голову не пришло даже предложить подобное. Он-то всегда знал, как вести себя по-королевски. Умел принимать восхищение и любовь, сиять отраженным светом, сберегая собственные силы… А впрочем, меньше всего Джиад сейчас хотела думать о Торвальде.
Алестар с немалым трудом запихнул в клетку весело огрызающегося Жи и вернулся к столику, на котором оставил кувшинчики с тинкалой. Без всякой нужды переставил их ближе к постели, потрогал мерцающий сосуд с эликсиром, снова взялся за тинкалу. И все это — старательно не глядя на Джиад. Его коса, туго заплетенная с утра, растрепалась, и длинные рыжие пряди норовили расплестись — иреназе где-то потерял кольцо-заколку.
— Пей, пока горячее, — сказал он, по-прежнему не оборачиваясь к Джиад. — Только закуски я не принес… Послать за ней?
— Не надо.
Джиад взяла ближайший кувшинчик, уже привычно поддела кончиком языка пленку на горлышке, прижала губы к еще теплому глиняному краю. Тинкала и вправду была горячей. А еще сладкой и пряной — как раз такой, как хотелось. Похожую варила Санлия…
Алестар тоже взял свою порцию, покрутил в пальцах. Поставил на стол, но через полминуты схватил снова и сжал в ладонях с отчаянием утопающего, цепляющегося за брошенную веревку. Наверное, надо было что-то ему сказать, но Джиад молчала, цедя горячую жидкость, обволакивающую нёбо почти приторной сладостью. Говорить не хотелось. Голова была пустой, а тело — вялым, расслабленным. Все-таки почти час успокаивающих сутр…
Она покосилась на сосуд с эликсиром, больше напоминающим не жидкость, а светящийся туман.
— Как его пить? — спросила вслух, чтобы нарушить вязкую тишину.
— Как тинкалу, только вдвоем, — тихо ответил Алестар, продолжая мучить свой кувшинчик. — Тебе не холодно? Может, пустить сюда воды потеплее?
— Уже не холодно, — сказала Джиад, почти не соврав, допила тинкалу и с сожалением отставила пустую посудинку, будто песочные часы, отмерившие нужный срок. — Давайте, что ли… Чего тянуть?
— Ты… точно позволяешь?
Алестар был бледен, словно не его последние дни без конца поили снадобьями для восстановления крови.
— Да давайте уже! — выдохнула Джиад, стараясь не сорваться снова то ли в страх, то ли в злость из с таким трудом обретенного зыбкого спокойствия. — Что мне делать? Раздеваться?
Она взялась за край туники, потом подумала, что верх как раз снимать совсем не обязательно. Дернула завязку штанов и чуть ли не впервые в жизни лишь сильнее затянула ее. Нечаянно, конечно. Едва не рассмеялась, но смех вышел бы хуже слез — только это и остановило.
— Подожди, — тихо сказал Алестар. — Подожди немного.
Подплыв к стене, он подкрутил что-то в основании самого большого шара с туаррой, и тот погас, оставив комнату в полумраке. Джиад, никогда не стеснявшаяся собственного тела, вдруг задышала легче.
— Я сам, хорошо? Позволь мне…
Вернувшись к кровати, Алестар не стал пристраиваться рядом, а, напротив, остался у Джиад в ногах. Взял ее босую ступню и принялся медленно поглаживать от пальцев к щиколотке.
— Не надо…
Джиад дернулась, однако ее держали хоть и мягко, но крепко.
— Надо, — так же тихо ответил иреназе. — Ты же как занесенная острога… Вот-вот сорвешься. Позволь мне, пожалуйста. Ложись на подушку…
Она молча повиновалась. Откидываясь в ворох подушек и одеял, пыталась уговорить себя, что на самом деле успокоиться надо рыжему, вот и пусть… Но врать себе не получилось — то, что делал Алестар, оказалось бессовестно приятно. Рыжий разминал ее ступню не очень умело, зато с потрясающей старательностью. Каждый палец, потом край ступни, потом подъем к щиколотке. А потом склонился и коснулся губами чувствительного места в середине подъема.
Джиад дернулась. Это уже было… чересчур!
— Ч-ш-ш-ш, — прошептал иреназе. — Лежи… Как я давно хотел это сделать…
И снова принялся настойчиво и откровенно покрывать поцелуями: от пальцев к щиколотке и обратно, не прекращая гладить и растирать. Потом взялся за вторую ступню…
Джиад лежала, растерянно уговаривая себя не сопротивляться. В том, что делал Алестар, не было ничего постыдного, напротив… Но ей очень не нравилось, что тело начинает откликаться на ласки самым естественным образом. Ох… Она закусила губу, собираясь сказать, что хватит, и поняла, что действительно согрелась: снизу вверх по телу катились теплые томные волны удовольствия. Алестар, держа в ладонях обе ее ступни, напоследок приласкал большими пальцами щиколотки и осторожно убрал руки. Джиад совсем уж глупо захотелось спрятаться под одеяло, но она заставила себя дышать ровнее.
— А нам не пора пить эликсир? — не удержалась она.
— Пора… наверное…
Алестар толкнулся хвостом, оказавшись рядом, больше для виду оперся на локоть, едва касаясь поверхности постели.
— Я просто хочу, — сказал он, — чтобы все началось по-настоящему, а не в дурмане. Джиад, я не знаю, какую часть памяти заберет зелье. Какую часть… нас обоих. И что вернет нам потом. Пожалуйста, постарайся помнить…
Он осекся, глубоко вздохнув, протянул руку и очень бережно заправил за ухо Джиад выбившуюся прядь волос, которые она в последнее время связывала шнурком — так отросли.
— Можно? — спросил и, дождавшись едва заметного кивка, потянул за кончик шнурка.
Стянул его, погладил освобожденные волосы, запустил в них пальцы, глядя с безнадежным восхищением и тоскливой жадностью. Умом Джиад понимала, что ей должен очень не нравиться этот вожделеющий взгляд, но она уже устала бояться. А еще где-то очень глубоко, надежно спрятанное от себя самой в первую очередь, в ней плескалось совсем уж недостойное чувство обиды: если бы не запечатление, разве смотрел бы на нее так избалованный красавец-морской король? Да никогда… Это было правильно и понятно, но… все равно саднило.
