Глава 15. Валерий Бородин. Погоня
Гардарики, река Олкога. 29 мая 871 года
Хродгейр появился где-то через час, и не один, а с каким-то парнем из местных, натуральным блондином, лет которому казалось под тридцатник.
Кривой был возбужден.
– Значит, так, – сказал он, энергично потирая руки. – Эйнар обгоняет нас дня на три всего, так что грести будем что есть сил.
Ульф Меченый взял подбородок в горсть:
– Если так, то Пешеход ныне к Ильмеру подходит. Или… нет, наверное, он ныне пороги проходит и к озеру близок. На Верхнем волоке нам его точно не догнать, только после…
– А вот человек, ходивший по тем местам много раз! – сказал Хродгейр, указывая на своего спутника, неулыбчивого и молчаливого. – Это Халег Ведун, брат Ефанды!
«Олег Вещий!» – озарило Бородина.
Халег поклонился слегка честной компании и сказал:
– Верно, на волоках не разгонишься.
– И долго нам… того… волочиться? – осведомился Бьёрн Коротыш. – А путь каков?
– Путь долог. Из Ловати – в озеро Ужинское по болоту Волочинский Мох, оттуда – в озеро Узмень. Потом – озеро Усвят, по реке Усвяче в Двину, сразу в Касплю, а там Касплинский волок до самого Непра.
– Эйнар не торопится, – усмехнулся Йодур, – а вот мы здорово поработаем веслами на всех этих речках да речушках. Верно, Роскви?
– А то! – солидно измолвил Бородин.
Викинги рассмеялись, но необидно.
– Халег пойдет за нами на скедии, – сообщил Кривой. – Рюрик шлет его в Кенугард по делам, и с ним двенадцать мужей, сведущих в военном деле. Все они варяги и, если что, помогут нам.
Йодур кивнул довольно.
– И никто ничего не подумает, никто не свяжет нурманнов с варягами!
– Тогда готовимся и запасаемся, – подвел черту Хродгейр. – Отчаливаем с рассветом.
* * *
Бородин долго не мог уснуть. Как назло прямо.
Главное, и в Интермондиуме дрых, и в Сокнхейде сносно переночевал, даже на борту драккара спал – на голых досках, под коллективный храп полусотни вонючих мужиков.
А на «Рататоске» и места хватает, и кошма мягкая под бочок, вот только сна ни в одном глазу.
Хродгейр же, в точности как их старшина: «Рота, подъем!» И ты слетаешь с койки, мигом пакуешься и – бегом марш.
Валерий вздохнул. Все равно здорово.
Плохо, конечно, что он Верке наврал про археологов, про «грабителей могил»… А что было делать? Рассказать все как есть?
Так Вера – девочка умная, положительная, и все такое. До того материалистка, что даже в Бога не верит, а уж путешествия во времени и вовсе фантастикой считает.
Причем для нее фантастика – это нечто ребяческое, почти что детсадовское, над чем взрослому, умудренному жизнью человеку впору улыбаться – снисходительно и с долей насмешки.
Ну-ну, мол, чем бы дитя ни тешилось…
Разумеется, Валерию даже в голову не приходило высказаться по этому поводу. Ну, например, разъяснить молодой жене, что она сама напоминает ему важничающую девочку, которая играет в «большую тетю».
Господи, какая у Верки житейская состоятельность? Откуда?
Просто все молоденькие мамашки, стоит им родить, мигом набираются солидности и огромного самомнения, как будто во время беременности они познали некую истину.
Да нет, они даже умнее не становятся, такие же дуры, как были… Вера, конечно, не дура. Дурочка…
Валерий ухмыльнулся: а здорово он тогда старого расколол!
А то: «Не знаю… не знаю…» Видали мы таких «незнаек»!
Он прислушался. Скрип снастей, плеск речной волны – все эти звуки стали привычными и терялись для слуха. Уши улавливали все необычное.
Вот собака в городе затявкала, другая брехать начала. Взвизгнула. Наверное, полено долетело… А вот всплеск с реки – это рыба играет. Ловить рыбу в том Волхове – дело безнадежное, а тут ее полно, да здоровая такая!
Бородин покосился на Костю. Спит вроде. А может, притворяется. Это у Плюща метода такая – не ворочаться, когда сон не идет, а спокойно лежать и дожидаться дрёмы.
Валерий попытался представить себе весь этот мир, что окружал его, и сразу оторопь взяла. IX век на дворе!
Еще не покинули свои города индейцы майя, все так же складывают пирамиды. Ацтеки пока никому не ведомы, их Теночтитлан еще не выстроен, а вот Теотиуакан уже в упадке. В Азии…
Что там сейчас в Азии творится, Бородин не помнил. Халифат пока цветет и пахнет. В Китае вроде бы династия Тан. Или Сун?
Да какая разница! Он же не в Азии, а в Европе. Европа сраная…
Валерий раззевался – и заснул сном праведника.
* * *
…Отплывали в предрассветных сумерках, на ходу завтракая холодной олениной и ржаными лепешками. Запивали квасом – Эйрик целый бочонок приволок. Резкий был квасок, в меру сладкий.
