Папа, мне страшно…

Я не вру, честное слово, у меня трясутся руки и колотится сердце. И еще мне кажется, что Цербер пожирает мои внутренности. Я слышу его лай, но я знаю, что ничего этого нет, что все это мне только кажется. Я боюсь, но стараюсь, как ты мне всегда говорил, не бояться своего страха.

И все-таки, когда мной овладевает паника, я говорю себе: ты обязательно меня найдешь.

Я видела, как ты работаешь, видела тебя, когда ты поздним вечером приходил домой. Ты никогда не отчаивался. И еще, я знаю, ты всегда доводишь дело до конца. И я знаю: ты найдешь меня. Рано или поздно. И поэтому я держусь, поэтому остаюсь сильной.

Мы с тобой не всегда понимали друг друга. А в последнее время даже почти не говорили. Если б ты знал, как я об этом жалею… Надо было бы гораздо чаще говорить, что мы любим друг друга, что можем друг на друга рассчитывать.

Когда проваливаешься в ад, важно иметь запас хороших воспоминаний. Я без конца их прокручиваю в голове. Чтобы стало теплее, чтобы меньше бояться. Я читаю стихи, которым научила меня мама, повторяю музыку, которую играла на рояле в музыкальной школе, пересказываю себе книги, которые ты заставлял меня читать.

Воспоминания цепляются одно за другое. Я совсем маленькая, сижу у тебя на плечах в перуанской шляпе – это мы гуляем по лесу в Визавоне. А как вкусно пахнут булочки с шоколадом – мы с тобой только что купили их воскресным утром в булочной на бульваре Сен-Мишель, где хозяйка непременно давала мне теплую, только что из духовки, мадленку… А наши странствия по дорогам Франции, когда я занималась конным спортом! Я могла утверждать противоположное, но мне всегда было нужно, чтобы ты был рядом, чтобы смотрел на меня. Когда ты был рядом, со мной не могло случиться ничего страшного.

Я вспоминаю каникулы, которые мы проводили вместе – ты, я и мама. Я часто ныла, отказывалась ехать с вами, и только теперь понимаю, какое это было счастье, и воспоминание о нем помогает мне сбежать из тюрьмы.

Я вспоминаю пальмы и кафе на Королевской площади в Барселоне, вспоминаю каналы и готические шпили домов в Амстердаме. Вспоминаю, как мы хохотали под проливным дождем в Шотландии, оказавшись на дороге посреди овечьего стада. Вспоминаю лазурную плитку Алфамо, запах жареного осьминога на улицах Лиссабона, летнюю свежесть Синтры, паштет де ната в Белень. А еще ризотто со спаржей на площади Навона и оранжевый солнечный свет в Сан-Джеминьяно, оливы с трепещущей листвой в пригороде Сиены, монастырские сады в Праге…

В четырех ледяных стенах я не вижу дневного света. Здесь всегда ночь. Я сгибаюсь, но я не сломлена. Я себе повторяю: это истерзанное, обожженное тело – не я. Не я – живой труп с мертвенно белой кожей. Не я – мертвая кукла, стынущая между саваном и гробом.

Я – загорелая девчонка и мчусь по горячему песку Паломбаджа. Я – ветер, надувающий паруса отплывающей яхты. Я – море облаков, от которого кружится голова, когда смотришь в иллюминатор.

Я – фейерверк в Сен-Жане. Галька в Этрета, перекатывающаяся на пляже. Венецианский фонарь, который не гаснет.

Я – комета, поджигающая небо. Листок, унесенный бурей. Припев, подхваченный толпой.

Муссон, летящий над волнами. Самум над пустыней. Бутылка, плывущая по Атлантическому океану.

Я – запах ванили на каникулах в приморье и сырой запах земли после дождя.

Трепещущие крылья бабочки-голубянки.

Блуждающий огонек.

Серебристая пыль от звезды, что слишком рано упала.