«Хватит, — оборвала она глупые мысли. — Ты уже домечталась однажды о принце. Хватит рассказывать себе безумные сказки о великой любви. Это не для тебя. Благодари всех богов, если у тебя когда-нибудь будет просто надежный и верный любовник…»
— Помни, что я люблю тебя, — сказал Алестар все с той же пугающей искренностью и обреченностью. — Можешь забыть все, что угодно, но это — помни. Ты ведь не знаешь…
Он помолчал, легонько перебирая волосы Джиад прядку за прядкой.
— Жрецы рассказывают, что когда-то у иреназе не было запечатления. Все брали себе жен из собственного города, потому что города постоянно воевали. Но дети от смешения родственной крови стали рождаться хилыми и уродливыми. Тогда жрецы и целители велели юношам искать пару в других городах, и иреназе стали… Они попросту стали ловить и красть девушек, если те оказывались за пределами города без защиты. Помнишь, Эргиан пошутил про брачные танцы? Мы танцуем в воде перед тем, как лечь на песок и слить тела и души в запечатлении. Но сначала были не танцы, а бой, потому что никто из дев не хотел подчиняться врагу. И на песок не укладывали по доброй воле, а прижимали к нему, чтобы помешать отбиваться. А потом их уводили в свой город пленницами… Говорят, Мать Море услышала плач тех, кого брали силой, а потом делали наложницами и рабынями. Она не могла изменить порядок обмена кровью, но подарила иреназе запечатление. Ее дар смягчил всех: и победителей, и побежденных. Потому что проиграть стало так же сладко, как и победить. И потому что победив, нельзя причинить боль той, чье тело и душу чувствуешь, как собственные. Вот тогда бой и превратился в танец… Прости, что я сделал дар — проклятием.
Он склонился и коснулся губ Джиад одним-единственным поцелуем: легким, уверенным, нежным. И Джиад позволила, завороженная мягким голосом и сиянием ярко-синих глаз. Это было безумие, но в какое-то мгновение она действительно поняла, как когда-то из взаимной ненависти и желания обладать у полудикого народа стало рождаться то, что не заменило им любовь, но послужило для нее той раковиной, которая охраняет драгоценный нежный жемчуг. И не вина, а беда иреназе, что раковина может сберечь мертвое, а живое спасает только до той поры, пока оно принимает защиту добровольно, не стараясь вырваться за поставленные пределы. Пока защита и связь не становятся тюрьмой и оковами…
Оторвавшись от ее рта, Алестар молча взял со стола сосуд, приник губами к краю и отпил примерно половину. Зажав место разрыва пленки, протянул эликсир Джиад, улыбнулся слегка:
— Не так уж противно.
Джиад, глубоко вздохнув, приняла холодное гладкое стекло, посмотрела в искристую муть. Еще раз вздохнув, последовала примеру Алестара. Зелье пилось легко, не вызывая отвращения, и имело странный вкус, как очень холодное молоко. Прямо с ледника, с крошкой льда, обжигающей рот изнутри… В голове вдруг зашумело, по телу прокатилась горячая волна, остановившись где-то в кончиках пальцев рук и ног, которые немедленно налились тяжестью.
— Помни… — шепнул Алестар, снова склоняясь к ней. — Это просто сон. Он не украдет у нас то, что дороже запечатления…
А потом Джиад утонула в качающихся теплых волнах.
Перед ней расстилалось море. Шелковистая гладь, нежно-бирюзовая на поверхности и синяя, как королевские сапфиры, в глубине. По морю бежала мелкая рябь, золотясь от лучей то ли закатного, то ли рассветного солнца. Почему-то Джиад не могла понять, утро это или вечер?
Потом толща воды легко поддалась ей, и Джиад плавно опустилась вниз, к подножью высокой подводной скалы. Это место было ей знакомо, однако она не могла вспомнить, откуда его знает. Так бывает во сне, просто знаешь — и все. И как бы ни было здесь красиво, Джиад невольно напряглась, чувствуя странную тоску. Мысли и воспоминания ускользали, а ей непременно хотелось вспомнить!
— Не надо… — сказал кто-то тихо и почему-то виновато. — Не надо вспоминать.
Джиад рывком обернулась и увидела воплощение сегодняшнего моря: золото солнца, темную лазурь волн, жемчужную пену… У него была белоснежная кожа, волосы цвета расплавленного в воде заката и синие глаза. Яркий, красивый, опасный… Джиад без тени сомнения знала, что незнакомец очень опасен. И эти его слова…
— Почему нельзя вспоминать? — настороженно спросила Джиад, пытаясь понять, как она здесь оказалась и что происходит.
— Потому что память — это больно, — вздохнул незнакомец. — Я точно знаю. Просто поверь. Поверь морю…
Морю Джиад, выросшая на побережье и хорошо знавшая мощь и коварство волн, верить хотела не больше, чем незнакомцу. Тревога не уходила, она покалывала и тянула внутри. А волны, невидимые здесь, в глубине, ласкали упругими ладонями, уговаривая, что нужно расслабиться, отдаться в их власть — и все будет хорошо. Обязательно будет. Боль уйдет, вымоется из памяти, раны души заживут, как зажили раны тела…
— Не хочу, — упрямо ответила Джиад, разглядывая подводного жителя от рыжей макушки до роскошного перламутрового плавника на хвосте. — Не хочу забывать. Кто ты? Зачем я здесь?
Она протянула руку и, как завороженная, коснулась плеча ожившей сказки. Жители моря… Странные и коварные, если верить легендам. Сказка смотрела на нее отчаянными синими глазами и улыбалась, очень грустно и совсем не зло.
— Я тоже не хочу забывать, — сказал незнакомец, мерно и медленно покачивая блестящим хвостом, как маятником. — Знаю, что должен, но не могу. Там — боль. И вина. Стыд. Страх… Но я все равно не хочу забывать. Это нечестно.
«Ти-и-и-ише, дети… — прошептало море вокруг. — Ус-с-спокойтесь… Отдайте мне свою боль… Отдайте с-с-страх… Вс-се будет пра-а-вильно…»
— Не будет, — упрямо шевельнула губами Джиад. — Я… тебя помню. Ты…
Имя не хотело рождаться, губы стыли, язык не ворочался, но Джиад упорно, по звуку выдохнула:
— А-ле-ста-а-арр…
— Джиа-ад, — эхом отозвался глубинник и застонал, сгибаясь в поясе.