Умывшись, Бородин утер лицо холстиной и занял место на корме. Местечко удобное – впереди него греб Хвитсерк, а за спиной – трюм, и никто не дышит в затылок, не кряхтит, не сопит.
Утро было прохладное, над Олкогой плыл туман, и противная сырость забиралась под кожаную рубаху.
Валерка к ней привык. А что? Простирнул, высушил, натянул. Ходи гуляй. Любая тканая вещь давно бы сносилась – и воняла.
К тому же холст или сукно шуршат в лесу, выдавая охотника.
– Весла на воду! – скомандовал Хродгейр. – И… раз!
Греби с узкими лопастями одновременно окунулись в воду, и «Рататоск», отдав швартовы, заскользил по реке, огибая крепость. Темные башни-вежи высились молчаливо и грозно.
За мысом отчаливала варяжская скедия – Халег Ведун стоял на носу и махнул рукою Кривому.
Загрюкали весла, и скедия, походя на гигантскую водомерку, медленно заскользила по гладкому плёсу. Но тишь да гладь были временными явлениями – через семь или восемь верст, за чередой сопок, на мысу по правому берегу показалась небольшая крепостца – форпост перед самыми порогами. А дальше скалистые берега поднимались отвесными стенами высотой с семиэтажный дом и образовывали настоящий каньон, где река не текла, а скакала по камням, пенясь и клокоча.
Но брод тут был.
– Сходим! – крикнул Хродгейр.
Мужички, которых нореги звали «форскарами» – работниками речных порогов, – уже поспешали к «Рататоску». Числом до полусотни, они потащили кнорр вверх по течению, гикая натужно и подбадривая друг друга.
А команда во главе с Кривым поднялась по выдолбленному в известняковом целике всходу наверх, где стоял большой храм Перуна-громовержца. Рядышком раскинулся большой поселок из крепких изб – коровье мычание, собачий лай, стук топоров не могли заглушить мерного грохотанья порогов.
За порогами викинги вернулись на борт кнорра, удерживаемого мужичками-работничками «на при вязи».
Но ненадолго – через семь верст вода закипела на следующей гряде порогов, уже не грохоча даже, а поднимая грубый рев.
– Сходим!
Уже добрая сотня мужиков, переступая в пенной воде, потянула кнорр – река неслась стрелою по огромным окатанным валунам.
За последней грядой – Велецким рубом – открылось Гостиное Поле.
Здесь купцов, одолевших пороги, устраивали на ночь, кормили, поили – только плати.
Кнорр одолел чуть ли не двадцать верст – обычный дневной переход, но время еще было. И «Рататоск» двинулся дальше.
Гребля выматывала настолько, что Бородин отупел.
Гребешь, гребешь, меняешься, привалишься к мачте, чтобы хоть малость отпустило утомление. И снова за это весло…
Можно сказать, Олкоги-Волхова Валерий и не видал. Одна лишь потная спина Хвитсерка качалась перед ним.
Запомнились только Пчевские пороги, потому как удалось отдохнуть – «форскары» тянули кнорр через все четыре гряды, усеянные камнями и обломками известняковых плит, а экипаж топал по берегу.
И снова: «Весла на воду!» И… раз! И… два! По плыли…
* * *
…Река вышла из узостей, потекла широким медленным разливом, достигая от края до края нескольких сот шагов. А вокруг стелилась низменная болотистая равнина, давнее обиталище чуди, чьи низкие землянки с соломенными крышами хоронились в лесу. Чудины промышляли охотой в прибрежных зарослях да сига волховского ловили.
В истоке своем Олкога была преширокой, выливаясь из Ильменя.
Крепость на месте будущего Новгорода уже была, звалась Городище. Гарнизон там стоял небольшой, следил за тем, чтобы купцов не шибко обижали, гонял по лесам разбойный люд.
Туман стоял плотный и волглый, но он таял под солнцем, замещаясь сухим теплом северного лета. Первыми из белесой рванины показались тесовые крыши, затем помаленьку проявились башни, рубленные из бревен, еще не успевших почернеть под дождями и снегом.
Зыбкая пелена стелилась по-над самой водою, выказывая черные мачты, качавшиеся ленивыми метрономами, а вот и лодьи открылись. Суда были большие, таким было трудно проходить даже волховские пороги, а уж отмели Ловати им точно не одолеть.
То была маленькая «эскадра», что следила за порядком на берегах Ильмерь-озера, куда переселялось все больше вендов из Старигарда, Ральсвика, Рерика, Йомсбурга, – теснили их саксы, напирали, выживали.
– Суши весла! – бодро скомандовал Хродгейр. – Паруса ставить!
Валерка со вздохом облегчения протащил весло сквозь лючок в борту и уложил на козлы. Уфф! Уморился.
Свежий ветер с севера натянул такелаж, надул полосатый парус, и заскользил кнорр по мелкой волне, плюхая и плеща, зажурчала рассекаемая вода. Хорошо!