Мгновением позже и Джиад всхлипнула от боли, словно ее хлестнула отдачей от выстрела огромная тетива. Мешанина слов, чувств, образов и ощущений захватила и понесла, как прибой, способный и утопить, и выкинуть на берег. Это было больно и страшно, хотелось спрятаться в счастливом неведении, забыть прошлое и принять сладкую нежную ложь. Так легко! Просто позволить себе выбрать безопасность и слепое наивное доверие.
— Не-е-ет, — помотала головой Джиад. — Я не хочу!
— Я не хочу! — вторил ей тот, кого Джиад назвала полузнакомым именем. — Я любил тебя. Я тебя мучил… Я умирал ради тебя… Не хочу… забыть!
Джиад, едва слыша его, тонула в круговороте воспоминаний. Первая встреча у скалы, боль и отвращение, потом снова и снова боль, омерзение, но вдруг — благодарность, смутная, будто нехотя… И жалость к умирающему. И сочувствие к потерявшему отца. И уважение — ведь было за что, было!
— Это нечестно! — крикнула она кому-то, повторяя недавние слова глубинника, словно они стали эхом друг друга. — Дай нам самим выбирать! Мы это заслужили!
«Выбира-а-а-айте… — вздохнуло море с бесконечным терпением матери к капризным детям. — Выбирайте, но не ошибитесь…»
И Джиад словно раздвоилась, глядя на себя со стороны. Теперь она помнила, ради чего и как оказалась здесь, в странном мире, порожденном их памятью. Они хотели разорвать запечатление. Эликсир жрецов должен был забрать память о боли и подарить забвение на краткое время, нужное, чтобы замкнуть круг.
— Это же неправда! — сказала Джиад, не зная, услышит ли ее Алестар. — Разве может все это завершиться ложью? Я помню много плохого, но ведь было и совсем другое. А ты хочешь сделать нас незнакомцами? Разве я доверюсь тому, кого вижу впервые?
— Я не хочу забывать ее! — в голосе иреназе звенели отчаяние и вызов. — Пусть я сейчас потеряю ее навсегда — тем сильнее я хочу помнить. Каждый миг, каждое касание. Пусть мне будет больно — я это заслужил. Но я не хочу стать для нее никем!
Он протянул руку, и Джиад, поколебавшись единственное мгновение, приняла ее, крепко сжав холодные крепкие пальцы и почувствовав ответное пожатие. И тут же словно удар молнии прошил их обоих, расколов окончательно. Вот двое — человек и иреназе — отворачиваются друг от друга в отвращении, потому что не могут простить окончательно. Слишком многое их разделяет, слишком глубоко тонут они в боли и стыде… А вот другие двое — и они же — сливаются в поцелуе, счастливые и беззаботные, отдавшие боль вместе с памятью, увидевшие друг друга, как в первый раз. Начавшие все сначала!
— Ты хочешь этого? — тихо спросил иреназе. — Выбирай сама… Пусть будет, как ты решишь. Хочешь — без мучений?
Джиад помотала головой, потому что голос предательски перестал слушаться — так сдавила горло глухая горькая тоска. Отдать все, что ее так мучило, — что может быть легче и правильнее? Но, кажется, в ее жизни все шло неправильно, так пусть и идет дальше.
— Я не предам того, что было, — сказала она, вцепляясь другой, свободной рукой в плечо Алестара. — Я выбираю третий путь. Свой!
«Упря-я-я-мые… — насмешливо проурчали волны. — Сами-и выбр-р-рали… Сами-и и тер-р-рпите…»
Кивнув, Джиад посмотрела в упрямую синеву чужих глаз. Враг, так и не ставший возлюбленным… Но кем-то же Алестар для нее был?
— Я люблю тебя, — безнадежно сказал иреназе. — Ты помнишь это? Ты мое Сердце Моря…
— Я помню, — прошептала Джиад. — Я страж. Я стала твоим стражем, хоть и не хотела этого. И что нам теперь делать?
— Замкнуть круг, — улыбнулся Алестар ясно и горько, кладя ей на плечи обе руки. — Замкнуть круг, чтобы разорвать его. Чтобы стать свободными…
Он потянулся к губам Джиад своими, и это было правильно. Джиад вдруг поняла, что все, сделанное ими, — верно не правдой эликсира забвения, а более высокой и святой правдой отваги и честности. Они отказались принять забвение из трусости, но кто им не позволял отбросить то, что мешало доверию? Отбросить и забыть самим, по собственной воле?
— Я верю тебе, — сказала она Алестару. — Верю, потому что помню и знаю.
— Я люблю тебя, — эхом отозвался тот. — Люблю, потому что знаю и помню.
Нежная холодная гладкость кожи была знакомой, будто сотни раз они обнимались вот так — с полным доверием и желанием ласкать. И губы принимали поцелуй доверчиво и спокойно. Наконец-то все случилось, как и должно было случиться на самом деле. Память о боли ушла сама, потому что ей больше не было места в душах, заполненных друг другом.
Джиад целовалась, чувствуя на губах и во рту сладкую пряную соль — вкус чужих губ пополам с морской водой. Пропускала через пальцы длинные пряди цвета расплавленного заката, и в ее волосы тоже запускали руки, перебирая с восхищенной нежностью. А потом одежда стала лишней, потому что непременно, обязательно нужно было почувствовать друг друга обнаженной кожей, и они снимали ее, путаясь в незнакомых завязках и застежках, но не желая уступить, и смеялись этой драгоценной неловкости первого узнавания.
И кругом: вверху, внизу и по сторонам — море трепетало и билось, как живое сердце, проникая внутрь, в каждую частичку их тела. Поило солью их кровь и слезы, плескалось в синеве глаз Алестара и наполняло Бездной зрачки Джиад. Смеялось вместе с ними, потому что, наконец-то, все было как надо, как задумывалось кем-то непредставимо давно, чтобы случиться сейчас и именно с ними.
И когда они плыли, кружась в древнем, как мир, танце, Джиад легко и без страха позволила вести себя, потому что была гостьей в море. Она доверилась тому, для кого вода была родной, — и не прогадала. Поцелуи, прикосновения, жадные и робкие, нежные и настойчивые… Алестар ласкал ее, как и обещал, исступленно и бережно, как величайшую драгоценность и живое чудо… Все случилось само собой: упругая толща песка под сплетающимися телами, горячие губы, не дающие думать и тем более не позволяющие испугаться. Джиад потянулась навстречу сама, разводя колени, раскрываясь и позволяя, ахнула и всхлипнула, почувствовав проникновение, и тут же снова застонала в истоме.
Это было как в первый раз. Настоящий, правильный первый раз, который они едва не упустили, собираясь разменять на фальшивую реальность эликсира. И это было — в последний раз, они оба помнили об этом. Упоение обреченности, нежность грусти, восхищение и отчаяние… Джиад принимала это все, как принимала плоть Алестара, и впервые чувствовала запечатление сейчас, когда оно обрывалось между ними. Тянуло сладкой тоскливой болью, рвалось по-живому, как плохо зажившая рана расходится по шву. И хотелось что-то исправить, изменить, но ведь они сами желали свободы! Молили о ней, забыв, как страшно иногда получить желаемое.
И когда все закончилось — тем, для чего Джиад не смогла бы подобрать названия, потому что обычные слова были слишком тусклыми и скудными, — море ласково убаюкало их, даровав милосердное забвение, хотя бы до утра позволив забыть о том, что могло бы связывать их всю жизнь, но теперь навсегда ушло в прошлое.
* * *
Алестар проснулся, ощущая всем телом тепло и мягкую тяжесть лежащего в его объятиях тела. Осторожно повернув голову, всмотрелся, ловя драгоценное мгновение. Спящая Джиад была такой расслабленной, беззащитной и умиротворенной… С лица исчезло обычное строгое выражение, разгладилась морщинка на переносице, по которой сдвигались брови, когда она хмурилась, уголки губ приподнялись… Наверное, она видела хороший сон. Его женщина… Только на одну ночь — и больше никогда.
Она смешно двинула губами, на которые упала прядь волос, и Алестар невесомым прикосновением убрал темную шелковистую прядку, чтоб не разбудить. Еще хоть минуту, две… Такая близкая, такая родная…
В полном недоумении он прислушался к себе. Ведь запечатление было разорвано, так? Да, где-то глубоко внутри, где он ощущал раньше связь с Джиад, зияла болезненная пустота. Он не мог бы сказать, больно сейчас жрице или хорошо, злится она или радуется. И, наверное, разлучившись с ней, он теперь не умрет. Но больше ничего не изменилось!
Алестар смотрел на смуглую кожу и темные ресницы, на очертания скул и губ, на непослушные волосы, смоляным облачком колышущиеся в воде вокруг ее лица… Это все равно была Джиад, теперь не привязанная к нему ничем — и потому еще более дорогая и желанная. Разве, перестав быть его избранной, она в чем-то изменилась? Гордая и честная, великодушная и справедливая, отважная и милая — разве ушло хоть одно из качеств, за которые он ее любил? Так почему же он должен был перестать любить ее?
Алестар улыбнулся, только сейчас осознав глубину ловушки, в которую сам себя загнал. Ночью все было как в сладком дурмане. Конечно, они отказались от большей части силы эликсира, ухитрившись сохранить память, но все-таки хитрое зелье жрецов смягчило остроту воспоминаний и изрядно затуманило разум. Еще неизвестно, что скажет Джиад, когда проснется, не будет ли для нее возвращение к обычной памяти слишком болезненным?
Но ему-то что делать? Связь разорвана, а любовь осталась. Потому что полюбил он потом, гораздо позже, узнав и поняв, какое чудо оказалось рядом с ним. И теперь было так больно…
Мгновения уходили, капали, сыпались песчинками в бездонную пропасть времени. Вот Джиад шевельнулась в его объятиях, вздохнула чуть глубже, заворочалась… Алестар замер, ловя в воде вкус и запах ее кожи и волос, впитывая каждое прикосновение.
— Чистой воды тебе, — сказал он тихо, когда молчать и дальше было попросту глупо. — Доброго утра и удачного дня. Полежи еще. Я сейчас велю принести завтрак.
— Доброго… — так же негромко отозвалась Джиад, не пытаясь освободиться из его рук, но как-то вдруг ставшая чужой, напряженной. — Да, завтрак — это хорошо. Но мне бы встать… кое-куда…
— Конечно, извини, — мучительно залился краской Алестар, выругав себя за глупость и разжимая объятия.
Потом, старательно отвернувшись, он только по колыханию воды догадывался, что она одевается, собирая вещи, расплывшиеся вокруг кровати. Вот натягивает тунику, вот связывает волосы, поднимая руки и собирая темное облачко в короткий пушистый хвост… Потом она уплыла в комнату чистоты, а Алестар, слетев с ложа, поспешно натянул повязку и дернул за рычаг вызова.
— Тинкалы, — велел он приплывшему мальчишке-слуге. — Горячей и сладкой. Скажи, пусть сварят по-суалански. И завтрак. Обязательно рыбы, молодых водорослей и курапаро. Самого свежего!
— Да, тир-на, — слегка удивленно глянул паренек, последний месяц каждое утро подававший завтрак и прекрасно знающий, что Алестар не пьет тинкалу по-суалански.
Ну, не пьет. А вот сегодня выпьет. Потому что Джиад любит именно такую, пряную и очень сладкую. А он мог бы заказать себе и привычной, но вдруг захотелось… хотя от горького кома в горле не спасет никакая тинкала…
Когда жрица вернулась из комнаты чистоты, аккуратно одетая в свои земные вещи, изрядно подпортившиеся за это время от морской воды, Алестар только вздохнул.
— Я не могу снять браслет, — сказала она, глядя мимо, в стену с клеткой Жи.
Алестар молча посмотрел на золотую полосу с кроваво-красными каплями рубинов, что вызывающе горели на смуглом запястье. Материнский браслет… Теперь, когда нет отца, настоящую ценность он имеет только для самого Алестара. Кариандская принцесса увидит в нем только обычное украшение. Да еще и с чужой руки. А Джиад этим браслетом отразила клинок сирены…
— Я его сниму, — сказал он, прекрасно понимая смысл просьбы. — Только прошу — забери с собой, когда будешь уплывать. Отец принес его тебе. Хотя бы… в память о нем.
Ответом ему был долгий испытующий взгляд, а потом Джиад коротко кивнула и подставила руку.
Тяжелый золотой обруч под его пальцами разошелся на две половинки медленно, будто нехотя. А Алестар только сейчас увидел, что ворот рубашки Джиад заколот круглой фибулой с каким-то клыкастым зверем, той, присланной с земли. Фибула принадлежала не Аусдрангу, но легче от этого не стало. Очень уж хорошо Алестар помнил увиденное, когда метался птицей в лихорадочной горячке.
— Давай завтракать, — сказал он тусклым голосом. — День будет нелегкий.
Они поели в полном молчании. Джиад временами смотрела на него, будто хотела что-то сказать, но в последний момент сдерживалась, и Алестар, наконец, не выдержал:
— Я обязательно постараюсь его спасти, — сказал он. — Даю слово. Если только не придется вдруг выбирать между твоим другом и Сердцем Моря.
— Понимаю, — ровно ответила жрица. — Благодарю, ваше величество. Это больше, чем я могла рассчитывать.
И все… С трудом протолкнув в сжавшееся горло глоток и вправду недурной, хоть и переслащенной, тинкалы, Алестар понял, что не услышит ничего, кроме так хорошо знакомой ледяной учтивости. А о том, что было ночью, вспоминать тем более не стоит. Ни вспоминать, ни говорить об этом с Джиад, снова превратившейся в образцового храмового стража, пусть и не на службе.
Так что он кивнул и вызвал Ираталя, которому велел отобрать пять самых надежных гвардейцев. Не удивился, увидев среди этой пятерки знакомую парочку, Семариля с Камриталем, а про себя решил приглядеться к ним получше. Дару, как сказал Невис, все еще лежал в бреду, да и не хотел Алестар возвращать его на службу. Пусть и понимал, что старший из близнецов, прикрывший его собой от клинка брата, не виноват. Но видеть лицо, один-в-один похожее на Кари, не мог. И, значит, следовало искать новых личных телохранителей.
— Вы поплывете со мной и каи-на Джиад к скале Договора, — сказал он. — Сегодня днем у меня там встреча с королем людей. Останетесь на расстоянии тридцати гребков, чтобы все видели, но не могли услышать. Это тайные переговоры. О том, что там будет, вы сейчас на Сердце Моря поклянетесь молчать. Если понадобится — всю жизнь. Не обсуждать это между собой, не рассказывать ни избранным, ни лучшим друзьям, ни жрецам на исповеди — никому. Клянитесь.
Он достал фальшивое Сердце Моря, заправленное свежей туаррой, с противным холодом понимая, что совершает святотатство. Но выбора не было.
— Клянусь… клянусь… клянусь… — прозвучали нестройные голоса. Последним был Ираталь.
— Каи-на, — сказал ему Алестар, глядя прямо в глаза. — Я знаю, кто нас там встретит, но не знаю, чем обернется встреча. Я доверяю вам и мою жизнь, и жизнь моей… каи-на Джиад. Будьте настороже. Если увидите что-то неладное, действуйте по своему усмотрению. Среди людей будет один… Джиад, — обернулся он к жрице, — как его узнать?
— Он высокий, темноволосый и смуглый, как я, — быстро и четко отозвалась та. — Его зовут Каррас.
— Так вот, — кивнув, продолжил Алестар. — Если начнется что-то… неладное, этого человека не трогать. Напротив — по возможности спасти и забрать с собой. Только в глубину не тяните, разумеется. В остальном… не мне вас учить, Ираталь.
— Благодарю, ваше величество, — хрипло отозвался начальник охраны. — Благодарю за…
Он смолк, не договорив, и Алестар снова кивнул.
— Велите вывести салту, — сказал он спокойно. — Мы с Джиад отправляемся на прогулку. Семариль и Камриталь сегодня наша личная охрана. Остальные пусть посмотрят, не увяжется ли кто вслед, а потом догонят за Вратами.
Ираталь молча поклонился, приложив руку к груди, и выплыл вместе с гвардейцами. Проводив их взглядом, Алестар обернулся к Джиад:
— О чем я забыл или не подумал? И о чем я должен знать при встрече со своим… собратом?
— Когда будем на месте, — серьезно сказала жрица, — пусть ваша охрана растянется вокруг лодки или что там будет. И дайте им пару условных знаков. По одному — быть настороже, по другому — плыть к вам. Думаю, это все. И… клянусь, я не знаю, чего ждать от короля Аусдранга. Но подозреваю, что подлости.
Она коснулась пояса и в растерянности посмотрела на ладонь, будто искала что-то.
— Возьми.
Алестар протянул ей свой нож.
— Благодарю, — склонила голову жрица, пристегивая ножны к поясу. — Ну что, пора? Да благословит нас Малкавис.
— Не откажусь, — усмехнулся Алестар. — И пусть будет с нами милость Троих.
До места они опять плыли молча. Пара гвардейцев держалась на корпус салту позади и немного в стороне, как и положено охране, так что Алестар видел рядом только Джиад. А у скалы Договора, чья верхушка обнажалась в отлив, их уже ждали. И Алестар не мог не оценить хитроумие Аусдранга. Торвальд не воспользовался лодкой, чье днище так легко пробить. Выводить в море корабль он тоже не стал. Четыре человеческие фигуры издалека виднелись среди волн, а подплыв ближе, Алестар разглядел большой массивный плот. Очень умно. Не опрокинуть, не сделать дыру, волны ему почти не страшны. И весла есть, наверное…
— Хорошо придумано, — негромко сказала рядом Джиад, откашлявшись от воды, когда салту поднялся к поверхности.
Отдышалась, теребя кожаный шнурок с амулетом морского дыхания, и повторила:
— Хорошо…
— Плот можно отогнать от берега, — подумал вслух Алестар.
— Нет. Посмотрите, вон, в воде. Это канат. И наверняка не один, чтобы разом не перерезать. А на берегу…
Но Алестар и сам видел, что на берегу, совсем недалеко, столпились люди и стоит какое-то высокое сооружение.
— Ворот, — уверенно сказала Джиад. — Чтобы очень быстро намотать канаты и подтянуть плот. Он осторожен. И не ждет от вас добра.
— Правильно делает, — усмехнулся Алестар, чувствуя, наконец-то, так нужную сейчас холодную злость, помогающую думать и действовать. — Ну что — пора.
Оставив за спиной медленно окружающих плот гвардейцев, он тронул салту, направляя его к людям. Джиад последовала за ним.
— Кто они? — спросил он, когда стоящих на плоту можно было легко рассмотреть.
— Король — первый слева. Второй — лорд Гленарвиль, канцлер. Старший советник, по-вашему. За ним — лорд Крумас — тоже из высшей знати. Вон тот здоровяк — капитан королевской охраны… А Лилайна… я не вижу. Хотя нет — он просто сидит…
— Понятно.
Алестар снова хлопнул зверя лоуром, направляя совсем близко. Полезная вещь — лоур. Не оружие, так что нельзя придраться к его наличию на мирных переговорах. Но при необходимости бьет не хуже остроги.
Подплыв к плоту на расстояние пары гребков, он заставил салту замереть на месте. Посмотрел на человека, которого видел впервые, но искренне и от души ненавидел, слегка склонил голову. Не в поклоне — упаси Трое! — всего лишь в приветствии. Ненависть учтивости не помеха.
— Мой дорогой родич, — звонко и весело отозвался высокий юноша едва ли старше него, Алестара, но тоньше в кости и в плечах поуже. — Как же я рад знакомству. Простите, что не знаю, как положено приветствовать у вашего народа. Все ли благополучно в ваших владениях?
— Милостью Троих, — ответил Алестар, в упор разглядывая его. — Правда, не припомню родственников на суше…
— В самом деле? — так же весело удивился Аусдранг, подчеркнуто не замечая Джиад. — Тогда вам следует внимательнее изучить родословное древо, или как у вас это называется. Мы совершенно точно одной крови, поверьте. Может, в моих жилах и поменьше морской воды, но голос моря я слышу. И он шепчет, что пора нам, властителям суши и вод, кое о чем договориться …
Двое рядом с Аусдрангом, одетые пестро и по земным меркам, видимо, богато, явно беспокоились. Переминались с ноги на ногу на едва покачивающемся помосте из толстых бревен, а лица закаменели, и в глазах плескался страх. Чего они боялись? Иреназе? Моря?
— Говорите, — коротко разрешил Алестар, продолжая всматриваться.
Третий — стражник. Начальник охраны? Тело заплыло жиром, но видно, что все еще сильный боец. Смотрит недоверчиво, зло, однако без команды хозяина с места не двинется — да и не его это ума дело. Зачем Аусдрангу на таких переговорах охранник? А вот зачем! У ног стражника сидит связанный человек в кожаных штанах и куртке. Видимо, самим приглядывать за пленником король Аусдранга и его каи-на считают неподобающим…
Рядом быстро вздохнула Джиад — и снова затихла. Связанный посмотрел на Алестара, как на что-то мерзкое, и опять отвел взгляд.
— Благодарю за разрешение, — насмешливо поклонился Торвальд, на мгновение став ужасно похожим на Эргиана. Вот бы кого сюда — маару глубинного! И натравить их друг на друга, а самому поглядеть со стороны. Но это его, Алестара, битва. — Что ж, не будем тратить драгоценное время. У вас, дорогой мой собрат, завалялось нечто, весьма нужное мне. Или не у вас, а у моего бывшего стража. Неважно, думаю. Я хочу эту вещь обратно.
— И что взамен? — холодно поинтересовался Алестар.
— Моей благодарности недостаточно?
Торвальд с шутливой укоризненностью поднял бровь и слегка развел руками. — Вижу-вижу… Что ж, я, разумеется, просто не могу проявить меньшую щедрость. К тому же я слегка виноват. Не перед вами, а перед моим стражем. Кстати, она вам все еще нужна?
— Да.
— Верю, — усмехнулся Торвальд. — Воистину, ради вас я расстался с величайшим своим сокровищем…
— Говорите о деле, — процедил Алестар, слишком ярко представляя, как лоур пробивает одежду и входит в тело Торвальда, чтобы выйти с другой стороны. — Она не предмет торга.
— Сегодня — не предмет торга, — снова улыбнулся проклятый Аусдранг. — Потому что одну сделку, помнится, мы уже заключили. Ну ладно, в самом-то деле. Итак, мой бывший страж получит человека, которому она кое-чем обязана. Я собирался казнить этого предателя и мерзавца, но демоны с ним — пусть живет. Вы же, дорогой собрат, обретете то, что утеряли и тоже наверняка хотите вернуть.
Он небрежно распахнул одеяние из мягкой темной ткани, богато расшитой золотыми нитями. С белоснежной ткани короткой туники блеснуло кровавым огоньком Сердце, рядом с ним болтался на цепочке амулет морского дыхания. Алестар прислушался, посылая из глубин души зов. Отклик… был. Правда, совсем слабый и какой-то странный… Но был! Возможно, на суше Сердце уснуло, не получая сил от моря?
— Это все? — спросил Алестар, лихорадочно соображая, что же делать.
Перстня у него нет. И торговаться — бессмысленно. Попробовать отнять Сердце силой? Но Аусдрангу стоит рукой махнуть — и плот просто притянут к берегу. Как же… глупо! Как позорно глупо он, Алестар, будет выглядеть, обещая, упрашивая, торгуясь… И ладно бы позор — но ведь без перстня эта тварь не отдаст наемника — ключ к тому самому перстню…
— Вообще-то, нет, — негромко и с каким-то особенным удовольствием сказал Торвальд, и от его тона Алестар почему-то похолодел. — Еще я хочу от вас, дорогой собрат и родич, вассальную клятву. Вот на этой самой реликвии, прежде чем вы ее получите. А перстень, который вы вернете мне в знак почтения и уважения, станет гарантом клятвы.
— А хвост глубинного бога не хочешь? — вырвалось у Алестара прежде, чем он до конца осознал сказанное. — Вассальную клятву? Тебе, человеку? С чего?!
— Мне — истинному наследнику, — одними губами улыбнулся Торвальд. — Потомку старшего сына Эравальда Аусдранга и Ираэли, вашей наследной принцессы. Потому что тот, кто стал королем Акаланте, был всего лишь младшим их ребенком. Корона моря моя по праву. И я намерен этим правом воспользоваться, дорогой… родич. О, не беспокойтесь… Я настолько великодушен, что не собираюсь унижать вас перед подданными отречением. Правьте и дальше. В море мне будет слишком неуютно. Мокро, холодно, темно… Опять же, у подданных — хвосты, а я привык к ногам…
Он откровенно издевался, и Алестар в полной мере вкусил бессильное ледяное бешенство, слушая звонкий красивый голос.
— В общем, — весело подытожил Торвальд. — Для всех королем морского народа останетесь вы. Могущественным правителем, очень дружественным к людям. Настолько, что мы заключим новый договор о морской торговле и охране наших кораблей. Ну и прочих пустяках, вроде ежегодных даров, например…
«Дань, — понял Алестар. — Он говорит о дани. Которую Акаланте будет платить этому… этому…»
— А если я откажусь? — спросил он, все еще не веря, что это происходит наяву.
— Тогда, — пожал плечами Торвальд, — мне придется искать другие пути. Вашу реликвию я оставлю себе. Тот, кто столь любезно вернул ее нашей ветви рода, уверял, что Сердце Моря покорится любому, в ком течет кровь морских королей. Пусть даже разбавленная горячей земной. Как вы думаете, у меня получится овладеть его силой?
Джиад рядом молчала, и Алестар был ей безмерно благодарен. А еще он отчетливо понимал, что взывать к рассудку Торвальда и грозить ему гневом вулканов — бессмысленно. В глазах юного короля плескалось безумие. Жажда власти, перед которой склонятся и суша, и море.
И тогда Алестар, понимая, что все бесполезно, что эту битву он проиграл, облизал пересохшие губы и посмотрел еще раз на Торвальда Аусдранга, будь проклят он и его кровь, какой бы родной она ни была, и стоящих рядом с ним людей. Да, Алестар проиграл битву и переговоры. Потому что, честно говоря, он никогда не был по-настоящему хорош ни в драках, ни в интригах. Как салту, который, — хоть ты его излупи лоуром — не научится летать. Зато любой салту замечательно умеет плавать. А он, Алестар — лучший гонщик Акаланте за последнюю сотню лет. Да и всего моря, пожалуй. И эти люди… Они же не враги. Они… просто соперники по гонкам. Вот этот — самый опасный. Он вырвался вперед так уверенно, что его никак не обойти. Ну и не надо. Алестар очень хорошо знает, что делать. В Гонке этому учишься так же быстро, как и другим подлым приемам. Кто-то их применяет, кто-то брезгует… Но вот этот, родственничек… он начал первым.
— Безусловно получится, — ласково улыбнулся Алестар в ответ. — И я даже расскажу — что именно.
Он снова улыбнулся, готовясь к последнему решающему кругу, седлая вместо салту собственную ослепительную ненависть и восхитительную ярость. А пойманный отблеск близкого Сердца щедро поил его силой, делая слова безупречно убедительными.
* * *
Алестар что-то задумал, и Джиад всей душой надеялась, что у него получится. Она смотрела на Торвальда и не узнавала его. Куда исчез ясноглазый улыбчивый юноша, который стал для нее солнцем и жизнью? О, улыбка и сияние глаз его не померкли… Но теперь они пугали. Торвальд стал холодным и опасным, как безупречно сбалансированный клинок. И двое высших сановников королевства — они же его боялись. Джиад читала это в напряженных позах, в том, как лорды следили и слушали… В какое чудовище должен был превратиться ее бывший возлюбленный, чтобы Крумас, в одиночку ходивший на кабана, трепетал перед своим королем?
Она перевела взгляд на Лилайна, зная, что не может позволить себе даже ободряющей улыбки. Наемник ответил напряженным взглядом и чуть пошевелил плечами. Руки ему связали за спиной, так что сидеть было не слишком удобно, а сделать что-то — и вовсе невозможно.
Джиад прикинула расстояние до края плота. Нет, сдернуть Лилайна в воду она точно не успеет. А еще у ног капитана лежит взведенный арбалет…
— Вот как? — удивленно спросил Торвальд, явно не ожидая от иреназе такой покладистости. — Я слушаю…
Алестар почему-то смотрел не на него, а на королевских спутников. Внимательно, оценивающе. Потом снова перевел взгляд на Аусдранга.
— Не знаю, кто передал вам Сердце Моря, дорогой… родич, — сказал он так мягко, что у Джиад екнуло сердце в плохом предчувствии, — но могу заверить: все его тайны известны только королевской семье. Например, что Сердце требует плату за свою силу. Должно быть, вы очень стремитесь стать королем моря, если готовы ради этого умереть лет на десять-двадцать раньше…
— Я? — поднял бровь Торвальд. — Сердце вернется к вам.
— Увы, — вздохнул Алестар. — Король может быть только один. Принеся вам вассальную клятву, я, может, и останусь на троне для своих подданных, но Сердце не обмануть. Оно перестанет слушаться меня. И бремя укрощения подводных вулканов ляжет на ваши плечи. Об этом вам тоже рассказали?
— Представьте себе, — снова улыбнулся Торвальд, но глаза его остались настороженно-холодными. — Что ж, власть имеет свою цену. Не думаю, что мне придется делать это часто.
— Это — нет. Но отказаться от силы Сердца нелегко. Оно уже сотни лет делает власть королей моря незыблемой…
Алестар снова почему-то глянул мимо Торвальда, на его сановников, и продолжил с безмятежным просто спокойствием:
— Вы знаете, почему ваш предок так стремился его заполучить? Вулканы его уж точно не интересовали.
— И… почему же?
Внезапно эти двое напомнили Джиад двух хищников, кружащих друг вокруг друга, выбирая момент, чтобы вцепиться в горло, и все не решаясь на рискованный бросок. Она затаила дыхание, краем глаза видя, как жадно слушают Алестара люди на плоту. Лорды слегка подались вперед, даже капитан слегка расслабился…
— Власть, — четко и холодно уронил Алестар. — Не над вулканами и волнами, это всего лишь… приложение к силе. Да, вы сможете поднять или усмирить шторм. Обрушить волну на прибрежную деревню… или город… Не думаю, что это понравится вашим соседям, но кого волнует мнение слабейших? А вот истинная власть — она не в шторме. Сердце позволяет определять любую произнесенную ложь. Оно дарит проникновение в чужие помыслы. Не слишком точное и очень опасное, но большинство после этого выживает и даже становится… более верными подданными, я бы сказал. Безмозглыми — но очень преданными. А еще оно позволяет брать клятвы, которые невозможно нарушить, потому что нарушителя карает его собственная кровь. Об этом вам рассказали?
— О да-а-а, — завороженно протянул Торвальд, не отрывая взгляда от бесстрастного лица Алестара, на котором только глаза горели бешеным синим огнем. — Но не все, как оказалось… А вы… Мой дорогой родич… Зачем вы говорите мне это?
— Затем, — Алестар улыбнулся краешками губ, и его голос стал еще слаще и мелодичнее, — что вы можете избавить меня от этого бремени. Я единственный наследник своего отца и морского трона — так я всегда думал. Но мне вовсе не хочется править. Посмотрите на меня, Торвальд… Я хочу жить — просто жить. Развлекаться, выигрывать гонки, любить… Я все чаще думаю, что просто не создан для короны. Но я один. Порядок наследования не оставляет мне шансов, а заговорщикам я слишком мешаю, чтобы остаться в живых. Вам нужна власть? Мы договоримся. И вы будете величайшим королем, потому что получите власть, которую невозможно свергнуть. Нерушимые клятвы, распахнутые вам сердца и мысли, возможность убить любого подданного — просто пожелав этого. Вот что такое Сердце…
Джиад успела глубоко вдохнуть соленого влажного воздуха. А потом все случилось, пока она выдыхала. Двое лордов повернулись друг к другу и обменялись взглядами. Гленарвиль сделал шаг назад, а Крумас — на его место — и за спину Торвальда. Блеснуло лезвие. Короткий взмах рукой! И Торвальд удивленно посмотрел на Джиад, которую будто толкнуло изнутри. Ее подзащитный! Она, храмовый страж, смотрела, как убивают того, кого клялась беречь ценой жизни…
— Не смей! — рявкнул Алестар, и она очнулась.
Торвальд, не отрывая от нее изумленного и будто жалобного взгляда, медленно упал на колени, потом лицом в бревна…
— Убийство! — закричал Гленарвиль. — Преступник убил короля! Смерть негодяю!
— Лилайн! — зазвенел в ушах Джиад ее собственный крик.
Каррас боднул капитана головой в живот и, как был, связанный, рванулся к краю плота. Перекатился и почти без всплеска ушел под воду.
Алестар поднял над головой скрещенные руки, подавая сигнал гвардейцам, но те уже и сами плыли к плоту. Джиад прыгнула с салту и нырнула, ища взглядом темное пятно, которое волны уже затянули под плот. Амулет на ее груди сработал мгновенно, стоило вдохнуть воды, на миг передернувшись от боли. И сразу же пришла ясность подводного зрения. Лилайн, извиваясь, барахтался в толще воды совсем близко.
Подплыв к нему, Джиад схватила тяжелое тело и изо всех сил потащила наверх. Один из гвардейцев, оказавшись рядом, помог ей. Вынырнув и снова отплевываясь от воды, Джиад хватанула ртом воздух, показавшийся раскаленным.
— Осторожно! — крикнул Алестар, и над ее головой просвистел арбалетный болт.
— К берегу! — истошно визжал Гленарвиль. — Скорее к берегу. Измена! Убийство! Проклятый алахасец!
— Не сметь! — снова услышала она голос Алестара, но уже не крик, а просто громкий и четкий приказ. — Еще один выстрел — и позавидуете своему королю-покойнику. Всем побережьем! Джиад, ты не ранена?
— Нет, — выдавила она, оглянувшись на короля иреназе. — Амулет… Мне нужен амулет… второй…
— Отличная мысль.
Алестар, сидя на салту, беспокойно бьющем хвостом по волнам, улыбнулся так, что Гленарвиль замолчал и попятился от края плота вглубь.
— Мою вещь, — сказал Алестар, в упор глядя на канцлера. — Отдайте то, что на мертвом, и я заберу с собой вашу тайну.
Лилайн полулежал на плече Джиад, которая изо всех сил одной рукой держала его, а другой — вцепилась в седло салту, молясь, чтобы зверь не нырнул. Все тот же Камриталь, вынырнув рядом, снова подхватил наемника, пока остальные окружали плот с поднятыми острогами.
Двое лордов опять переглянулись. Капитан стоял, опустив арбалет, а Крумас кивнул Гленарвилю и, опустившись на колени, сорвал с шеи Торвальда золотую цепь с Сердцем Моря. Но Джиад сейчас было куда важнее, что на той же цепи висел амулет морского дыхания.
Ираталь, подплыв к плоту, принял цепь и передал ее Алестару.
— Амулет, ваше величество, — отчаянно попросила Джиад, не зная даже, поможет ли он уже захлебнувшемуся человеку.
Алестар сорвал с цепочки Сердце и, торопливо подплыв, накинул ее на шею Карраса. Через несколько мучительныx мгнoвений нaемник захрипел, начал выдираться из рук Джиад, лoвя ртoм воздуx.
— В воду его! — крикнул Алестар. — Быстрее!
Джиад отчаянно потянула Лилайна вниз, и там он, наконец, задышал, очумело озираясь вокруг. Сверxу над ними пpошла и исчезла темная тень — плот стремительно удалялся к берегу.
— Все хорошо, — торопливо сказала Джиад, только сейчас разглядев, что вокруг куртки наемника расплывается темное пятно — тот болт, что едва не убил ее, был не первым. — Все хорошо, слышишь? Дыши! Ты можешь дышать. Это магия, но она работает!
— Джи… — попытался улыбнуться Лилайн, снова обмякая в ее руках.
— Уплываем.
Спустившийся вниз Алестар был так бесстрастен, что Джиад опять почуяла неладное. Где радость победителя? Где облегчение?! Он же вернул реликвию!
Но Алестар, поймав ее взгляд, покачал головой.
— Это не оно, — сказал он просто. — Проклятье, Джиад, я чувствовал его совсем рядом и сейчас чувствую. Но это — тоже подделка. Плывем домой, твоему другу нужен целитель.
— Они обвинили его в убийстве, — с трудом промолвила Джиад. — Вы слышали? Они все свалили на Лилайна…
— Зато он остался жив, — безжалостно напомнил Алестар. — Ты точно не ранена? Ираталь, возьмите его на салту! Джиад, отпусти руки, никто ему ничего не сделает. Джиад…
Вокруг привычно замерло море — бесконечная, бескрайняя толща воды. Где-то наверху осталось тело Торвальда, а с ним и клятва Джиад. Клятва храмового стража, преданного и ответившего на предательство тем же. Могла ли она спасти Торвальда? Да, если бы осталась его стражем. Но он решил сам — и ей тоже пришлось решать
Джиад разжала сведенные судорогой руки, беспомощно посмотрев на Алестара. Вокруг — море. Лилайн ранен. И теперь тоже зависит от великодушия короля иреназе, который влюблен в нее, Джиад. И обещал выкупить ее из Храма. Правда, у Алестара свадьба с принцессой, что вот-вот приплывет. И еще заговор, круги от которого ширятся… Но все это будет неважно, если они так и не найдут Сердце Моря, потому что вулканы ждать не станут. Джиад, бывший храмовый страж и бывшая избранная морского короля, поняла вдруг, что ничего не кончилось, как ей казалось еще утром. Самое сложное только начинается.
Назад: ГЛАВА 19. Правила игр и ритуалов
На главную: Предисловие
